— Сволочи! Боже, пожалуйста, помогите! Вы все ответите! Ты и ты! Умоляю вас!.. Рыдая, падая и вставая, она мешала проклятия с мольбой, растирая грязь и кровь по дорогущей шубке, а главврач, посмотрев на настенные часы, кивнула санитару. Тот схватил женщину и вытолкал ее на улицу. …Совсем не хочется представлять, что чувствует мать, видя, как уносят на носилках ее окровавленную дочь. Мимо аккуратно проезжали машины, кто-то снимал видео, спокойно переводя камеру с окровавленной девочки на разбитую машину, с ее матери на труп водителя, а кто-то спокойно говорил по телефону. Это так странно. И снег продолжал падать, словно так и надо. Спасатели, приехавшие через сорок пять минут после вызова, спотыкаясь об ошметки автомобилей, несли шестилетнюю Ангелину к старой машине «Скорой помощи». Бледная ручонка безвольно свисла при очередной встряске; Вероника Николаевна, молившаяся впервые в жизни о спасении дочери, дернулась было к носилкам поправить эту руку, но упала в обморок. — Ты снял? Ты снял это? — послышалось со стороны зевак. — А, притворяется! Натворила дел, теперь строит из себя. — Ребят, не топчите, — буркнул старый тощий полицейский. Он равнодушно что-то записывал, поеживаясь и мечтая об обеде. Течение жизни всегда несется только вперед. Возвращаться по своим следам никак не получается: почему-то течение сразу меняется, тебя начинает кружить, и ты только зря тратишь силы. А вот сделать пару шажков по чужим следам иногда можно. И я делаю эти два шага по следам Вероники Николаевны — на два часа назад. — Владислав, а давайте еще медленнее? Ведь так веселее! Ползешь себе спокойно так за трактором, гнилыми домами любуешься. Вон — дом съежился, на крыше козы пасутся, красота! Ты, главное, не торопись. — Вероника Николаевна, я и так… — Нет-нет, я все понимаю! Куда торопиться в пятницу? Сейчас все эти запорожцы проснутся и потянутся на дачи, а мы с ними — лепота! Любишь выделяться? — Простите, но… — Так, все. Я сама сяду за руль. Зачем мне водитель, у которого в ноженьках силенков нет, чтобы педалечку надавить нормально? Сдается мне, я тебя уволю. Вылезай, садись справа. Но Владислава никто не уволит: удар о бетономешалку был именно справа, смерть наступила ему на горло через сорок пять минут; машина спасателей заглохла на железнодорожном переезде, в итоге успев застать лишь его агонию. Теперь Вероника Николаевна, отделавшаяся только ушибами и рассечением брови, стояла у закрытой двери центрального входа больницы, больше напоминавшей огромный сарай, идущий под снос. Впервые в жизни столкнувшись с настоящим горем, она осознала и степень человеческого равнодушия. На стыке двух областей, в этой поселковой глуши, ее телефон едва ловил сигнал: — Але, Николай Викторович, мне срочно нужна Ваша помощь! Николай Викторович! Але? Николай Викт… Ай, бл! Господи! Так и мешала она мат с поминанием Всевышнего, пока бесполезная трубка вдруг не села. Вероника Николаевна подергала ручку двери центрального входа. Не поддается. Она побежала вокруг здания. Грязные сугробы и стремительно надвигающийся вечер заставляли ее вязнуть, спотыкаться, падать. Сбоку здания был вход в приемный покой. Дверь поддалась. Темный коридор, скрипучий пол, заклеенные скотчем трещины окон, увядшие цветы, свет в закутке… Дежурная анорексичка дремала, положив голову на скрещенные на столе руки. Подойти к ней тихо не удалось: доски под дырявым линолеумом не признавали тишину. — Что вам нужно? — вздрогнув, спросила дежурная. — Моя Ангелина у вас, — уставшим от рыданий и страха голосом ответила Вероника Николаевна. — А, эта, из машины, — тоже уставшим голосом ответила дежурная. — Скажите, пожалуйста, что с ней? Как она? — В реанимации. Уходите, что вы тут ходите? — Но моя Ангелина… — Она из-за вас тут. Вы что — врач? Что вам тут делать? — Скажите, она выживет? — Откуда я знаю? Крови в больнице нет, может, и не выживет. Вероника Николаевна осела на пол. Она больше не могла плакать: слезы изредка выскальзывали из глаз, а сама она покачивалась на полу, что-то бормоча. — Она опять тут, — сказал санитар, бредущий по коридору. Рядом брела главврач. Еще советская лампа дневного света часто моргала, отчего казалось, что эти двое двигаются в темном коридоре какими-то мультипликационными рывками. — Вас опять вышвырнуть? — Подождите, прошу вас… Скажите — моя дочь будет жить? — Да откуда мы знаем? Она в реанимации. Точнее, там, где была реанимация — оборудование уже увезли. — Как? Куда? — Что «какуда?», — передразнила главврач, — сами же больницу решили закрыть. — А как ее в другую отвезти? Или что можно сделать? — Не знаю. У вас есть вертолет? Или по поселку пробегитесь, кровь в бидончик соберите с населения. Вы же умеете с населения собирать — вот и бегите! Только помешивайте. — Дайте мне позвонить, пожалуйста. Можно? — она кивнула на телефон. — Это по больнице. Городских телефонов тут нет. — А как же вы… — А никак! — взорвалась главврач, — это не мы «сволочи», это ты и такие, как ты! В этом поселке больше нет больницы! Мы с первого числа закрываемся! А ты помнишь, как я к тебе на поклон ходила? Помнишь, что ты мне ответила? Моя мать умерла из-за тебя, тварь! Сережа, вышвырни ее, пока я ей в глотку не вцепилась! Старый тощий полицейский уже хромал к больнице, когда Веронику Николаевну швырнули в грязный снег. — Я вас везде ищу. Кто позволил уйти с места ДТП? Они заковыляли в сторону деревянного дома, в котором мерзли сотрудники полиции, а главврач схватилась за плечо своего мужа Сергея: у нее опять закружилась голова. Она, как и почти все работники больницы, сегодня щедро поделилась своей кровью с Ангелиной, которая будет жить. ----------------------- Автор:Игнатов Георгий