Миниатюра Радзивиловской летописи - Фотий и царь с помощью чудесных риз побеждают "поганую русь".

В последние годы все чаще приходится натыкаться на утверждение, что поход Олега на Константинополь и второй, победоносный поход Игоря, вымышлены летописцем из патриотических соображений.
Мне кажется, что такие заявления следует предварять некоторым исследованием - а был ли собственно у летописца тот самый патриотизм, по крайней мере, в том виде, в каком он ему приписывается.
Обратимся, например, к тексту летописи, описывающей поход на Царьград Аскольда и Дира.
[{more]
ЛЂто 6374. Иде Асколдъ и Диръ на ГрЂкы, и и приде въ 14 лЂто Михаила царя. Царю же отшедъшю на Агаряны, и дошедшю ему Черное рЂкы, вЂсть епархъ посла ему, яко Русь идетъ на Царьградъ; и воротися царь. Си же внутрь Суда вшедъше, много убийство християномъ створиша, и въ двою сту кораблий Царьградъ оступиша. Царь же одва в городъ вниде, и с патриарьхомъ Фотиемъ къ сущий церкви святии Богородици ВълахернЂхъ всю нощь молитву створиша, такоже божественую ризу святыя Богородица с пЂсьнЂми изнесъше, в рЂку омочиша. ТишинЂ сущи, и морю укротившюся, абье буря с вЂтромъ въста, и волнамъ великымъ въставшимъ засобь, и безъбожныхъ Руси корабля смяте; и къ берегу привЂрже, и изби я, яко малу ихъ отъ таковыя бЂды избыти и въсвояси възвратишася.

Здесь наш летописец повторяет позднейших византийских сочинителей, Льва Грамматика и Феодосия Мелитенского, описывая шторм, опрокинувший корабли руси и военное поражение сошедших на берег.
Между тем Фотий, очевидец и участник событий, не сообщает о возвращении императора в осажденную столицу, что напрочь исключает подобный вариант развития событий, но зато говорит о спокойном море. Письмо от 28 сентября 865 папы Николая I императору Михаилу III содержит упоминание о недавнем разграблении окрестностей Константинополя язычниками (pagani), которые ушли, избежав всякой мести (nulla fit ultio). В «Венецианской хронике» Иоанна Диакона, не заинтересованного в прославлении византийской церкви и императора, нападающие (normanorum gentes) «вернулись с триумфом» (triumpho ad propriam regressa est). Продолжатель Феофана в «Жизнеописании императора Василия» называет народ росов «неодолимым», обращаясь к крещению русов вскоре после набега 860 года. Рассказ о чудесном наказании русов, таким образом, оказывается не более чем благочестивой фантазией византийских хронистов
Как видим, русский летописец вслед за византийскими авторами описывает небывалое поражение своих предков от византийского оружия - что не очень вяжется с образом восторженного патриота, готового приписать предкам небывалые победы; напротив, он, вслед за византийцами, приписывает им не случавшееся в реальности поражение.
Описывая войну с византийцами Святослава, и заключение мира, летописец пишет: "И посла послы къ цареви в ДерестЂръ, бь бо ту царь". То есть утверждается, что Цимисхий находился в Доростоле, в то время, как даже византийский автор Лев Диакон свидетельствует, что Доростол до конца войны оставался за "россами"  и Цимисхий вошел в него уже после заключения мира.
Здесь летописец уже опережает византийских хронистов в описаниях их побед. Искажение фактов налицо - но отнюдь не в пользу Руси.
Приписывать христианскому летописцу времен первых веков православия на Руси патриотизм или этнический национализм, по крайней мере, при описании столкновения "поганой руси" с православной Византией, есть совершенно неоправданная модернизация средневекового мировоззрения, для которого конфессиональная, религиозная идентичность безусловно была важнее этнической или государственной. И если в 1916 году известный правыми (!) убеждениями епископ Антоний (Храповицкий), вспоминая о поражении (как мы помним, мнимом) русов-язычников под Константинополем, заключает "не с ними, значит, душа и молитва русского духовенства и народа, а с православными чужестранцами, нашими отцами по вере", то можно себе представить, насколько сильнее был подобный настрой у монахов-леописцев 11-12 веков, когда христианство еще отчетливо и ясно было греческой верой - до такой степени, что надписи на фресках Киевского Софийского собора сделаны по-гречески, и даже княгиня Ольга обозначена на греческий манер, как "Елга", когда крещение Руси еще шло, тяжело, трудно, и в ходе него гибли, убитые "поганой русью" собратья летописца по Киево-Печерскому монастырю - Леонтий, Кукша (потери язычников его волновали мало). Мог ли он в такой обстановке приписать язычникам, пусть и соплеменным, выдуманную победу?

Та же сцена - плюс, выше, истребление "поганой руси" православным воинством. Фреска из церкви Ризоположения в Московском кремле

Полагаю очевидным, что такого случиться не могло - наоборот, он повторял за заморскими учителями их вымышленные победы над "россами", и даже сам соревновался с ними в измышлениях "благочестивых фантазий" на эту тему.
Что до отсутствия указаний на поход Олега и второй Игорев поход в византийских источниках, то можно только напомнить, соклько тех источников погибло после гибели Восточной Римской империи от рук крестоносцев и турок. Из 51 тома энциклопедии, сочиненых Константином Порфирогенетом для сына, до нас дошел лишь один (!). Кстати, в нем же осталось и косвенное доказательство реальности второго похода Игоря на греков - Константин предупреждает сына об опасности союза "россов" с "пачинакитами"-печенегами - а подобный союз во времна Константина описывается в источниках лишь в связи с тем самым вторым походом: Игорь совокупи воя многы, Варягы, и Русь, и Поляны, и СловЂны, и Кривичи, и ПеченЂгы ная, и тали в нихъ поемъ... идуть Русь, и ПеченЂгы наяли суть к собЂи повелЂ...  ПеченЂгомъ воевати Болгарьскую землю.
Впрочем, это уже тема совсем иного разговора.

 

http://smelding.livejournal.com/249288.html