Лепестки ромашки. Акростихи и мои фотографии.

Акростих — осмысленный текст, сложенный из начальных букв каждой строки стихотворения.

Фаусто Папетти - Маленький цветок

Ромашки белые, ответьте:

О чем тоскуете бедняжки?

Мы так хотим остаться в лете,

А что ж еще нам, бедным, надо -

Шикарных красочных нарядов,

Красивых кружевных рубашек,

И пусть нам солнце ярко светит!

Автор: Лариса Кузьминская

Музыкальная открытка. Звезды ХХ века « ВАЛЕРИЙ ОБОДЗИНСКИЙ »

 

Остерегайся... / Омар Хайям

"ВЕСНА НА ЗАРЕЧНОЙ УЛИЦЕ"

В ноябре этого года исполняется 55 лет со дня выхода в прокат замечательного фильма "ВЕСНА НА ЗАРЕЧНОЙ УЛИЦЕ". Я этот фильм люблю с детства. Помню, как мы с мамой ходили смотреть этот фильм и он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Теперь я его периодически пересматриваю на видео. И он мне не надоедает.
* * *
«Весна на Заречной улице» — советский художественный фильм, снятый в 1956 году режиссёрами Феликсом Миронером и Марленом Хуциевым, одна из самых популярных картин эпохи оттепели. В кинопрокате СССР 1956 г. собрал 30,12 млн зрителей.



Фильм получил приз на фестивале молодежи и студентов в Москве в 1957 году. 29-летний Миронер и 31-летний Хуциев создали живую и человечную картину о чувствах, пробудившихся у молодого сталевара Саши Савченко по отношению к учительнице вечерней школы. 25-летний актер Николай Рыбников, уже успевший заявить о себе ролью тракториста Федора в «Чужой родне» Михаила Швейцера, не случайно стал вместе с Алексеем Баталовым («Большая семья», «Дело Румянцева», «Летят журавли») выразителем лучших черт социального героя 50-х годов — более простого, близкого зрителям и именно очеловеченного идеологического идеала постсталинской эпохи.

ЦИТАТЫ ИЗ КИНОФИЛЬМА -
* * *
— В семье Пушкиных родился…
— Интересно, кто же всё-таки родился?
— Гоголь!
* * *
Иди учись! В дураках останешься!
* * *
Чего тебе эта наука? Ведь профессором все равно не будешь. Только настроение себе испортишь.
* * *
- А ты знаешь, кто такой Васнецов?
- С автобазы, что ли?
* * *
Карету мне, говорит, карету! А сама села на поезд и укатила.
* * *
Чего тебе эта наука? Ведь профессором все равно не будешь. Только настроение себе испортишь.
* * *
— Если вы ещё раз посмотрите в чужую тетрадь, получите 2!
— А вы думаете, я так больше получу?
* * *

Cтарение – неизбежно. Взросление – выборочно.

Однажды, профессор на одной из лекций представил нам новенькую. В этот момент я почувствовала легкое прикосновение к своему плечу. Оглянувшись, я увидела маленькую сухонькую старушку, улыбающуюся мне так открыто, что невольно улыбка озарила и мое лицо. - Привет, красавица, меня зовут Роза и мне 87 лет, – сказала она. – Могу я присесть рядом? – Я заулыбалась и подвинулась, чтобы уступить ей место. - Конечно, присаживайтесь. Могу я узнать, что привело Вас в университет в столь невинном возрасте? – мне вдруг захотелось шутить. - Я здесь, чтобы встретить богатого мужа и нарожать ему кучу детей, – подмигнув мне, парировала старушка.- А если серьезно? – Роза нравилась мне все больше и больше. Меня заинтересовали мотивы появления здесь этой весьма пожилой женщины. - А если серьезно… Я всегда хотела получить высшее образование, и вот я здесь, – ответила Роза.

Читать далее...

КРАСНЫЙ КАМЕНЬ

Глава из романа "СНЫ ДУХА"

 

Туманным сентябрьским утором, еще только откричались первые деревенские петухи, Илюшка Софронов уже с неприязнью прислушивался к знакомой, надоевшей тишине. Она пряталась за шебуршанием мышей под печью, за монотонным тиканьем ходиков, за обыденными, далекими и близкими, деревенскими звуками, доносившимися с улицы. Означать это могло только одно: бабы Кати нет дома. Она или не пришла еще с утренней дойки, или уже приходила, но убежала по своим делам и теперь жди ее, пожди тут один, покуда она явится. Попробовал, было, хныкать для порядка, но в устоявшейся тишине собственный голос показался ему слишком громким, и он закусил губу. В животе свербило от голода, но спускаться с печи побоялся. Опять наладился, было хныкать, да вспомнил, что наказывала ему вечером баба Катя. В дальнем углу печи в ряд стояли валенки, приготовленные на зиму. Он подполз к ним и стал шарить в каждом по порядку. Наконец нащупал и вытащил на свет пол-литровую бутылку молока, заткнутую пробкой из скрученной газеты. У трубы нашел прикрытую полотенцем чашку с хлебом. Вытащив зубами пробку, отпил из горлышка молоко, за тем откусил хлеба, сколько мог…

 

Как же это было вкусно! Всю свою последующую жизнь Илья Софронов помнил этот завтрак на печи. Никакие изысканные рестораны с их экзотическими блюдами не могли сравниться с ароматом бабушкиного хлеба и непередаваемым вкусом свежего молока. Всякий раз, вспоминая детство, он видел себя четырехлетним мальцом на печи, уплетающим за обе щеки бабушкин хлеб и запивая его парным молоком.

Баба Катя пришла, когда Илюшка, соорудив из пимов баррикаду, расстреливал сковородником драпающих от него фашистов, но, услышав шаги, притаился. Он видел, как она, осторожно прикрыв скрипучую дверь, на цыпочках прошла за занавеску, отрезала на кухонном столе кусок хлеба и, аккуратно завернув его в чистую тряпицу, сунула себе под телогрейку. Так же осторожно прошла обратно. Пошарив за печью, вытащила пестерюху и шагнула, было к двери, но Илюшку не проведешь. С пестерюхой баба Катя ходила только в лес за грибами или за ягодами, а это означало, что ему опять оставаться одному.

 

-Я с тобой, ба-а-а… Я с тобой хочу-у-у, - тонко заныл он.

 

-О, Господи!.. Наказанье ты мое. Да ты не спишь, че-ли? Напугал ить баушку-то. Давай-ко, ягодка моя, поспи ишшо чуток, родимый. А я тебе гостинцев принесу из лесу.

 

-Не-е-е-ет, - ударился в слезы Илюшка. - Я хочу с тобо-о-о-ой. Не хочу один оставаться.

 

На этот раз он твердо решил не отступать. Хватит, насиделся один, наскучался по бабе Кате, которая и так дома не бывает. То она на ферме, то на заготовке дров, то в поле на прополке, то на уборке овощей.… А он все один, да один. Иногда к нему забегает Шурко, тетки Федорин. Но он много старше Ильки. Поиграв с ним немного в жмурки или в бабки, сьев все, что Ильке оставила на день баба Катя, он начинает, вдруг, спешить. Говорит, что если не придет домой вовремя, то его так выпорют, так выпорют… Хорошо, если не забьют до смерти. Нет уж, пусть лучше Шурко, проглот, дверь поцелует, а его баба Катя излупит в кровь, за настырность, он на все согласен, только бы не оставаться дома одному.

 

-Да ить комары тебя сьедят, такого сахарного. По болоту ходить, на Клюквенном-то.

 

-Ну и пусть едя-а-а-ат, хочу с тобой, на Клюквенно-о-о-о… - Продолжал ныть Илюшка.

 

-Тьфу ты, грех, навязался на мою головушку! - В сердцах ругнулась бабушка, понимая, что на этот раз внука не переспорить. - От, ить, наказанье-то, прости, Господи! Собирайся, не то, че-ли?! Но помни, сам напросился, начнешь канючить-привередничать, так сразу и - домой. И, уж, больше не просись, никогда не возьму с собой. Понял?

 

-Ага, ладно, Ба… - Соглашался радостно Илюшка. - Я не буду, вот увидишь.

 

-То-то, же, смотри у меня!.. - Грозила ему пальцем баба Катя, и бормотала себе под нос заветное, ношенное на сердце:

 

-Может, и лучше так-то, спокойнее. При себе, да на глазах…А там-то че, поди, особенного?.. Вклепался, небось, Ефимушко, по старости… Ну, че ты, че надевашь? От морока-то, ей Богу! - прикрикнула она на суетливо собирающегося внука. - Зачем тебе городские штаны до колен в лесу? А? На, вот… - и она протянула Илье настоящие брюки, немного большего размера, чем надо, но со штанинами и карманами, и даже с брезентовым ремешком. - Выменяла у заезжего барыги на табак. Носи, внучок, поминай баушку Катю. Ругнешь потом лишний разок… - Она легонько всхлипнула, сглотнула застрявший в горле комок.

 

Так вот, с приговорами, да разговорами, и напускным бабушкиным ворчаньем, они наладились в дорогу. Наконец-то Илька вышагнул из опостылевшей ему, теплой и пахучей избы на волглую от едких туманов, с обремкавшимися уже по первоосеннику тополями, дождями исхлестанную улицу.

 

День только начинался. Небо висело над ним тяжелое, грязно-серое, разбухшее от недавней мороси, закрывавшее солнце, но там, куда они направлялись, блестела у самого горизонта светлая полоска, а сам Красный Камень уже румянился в первых лучах, как булка в печи.

 

По-началу идти было легко. Через поскотину и березовый колок бесчисленными пастушьими тропами, усеянными коровьими лепехами, они довольно быстро дошли до Ереминой гати, а уж за ней-то и начиналось Клюквенное болото, что под самым Красным Камнем.

 

Много позже наслышался Илюшка про этот Камень всякой всячины: и золото, де, находили там, и каменья разные, и люди, и скотина пропадали там бесследно. И, хоть, недалеко было это место от деревни, а побаивались его, люди, старались обходить, не смотря на богатые ягодники и грибные поляны. Забредали туда лишь отчаянные головушки, охотники, по зиме лося или кабана промыслить, да такие бедолаги сиротские, как Илька с бабушкой, в это лихое время запастись перед долгой голодной зимой лесной ягодой и грибами, благо, что добра этого было там всегда в достатке. Только собирай, не ленись.

 

Да и что оставалось им делать? Как выживать, когда пришли «уполномоченные», свели со двора коровенку, забрали кабанчика, взятого на откорм к зиме, побросали в мешок курей и были таковы. Осталась бабушке от них лишь бумажка с печатями. Ревмя ревела баба Катя, бегала за мужиками, отнимающими ее «горбом» нажитое добро. Хватала их за руки, бухалась в ноги, молила слезно, ползая в пыли: «пропадет, ить, пацаненок –то. Отец воюет на передовой геройски, мать на заводе денно и нощно…» Да где там. Война! Все для фронта. Все для победы.

 

-Ба, а какой он, Красный Камень-то? Как твоя занавеска у печи, что ли? - спросил Илюшка, не понимая, на какой такой камень можно идти да еще за ягодами.

 

-Красный Камень, это гора, миленький. Люди ее так прозвали, слыш-ко, в стары времена. Гора та большущая, лесом да кустарником обросшая, а из горы той камни громадные вылезают по склонам. На самой-то верхушке горы стоит скала высоченная, аж, как бы, в небо упирается. Вот и прозвали - Камень. А красный, потому, как больно уж красива гора та. Красный, в народе бают, это красивый, значит, баской по-нашему, по-деревенски-то. Да оно и не просто так, опять же. Летом-то, в июне, как созреет ягода: костяника - понизу, где посырее, земляника - повыше, ближе к солнышку - красно кругом. Потом уж и малинник примется, боярышник подойдет, опять же. А уж, как рябина с калиной заалеют, дак и вовсе лепота. Ну, а по осени-то, как ноне, когда у осинника лист забагровел, а береза желтая да веселая стоит, то и глаз не отвести, как хорошо. В ясный день, слыш-ко, глянешь на горушку из дали - ну, прямо, красавица, любо-дорого глядеть. Аж сердце, иной раз, зайдется от басоты такой. Где ишшо найдешь богатство-то тако?! Нету боле. - Баба Катя отпустила Илькину руку, погладила его по голове ласково, добавила с гордостью, - вот кака у тя родина - то, внучок, лучше не быват! Здесь - эть ты родился-то, в деревне этой, в Чудиновке. Здесь, значит, и корни твои.

 

Как только вошли в кочкарник, как только заколыхалось, заходило ходуном болото под ногами, подступила жуть под Илькино сердечко. Косматые кочки, заросшие осокой, багульником и клюквенником, на голову выше его самого. Березовый, да осиновый сухостойник корявыми сучьями упирается в мутное небо, чавкает, булькает, пузырится болотная жижа под тяжелыми резиновыми сапогами. Жесткие голенища сапог больно натирают в паху. Но нельзя сказать бабушке, нельзя хныкать - домой тоже неохота. Уж больно крута характером баба Катя. Лучше потерпеть, а там, глядишь, и обвыкнется.

 

Уж на что, казалось, велика корзинка у Илюшки, а и то полнится. Сначала он по ягодке собирал. Подойдет к кочке - она, будто кровью забрызгана - вся в красных каплях-ягодах. Протяни руку и собирай себе на здоровье. Но увидела баба Катя, показала, как надо.

 

-Ты корзинку-то поставь рядом, чтоб руки освободить, да не опрокинь, смотри, не соберешь после. Ну, вот, значит, одной-то ручкой приподнимешь ягодник, и, вишь, каки гроздья под ним, раздвинь пальчики не широконько, да под гроздья и заводи. А потом сжимай их в пригоршню, чтоб значит, веточки между пальцев были, а ягодки в горсточке и тяни на себя тихохонько, осторожненько… Во-о-от так , видишь, сразу целая пригоршня - и в корзинку. Да не дави. Клюква, ягода нежная, не горох, тебе.

 

Попробовав раз-другой, Илька так наловчился, что мигом одну корзинку набрал, высыпал бабушке и, довольный похвалой, снова кинулся к кочкам, уже не обращая внимания на колыхающуюся под ногами землю. Еще посмеивался, про себя: «ровно по перине ходишь…»

 

К полудню набрали обе корзинки с верхом. Баба Катя, кроме того опят нарезала, где и рыжики с волнушками попались, уже последние в сезоне, но ядреные, мелкие, как раз для засолки. Хватило бы соли: она по нынешним временам дороже хлеба стала.

 

Умаявшись, вышли на горку, на сухое место передохнуть, хлебца пожевать. Во всю разохотился яркий солнечный день. На душе у Ильки, не смотря на усталость, было легко и весело. Не подвел он бабу Катю, не распустил сопли, хоть и чувствовал, что стер ноги до крови в тяжелых сапогах не по размеру и в паху саднило, и голова, надо сказать, кружилась от дурманящего аромата багульника - да все едино - хорошо!…

 

А баба Катя уже расстелила холстинку на траве, выложила огурчики малосольные, хлеба краюшку, соль да лук, да квасу баклажку. Аж скулы заломило от этого вида. Так захотелось всего и сразу…

 

Пока обедали, баба Катя поглядывала на внука ласково и одобрительно. Нахваливала щедро:

 

-Молодец-то ты, какой у меня, однако. Ни разу и не пискнул. Стер, поди, ноги-то, а, Илюшка?

 

-Не знаю, ба…- бодро соврал он, довольный нескорой на похвалу, но всегда справедливой бабушкой. - Я и не заметил…

 

-Ну-ну… тогда вдвойне молодец, раз тако дело. Выйдет из тебя мужичок, верю. А обувку-то, слыш-ко, давай снимем да и посмотрим, че, там тако? Великоваты сапожки-то. За одно и отдохнем перед обратной дорогой. Ишь солнышко како. Долго вёдро-то стоять будет ноне. Вот только заморозки ударят ранние и зима, кажись, будет ядреная да снежная. Ну да ладно, на то Господь Бог да природа, матушка.

 

Баба Катя стянула с Ильки сапоги, размотала холщевые портянки. Насчет крови он не угадал, слава Богу, но волдыри набил изрядные. Натертые ступни жгло, как ошпаренные. Впору бы и похныкать, но уж не солидно после такой-то похвалы и Илька терпел, пока баба Катя прикладывала к больным местам разжеванный подорожник да еще какую-то травку, аккуратно обматывала портянками. Потом насобирала по склону сухой травки, насовала в сапоги Ильке, чтоб больным ногам помягче было.

 

-Ну-ко, пробуй, - встала, поддержала внука за руку. - Ну, как оно? Больно?

 

Сделав шаг, другой, он скривился от боли, ойкнул, покряхтел. Думал, было, заплакать - все легче, как-то, да опять не осмелился перелезть через Бабину похвалу и решился терпеть, пока сил хватит. Идти-то все равно придется.

 

-Ниче, Ба… - А у самого-то уж слезы наворачивались, и губы вкось повело.

 

-Ах ты, золотко ты мое! - Всплеснула руками в восхищении баба Катя, - Ах ты, мужичек ты мой ненаглядный! Да какой же ты у меня молодец-то писаный!

 

Она схватила его на руки, прижала к себе так, что он чуть не задохнулся, расцеловала в обе щеки.

 

-Вот так!… Вот так, родименький. - Бормотала она, задыхаясь от умиления и слёз, - с терпением да упорством любую жисть одолеешь. Кака бы судьба не пришлась тебе, прими ее с открытым сердцем и неси крест свой по совести, чтоб слабый, глядя на тебя, становился сильнее, а сильный утверждался в упорстве своем.

 

Взволнованная, она долго не могла успокоиться. То слезы промокнет концами платка, то посморкается, то повздыхает, искоса с любовью поглядывая на дорогое чадо.

 

-Видели бы, родители-то, какой сыночек у них растет, порадовались. А теперь-то че получатся: один воюет не знамо где, жив ли, нет ли, хто знат? Другая,- на заводе упахиваться, некогда ребетенка навестить. Вот ведь, война-те, проклятущая! А ты отдохни-ко, родименький, дай ноженькам покой - не ближний свет идти-то. Да и мне дух перевести надо, ишь че расхлюпалась, старая. К вечеру на ферму, опять же… - и она прилегла на обласканном солнышком пригорке, прикрыв лицо платком.

 

А Илюшка, хоть и упластался тоже и ноги горели, как поджаренные да не сиделось ему, не лежалось. Все было интересно. Первый раз попал он в лес, да какой!.. Вон ящерка прыскнула в траве - да на камушек. Маленькая такая, пестренькая. Сидит, греется на солнышке, не шелохнется. Он за ней на коленках, она опять юркнула в траву и Илюшка следом… Интересно ему, поближе бы рассмотреть охота, уж больно интересная тварюшка. Так и полз, натыкаясь коленками на мелкие камушки и сучки, пытаясь прихлопнуть ящерку ладошкой. Хлоп, хлоп… да все мимо. Не дается, шустрая, юркая, как бы играет с ним и обоим весело.

 

Заигрался, Илюшка, не заметил, как уполз от бабы Кати, скрылся от нее за кустиками, потерялся среди валунов, раскиданных по склону. Только тогда и огляделся, когда притомился да коленки сбил. Сидит, вертит головенкой по сторонам, не поймет, как здесь оказался, с какой стороны приполз? Незнакомое место, камней поболе, а вон и дырища в горе, вроде, как лаз в нору, только велика больно. Кто в ней живет, какой зверь? А может Лешак болотный или Тать лесной? Где им еще и водиться-то, как не в такой вот глухомани да на Красном-то Камне?

 

Боязно стало Илюшке, муторно, аж в животе захолонуло. Хотел, было, обратно возвращаться, а куда? Где его сторона? И баба Катя не кричит его, не хватилась еще, задремала, видать, с устатку-то. Вот и думай тут, че делать-то. Ну, думай, не думай, а когда еще попадешь на этот Камень-гору? Оно, хоть и страшно, конечно, а заглянуть-то ой как охота в дыру ту жуткую! Так и тянет, так и тянет.

 

Подполз Илюшка с краю к лазу самому, смотрит, трава, вроде как притоптана на входе, даже выбита до краснозему местами и знакомым духом несет из дыры: не то дымом табачным, не то портянками кислыми. Постоял так на карачках, по-приглядывался, по-принюхивался. Решил, было, дальше ползти, но вдруг из дыры той рожа выглянула: страшная, дикая, волосищами обросшая, только белки глаз сверкают. У Илюшки дух захватило от неожиданности, сердце подскочило и бухало у самого горла, вот-вот выскочит. А глазищи-то выпученные сверкают и прямо в него упираются и морг, морг ресницами…

 

-А-а-а-а!.. Подскочил Илюшка, как ужаленный, и, не помня себя, забыв про больные ноги, понесся неизвестно куда.

 

-Леша-а-а-ак, баба-а-а!.. Леша-а-а-ак ту-у-у-ут!..

 

Тут уж и баба Катя подскочила из-за ближайшего валуна. Без платка, с разметавшимися волосами. Схватила внука, прижала к ногам.

 

-Что ты, что ты, дитятко? Какой Лешак еще тут у тебя? - Спрашивала она испуганно, гладила по голове тяжелой рукой, наклонившись над ним. -Ну-ко, ну-ко, показывай.

 

-Та-а-ам - в дыре-е-е-е…- Бился в истерике Илюшка, зарывшись лицом в широкую бабину юбку.

 

Но баба Катя развернула его лицом к горе,

 

-Да где это, где? Покажи толком.

 

Илюшка поднял зареванное лицо, вытянул руку и обомлел. Перед ними стоял здоровенный мужик. Уж на что баба Катя высока да статна, а мужик-от по выше будет и в плечах по шире и руками мосласт да крепок. Обросший бородой, нечесаный, лицом темен, взгляд угрюмый, в руках двустволка на них направлена.

 

-Ну-ко, родненький, - баба Катя взяла Илюшку за плечи и с силой засунула его за себя, не обращая внимания на сопротивление.

 

-Это ты, ли че ли, Макар Степаныч? - Выговорила немного севшим от неожиданности голосом. - Ишь, зарос-то как, одичал. Байбак - Байбаком. Видать прав был, Ефим-то, не вклепался он…

 

-Я этого старого перхуна подкараулю ноне да и сверну ему башку-то, - прохрипел простуженным голосом мужичина, - чтоб не болтал лишнего. Только я сначала хорьку этому трепало вырву, а потом уж и ухайдакаю.

 

Прижимаясь к Бабиным ногам, Илька почувствовал, как они дрожат, но голос не подвел ее, был спокоен и тверд.

 

-Ишь ты, каков. Больно грозен, как я погляжу. И ружьишко, вон, припас. Это ты со стариками и бабами, чтоли, воевать собрался, пока их мужчины по окопам вшей кормят да кровь проливают ради них и детишек своих? И ради - твоих, к стати, - тоже, пока ты в земляной норе прячешься, как червяк. И когда же это ты, Макар, совесть свою потерять успел? Вроде на глазах рос…

 

-Я вот стрельну щас тебя, Катерина, тут и совести твоей конец! А парнишонка твоего в болотине утоплю, чтоб патроны не переводить. Места здесь гиблые, сама знаешь…

 

Ох, не прав был Макар. Видать, не знал он бабу Катю, суетился не в меру. Илюшка, все еще прижимавшийся к ее ногам, почувствовал, вдруг, что они перестали дрожать, налились каменной твердостью.

 

-Ах ты гниль болотная! - Заговорила баба Катя с какой-то особой интонацией и сделала решительный шаг в сторону Макара, тот от неожиданности отскочил, приставил ружье к плечу.

 

-Не подходи, старуха, стрельну!.. - Крикнул он и щелкнул курками.

 

Но баба Катя не слушала и сделала еще шаг в его сторону.

 

-Ах ты, паскуда! Червяк навозный. О совести он говорит поганым хайлом своим… Парнишку моего он утопит… - Тут она обернулась к сомлевшему от страха, ноющему на тонкой ноте внуку, потрепала его по голове, - А ты не трусь, Илюха, пусть те боятся, кто от людей прячется. Стой и не трясись. Нам бояться нечего. Мы любому можем в глаза смотреть. А ты, Макар, - Баба Катя снова повернулась к нему,- ты можешь людям в глаза смотреть, а? Да убери ты свою «пукалку», все равно ведь не выстрелишь. Слабак ты.

 

-Это почему же я слабак, Катерина? Думаешь, не выстрелю? Или смерти не боишься, а?

 

-А ты меня смертью не пугай. Она за каждым ходит, а у тебя, вон, за спиной стоит, и рожи тебе корчит. Так что, плохи твои дела, Макарка.

 

Илюшка, с удивлением обнаружив, что баба Катя мужика этого не испугалась, а наоборот, наступает на него, да еще и поносит на чем свет стоит, тоже приободрился. И хоть не отпустился от ее юбки, и хныкать не перестал, но не утерпел от распирающего его любопытства, выглянул из-за широкого бабиного подола. Мужик по-прежнему держал ружье у плеча, но что-то в нем изменилось, будто сломалось что. В заросшем грязном лице его, в большой мосластой фигуре чувствовалась неуверенность. Изхристанные, извоженные в красноземе штаны его с обвислыми пузырями на коленях, мелко, подрагивали.

 

-Ты, Катерина, лучше не доводи меня до греха, - говорил он глухо, стараясь не смотреть бабушке в лицо, а все зыркал беспокойно по сторонам воспаленными глазами.- А то, сама понимаешь, терять мне нечего, да и выбора нет. Носит тебя нелегкая в такую-то пору по гиблым местам. Какого рожна тебе дома-то не сидится, вредная ты старуха? Еще и пацаненка прихватила на кой-то ляд. Мать твою!.. Что прикажешь мне теперь с вами делать, а? Мало мне одной беды - тебя еще черт свалил на мою голову!..

 

-А ты на меня свой грех не вали, Макар. Беду свою ты себе сам сотворил. Тебе и отвечать за все. Кроме тебя виноватых нет. Лихая пора пришла на нашу землю, слов нет. Всем больно, всем страшно. Но не спрятаться от нее никому: ни старому, ни малому, ни больному, ни сирому. Ко всем постучит, с каждого спросит, и каждый ответ держать станет. И твой черед придет, парень, не отсидишься ты в волчьей норе. Что скажешь людям тогда, а, Макар?

 

-А где ты людей-то здесь видишь, Катерина? - Он отпустил ружье с плеча, перекинул его стволом на изгиб левой руки, многозначительно и криво усмехнулся,

 

-Кроме нас тут и нет никого. Да и будет ли кому спрашивать, а, Ивановна? Как думаешь?

 

-Это ты, верно, говоришь, Макар, кроме нас с внуком я что-то людей здесь не вижу. Особенно если судить в какой компании ты сейчас обретаешься, - Баба Катя махнула рукой в сторону волчьего логова, продолжила с откровенной издевкой, - вижу, ты обжился уже здесь. Ишь, вон как траву-то побил сапожищами у нового дома - до самой земли истоптал. Осталось шерстью обрасти и будет из тебя матерый волчище. Вот только охотиться на тебя некому. Мужчинам нашим недосуг ныне баловаться. У них поважнее дела есть. Теперь старики, да мы, бабы с ребятишками за все здесь в ответе. И вот я, Катерина Ивановна Коршунова, честно прожившая свой век и внучок мой, малолетний, ангельская душа, мы спрашиваем тебя, - кто ты есть, человек? Почему ты оружием нам грозишь, когда с оружием тем должен защищать нас, не жалея живота своего вместе с нашими мужчинами? А? Что молчишь, Макар?

 

Лицо Макара, изжелта-бледное, нездоровое вдруг вспыхнуло багровостью от приступившего стыда и злости, и опущенный, было, ствол ружья уткнулся бабе Кате в грудь.

 

-Ну, все, старуха, хватит с меня твоих комиссарских проповедей. Вот тебе мое последнее слово, мать твою!..

 

-Ага, Макар, - не унималась бабушка. – Давай, стреляй в старуху. И мальца, вон, не забудь, тоже стрельни. Защищай свою волчью жизнь. Уж больно дорога она тебе, такая-то.

 

Но Макар не отвечал. Он чуть пригнул лохматую голову к ружью, отставил ногу и замер. Будто окаменел.

 

Илька еще крепче вцепился в бабушкины ноги и изо всех сил зажмурил глаза. «Сейчас бабахнет», пронеслось в голове.

 

Но выстрела не последовало. Недалеко, за камнями послышались голоса, окрики, как будто на лошадь, скрип телеги. Чувствовалось, что где-то рядом много людей. Видать, они шли по зимнику с другой стороны Красного Камня. Потому и неслышно было их приближения.

 

Когда Илька, не дождавшись выстрела открыл глаза и выглянул из за бабушкиного подола, Макара перед ними уже не было.

 

-Ба-а, а где мужик-то? – Удивился он.

 

Но бабушка, вдруг сгребла его в охапку и с бормотаньем: «Осподи, Осподи, пронеси нелегкая!..», побежала на место, где они отдыхали. Быстро собрав в холстину все, что там было, она схватила Ильку за руку и они бегом углубились в чащебу. Но через минуту бабушка остановилась, присела перед Илькой на корточки и зашептала ему в л

 

-Слушай-ко меня, внучок, внимательно и не спрашивай не о чем, хорошо?

Илька молча кивнул.

 

-Так, теперь дальше: сейчас мы с тобой пойдем тихо-тихо, осторожно, осторожно. Не дай Бог, шумнем и нас услышат, - беда! Смотри, чтоб и веточка не хрустнула под ножкой твоей, ладно?

 

-Ладно, Ба, - прошептал на этот раз Илька.

 

-Ну, вот и хорошо. Давай, пойдем потихонечку.

 

Но далеко уйти они не успели. За деревьями и кустарником замелькали синие шинели, фуражки с малиновыми околышами, послышался лязг металла, лошадь всхрапнула, отгоняя комарье. Бабушка присела за ближайшим камнем, прижала Ильку к себе. Повернула его лицом к себе и приложила палец к губам:

 

-Тс-с-с!..

 

Илька кивнул головой и тоже приложил палец к губам:

 

-Тс-с-с!..

 

Люди шли метрах в десяти от них. Переговаривались в полголоса.

 

-Ну, и дэ вин тот червоный каменюка? А? Идэм, идэм…

 

-Да ты уже пять минут идешь по нему, Коноваленко. Дурья твоя башка. Уснул, что ли?

 

-А он, хохляцкая душа, камней отродясь не видывал и тайги не нюхивал. Вот, голова-то чубатая и закружилась с непривычки.

 

Послышались смешки.

 

С камнем, за которым сидели Илька с бабой Катей, поравнялась подвода. На ее передке они увидели деда Калину. Он восседал с вожжами в руках и чмокая тонкогубым ртом, подгонял лошадь, крутил костлявой головой в разные стороны, побаивался.

 

-Ну, ты глянь-ко, а? – зашептала баба Катя возмущенно. – Опять, ведь, этот козел не в свой огород залез! Ну нигде – то без него не обойдутся, а?! Во ведь суета хромоногая – вездесущая… Видать, все же сболтнул лишнего, не сдержался и наступили ему на язык-то ведь, а!? Да и впрягли в то же дерь… Осподи, прости! Ох – хо- хо – о. Дурак, - одно слово.

 

Вдруг за камнями глухо раскатисто бабахнуло, потом – еще. Следом послышались ответные звонкие щелчки, будто пастух кнутом играет. Еще… Еще… Кто-то громко вскрикнул, заорал диким голосом, и разом все стихло. И снова – «ббаба-ах!» « Ах – ах – ах» отзывалась тайга. «Щелк – щелк – щелк» - следом. «Чак – чак- чак» - кричало эхо. Но все тише, тише были звуки, прятались в камнях, разбегались по кустам. Наконец, все окончательно смолкло, и они пошли в сторону дома, выбирая чуть заметную в траве старую тропу.

 

© Евгений Грязин, 2010

Свидетельство о публикации: № 7201-131782/20091228

 

Серия сообщений "Литература":

Литературные тексты - свои и чужие: проза, поэзия, и прочее...

Часть 1 - ОТДЫХАЙТЕ, МАДАМ...
Часть 2 - НОЧЬ
Часть 3 - ШАНЕЖКА
Часть 4 - КРАСНЫЙ КАМЕНЬ

"Маленький принц". Антуан де Сент-Экзюпери

В наш век всеобщей компьютеризации и зомбирования-оболванивания
заставить детей читать практически невозможно. Вот и решила сделать пост, посвящённый Экзюпери (граф Антуан Мари Жан-Батист Рожер де Сент-Экзюпери)
и его самому известному и замечательному произведению. Если уж не хотят
читать, то пусть хотя бы послушают. Иллюстрации, цитаты, аудиокнига.
А так же "Молитва" Антуана де Сент-Экзюпери. Итак...


смотреть, читать и слушать

Я подумаю об этом завтра...

Учитель взял стакан, в котором было немного воды. Он показал его ученикам на вытянутой руке и спросил: "Как вы думаете, сколько этот стакан весит?" Посыпались различные версии: 150 грамм! 200 грамм! Учитель сказал: "Вообще-то, я и сам не знаю, сколько он весит, я не взвешивал. Но скажите, что случится, если я продержу его так несколько минут?" Ученики ответили: "Ничего". "Хорошо, что будет, если я буду держать его в течение часа?" - продолжал учитель. Один из учеников сказал: "У Вас заболит рука". - "Верно, а что будет, если я простою со стаканом в руке на протяжении всего дня?" Другой ученик ответил: "Рука онемеет и будет совершенно обессилена от мышечного перенапряжения, и наверняка придется обратиться за медицинской помощью", - и все засмеялись. "Отлично, - подтвердил учитель, - но изменится ли в течение дня вес стакана?" - "Нет". - "Тогда чем же вызваны такие последствия?" Ученики молчали в замешательстве. "Хорошо, что я должен сделать, чтобы исправить положение?" - спросил учитель. Несколько голосов ответило: "Поставить стакан на стол". - "Точно! Так вот, так же следует поступать и с жизненными трудностями. Если вы будете думать о них десять минут, все будет нормально. Если вы продолжите держать их в своей голове, вы почувствуете себя хуже. Думайте о них день напролет - и они обессилят и парализуют вас.

Барри и Джойс Виссел

Однажды на белом свете жил-был замечательный человек, который женился на женщине своей мечты. От их любви на свет появилась маленькая девочка. Она была веселым и смышленым ребенком, и отец обожал ее. Когда она была еще совсем крошкой, он часто подхватывал ее на руки и принимался кружиться с ней по комнате, напевая себе под нос какую-нибудь мелодию и повторяя: "Я люблю тебя, малышка!" Когда маленькая девочка подросла, этот человек крепко обнимал ее и говорил ей снова и снова: "Я люблю тебя, малышка!* Девочка надувала губки и отвечала: "Но я уже давно не маленькая!" Тогда он со смехом заверял ее: "Для меня ты навсегда останешься моей маленькой девочкой". И вот маленькая девочка, которая уже больше не была маленькой, покинула родительский дом и вышла в большой мир. И чем больше она узнавала о себе, тем больше она узнавала и о своем отце. Она поняла, что он действительно был замечательным человеком, так как научилась видеть его сильные стороны. И одной из этих сильных сторон было его умение выражать свою любовь родным. Где бы она ни находилась, куда бы ни поехала, он непременно звонил ей, чтобы сказать: "Я люблю тебя, малышка!" Настал день, когда маленькая девочка, которая-уже-больше-не-была-маленькой, получила по телефону известие о том, что ее отец тяжело болен. Как ей объяснили, он перенес удар, после которого лишился дара речи, и врачи сомневались что он способен понимать, что ему говорят. Он уже не мог больше улыбаться, смеяться, ходить, обнимать, танцевать или сказать маленькой девочке, которая-уже-больше-не-была-маленькой, о том, как он ее любит. Итак, она отправилась к этому замечательному человеку, чтобы быть рядом с ним. Когда она вошла в комнату и увидела его, он показался ей маленьким и немощным. Он взглянул на нее и попытался что-то сказать, однако не смог. И тогда она сделала то единственное, что ей оставалось. Она уселась рядом с ним на постель, и слезы потекли из глаз обоих, когда она обвила руками неподвижные плечи отца. Положив голову ему на грудь, она думала о многом о том, как хорошо им было вместе, и о том, какая страшная утрата ей предстояла. Рядом с этим замечательным человеком она всегда чувствовала себя окруженной нежностью и заботой, и ей не хватало тех слов любви, которые всегда служили ей утешением и поддержкой. И тогда она услышала из глубины его существа стук его сердца. Сердца, в котором продолжали жить и музыка, и слова. Сердце продолжало мерно биться в парализованном теле. И пока она лежала так, свершилось чудо. Она услышала то, что хотела услышать. Его сердце отстукивало те слова, которые губы уже не могли больше произнести: Я люблю тебя, малышка! Я люблю тебя, малышка! Я люблю тебя, малышка! И на душе у нее сразу стало спокойнее. /Барри и Джойс Виссел/ (источник http://psyhologu.blogspot.com/2009/10/blog-post_5430.html)

Прости, прости…

Может этот стих спасет многие жизни... я благодарна тому, кто его написал... Одиноко брела старушка через двор, по дороге домой. А немного поодаль девчушка испугалась собаки хромой. Громко всхлипнула, задрожала; куклу Машу прижав к груди, К своей матери подбежала с криком: «Мамочка, защити!» Мама дочери улыбнулась, приголубила, наклонясь. А старушка, вдруг пошатнулась и осела, за сердце держась. Не внезапность в том крике звонком Довершила в груди надлом – Фраза, сказанная ребёнком, ей напомнила о былом: Годы молодости беспечной… Он уверенность ей внушал; Говорил о любви сердечной, но узнав про «живот» – сбежал. «Коль ему не нужна забота, то и мне» – рассуждала мать. А внутри незаметный Кто-то о себе ей давал понять: «Это я, это твой ребёнок. Ты не видишь, но можешь узнать. Потерпи, наберусь силёнок, чтобы вскоре тебя обнять. В эту трудную жизни минуту ни отца, ни себя не кори. Я тебе улыбаться буду на кроватке в лучах зари. От тебя попрошу лишь ласки – пусть хоть изредка, перед сном Почитай мне из книжки сказки: «Теремок» или «Кошкин дом». Не заметишь, как возрастая, я помощником стану тебе. Я любить тебя, дорогая, буду в радости и в беде…» Только голос тот не желала слушать девушка: «Точка. Нет!» И решительно постучала в час назначенный в кабинет. Ей хотелось «освободиться»… Дан наркоз и подходит врач. Но внезапно, сквозь сон девица услыхала младенца плач. Что казалось совсем не важным, то стонало, кричало в груди: «Нет, не надо!.. Прошу!.. Мне страшно!.. Мама, мамочка, защити!..» В тот ненастный осенний вечер дома девушке не спалось: Больше детской не слышно речи – что-то в сердце оборвалось. После – жизнь, словно третьего сорта. В одиночестве стала стареть. А не будь рокового аборта, уж могла бы внучат иметь… Но сегодня, в одно мгновенье, вновь обрушилось словно гром То далёкое преступленье, что скрывала в себе тайком. Сердобольный народ собрался: Валидол положили в рот; Парень вызвать врачей пытался, набирая несложный код. Люди, медиков ожидая, созерцали, не в силах уйти, Как несчастная, умирая, повторяла: «Прости, прости…» Вдруг разгладились складки кожи и покой на лице застыл. И сказал из толпы прохожий: «Видно Кто-то её простил». (из инета)Lady_M_Natali

Из инета, тронуло до слез, прочитайте

 

 

Ранее утро, 8 марта. Будильник зазвенел, и даже не успев, как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать. Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил, ни каких роз, только весенние цветы, праздник же весенний.
Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща, была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде, было что непреклонное и гордое, не смотря ни на что.
Я подошел к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошел, да, цветы были действительно красивы.
- А кто продавец,- спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты сынок подожди, она отошла не на долго, щас вернется,- сказала тетка, торговавшая по соседству соленными огурцами. Я стал в сторонке и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик.
Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета….его очень трусило, но она стоял на ветру и ждал.
Какой-то не хороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.  

 

К корзине подошла продавщица.
Дед робким шагом двинулся к ней. Я то же подошел к ней. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него.
- Хозяюшка….милая, а сколько стоит одна веточка Мимозы,- дрожащими от холода губами спросил дед.
- Так, а ну вали от сюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, а то….прорычала продавщица на деда.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку….сколько она стоит?- тихо спросил дед.
Я стоял позади него и чуть с боку. Я увидел, как у деда в глазах стояли слезы…
- Одна, да буду с тобой возиться, алкашня, давай вали от сюдава, - рыкнула продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, -так же тихо сказал дед.
- Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка,- с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало, три бумажки по рублю.
- Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля,- как-то очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор, я ни когда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.
- На три тебе найти, алкаш, га га га, щас я тебе найду,- уже прогорлопанила продавщица.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
- На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари га га га га, - дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку Мимозы, она была сломана посередине.
Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась по полам и цветы смотрели в землю…На руку деда упала слеза…Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, @ука, что же ты, @лядь, делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком. Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.

 

- Дед, а ну подожди, - сказал я, взяв деда за руку.
- Ты курица, тупая сколько стоит твое ведро, отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух,- еле слышно, но очень понятно прошипел я.
- Э….а…ну…я не знаю,- промямлила продавщица
- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!?
- Наверное 50 гривен, - сказал продавщица.
Все это время, дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду. - На отец, бери, и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал… У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
- Хорошо, отец, пошли вместе, сказал я и взял деда под руку.
Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Я купил торт, и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 50 гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй. У деда хлынули слезы….они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы.
Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах.

 

Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу.
- Мы…мы…45 лет вместе… она заболела….я не мог, ее оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед, спасибо тебе…
Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз…

Я хочу, чтоб этот мир стал чуточку добрей…

Золушка прикинулась принцессой


Лена не выбирала профессию, она сама пришла ей в руки. А случилось это пять лет назад, жарким июльским днём. Лена сидела на лавочке в сквере и плакала. Тушь стекала с ресниц чёрными густыми дорожками, нос покраснел, губы распухли.
-У тебя что, кошелёк украли? - раздался насмешливый голос.
Рядом стояла молодая красивая дама.
-В универ не поступила, - всхлипнула Лена.
-Работа нужна?- осведомилась дама.
Лена представила, как расстроится мама, как будет подтрунивать папа. Как её засосёт трясина провинциальной жизни. И кивнула головой – нужна!
Элеонора и Лена встретились вовремя – первая нуждалась в работнице, вторая – в работе. Цветочный магазин «Магнолия» был похож на кусочек рая.
-Семёновна, принимайте сменщицу!- крикнула хозяйка пожилой цветочнице. – Обучи всем премудростям. И приюти на первое время, у вас же собственный дом?
Семёновна оказалась женщиной доброй, к тому же в лице провинциальной девчонки она увидела дочку, о которой всегда мечтала.
-Какие деньги!- махнула пенсионерка рукой, когда Лена спросила, сколько платить за комнату. – У меня дед лежит парализованный, будешь помогать – я сама тебе приплачу. Так и зажили – общим домом, одними заботами.
Ухаживать за цветами и составлять букеты оказалось делом увлекательным. Это успокаивало, дарило ощущение праздника и умиротворения. Покупатели тоже были специфическими – это вам не злобные бабки в очереди за крупой. А в основном мужчины, несущие на лице отпечаток любви или грядущего торжества. Одним словом, Лена вписалась в новую жизнь, и её благодетельница это оценила.
-Ты чего так плохо одеваешься?- спросила она однажды. – Воспринимай цветочный магазин, как подиум. Ты должна быть здесь самой роскошной розой! Где ещё жениха искать, как не здесь – не отходя от кассы.
Слова хозяйки оказались пророческими. У Лены появились постоянные клиенты, и многие из них подбивали к ней клинья. Но сердце девушки молчало, а встречаться просто так, чтобы время убить, ей не хотелось.
Свою хозяйку Лена боготворила. Она была ярким образчиком того, что сказка о Золушке не умерла. Не перевелись на свете мужчины, которые ищут светлые души. Своего мужа Элеонора встретила в травмпункте, где работала медсестрой. Игорь, владелец крупной строительной фирмы, играл с партнёрами в футбол и повредил голеностоп, гипсовую повязку ему накладывала Эля. Он был старше её на 9 лет, но ещё не женат. Через пять месяцев случайное знакомство закончилось свадьбой.
-Из больницы пришлось уйти сразу, - разоткровенничалась как-то хозяйка, - Игорёша очень ревнивый. – А ничего другого я не умела и долго скучала дома. Пока он не придумал мне дело. Приезжает как-то на 8-е марта без цветов и говорит – всё, надоело выбирать тебе букеты, будешь сама это делать. Сажает меня в машину, везёт в магазин, и только тут узнаю, что он мой!
В глубине души Лена тоже мечтала о принце, а попадались, как Дюймовочке, всё «жабы» да «жуки».Но однажды в январе в магазин зашёл роскошный джентльмен.
-И правда хорошенькая, – сказал он, глядя на Лену. – Можно вас сфотографировать?
Я друг Эли с Игорем. У моей мамы скоро день рождения, и я хочу её разыграть.
В подтверждение этих слов позвонила Элеонора:
-Глеб уже у тебя? Отлично. Это наш друг, не бойся. Его мама совсем задолбала – женись да женись! Вот я и подсказала - сфотографируй нашего Ленчика, скажи маме, что это твоя невеста.
-А ваша мама не умрёт от разрыва чувств, узнав, что невеста – простая цветочница?- спросила Лена, позируя с букетом.
-Да что вы, это же старая гвардия, бывшая коммунистка. Она наоборот буржуев не любит. Только мне как сыну прощает.
Они ещё чуть-чуть поболтали – о стариковских чудачествах и глупостях юности. (Глеб очень развеселился, узнав, что Лена закончила горный техникум, но в шахту спускаться боится).
-Это вам гонорар, - положил он на столик 10 долларов.
-Приходите почаще, - пошутила она.

Шли дни, а Лена не переставала думать о своём «женихе». Вот это мужчина - мужественный, благородный. А какой у него баритон – душа обмирает! Однажды, не выдержав, она спросила хозяйку, чем закончилась история с фотографией.
-Мама отлипла, - рассмеялась Элеонора. – Теперь она другим озабочена, что её сына хочет окрутить цветочница-аферистка.
-Разве я на такую похожа?- расстроилась Лена.
-Не бери в голову, - отмахнулась хозяйка. – Бабка подслеповатая, фотку не разглядела.
-А настоящая невеста у Глеба есть?
-Соискательниц уйма. Он же кондитеркой занимается, а там одни бабы. А ты что спрашиваешь? Запала? Не майся дурью, мужику 35 лет, пресыщен, чем ты его удивишь?
На душе у Лены стало ещё тоскливей. Скоро весна, вступительные экзамены, а она за книжки почти не бралась. Кому нужна простая цветочница? Так и просидишь всю жизнь у дверей чужого праздника!
Лена перестала краситься и наряжаться – зачем искушать судьбу? Теперь каждую свободную минутку она тратила на зубрёжку. За неделю до 23 февраля Элеонора вдруг попросила:
-Слушай, у Глеба скоро день рождения, придумай что-нибудь оригинальное. Икебану что ли какую…
И тут оказалось, что затоптанное здравым рассудком чувство совсем не умерло. Лена потеряла сон и аппетит, зациклившись на единственной мысли - чем поразить кумира? Как напомнить о себе, заинтересовать, доказать, что она не штамповка! Золушка удивила принца маленькой хрустальной туфелькой. Лена решила рассмешить Глеба большим башмаком-скороходом. В школе она занималась в кружке рукоделия и научилась плести фигурки из прутиков. Гигантский башмак получился на славу. Лена наполнила его почвой и засадила цветами, а под листья спрятала записку: «Его башмак – другим пример, всё успевает Гулливер. Дарю. Теперь твоя нога перешагнёт через века. Летай. Твори и наслаждайся. Но, умоляю - возвращайся!»
Она ждала от него звонка, а он явился собственной персоной. Выбрал, не спеша, самый красивый букет, расплатился и протянул его Лене.
– Это тебе! А ты, оказывается, бесёнок! Может, сегодня поужинаем?
Свиданье было умопомрачительным, но в роман не вылилось. Хотя Глеб, проводив домой, обещающе чмокнул в щёчку и нежно шепнул: увидимся!
В конце марта Лена успешно прошла рейтинг в университет и стала студенткой биофака. Карьера цветочницы заканчивалась – на лето она собиралась к родителям. От Глеба по-прежнему не было ни слуху не духу, а спрашивать о нём у хозяйки девушка не решалась. Оставался единственный шанс: удивить, поразить Элеонору. Да так, чтоб она поделилась эмоциями с мужем и другом семьи. Но как это сделать, как?
Идея пришла на автобусной остановке, когда мимо промчался свадебный кортеж. А через несколько дней сарафанное радио разнесло по городу новость: в цветочном магазине «Магнолия» букеты продаёт невеста в фате. В магазин повалили любопытные. Букеты от невесты разлетались с бешеной скоростью.
-Где платье-то взяла?- расхохоталась Элеонора, увидев Лену во всей красе. – Прокат же дорогой!
-А мне не кондицию дали, - похвасталась цветочница. – Бесплатно, чтоб я их салон рекламировала.
-Дорогой, ты с Глебом? – позвонила Элеонора мужу. – Хотите посмеяться? Приезжайте сейчас в магазин.
-Это было как в кино. Глеб зашёл, просиял и вдруг огорошил: Да ты красотка! Замуж за меня пойдёшь?
- Попробуй сказать, что это шутка!- не растерялась Лена.
Через месяц они поженились.
- Его цветочница хотела окрутить, - сообщила по секрету свекровь. – Я не позволила!
-Говорят, мы с ней чем-то похожи? – спросила вкрадчиво Лена.
-Куда там! - обиделась женщина. – Та золушка, а ты – принцесса!
© Катя Михайлова

Одна история...



Одна история...

Жизнь диктует нам, как жить, часто выбирая за нас дороги. Именно поэтому не всегда все так, как мы хотим. Мальчика с детства жизнь научила любить всех и никогда не требовать ничего взамен. Это был его принцип. Он рисковал своей жизнью, ради жизни других и никогда ни на секунду не пожалел об этом.Но главное, что душа его всегда оставалась нежной как шелк. Его жизнь была полна историй счастливых и грустных, но он достиг цели: он доказал всем и себе, что любовь вечная, но, к сожалению, мы смертны!

А одно время он часто наблюдал за девушкой, живущей по соседству. Она была слепа. Он помогал ей, если требовалась помощь, дарил ей цветы. Ему было больно оттого, что она не могла посмотреть ему в глаза и увидеть его. Она всегда говорила лишь: «Спасибо! Мне жаль, что я не вижу тебя, но я чувствую, насколько доброе твое сердце, ты настоящий!» Прошло время, и мальчик понял, что не может жить без нее. Она стала частью его. Он решил подарить ей свое зрение и самому стать незрячим. Он просто хотел сделать хоть кого-то счастливым, кто по достоинству оценит этот поступок. Ему ведь зрение не принесло счастья, которого н так желал. Судьба столкнула их на улице.
Читать далее...

СЛЕЗЫ ЛЮБВИ

СЛЕЗЫ ЛЮБВИ

Как-то раз бабушка застала внучку, плачущую навзрыд. Девушка не хотела раскрывать причину своего расстройства, но разве возможно что-нибудь утаить от любопытных старушек? После долгих уговоров, внучка сдалась и поведала свое горе: оказалась, что она поссорилась со своим парнем.


Девушка ожидала, что бабушка сейчас будет успокаивать ее, приговаривая «нашла, чем портить себе нервы!», «брось, забудь, до свадьбы заживет», «да этот негодяй не достоин ни одной твоей слезинки!» и другое тому подобное. Но вопреки ее ожиданиям, бабушка, улыбнувшись, сказала:

- Ты, эдак, особо не убивайся по этому поводу, а вот плакать можешь, сколько твоей душе угодно, эти слезы лишь укрепят твою любовь.

Девушка вопросительно подняла заплаканные глаза.

- Как бы тебе пояснить?..- задумалась бабушка. К слову скажу, она была, если по научному, типичной представительницей эмпириков, а иначе – никаких заумных теорий не признавала и в своих объяснениях опиралась исключительно на практику и опыт. – Представь, что время (кстати, заметь, я далеко не первая к такому сравнению прибегаю) – это вода. Была бы твоя любовь приторно-сладкой, засахаренной, она испытание временем не выдержала бы. Опустишь ее в воду, весь сахар раствориться, и станет она пресной, быстро тебе приесться, а равнодушие – гибель для любви.
Другое дело, если встречает любовь на своем пути препятствия, ссоры, слезы. Все продукты в воде-то и засаливаются. Свежий огурец и двух дней не пролежит – завянет, а вот соленый храниться будет во стократ дольше. Так и твои слезы нужны для засолки любви, продления ей жизни. Да и вообще, я думаю, настоящей любви без слез не бывает, это ее неотъемлемая часть.

На этот раз бабушка ничего не стала объяснять словами. Она просто взяла листочек бумаги, сложила пополам, вырезала капельку-слезинку и протянула ее внучке, предложив развернуть. На ладони девушки красовалось маленькое бумажное идеальной формы сердце.

Идеальный мужчина в 18, 25, 30, 35, 50...


Идеальный мужчина в 18, 25, 30, 35, 50...
Настоящая женщина точно знает, чего хочет: бриллиантовое колечко на
безымянном пальчике, серебристую норку на плечах, маленький уютный
дворец и, конечно, принца, который все это великолепие обеспечит...
Правда, картинка дворца, нарисованная пятилетней принцессой, с
течением времени не меняется, а вот в представления о принце жизнь
постоянно вносит коррективы. Итак, идеальный мужчина – это...

Читать далее...

Анри Барбюс. Нежность | Письма о Любви (1)




Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты согласился бы на все, лишь бы нам быть вместе.
Читать далее...

Анри Барбюс. Нежность | Письма о Любви (2)




Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала. Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать твоей боли.
Читать далее...

Анри Барбюс. Нежность | Письма о Любви (3)




Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь.
Читать далее...

Анри Барбюс. Нежность | Письма о Любви (4)




Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать.
У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь.
Читать далее...

Анри Барбюс. Нежность | Письма о Любви (5)




Mой дорогой Луи!
Вот уже двадцать лет, как мы расстались...
Читать далее

Mrs James Guthrie (1866) by Frederick Leighton

Все Письма о Любви :
http://blogs.mk.ru/users/oksana_mueller/post125974760/ (1)
http://blogs.mk.ru/users/oksana_mueller/post125985162/ (2)
http://blogs.mk.ru/users/oksana_mueller/post125990964/ (3)
http://blogs.mk.ru/users/oksana_mueller/post125990986/ (4)

Если вдруг споткнёшься на дороге...

 

Если вдруг споткнёшься на дороге
И когда на всё не хватит сил -
Человеку очень, очень нужно,
Чтобы кто-нибудь его любил.

Станет ноша тяжела, как бремя,
Нет просвета средь рутины дел -
Человеку очень, очень нужно,
Чтобы кто-нибудь его жалел.

И когда от горя сникнут руки,
Так, что целый белый свет не мил -
Человеку очень, очень нужно,
Чтоб кто-нибудь ему опорой был.

Даже - чудо! - путь небесно светел,
И когда все беды ни по чём! -
Человеку очень, очень нужно,
Чтоб кто-нибудь заботился о нём.

До конца в себя поверить твёрдо, -
Свет души не беден и не мал! -
Человеку очень, очень нужно,
Чтобы его кто-то дома ждал.

Для того, чтоб звать себя счастливым,
Верить в то, что есть надёжный тыл -
Человеку очень, очень нужно,
Чтобы он кому-то дорог был.

Понять суть, зачем ты в мир явился,
Соль-итог - не зря на свете жил! -
Человеку очень, очень нужно,
Чтобы - он! - кого-нибудь любил.

Анастасия Рощупкина,15 лет

Читать далее...

Что может быть красноречивей рук...

Basile de Loose 

Ernesto Cortazar

Что может быть красноречивей рук?
Чувствительнее, мягче и нежнее?
Для музыканта Пальцы – образ! Слух –
Аккордов бесконечное движенье.

То звуки осторожны и тихи
Или задорны, жалостно – печальны.
Со всех сторон, снаружи, изнутри,
Возникшие нарочно и случайно.

Читать далее...

Войдите в сад,когда он расцветает...| Sally Swatland

 

 

Послушайте симфонию весны.
Войдите в сад,
Когда он расцветает,
Где яблони,
Одетые цветами,
В задумчивость свою погружены.

Читать далее...

Я соберу тебе в ладошках свет...

 

Я заберу по капелькам твою боль. Постепенно...ты даже не заметишь, как… 

 

Secret Garden — Sometimes When It Rains
 

Она будет уходить из тебя, и однажды ты поймешь, что она ушла – насовсем.

 

Читать далее...