Одни начала и одни концовки, чем же заполнить середину - всё мелкие темы. 

По вечерам я ем - насыпаю соль, чищу чеснок: нужно макать дольку и так съедать - это лишает сна, не хочется спать. Ночь такое покойное время, и не хочется её пропускать. Ночью борьба со старостью: натираю лицо льдом и кипятком, и пытаюсь пустить слёзы, что тоже омолаживает. Изучаю расцарапанные обои и мебель, и все они поранены котом, который слоняется по комнатам и ищет себе занятий. Вот уж кто мне нравится, так это вороны, как более недоступные, и коты, тугие и не дорожащие жизнью. В них нельзя разочароваться. Мне нужно ходить в парные, читать книги о фантастике и чужие мемуары. Можно чуть-чуть напиваться, разрешать себе.

Цветы надо выращивать: кто выращивает мощные цветы, и не вянут они у него - тот будет счастлив, но нужно, чтобы цветы не дохли.

Ночь много забирает, но и многому насыщает. Ночь высасывает кровь, изнашивает предметы вокруг, но обеспечивает покой или по-другому - тишину. Покой недостижим, так хотя бы тишина, здесь можно уровнять. Что плохого быть одиноким несколько часов в ночи - отчего все бояться? Я не боюсь. Испуги роятся в дневном: все эти люди и я вместе с ними, тоже человек, испускаем горе и опасность - днём страдания, когда не спим, и это страдание заметнее, чем счастье или удивление. Встретить радость - редкое представление. Я сам больше люблю показывать свою несчастливость, и сам же себя за это осуждаю. Я могу быть недобрым к человеку, но если он мне вдруг улыбнётся, или покажет, что вежлив со мной, например уступит дорогу, или говорит несколько слов теплым тоном - всё меняется, и я готов биться за этого человека, и долго-долго ему за это потом услужать и бескорыстно и с готовностью.

Меня зовут R..., или D... а точнее А... да какая разница, ведь у меня много имён. Я знаю, что быстро проживу свою жизнь, не в том смысле, что умру молодым, а скорее всего - не вовремя покроется морщинами и начнутся эти скрывания... Сколько вам лет? Так неприятно, такие сухие руки, а потом уже постоянно сухие, и не знаешь, чем замазать эту сухость и сетки, как отпечатки пальцев в картотеке, но уже по всей-всей коже, как несправедливо!!!

Где-то есть хороший климат, но не здесь. Думаю и том, какое себе придумать новое имя - оно не должно быть красивым, оно должно быть любимым и прилегать к телу. Никакое имя не прилегает ко мне, я хожу без имени, поэтому-то и случаются со мной несовпадения такие жестокие, что и сопротивляться немудро и нельзя увильнуть от расплаты.

Ночью до того я упиваюсь размышлениями и воображаемыми сигаретами, что из-под ног уплывают материальные половики, а я только смотрю и моргаю, надо же! Но в этом нет ничего интересного и значительного - никаких продолжений, подумаешь, отполз коврик, а если со стороны расскажешь - одна только глупость всем покажется, что совсем одичал Безназванный. Плакать иногда удаётся, иногда и нет, только внутренне получается.

Раньше я любил чай, но потом он перестал мне помогать, теперь я пью его просто по памяти, вдруг вернётся это наслаждение опять? Я разлюбил поцелуи, и уклоняюсь... Люблю ручки - много напокупал их себе, чтобы стояли в хрустальном стакане, как у художника кисточки.

Нужно как-то избежать старости - вот что нужно! Так глупо, но я стараюсь всё равно избегать. Трудно разобраться, зачем мне послано столько дней и ночей.

Белые листы - это красиво... Вороны - очень красивые! Я и сам себя с одного ракурса считаю очень красивым, но есть и другие повороты в лице - и все неудачные. Откуда-то стали возникать по мне родинки, и, как коврики в ночи, тоже начали передвигаться по моему телу и лицу, нельзя их никак словить. Они проворнее мух! Только замаскируешь, только изведёшь, проступят на веке. Но это показывает - живое. Я - живое.

Я изматываю людей, но и они меня тоже.

Думал, может мне стать обычным - обычный мужчина это распространённое и даёт житейские силы, хотя и безумных среди обычных накопилось немало. А теперь - я властный, но только по некоторым вопросам, теоретическим, о смысле моей жизни, чтобы не задевали, а так - добровольно живущий в постороннем городе в съёмной квартире, но зато у моря. А в Москве вся жизнь прошла, но - трудно мне там было, и небогатая одежда, и нужно покрывать большие расстояния, чтобы доехать хоть до одного пункта. Тут уж не исправишь, одичал, кожа потемнела, как море у городской черты уж больше не очиститься никогда, всегда будут объявлять: "Купание запрещено!" Одна пена и муть швартуется по берегам, и тонут в ней иногда люди.

Стрелки подползли к трём часам ночи. Блестит железная плита из темноты. Кастрюля на ней и сковородка. Сегодня пусть так, буду покороче, пойду приму снотворное.

А что я буду завтра утром есть? А потом?

Бельё в постели уже испачканное, и не могу содрать с кровати свою "кожу", руки опускаются, и идут стеной воспоминания, умершие смешиваются с живыми, сны не запоминаются, и обмельчали темы этих сновидений. Периоды страха сменяются периодами грусти, и надежды. Значит, грустный финал? Нет, я очень счастлив, в конце концов, счастлив! Закрываю глаза, глажу себя по щекам и плечам и говорю: - Как я счастлив, как я счастлив, как я счастлив! - Прямо вслух, но от чего я счастлив, нельзя перечислись словами. 

Я весь отдаюсь сну. Я Король Сна. Я могу спать без последствий часов по двенадцать, добрый и гордый, люблю поесть и шампанское. 

Если есть на свете счастье, где оно? Я как призрак, хотя всё у меня настоящее, есть кровь и раны. Есть у меня слёзы - всегда готовы политься из глаз. Есть множество из множеств, есть реки и поля... Лечение - тишина. Я слышу все свои мысли через сон. Главное - сон и чтобы ничего...