Так не бывает
Вера и Марина Воробей


Первый роман


Вера и Марина Воробей

Так не бывает





1


Поднявшись на пятый этаж, Галя почувствовала, как сбилось ее дыхание.

«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».

В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.

«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – мысленно разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»

О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.

Как это произошло? Как она могла позволить Игорю… Впрочем, его Галя не винила. Во всем, что случилось, девушка видела лишь свою вину: ведь Игорь хотел, чтобы она уехала…

В тот день они возвращались домой после вечернего киносеанса. Фильм Гале не понравился, да и Игорю, казалось, тоже. Средней руки боевик с бесконечными взрывами, стрельбой и реками крови. Суперсовременная аппаратура делала все звуки настолько объемными и отчетливыми, что у Гали просто голова на части раскалывалась и каждый шаг отдавался в висках резкой болью.

– Какая-то ты сегодня грустная, – заметил Игорь, когда они почти поравнялись с его домом.

Гале же предстояло еще ехать на метро, а потом две остановки на троллейбусе. Кинотеатр располагался в нескольких кварталах от дома Игоря.

– Просто голова очень сильно болит, – пожаловалась Галина. – Ты не провожай меня, сама доберусь.

– Ну уж нет! – замотал головой Игорь. – И говорить на эту тему не буду. Впрочем, у меня возникло встречное предложение.

– Какое же? – слабо улыбнулась девушка.

– Можем зайти ко мне выпить по чашке кофе, а потом, когда твоя голова…

– Предложение принимается, – не дослушав, согласилась Галина. Сейчас ей страшно было подумать о том, чтобы спуститься в грохочущую, душную подземку. – Только можно мне вместо кофе таблетку шипучего аспирина?

– Легко, – кивнул Игорь.

Его родители оказались на даче и должны были вернуться лишь к вечеру следующего дня. Это-то обстоятельство и решило все дело. Хотя, возможно, роковую роль сыграла бутылка шампанского, которую Игорь будто бы совершенно случайно обнаружил в холодильнике.

Разноцветные свечи, горевшие в хрустальных подсвечниках, издавали пьянящий, немного сладковатый аромат.

– Папа привез из Непала, – сказал Игорь, кивнув в сторону маленьких трепещущих огоньков. – Это особые свечи. Говорят, они способствуют вдохновению. Я проверял.

– Ну и как? – склонила голову набок девушка.

– Сейчас продемонстрирую, – пообещал Игорь.

Он встал, медленно подошел к стене, щелкнул выключателем.

В полумраке он бесшумно приблизился к креслу, в котором расположилась Галя, опустился на корточки и тихо объявил:

– Экспромт.

Твое лицо, как семь свечей,
А руки, как лесной ручей,
А волосы подобны птицам.
Я на тебе хочу жениться…

Галя засмеялась, а Игорь приложил палец к ее губам и медленно наклонился к ее лицу. Девушка почувствовала, как замерло в груди сердце, а потом будто обрушилось куда-то вниз. Голова ее закружилась, глаза закрылись сами собой. Внезапно Игорь вскочил на ноги.

– Поехали, тебе пора, – сказал он прерывающимся от волнения голосом.

– Хочешь, я позвоню домой и скажу, что останусь ночевать у Люси Черепахиной? – спросила Галина.

Игорь молчал. И тогда Снегирева тихо попросила:

– Включи свет.

Игорь не пошевелился. Девушка поднялась, включила свет, проскользнула мимо Игоря, едва не задев его плечом, и, оказавшись возле телефона, повторила свой вопрос:

– Так я звоню?

Ответом ей было напряженное молчание.

Галя улыбнулась, сняла трубку и принялась медленно нажимать на кнопки, при этом она то и дело искоса поглядывала на Игоря, который, не меняя позы, стоял на прежнем месте, словно окаменев.

– Алло, – усталым голосом произнесла девушка. – Это я, мам… Мы тут у Люси Черепахиной сидим, к контрольной по алгебре готовимся… Заданий еще куча невыполненных… Я, наверное, останусь у нее. Ничего?

Наступила пауза, во время которой Галя старалась не смотреть на Игоря. Впрочем, боковым зрением девушка видела, что он сел на диван.

– Так я утром за рюкзаком забегу, просто встану пораньше… Да нет, не звони, мы будильник заведем.

Галина еще пару минут поговорила с мамой о каких-то пустяках, потом попрощалась и повесила трубку.

– Вот видишь, как все просто, – сказала она.

В ее голосе звучал вызов. В эту секунду Гале захотелось вдруг схватить свою сумку и убежать, но вместо этого она неожиданно для самой себя расхохоталась. Игорь сидел, уставившись взглядом в картину, висевшую на стене.

– А если мама позвонит Люсе? – выдавил наконец он.

– Не бойся, не позвонит, – небрежно бросила Галя, подошла к столу и наполнила до краев свой бокал. – Она мне доверяет. Тебе налить?

– Нет, – замотал головой Игорь, но тут же потянулся за бутылкой, налил шампанского в свой уже наполовину пустой бокал и залпом осушил его.

– Включи музыку, – попросила Галя.

Игорь, ни слова не говоря, включил музыкальный центр, вставил в него диск, и в следующую секунду из колонок полилась тихая джазовая мелодия.

Галя подошла к Игорю и положила руки ему на плечи.

– А ты потом не будешь жалеть? – прошептал он над самым ее ухом.

Вместо ответа девушка тряхнула распущенными волосами, запрокинула голову и закрыла глаза. В следующий миг она почувствовала на своих губах его сухие, чуть солоноватые губы.




2


Галя проснулась очень рано, за окном едва забрезжил рассвет. Игоря рядом не было. Девушка вскочила, быстро оделась и побежала в ванную. Почему-то сейчас, вспоминая о случившемся, она не испытывала никаких эмоций – ни радости, ни сожаления, ни разочарования. Одну пустоту, звенящую, сосущую и какую-то всеохватывающую…

Игорь сидел на кухне. На столе стояла чашка и полная окурков пепельница.

– Ты куришь? – удивилась Галя.

– Как видишь, – последовал более чем сухой ответ.

Внезапно к горлу клокочущим горячим комом подступили слезы, и девушка, только чтобы их не увидел Игорь, скрылась за дверью ванной комнаты. Умывшись ледяной водой, она успокоилась. Слезы больше не сжимали горло и не просились наружу, но и выходить к Игорю ей почему-то не хотелось. Галя присела на бортик ванны и вздохнула.

«Что же со мной случилось? Почему, думая об Игоре, я не испытываю ни нежности, ни радости, как это было раньше? Похоже, он тоже не больно-то рад видеть меня… Что же мы наделали? Неужели все кончено? Но почему? Разве так бывает?»

От грустных мыслей ее отвлек тихий стук в дверь.

– Галь… – услышала девушка приглушенный голос Игоря. – Ты чего там? С тобой все в порядке?

– Конечно, – преувеличенно бодро откликнулась она. – Уже иду.

В следующий миг случилось то, чего она меньше всего ожидала. Не успела Галя переступить порог ванной, как Игорь, кинувшись ей навстречу, рухнул на колени и, обхватив руками ее ноги, заговорил вдруг быстро и горячо, будто боялся, что его перебьют, не дослушав:

– Я не знаю, что со мной происходит… Ты меня прости, я люблю тебя, как прежде люблю, и все у нас будет хорошо… Но мне, понимаешь… Мне нужно все осмыслить… У меня это впервые… И сейчас… Ты только не обижайся и постарайся понять…

– У меня это тоже впервые, – тихо произнесла Галина, пытаясь высвободиться из его крепких объятий. Сейчас они были ей неприятны.

Наконец Игорь расцепил руки:

– Обижаешься, да? Я сам не знаю, что со мной творится… Но мы не должны были… Мне кажется, что это была ошибка… Но я все равно тебя люблю, только…

– Только – что? – немигающим взглядом уставилась на парня Галина.

– Все словно бы перевернулось внутри, понимаешь? Голова кругом идет, и я не понимаю, что со мной происходит. Наверное, должно пройти время…

– Что ж, – снова перебила Галя, – возможно, ты прав. Мы совершили ошибку. Только вся беда в том, что исправить ее нет никакой возможности, поэтому…

– Не говори так! – отчаянно выкрикнул Игорь. – Мы же с тобой столько всего пережили… Мы любим друг друга и должны быть вместе!

– Кому должны? – криво усмехнулась Снегирева.

– Самим себе, – не сразу нашелся Игорь. – Просто мы оказались не готовы к этому… И теперь…

– Должно пройти время, – закончила за него Галина.

– Должно пройти время, – обреченным эхом повторил Игорь.

– О’кей, – с напускным безразличием обронила Снегирева. – И сколько же? День, неделя, год? Сколько тебе потребуется времени, чтобы привести в порядок свои чувства?

– Как точно ты сейчас сказала! – пораженно воскликнул Игорь. – Ведь это именно то, о чем я думал, только не смог сформулировать… Мне нужно привести в порядок свои чувства. Да и тебе, конечно, тоже, – поспешно добавил парень. – Только не думай, что я смалодушничал, испугался…

– Да ничего я не думаю, – тихо проронила Галина. – Пусти, мне еще за рюкзаком надо домой зайти.

Потупившись, Игорь отошел в сторону. И когда девушка уже сбегала по лестнице, он, перегнувшись через перила, выкрикнул:

– Я позвоню! Сегодня позвоню, слышишь?

Но Галина не ответила, потому что, оказавшись за дверью, она наконец могла дать волю слезам.




3


День обещал быть хмурым и безрадостным, как и вчерашний, позавчерашний и позапозавчерашний… Пасмурная погода держалась всю неделю. Временами срывался дождь, колкий, противный. Вот и сейчас с неба падала то ли крупа, то ли мелкие дождевые капли. Но Галина даже не подумала о том, чтобы вытащить из сумки зонт. Впрочем, девушка могла накинуть на голову капюшон, но и этого она делать не стала, потому что просто не замечала ничего вокруг себя: ни людей, ни машин, с шумом проносящихся мимо, ни падающих на лицо холодных хлестких капель.

«Ему нужно время! – мысленно накручивала себя Снегирева. – А обо мне он подумал? Как я при этом должна себя чувствовать? Черствый и бездушный эгоист! Нет, все-таки правильно говорят во всех этих ток-шоу, что все мужики сволочи! И все они только об одном думают, а добившись своего, теряют к объекту вожделения всяческий интерес. Вот и Игорь оказался ничуть не лучше остальных. А я-то думала, он особенный, не такой, как все».

Конечно, рассуждая так, Галина несколько кривила душой, понимала это, но нипочем не желала признавать правду. Ведь Игорь хотел, чтобы она уехала домой, он даже настаивал на этом. Хотя, нет, пожалуй, не настаивал… Но ведь Снегирева сама захотела остаться, она, можно сказать, спровоцировала всю эту ситуацию, а сейчас вдруг ощутила себя обманутой и брошенной. Возможно, Игорь не должен был так откровенно демонстрировать свое смятение… Ему надо было, наверное, взять себя в руки, подумать прежде всего о девушке, а уж потом, оставшись наедине, попытаться разобраться в себе самом. И в этом смысле, называя Игоря эгоистом, Галина была отчасти права, хотя сейчас она, казалось, совсем забыла, что и сама, проснувшись утром, ощущала нечто подобное. Разница лишь в том, что Галя не стала говорить о своих изменившихся вдруг чувствах к Игорю вслух, а он сказал.

«Не хочу его видеть! И к телефону подходить не буду, и маме скажу…» – подумав вдруг о маме, девушка осеклась.

Внезапно ей показалось, а вернее, появилась даже уверенность, что стоит только маме взглянуть на нее, как тотчас же ей все станет ясно. Конечно, мама поймет, что Галя обманула ее и ни у какой Черепашки она не была, а провела всю ночь с Игорем… Что же Галина скажет? Какие слова в таких случаях люди обычно говорят друг другу? Наверняка они существуют, ведь то, что случилось с ней, происходит сплошь и рядом… Лихорадочно девушка пыталась припомнить сцены подобных объяснений из фильмов и прочитанных книг. Но на ум, как назло, ничего не шло. И все же, после невероятных усилий, ей удалось наконец припомнить нечто похожее. Это был телесериал российского производства, который недавно показывали по какому-то кабельному каналу. Там девушка, почувствовав себя нехорошо, решает, что она беременна…

«А вдруг… – с ужасом подумала Снегирева, чувствуя, как ноги становятся ватными, а кончики пальцев леденеют. – Ведь и со мной может такое случиться… Нет! – решительно прогнала она прочь страшные мысли. – Со мной такого случиться не может и не случится никогда».

Так вот, девушка из того сериала говорила своей матери примерно такие слова: «Мама, я должна тебе сказать что-то очень важное…» Мама тут же бросила на нее цепкий, насквозь просвечивающий взгляд и изрекла упавшим голосом: «Я давно уже все поняла, дочка… Скажи, Андрей… Вы с ним расстались? Он бросил тебя?» Что-то в этом духе… Девушка обреченно кивала, после чего мама начинала ее успокаивать: дескать, все будет хорошо, справимся и без Андрея.

То есть та мама оказалась крайне проницательной, и дочери даже не пришлось совершать над собой усилие и произносить слова, которые не так-то просто выдавить из себя. Ну как тут быть? Как сказать, пусть даже самому близкому человеку, что с тобой поступили… Вернее, ты сама поступила… Короче, непонятно, кто с кем и как поступил. Главное, что словами всего этого высказать порой бывает просто невозможно.

Так рассуждала Снегирева, стоя перед дверью собственной квартиры. Холодея от ужаса, она вдавила кнопку звонка. Мама открыла дверь почти сразу. Видимо, находилась где-то поблизости, скорее всего на кухне.

– Ты завтракала? – обыденно поинтересовалась она. Да и голос, каким этот невинный вопрос был задан, вовсе не настораживал. – Садись поешь, – предложила Марина Николаевна. – Я кашу рисовую с яблоками сварила.

«Значит, не звонила Люсе, – подумала Снегирева. – И ни о чем даже не догадывается».

Возможно, если бы мама выказала тревогу, заподозрив неладное, девушке было бы легче. Сейчас она ощущала жгучую потребность высказаться, излить душу близкому человеку, а уж потом будь что будет. Но начать этот разговор первой Галя просто не могла. В скором времени Марина Николаевна, чмокнув на прощанье дочь, убежала на работу. Нужно было собираться и идти в школу. Галина побрела в свою комнату. На столе в художественном беспорядке громоздились учебники, валялись тетрадки. Потянувшись за дневником, девушка почувствовала, что руки ее в буквальном смысле опускаются, а мысли витают где-то далеко-далеко. С размаху она рухнула на диван.

«Не пойду я ни в какую школу», – решила Снегирева, закутываясь в плед.

Внезапно ей стало так тепло и уютно, что даже показалось на миг, что ничего особенного в ее жизни не произошло и все будет по-прежнему, как и было до этого злосчастного вечера. Она уже начала проваливаться в липкую бездну сна, когда затарахтел телефон.

– Ты не в школе? – услышала она знакомый голос. Почему-то, подходя к телефону, Снегирева не сомневалась: это звонит Игорь.

– Как видишь, – крайне нелюбезно процедила она.

– Я тоже никуда не пошел.

– Поздравляю.

– Галь… – после паузы тихо произнес Игорь. – Ты прости меня, а? Я вел себя ужасно… Пожалуйста, прости… Я тебя очень люблю. Слышишь? Ну, не молчи, скажи хоть что-нибудь… Можно, я приеду, прямо сейчас?

– Нет, – отрезала Снегирева и, помолчав секунду, добавила для пущей убедительности: – Я ухожу.

– Это неправда, – с затаенной тоской заметил Игорь. – Ты просто не хочешь меня видеть…

Внезапно Галине стало так жалко Игоря, что даже сердце сжалось на миг. Но девушка ничем себя не выдала.

– Нет, просто у меня действительно возникли срочные дела, – сухо объяснила она и добавила, выдержав паузу: – Если хочешь, позвони вечером.




4


Пожалуй, в этом девушка никому не призналась бы, даже себе. Но как она могла не обижаться на Игоря, когда он, исключительно благодаря ее стараниям, из инвалида превратился в полноценного, нормального человека! Ведь еще несколько месяцев назад Игорь передвигался, сидя в инвалидной коляске, а операция, которая могла поставить его на ноги, оказалась такой дорогой, что родители парня лишь разводили руками, – сумма для семьи Владимировых оказалась просто астрономической. Но, узнав об этом, Галина решила во что бы то ни стало раздобыть денег на дорогостоящую операцию. Она приняла участие в конкурсе молодых поэтов, заняла первое место и получила довольно крупный денежный приз. Но, увы, этих денег оказалось недостаточно. И тогда Снегирева на свой страх и риск позвонила в программу «Времечко». Пришлось устроить «душевный стриптиз». Именно так оценивала свои действия Галя, когда была вынуждена перед камерой читать стихи, посвященные Игорю, и рассказывать трагическую историю их любви.

Миллионы телезрителей увидели фотографию красивого молодого парня, сидящего в инвалидной коляске, и услышали рассказ юной поэтессы, которая ради спасения любимого человека не побоялась обратиться за помощью к незнакомым людям. И помощь не замедлила прийти. В общей сложности скопилась сумма, которой хватило не только на операцию, но и на весь реабилитационный период. Но здесь обязательно надо сказать, что ни Игорь, ни его родители не знали, откуда появилась требуемая сумма. Познакомившись с лечащим врачом Игоря, Галина, передавая ему деньги, взяла с него слово, что врач ни при каких обстоятельствах не расскажет своему пациенту, откуда пришла помощь.

«Пожалуйста, я вас умоляю, никогда и ни при каких обстоятельствах не говорите Игорю, что за операцию заплатила я, – сказала тогда Снегирева профессору Силецкому. – Что хотите придумайте, – продолжала девушка, сцепив на груди руки. – Лужков лично узнал про его беду и прислал гонца с деньгами, Папа Римский фонд помощи российским инвалидам организовал… Инопланетяне в форточку пачку денег бросили… Короче, Игорь не должен знать, откуда на самом деле взялись деньги».

Профессор Силецкий оказался на редкость понятливым человеком. К тому же он, будучи отлично знаком и с самим Игорем, и с его отцом, от всего сердца желал парню скорейшего выздоровления. И наверное, если б у него были такие деньги, он бы, не задумываясь, сам оплатил бы эту операцию. Но все мы знаем, каковы зарплаты у медиков, работающих в государственных учреждениях…

Словом, все кончилось благополучно. Не прошло и месяца, как Игорь уже мог самостоятельно передвигаться. Вначале с палочкой, а потом и без нее. Теперь же о том, что не так давно парень перенес тяжелейшую операцию, не напоминало ничего. Разве что каждые три месяца Игорь должен был являться к профессору на профилактический осмотр.

И можете теперь себе представить, каково было Галине после всего, что она сделала для Игоря! Нет, Снегирева ни разу даже мысленно не упрекнула его: «Я ради него, а он…» Ну, и так далее. Нет, такие мысли не закрадывались в голову девушки, потому что Господь наделил Галину поистине добрым и благородным сердцем. Но почему-то именно сейчас, разговаривая с Игорем по телефону, она вспомнила вдруг о тех душевных муках, которые пережила, когда от нее потребовалось почти невозможное – раздобыть деньги на операцию. А вспомнив об этом, девушка устыдилась и постаралась прогнать нехорошие мысли прочь.

«И все-таки он у меня хороший… – глядя в окно, думала Снегирева. – Просто очень, возможно, даже чересчур честный. Другой бы на месте Игоря начал бы лицемерить, изображать, что ничего не произошло, а он не смог. Но теперь-то все будет как прежде. А что, собственно говоря, должно измениться? Просто мы оба поняли, что еще не готовы к серьезным отношениям. Значит, получается, наши отношения были несерьезными? – спрашивала сама у себя Галина. – Чушь! Даже хорошо, что все так вышло. Говорят, что запретный плод сладок, а он вовсе и не сладким оказался, а скорее наоборот. Пройдет немного времени, все забудется, и мы будем встречаться как прежде: ходить в кино, гулять по городу. А потом, когда окончим школу, обязательно поженимся, потому что любим друг друга. А еще у нас непременно будет двое детей, мальчик и девочка…»

Думая так, Снегирева продолжала вглядываться в пейзаж за окном. Она и не заметила, как прояснилось небо и выглянуло солнце. Внезапно девушке захотелось выйти на улицу. Просто одеться, выйти и идти куда глаза глядят, не имея никакой определенной цели и не думая о времени. Возможно, подсознательно она опасалась, что Игорь позвонит снова или, наплевав на ее запрет, возьмет да и явится. А сейчас Галина чувствовала, что ей просто необходимо остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Выяснять отношения ни по телефону, ни тем более с глазу на глаз девушка была не в состоянии. Оставив дома мобильный телефон, она наспех оделась и выбежала во двор.

Снегирева и не заметила, как ноги сами привели ее в сквер. Как часто они с Игорем бродили по его заснеженным и пустынным аллеям. Сейчас снега не было, но и народу тоже. Школьники все еще на занятиях, взрослые – на работе, а пенсионеры уже давно выгуляли своих четвероногих питомцев и, наверное, сидят сейчас у экранов телевизоров, целиком растворившись в переживаниях героев очередной бразильской эпопеи. Галя не смотрела мыльных опер и в душе посмеивалась над теми, кто всерьез обсуждал бесконечные перипетии замысловатых долгоиграющих сюжетов. В их классе многие девчонки были поклонницами этого жанра, но смотрели они в основном не бразильские фильмы, а наши, российские.

Внезапно внимание Снегиревой привлек парень, в одиночестве сидевший на скамейке под деревом. От него повеяло вдруг таким щемящим отчаянием, что девушка даже остановилась, всматриваясь в сгорбленную и какую-то неприкаянную фигуру. Плечи незнакомца мерно вздрагивали, и Галя поняла, что он плачет. Первым порывом было подойти, спросить, что случилось, предложить свою помощь. И девушка уже шагнула было в сторону скамейки, но сама же себя и остановила. А вдруг ему это будет неприятно. Возможно, парень специально ушел в сквер, чтобы его здесь никто не видел… Но дело решилось само собой. Парень, видимо почувствовав на себе взгляд, поднял голову, затем вскочил и быстро, почти бегом приблизился к Снегиревой.

– У тебя закурить не будет? – вытирая рукавом нос, спросил он.

– Я не курю… – несколько опешила Галина. – Но если хочешь, могу купить. Тут рядом ларек есть… Хочешь?

Вместо ответа незнакомец отрывисто кивнул.

– Только у меня и денег нет, – смутившись, признался он.

– У меня есть, – заверила его Снегирева. – Ты какие куришь? Ну, в смысле, какую марку покупать?

– Да все равно, – махнул он рукой. – Я вообще-то тоже не курю… – сделал неожиданное признание парень.

– Так, может, и не стоит начинать? – невольно улыбнулась девушка.

Отчего-то этот худощавый парень вызывал в ней симпатию и желание что-нибудь сделать для него.

– Нет, – покрутил он головой. – Мне надо, понимаешь? А деньги я тебе отдам.

– Да разве я о деньгах беспокоюсь? – еще шире улыбнулась Галя. – Просто зачем курить, если…

– Будь другом, – перебил ее парень, – купи, если несложно.

– Тогда я самые слабые куплю, – предупредила Снегирева.

– Ладно, – согласился парень. – Я тебя здесь подожду. Мне отсюда уходить нельзя, – озабоченно пояснил он.

Галя кивнула и быстро зашагала в сторону остановки. Именно там, насколько она помнила, и стоял табачный ларек. Идти было недолго, и уже через несколько минут она, протягивая продавщице пятидесятирублевую бумажку, спрашивала:

– Скажите, пожалуйста, а какие сигареты самыми слабыми считаются?

– А тебе не рано курить-то? – угрюмо отозвалась полная, в синем пушистом свитере женщина.

– Да я не себе покупаю, – сказала Снегирева. – Попросили просто.

– Все так говорят, – сдвинула тонюсенькие, явно выщипанные брови продавщица. – Что ж они попросили тебя, а марку не назвали? – недоверчиво проворчала она.

– Ну так уж вышло, – пожала плечами Галя. – Вы скажите, какие самые слабые?

– Вот эти возьми, – продавщица ткнула пальцем в светло-розовую пачку. – Тридцать пять рублей.

– Мне еще коробку спичек, пожалуйста, – попросила Снегирева, подумав, что у парня, скорее всего, спичек тоже не окажется.

Сунув сигареты и сдачу в карман, Снегирева повернулась и быстро зашагала в сторону сквера.



– Держи. – Галина протянула парню сигареты. – Сказали, самые слабые.

– Сколько я тебя должен? – спросил тот и тут же принялся распаковывать пачку.

– Нисколько, – отмахнулась Галя. – А чего ты здесь сидишь? Холодно ведь.

– Жду одного человека, – последовал короткий ответ. – Ой, а у меня и спичек-то нет! Вот блин… – досадливо воскликнул паренек.

– На! – засмеялась Снегирева, доставая из кармана спички. – И что бы ты без меня делал?

– Валентин, – неожиданно назвал свое имя парень, протягивая вперед правую руку.

– Галина, – ответила Снегирева и пожала его холодную ладонь.

Глубоко втянув в себя сигаретный дым, Валентин закашлялся, но тут же снова жадно затянулся. Последовал новый приступ кашля.

– Да брось ты эту гадость, – слегка поморщившись, посоветовала Галя.

Но Валентин не послушал ее. Продолжая втягивать в себя едкий дым, он пристально всматривался в даль.

– У тебя часы есть? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнула Галя. – Без пятнадцати час.

– С минуты на минуту он должен тут появиться, – угрюмо бросил Валентин и снова набрал полные легкие дыма. – А знаешь, и правда помогает, – сказал он, кивнув на сигарету. – Успокаивает как-то…

– Ерунда, – возразила Галина. – Самовнушение.

– Слушай, ты иди, наверное… – преодолевая смущение, попросил Валентин. – Давай завтра на этом месте в три часа встретимся, я тебе деньги за сигареты верну. А то если он подойдет, а я не один буду…

– Да кто подойдет-то? – вопросительно посмотрела на него Снегирева. – Кого ты ждешь?

Неожиданно Валентин сделал признание:

– От меня девчонка ушла. Понимаешь? Бросила. К этому рокеру недоделанному переметнулась. А я очень ее любил… Правда, любил… И до сих пор люблю…

Они сидели рядом. Украдкой поглядывая на Валентина, Галя отметила про себя, что парень хоть и маловат ростом, но при этом очень даже симпатичный: темно-русые, слегка волнистые волосы, зеленоватые, по-детски наивные глаза. Правда, сейчас веки слегка припухли от недавних слез, но это не мешало девушке увидеть, что глаза у Валентина очень красивые. Но по-настоящему поразилась Снегирева, когда увидела его улыбку. Так простодушно и открыто улыбаться может только очень хороший человек. Улыбка как-то сразу меняла все лицо Валентина, придавая ему какое-то совершенно особое, одухотворенное выражение. Так и хотелось сказать: «Улыбнись, пожалуйста, еще разок. Что тебе стоит?»

Внезапно девушка плечом ощутила, как напряглось все тело ее нового знакомого. Она резко повернула голову. Вдалеке показался темный, быстро приближающийся силуэт.

– Это он, – одними губами прошептал Валентин, вскакивая на ноги.

Отшвырнув сигарету, он сунул руки в карманы и постарался напустить на себя независимый вид.




5


– Ты, что ли, Малек? – криво усмехнулся парень в кожаной куртке, поравнявшись с их скамейкой.

В ответ Валентин лишь сплюнул сквозь зубы. Парень же, даже не остановившись, зашагал было мимо, но тут Валентин с криком: «А ну стоять!» – набросился на него сзади.

Завязалась потасовка. Невзирая на свой невысокий рост, Валентин действовал отчаянно и смело. Парень же, словно нехотя, отвешивал ему скупые, но точные удары. В основном он бил в лицо. Не понимая сама, что делает, Галина вскочила со скамейки и кинулась разнимать дерущихся. Размахнувшись, она кулаком въехала «кожаному» парню прямо в нос, а потом, не дав противнику опомниться, обеими руками с силой толкнула его в грудь. Тот отлетел назад и, стукнувшись спиной о ствол дерева, начал медленно оседать. Очутившись на земле, он резко тряхнул головой, поднялся на ноги и процедил, устремив на Валентина мрачный, полный ненависти взгляд:

– Ну, козел, Малек вонючий, ты об этом пожалеешь!

На Снегиреву он при этом даже не взглянул.

Отряхнувшись, парень быстро, не оборачиваясь, зашагал прочь.

– Зачем ты влезла? – принялся возмущаться Валентин, провожая своего врага пышущим злобой взглядом. – Я бы и сам справился. Он только с виду такой здоровый…

– Сама не знаю, как это вышло, – призналась Снегирева.

Впрочем, она сильно сомневалась, что силы противников изначально были равными. «Кожаный» выглядел настоящим бугаем. Никогда раньше Галина ни с кем не дралась, даже в детском саду всегда предусмотрительно отходила в сторонку, если чувствовала, что вот-вот завяжется драка. Оставалось только удивляться собственной прыти и неизвестно откуда взявшейся силище.

– Пойдем отсюда, – неожиданно для самой себя предложила девушка.

– Куда? – удивился Валентин.

– Ко мне, – последовал лаконичный ответ. И, встретив изумленный взгляд парня, Галина добавила: – Чай пить.

Вообще-то Галина не имела привычки заводить уличные знакомства, а тем более приглашать в квартиру случайных людей. Но сейчас Снегиревой очень не хотелось оставаться одной, и в душе она радовалась, что случай неожиданно свел ее с Валентином. Этот симпатичный и, судя по всему, очень открытый и добрый паренек обладал удивительной особенностью: он располагал к откровенности, и в эту секунду Галя почувствовала почти непреодолимую потребность излить перед ним душу. Это все равно как в поезде, когда начинаешь вдруг откровенничать с попутчиками, зная почти наверняка, что никогда больше не увидишь их. Сейчас у девушки такой уверенности не было, но в этом невысоком улыбчивом пареньке она, возможно, почувствовала человека, который может стать ей другом на долгие, долгие годы. А может быть, даже на всю жизнь.

– А ты в этой школе учишься? – спросила Галя, кивнув в сторону своей школы.

Они не спеша шли по направлению к ее дому.

– Не-а, – замотал головой Валентин. – Я в лицее, на Гоголевском, а этот хмырь тут… И Анька моя тоже раньше в этой школе училась, – со вздохом добавил он.

Галя поняла, что речь идет о той самой девушке, которая переметнулась к «кожаному», и решила пока не задавать на эту тему никаких вопросов. Хотя, конечно, ей было очень любопытно узнать, что произошло между Валентином, его девушкой и «кожаным». В общих чертах это и так было понятно, но Галю, как и любую девушку, интересовали подробности.

Дальше, почти до самого дома, они не сказали друг другу ни слова. Валентин лишь изредка бросал в сторону Снегиревой смущенные, как ей казалось, взгляды. Причину его смущения Галина понимала: она была почти на полголовы выше Валентина. Но саму Снегиреву это обстоятельство почему-то совершенно не волновало. Ведь она совсем не такими глазами смотрела на своего нового приятеля.

Галя искала поддержки, настоящей дружеской поддержки и ничего более. Конечно, многим это может показаться странным – рассчитывать на понимание незнакомого человека. Но, наверное, самым важным оказалось то, что у Снегиревой не было ни одной задушевной подруги. В свое время она пыталась сблизиться со Светой Тополян, но после нескольких случаев натурального, неприкрытого даже предательства порвала с ней всякие отношения. Впрочем, в последнее время у Снегиревой сложились довольно теплые отношения с Люсей Черепахиной.

Сблизились девушки как раз в тот период, когда Галине нужно было срочно раздобыть деньги на операцию. Именно Люся подсказала ей идею принять участие в конкурсе молодых поэтов, да и потом, когда нужно было отвезти врачу деньги, Черепашка поехала вместе с Галей. Но прошло время, и девушки постепенно отдалились друг от друга. Снегирева большую часть свободного времени проводила с Игорем, а Люся постоянно была занята на телевидении. Она работала ведущей молодежной музыкальной программы. И потом, Черепашка ведь с самого первого класса дружила с Луизой Геранмае, и в свою тесную компанию девчонки, похоже, никого принимать не собирались.

– Слушай, – вспомнила вдруг Снегирева, когда они поднимались в лифте. – А чего это этот бугай так странно тебя назвал, Малек?

– Да… – махнул рукой Валентин. – Фамилия у меня такая… Малый.

– А у него какая фамилия, ты не знаешь? – поинтересовалась Галина, сожалея о том, что завела разговор на эту тему: Валентину она явно была неприятна.

– Громов, – с досадой выдохнул парень. – Вот и получается, что он Гром, а я Малек. Такая вот история…

– Да не расстраивайся ты из-за пустяков, – посоветовала Галина, чувствуя, что невольно затронула самое больное место парня. – Подумаешь, фамилия. А мне, например, очень даже нравится. Валентин Малый! – нараспев произнесла она. – Классно звучит.

– Вообще-то Валентином меня никто не называет, – признался парень в тот момент, когда двери лифта со скрипом разъехались в стороны, и, уже шагнув на бетонный пол, добавил: – Все друзья и даже родители Валиком зовут.

– А я буду называть тебя Валентином, – заявила Галина и распахнула перед парнем дверь квартиры.




6


Снегиревой не составило особого труда вызвать Валентина на откровенный разговор. Казалось, парень только и ждал повода поделиться с кем-нибудь своей бедой.

– Три месяца встречались, прикинь! – сокрушенно мотал головой он. – Нет, я же не полный дурак, понимаю, что могла разлюбить, и все такое… Кругом столько высоких, стройных парней, а я так, недоразумение. – Валентин безнадежно махнул рукой. – Метр двадцать с кепкой… Но почему сразу-то не сказать? Зачем меня кретином выставлять?

– В смысле? – подняла брови Галина.

– Понимаешь, я же это не от Аньки узнал, ну, что она с Громом ходит, – принялся объяснять Валентин. – Ромка из девятого «А» сказал. А я не поверил сначала. Ведь она и со мной продолжала встречаться… Кино, кафе, все такое… И в глаза так преданно заглядывает. А потом, короче, увидел их вместе… Идут по улице, за руки держатся. Я, короче, терпеть не могу, когда за ручку ходят… Детский сад какой-то! Ну, я это… подбегаю, короче, к ним и чувствую, ни слова сказать не могу. Язык будто прилип к нёбу, в глазах темно, в горле пересохло, и сердце так колотится, что аж не слышу ничего… А Гром смотрит на меня и говорит: «Ты чего, Малек, заболел? Может, «Скорую» тебе вызвать? А то еще грохнешься в обморок, а мне потом отвечать».

– А Аня? – подалась всем корпусом вперед Снегирева. – Аня-то что?

– Молчала, – вздохнул Валентин. – Ресницами хлопает, будто не понимает ничего, в глаза прямо смотрит и как воды в рот набрала.

– А ты потом разговаривал с ней, ну после этого случая? – спросила Галина.

– Ага, – кивнул Валентин. – В тот же вечер сама позвонила.

Парень помолчал немного, отхлебнул чаю и, глядя куда-то вниз, продолжил рассказ:

– Позвонила и говорит: «Валик, я так перед тобой виновата. Прости, что так получилось… Ты такой хороший, такой добрый, ты в тысячу раз лучше этого Димки Громова… Но люблю я его, а не тебя, и ничего тут уже не поделаешь».

– А ты что? – заглядывая Валентину в глаза, спросила Снегирева.

– Да ничего, – невесело улыбнулся тот. – Сказал только, что, если б я это от нее узнал, было бы честней, да и все. А через месяц, короче… Или нет, месяца даже не прошло. Недели через три, смотрю, сидит моя Анька возле вашей школы на лавочке вся в слезах, платочек мокрый в руках комкает. Я подхожу, в чем дело, спрашиваю. Она не ответила, убежала, короче. А потом узнаю на следующий день, что Анька в больницу загремела. Вены, прикинь, перерезать решила, да мать, слава богу, с работы пораньше отпросилась, иначе бы не спасли, и так крови до фига потеряла. Тут я и начал узнавать что к чему. Как чувствовал, что без Грома дело не обошлось. В общем, кинул он ее, Аньку мою. С какой-то девицей из педучилища спутался, а Аньку побоку. Подружка ее, Верка Томилина, рассказала, что, если б Гром ее просто бросил, ничего бы и не было, ну, поплакала бы, поубивалась, как это у вас, девчонок, обычно бывает, и успокоилась бы. Но он таким гадом оказался… Короче, подослал к Аньке эту самую девицу из педучилища, чтобы та сказала Ане, что Дима просит не досаждать ему звонками и что иначе он якобы вынужден будет обратиться за помощью к Аниным родителям и классной руководительнице, чтобы приняли надлежащие меры. Так и выразилась: «надлежащие меры». Верка говорит, что Анюта и правда бегала за Громом, даже после того как поняла, что он ее бросил, проходу ему не давала. Вообще-то это на нее не похоже, но иногда люди ведут себя странно, согласись.

Снегирева молча кивнула.

– Я в больницу каждый день ходил. Но она за все время ни разу слова не произнесла, – тяжело вздохнув, продолжал Валентин. – Лежит, в одну точку уставилась и молчит. А потом, как выписалась, родители ее в другую школу сразу перевели. Но это правильно, я считаю… Ну а я слово себе дал: отомстить за Аньку. Целый месяц готовился, даже в секцию самбо записался, выслеживал его, изучал, куда и какими дорогами он ходит, а тут ты, короче, как с неба свалилась…

– Слушай, – сосредоточенно сдвинув брови, протянула Снегирева. – Что-то я этого Громова не видела раньше в школе. Он в каком классе учится?

– В одиннадцатом, – ответил Валентин. – А не видела потому, что он раньше в другом районе жил, а сюда месяца два как перебрался, но, как видишь, не растерялся, сразу кипучую деятельность развел.

– А Аня в каком классе учится?

– Училась, – поправил Валентин. – В десятом «Б».

– А какая у нее фамилия? – допытывалась Снегирева.

– Солнцева. Аня Солнцева, – улыбнулся Валентин. – Классная фамилия, правда? Не то что моя. Анюта и впрямь на солнышко похожа, особенно когда смеется.

– Слушай! – так и подскочила Галина. – Так я ее знаю! Вернее, лично не знакома, но много раз видела… Она, кажется, у тебя спортсменка?

– Гимнастикой художественной с детства занимается, – подтвердил Валентин. – Ну как она тебе? Ничего девочка, да?

– Симпатичная, – согласилась Галина. – Скажи, а она тебе по-прежнему нравится, до сих пор?

– Не знаю даже… – Валентин отвел взгляд в сторону. – Нет, в самом деле, не знаю, – горячо заверил он. – Что-то, конечно, осталось… Но одно я знаю твердо: этот гад свое еще получит. К родителям он обратится! Нет, ну скажи, это ж какой сволочью надо быть, чтобы так унизить человека?!

– Слушай, Валь, да оставь ты его в покое. – Снегирева сдвинула брови и серьезно посмотрела на своего собеседника. – Считай, что слово свое ты сдержал. Я другого боюсь, как бы он тебя преследовать после этого случая не начал. Кажется, этот Гром ужасно разозлился…

– Еще бы! – оживился Валентин. – Ты же ему шнобель конкретно расквасила! Представляю, каким он завтра в школу явится! А за меня не бойся. Этот Гром трус, сегодня я в этом убедился. Ну сама посуди. Был бы он таким крутым, каким хочет казаться, испугался бы он девчонки?

– Да нет, пожалуй, – неуверенно пожала плечами Снегирева. – Хотя некоторые девчонки двум мальчишкам фору дать могут. Я не о себе, конечно. Но сейчас многие девочки на карате ходят, единоборствами разными занимаются… Я тут недавно по телику репортаж смотрела…

– Скажи, – перебил Валентин, – а почему ты в драку полезла? Ты всегда такая… самоотверженная?

– Да ты что! – замахала руками Галина. – Трусиха страшная! Поверишь, ни разу в жизни ни с кем не дралась… А сегодня… Сама, если честно, не знаю, что на меня нашло… Как-то в глазах все потемнело, в ушах звон…

И в эту секунду раздался звонок в дверь. Он прозвучал так неожиданно, что парень и девушка как по команде вскочили со своих табуреток. Испуганными глазами они смотрели друг на друга.

– Чего ты испугался? – шепотом спросила Галина.

– Не знаю, – тихо отозвался Валентин. – А ты чего?

Из прихожей снова раздалась трель. На этот раз продолжительная и какая-то требовательная. Будто звонивший был уверен: дома кто-то есть.

Залпом допив остывший чай, Снегирева решительным шагом двинула в прихожую.

– Сиди спокойно, – бросила она на ходу своему гостю.




7


Вообще-то Галина почти наверняка знала, кто стоит на пороге. А открыв дверь, лишь убедилась в своей правоте. Возможно, поэтому на ее лице не отразилось ни удивления, ни радости.

– Проходи, – каким-то бесцветным голосом произнесла она и отступила в сторону.

– А я знал, что ты никуда не ходила, – усмехнулся Игорь.

– С чего ты взял? – пожала плечами девушка. – Просто я уже вернулась. Проходи и знакомься.

– С кем? – уставился на нее своими темно-карими большими глазами Игорь.

– Проходи – увидишь, – пожала плечами Галя и шагнула на кухню.

А когда Игорь возник на пороге, Галина, широко улыбнувшись, объявила:

– Это Валентин, мой друг, а это Игорь…

– Очень приятно, – процедил Игорь, как бы нехотя пожимая руку Валентина.

– Я, наверное, пойду, – засобирался вдруг Валентин.

– Не выдумывай, – бросила в его сторону Галя. – Сейчас кофе пить будем с рулетиком. Ты любишь рулет с маком? – обратилась она к несколько смущенному Валентину.

– Приятного аппетита! – выкрикнул Игорь и метнулся к двери.

– Игорь! – Галина кинулась за ним и уже в прихожей ухватила его за рукав куртки: – Ты чего подумал-то? Валентин просто мой друг… Между нами ничего…

– Меня это не интересует, – перебил Игорь, выдернув свою руку. – Не думал, что ты окажешься такой…

– Какой? – уставилась на него Снегирева. – Договаривай, что же ты замолчал?

– Сама знаешь, – сквозь зубы процедил Игорь и потребовал: – Открой дверь.

– Да пожалуйста, – пожала плечами Галина. Повернув ручку замка, она раскрыла дверь и выжидательно посмотрела на парня: – Что же ты стоишь, иди… Только если я тебе надоела, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, чем устраивать сцену ревности на пустом месте.

– То есть я же еще и виноват? – спросил Игорь, не трогаясь с места.

– Не будь занудой, – тряхнула волосами Снегирева. – Иди, раз решил. Только это глупо… Просто тупость какая-то…

– Галь… – внезапно Игорь сменил тон и, прикрыв дверь, попросил: – Отправь этого… как там его… Валентина домой. Пусть идет, а?

– И не подумаю, – заупрямилась девушка. – Как ты это себе представляешь?

– Очень просто, – заверил ее Игорь. – Хочешь, я сам ему скажу, если тебе не удобно? Скажу, что нам надо поговорить… Нам ведь и вправду надо поговорить, Галь?

Из кухни не доносилось ни звука. Наверное, Валентин, сожалея о том, что стал невольной причиной ссоры между Галей и ее молодым человеком, сидел тихо, боясь даже пошевелиться. В эту секунду девушка представила себе вжавшегося в стену Валентина, и сердце ее уже в который раз за сегодняшний день сжалось от сочувствия.

– Нет, – решительно мотнула она головой. – Извини, Игорь… Но я не позволю, чтобы моих друзей…

– Все ясно, – не дослушал Игорь. – Счастливо оставаться, – уже на бегу выкрикнул он и, перепрыгивая через две ступеньки, кинулся вниз.



– Ну что? – широко раскрыв глаза, шепотом спросил Валентин, как только Галя вернулась на кухню.

– Ушел, – вздохнула она. – Но ты здесь ни при чем, ты не думай…

– Да ладно тебе! – махнул рукой Валентин. – Я что, по-твоему, слепой или умственно отсталый? Это твой парень, да?

– Ну… – не спешила с ответом Галина. – До сегодняшнего утра я считала именно так…

– А что произошло сегодня утром? – просто спросил Валентин.

Он был не из тех людей, которые, прежде чем задать какой-нибудь вопрос, подумают, а стоит ли это делать. Да и потом, хоть они и были знакомы с Галей всего несколько часов, Валентину казалось, что с ней он может спокойно и без всяких уверток говорить на любую тему.

– Знаешь, а ведь, если честно, я за тем и позвала тебя к себе домой, чтобы рассказать обо всем… – призналась Галина, глядя на темное пятно на стене. – Только не думай, что я такая уж легкомысленная… Но ведь бывает так: увидишь человека, обмолвишься с ним парой слов и понимаешь – этот поймет все. Или с тобой так ни разу не было?

– Ну почему же? – смущенно улыбнулся Валентин. – А как ты думаешь, почему я тебе про Аньку рассказал?

Сделав это взаимное признание, ребята, словно смутившись чего-то, уткнулись каждый в свою чашку.

– Тебе еще налить? – спросила девушка, посмотрев на пустую чашку Валентина.

– Кто-то, кажется, обещал кофе? – шутливым тоном поинтересовался Валентин.

– Да, да, конечно, – спохватилась Снегирева.

Она была рада занять себя каким-нибудь делом. В кухне повисла тишина. Девушка суетилась у плиты, насыпая в турку кофе, а ее новый приятель внимательно изучал носки светло-коричневых изрядно поношенных тапочек.

– Короче, когда мы с тобой сюда шли, – нарушила наконец молчание Галина, – я твердо решила рассказать тебе все. Не знаю уж, почему я приняла это решение… Впрочем, не суть важно. Но потом, когда ты начал рассказывать про Аню, я почему-то почувствовала, что моя история придется ни к месту… У тебя и своих проблем выше крыши…

– Да ерунда, – сказал Валентин. – Я же видел, что у тебя у самой кошки на душе скребут, только не знал, как подступиться. Не мог же я так прямо взять и потребовать: выкладывай, мол, что произошло!

– Ну а потом, – будто не слыша Валентина, продолжила Снегирева, – когда Игорек сам явился сюда… а потом убежал… В общем, ты уж прости, но больше мне поделиться не с кем. Так уж вышло.

Разлив по чашкам кофе, Галина устроилась напротив Валентина и принялась сосредоточенно дуть на горячий напиток.

Парень не торопил ее. Сделав небольшой глоток, он поставил чашку на блюдце, потом снова поднял ее, только уже другой рукой, левой, но, поднеся к губам изящную фарфоровую чашечку, внимательно посмотрел на ее содержимое и поставил на место.




8


Почему-то сейчас, рассказывая Валентину о том, что произошло этой ночью, Галина не испытывала ни малейшей неловкости, нужные слова как-то находились сами собой, без малейшего затруднения. Единственное, чего она все-таки избегала, это встречаться с собеседником взглядом. Так, смотря в окно, ей было легче излагать свои мысли.

Большая часть рассказа, конечно же, была посвящена тому, что случилось потом. Девушка рассказала о своей обиде, о звонке Игоря и о том, как она внезапно решила отправиться на прогулку. Валентин слушал внимательно, не перебивая. А когда Снегирева замолчала, он, выждав какое-то время, задумчиво протянул:

– А знаешь, мне он почему-то сразу не понравился, этот твой Игорек. Хотя обычно я отношусь к людям нормально. Ну нет у меня такого, чтобы ни с того ни с сего невзлюбить человека, – пояснил Валентин. – Скорее наоборот. С первого взгляда мне все, как правило, нравятся, а уже потом, когда узнаешь человека поближе, начинаешь разбираться что к чему… Ты только не подумай ничего такого, – поспешно добавил парень, устремив на девушку испуганный взгляд.

– В смысле? – удивленно вскинула она брови. – Чего не думать-то?

– Ну не знаю… – засмущался Валентин. – Типа, что ты мне понравилась, а когда пришел твой парень… Нет, ты мне понравилась, конечно, только как друг, понимаешь?

Снегирева кивнула.

– А вообще я в таких делах не спец, – признался после паузы Валентин. – Хотя твои чувства мне очень даже понятны… Не знаю, как бы я повел себя на месте Игоря, только, наверное, все-таки не так… В общем, я бы точно не стал грузить девчонку своими переживаниями и сомнениями. А хочешь, я с ним поговорю? – неожиданно предложил парень. – Ну, объясню, как дело было, что нас с тобой случайно судьба свела. Хочешь?

– А зачем? – посмотрела ему прямо в глаза Снегирева.

– Ну как? – не унимался Валентин. – Он же, ты говоришь, разозлился, увидев меня здесь… Кстати, тут я его могу понять. Давай я позвоню Игорю и все объясню. Знаешь, не хотелось бы, чтобы из-за меня у вас отношения испортились…

– Да при чем тут ты? – досадливо махнула рукой Галина. – Я сама, сама, понимаешь, ничего уже не понимаю… Запуталась я, Валь… Причем капитально. Вот он ушел сейчас, а у меня в душе даже не ёкнуло ничего. Скажи, может, я Игоря разлюбила, как ты думаешь?

– Не знаю, – пожал плечами Валентин. – Нет, мне кажется, в тебе говорит обида… Или, как это называется, уязвленное самолюбие, вот. Ведь тебя сильно обидела его реакция? Ну, когда наутро он в себе замкнулся. Я правильно тебя понял?

И снова Снегирева лишь кивнула в ответ.

– Так вот, – продолжал Валентин. – Мне кажется, тебе сейчас нужно побыть одной. Запрись в комнате и постарайся вспомнить все хорошее, что между вами было. Не обиду свою, а то, за что ты полюбила Игоря. Ведь не за красивые же глаза ты его полюбила. Наверное, есть в нем что-то такое, чего ты не нашла в других…

– Знаешь, какие он стихи пишет? – мечтательно отозвалась Галина. – И рисует здорово…

– Вот видишь! – обрадовался Валентин. – У тебя есть стихи Игоря? Ну, напечатанные?

– Конечно, – ответила Галя.

– Вот садись и читай, – сказал Валентин, поднимаясь с табуретки. – А я домой пойду.

– А ведь Игорь… Он не всегда таким был, – начала Снегирева, будто вспомнив о чем-то. – Игорь же… Нет, – резко мотнула она головой. – Об этом я тебе как-нибудь потом расскажу.

– И еще, – уже на ходу сказал Валентин. – Обязательно позвони ему вечером и пригласи куда-нибудь. В кино, кафе, просто погулять… Если будешь вспоминать хорошее, тебе самой захочется увидеть Игоря. Я это точно знаю, – уверенно заявил парень и добавил, немного помолчав: – А если тебе понадобится моя помощь или просто поболтать захочешь, звони. Я в доме, где булочная, живу. Знаешь?

– А телефон? – заволновалась Галина, когда Валентин потянул на себя ручку входной двери. – Ты же не оставил свой номер.

– Тащи ручку и блокнот, – велел Валентин. – Хотя я бы и так объявился. Адрес-то знаю. Ты не думай, – широко улыбнулся парень, – от меня не так-то просто избавиться.



Галине не потребовалось обкладываться рукописями, почти все стихи Игоря она знала наизусть. Многие из них были посвящены ей. Устроившись на диване, девушка закрыла глаза и принялась повторять про себя строки из любимых стихотворений. Она и не заметила, как перед ее мысленным взором, словно кадры из известных кинофильмов, одна за другой начали проноситься картинки. Вот они с Игорем идут по берегу какой-то реки, он читает ей написанное ночью стихотворение. Тогда они первый раз приехали к нему на дачу. Первый раз после операции. Галина никак не может привыкнуть к тому, что Игорь идет рядом, а не сидит в инвалидной коляске… Она боится, что Игорь прочитает ее мысли, и старается не смотреть на него, будто и нет ничего особенного в том, что они идут вместе, рука об руку… Но внезапно Игорь замолчал.

– Ты не слушаешь меня, – сказал он вдруг изменившимся голосом. – О чем ты думаешь?

– Нет, я тебя очень внимательно слушаю, – испуганно принялась оправдываться девушка. – Отличное стихотворение, просто класс…

– Не надо, – остановил ее Игорь. – Ты не умеешь врать. И ничего страшного в том, что ты не привыкла к тому, что я теперь… нормальный, нет. Ты боишься неосторожным замечанием или даже взглядом напомнить мне о том, что еще месяц назад я был инвалидом, боишься показаться бестактной… А я боюсь показать тебе, что понимаю это. Не проще ли нам всегда говорить друг другу правду?

Тогда они поцеловались, впервые после операции…

Потом ей вспомнился другой эпизод. Зима, на улице метет метель, Игорь лежит с высокой температурой, у него ангина. А она подогревает в эмалированном ковшике молоко. Потом добавляет туда мед, немного соды и чайную ложку сливочного масла.

– Ну, пожалуйста, – начинает уговаривать Галина. – Выпей, это не так уж и противно, ты попробуй. Мне в детстве всегда такое давали… И ничего, как видишь, живой осталась. Учти, пока не выпьешь, я никуда отсюда не уйду, а мне, между прочим, еще сочинение про Чацкого писать нужно…

– Знаешь, что я сейчас представил? – спрашивает Игорь, принимая из ее рук огромную кружку. – Вернее, не представил даже… Само как-то возникло, как наваждение. Мне показалось почему-то, что мы с тобой… – Он сделал паузу, вероятно, стараясь подобрать нужное слово. – Будто нам уже лет по тридцать и мы давно живем вместе. В соседней комнате дочка спит маленькая… И не сын почему-то, а именно дочка. Я даже знаю, что ее Ксюшей зовут… Будто бы я заболел, ну, как сейчас, а ты за мной ухаживаешь… И так тепло мне на душе стало, ты себе не представляешь, как… Галь… А давай сразу после школы поженимся, а? В институт же можно и расписавшись поступать…

Снегирева тогда ничего не ответила Игорю, она лишь присела на краешек кровати и приказала, сурово сдвинув брови:

– Пей давай, а то ты не доживешь до нашей свадьбы.

Игорь послушно выпил молоко до последней капли. Галя отнесла на кухню кружку, а потом долго сидела рядом с Игорем и молча гладила его темные, удивительно приятные на ощупь волосы.

Девушка не заметила, как заснула. И во сне она тоже видела Игоря и себя рядом с ним, легкую, счастливую, смеющуюся…

Проснулась Галина с удивительно радостным ощущением, обновленной какой-то проснулась. Мысленно Галя благодарила Валентина, ведь это он дал ей такой замечательный совет: постараться забыть о плохом и вспоминать самые радостные события.

«Вот выпью кофейку, – умываясь, думала Снегирева, – проглочу пару бутербродов и позвоню Игорю». Она почему-то не сомневалась, что Игорь ее звонку обрадуется. Но даже этого Галине делать не пришлось. Не успела она проглотить последний кусочек, как зазвонил телефон.

– Игорь, как хорошо, что ты позвонил! – прокричала девушка, услышав в трубке знакомый, немного неуверенный голос. – Давай сходим куда-нибудь?

– Правда? – не смог скрыть своей радости Игорь. – Ты правда хочешь, чтобы мы встретились?

– Ну да, – ответила Галя, отметив про себя незнакомые интонации его голоса. – А что в этом удивительного?

– Тогда давай на «Спортивной» через сорок минут. Нет, через полчаса!

– Да ведь ты не успеешь доехать, – попыталась возразить девушка.

– Успею, – уверенно заявил Игорь и, наскоро попрощавшись, повесил трубку.

На это свидание Галина отправлялась с таким чувством, будто, столкнувшись с какой-то сложной, почти неразрешимой проблемой, она неожиданно для самой себя одержала победу. Галина не знала, над кем она одержала эту победу: над Игорем или над собой. Но ощущение было таким явственным, что девушке казалось, что она чувствует запах своей победы. Она почему-то пахла фиалками…




9


Где в ноябре Игорю удалось раздобыть фиалки, так и осталось для Снегиревой загадкой. Даже спустя две недели, когда, вспомнив об этом их радостном, словно бы после долгой разлуки свидании, она попыталась выпытать у Игоря его тайну, он лишь отмахнулся, ответив:

– Да они не настоящими были. Ты что, не заметила?

– То есть как это? – обиделась было Снегирева. – Ты подарил мне бумажные цветы? Но ведь они пахли…

– Сейчас чего только не придумают, – продолжал разыгрывать ее Игорь.

– Ну вот… – совсем сникла Галина. – А я-то думала!

Тогда она забыла маленький букетик в каком-то кафе и потом долго сожалела об этом. Но не возвращаться же туда спустя два дня. Впрочем, девушка прекрасно помнила свои ощущения: вот она сжимает в руке пучок прохладных стебельков, которые оканчиваются извилистыми линиями корешков, зарывается носом в нежные, источающие весенний аромат фиолетовые лепестки… Нет, она не могла ошибиться: фиалки были самыми что ни на есть настоящими. И зачем только Игорь пытается ее разозлить?

– Да не дуйся ты! – Он осторожно дотронулся до ее локтя. – Я пошутил.

– Ну и где же ты нарыл фиалки среди осени?

– В лесу, – снова принялся шутить он.

– Все! Если не скажешь правду, я сейчас же развернусь и поеду домой.

Видимо, он услышал в ее голосе нешуточную решимость, потому что, подумав немного, сказал вдруг:

– Вообще-то я и сам тогда дико удивился, когда увидел в переходе эту особу. И не похожа она была на обычную торговку… Совершенно то есть не похожа… Представь, стоит такая в норковом манто роскошном, на голове легкий шарфик повязан фиолетовый, развевается весь, так и трепещет, хотя никакого ветра и в помине не было, а в руках этот букетик… «Сколько стоит?» – спрашиваю, а она глаза опустила и называет какую-то цену смешную, то ли десять рублей, то ли пятнадцать, не помню уже… Но самое удивительное в конце было. Беру я из ее рук цветочки, лезу за деньгами в карман, поднимаю глаза, а ее уже и след простыл. Я так и замер с раскрытым ртом. Стою и как дурак фиалки в кулаке сжимаю. Думал, и они сейчас в воздухе растворятся. Но нет, минута прошла, другая, а они никуда не исчезли… Видимо, это добрая волшебница была, которая пришла с цветами, чтобы нас с тобой помирить… Я потом даже стихотворение написал… – Игорь наморщил лоб, пытаясь припомнить написанные уже давно строчки:

– Как мертвые ночные мотыльки,
Лежали на ее руке цветки.
И ветер шевелил их крылья…
Чем было то виденье: сном иль былью?

Не помню, что-то такое… – Парень небрежно махнул рукой. – Словом, дурацкие какие-то стишки я тогда накропал… Даже, помню, сразу их уничтожил в компьютере. Но фею эту я на всю жизнь запомнил.

Почему-то сейчас, поднимаясь к себе на третий этаж, Снегирева вдруг в деталях припомнила тот разговор. А ведь с тех пор уже недели три минуло. И тут она почувствовала, как сбилось дыхание.

«Что это со мной? – удивилась девушка. – Сколько себя помню, одышкой вроде не страдала… Да и рановато еще».

В следующую секунду горячая волна крови ударила ей в лицо. Снегирева прижала к щекам холодные ладони.

«Да ведь я… А может, все-таки нет? Нечего тянуть, – разозлилась на себя девушка. – Завтра же пойду в поликлинику… В поликлинику? Нет, в поликлинику ни в коем случае нельзя, ведь тогда…»

О том, что может случиться, узнай о ее тайне родители и учителя, и подумать было страшно.

Пару дней назад, на уроке химии, она впервые заподозрила неладное. Все сосредоточенно занимались лабораторной работой, смешивая какие-то реактивы и занося свои наблюдения в тетрадь. По всему классу распространился удушливый, едкий запах, и в какой-то миг Снегиревой стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Голова вдруг пошла кругом, все окружающие предметы начали медленно расплываться перед глазами, а к горлу подступил горько-кислый комок тошноты. Тогда она попросилась выйти из класса и, оказавшись в коридоре, постепенно пришла в себя. Потом похожий приступ дурноты повторился на следующий день, на уроке физкультуры. И вот сейчас, поднявшись на третий этаж, она почувствовала, что задыхается.

«Надо позвонить Валентину, – подумала вдруг девушка. – Хотя стыдно. Ведь с тех пор я так ни разу ему и не позвонила».

Да, с того самого дня Валентин и Галина так и не виделись больше и даже по телефону не разговаривали. Она как-то закрутилась… С Игорем они теперь встречались как и прежде, до этой ссоры, каждый день. Ходили на концерты, выставки, гуляли по городу… Словом, свободного времени у девушки почти не оставалось. А ведь еще существовала и школа, и уроки, которые надо было делать каждый день: ведь Снегирева уверенно шла на медаль и сворачивать с этого курса не собиралась.

Конечно, звонок Валентину много времени бы у нее не отнял. И дело тут, наверное, было в том, что, открывшись перед парнем, Галина уже на другой день начала терзать себя упреками: «Стыд-то какой! Ну и зачем ты это сделала? Зачем рассказала случайному человеку то, что и самому близкому говорить не следует». Вот если бы дело происходило действительно в поезде, тогда Снегиреву не мучили бы сожаления. А так, вспоминая о случившемся, она всякий раз заливалась краской и, хотя понимала, что следует все-таки позвонить парню, никак не могла заставить себя набрать его номер. Потом, по прошествии недели, она стала оправдывать себя тем, что Валентин и сам ей не звонит.

«Значит, он не хочет продолжать знакомство, – уговаривала Галина саму себя. – Телефон-то мой у него есть, мог бы и позвонить».

Но сейчас, когда с каждым днем тревожные мысли и дурные предчувствия все больше одолевали ее, первым, о ком Галина вспомнила, оказался почему-то Валентин. Хотя в книжках часто пишут, что о друзьях люди вспоминают только тогда, когда им становится плохо.

«Да он уж, наверное, и забыл, кто я такая! – мысленно терзалась сомнениями Снегирева. – А как напомнить? Ну, та Галя, которая в драку полезла… Нет, это крайне глупо. Скажу так: помнишь девушку, которая купила тебе сигареты? Вообще дурь какая-то получается. Еще решит, что я намекаю на то, чтобы он вернул деньги…»

Так и не решив окончательно, как именно она о себе напомнит, Галя отыскала в блокноте телефон Валентина, и в следующий миг ее пальцы быстро забегали по квадратным черным кнопкам. Каждое нажатие сопровождалось тихим механическим попискиванием.

– Алло, здравствуйте, – бодро затараторила Снегирева, услышав в трубке женский, слегка встревоженный голос. – Позовите, пожалуйста, Валентина.

– А Валика нет… – последовал тихий ответ.

– А когда он придет, вы не подскажете?

– Девушка, – вздохнула на том конце невидимая собеседница, – Валик наш уже почти две недели как в больнице лежит…

– Как в больнице? – воскликнула Снегирева, чувствуя частые и громкие удары сердца. – А что с ним случилось?

– Подрался с кем-то, – ответила женщина. – Ключица у него сломана и ушибы сильные… Я думаю, на него двое или трое напали… А вы кто? – запоздало спохватилась женщина.

– Я его знакомая… – сказала Галина. – Кажется, я знаю, чья это работа… А сам-то он что говорит, кто его избил?

– Молчит, – снова тяжело вздохнула женщина. – А то вы Валика не знаете… А откуда вам известно, кто это сделал? Приезжайте к нам, расскажите. Я его мама, меня Ирина Антоновна зовут. А вас как?

– Галина, – сказала Снегирева. – Знаете, Ирина Антоновна, вы не обижайтесь, но сначала я должна с Валентином встретиться… Скажите, пожалуйста, в какой больнице он лежит и номер палаты, если можно…

– Я так и думала, что вы не станете со мной разговаривать, – с досадой протянула Ирина Антоновна. – А зря… Валентин, конечно, запретит вам говорить, кто это сделал… Если бы хотел, давно бы сам рассказал. Но если вам и вправду известны имена этих подонков…

– Я все понимаю, Ирина Антоновна, – перебила Снегирева. – Но сначала я все-таки должна поговорить с Валентином.




10


Увидев ее в дверях палаты, Валентин так искренне обрадовался, что Галине даже стыдно стало, что она за все это время так и не нашла в себе сил позвонить ему. Ведь давно бы уже могла приехать в больницу.

Голова парня была перевязана, на лице виднелись множественные ссадины и следы от недавних синяков, правая рука, выше локтя и до самой шеи, была в гипсе и торчала вверх, опираясь на металлическую подпорку.

– Ну как ты? – тихо, почти шепотом спросила Снегирева.

– Да нормально… Не знаю, чего меня только тут держат! Чувствую я себя отлично. Только вот к этой фигне привыкнуть никак не могу, – постучал по гипсу Валентин. – Знаешь, а я только сегодня о тебе вспоминал…

А она-то по дороге сюда изволновалась вся, ломая голову, с чего начать разговор, какие слова произнести, чтобы не поставить в неловкое положение ни себя, ни Валентина. А все оказалось так просто! И объяснений никаких не потребовалось. Снегирева была благодарна Валентину за то, что он не стал спрашивать, почему она не звонила.

– Скажи, – Галина принялась выгружать из сумки сок, бананы и яблоки, – это Гром тебя так разукрасил?

– Его-то самого там не было, – чуть помедлив, отозвался Валентин. – Но это, конечно, его ребята. Только раньше я их не видел…

– А сколько их было? – Снегирева заглянула парню в глаза.

– Четверо, – буркнул тот. – Да ну их к лешему! – махнул рукой Валентин. – Расскажи лучше, как у тебя дела? Помирилась с Игорем?

– Знаешь, а я твоей маме сказала, что знаю, чья это работа, – призналась Снегирева, проигнорировав вопрос Валентина.

– Вот это зря, – покрутил перевязанной головой парень. – Что, прямо фамилию назвала?

– Нет, сказала только, что знаю. Она, конечно, спрашивать начала, но я ответила, что вначале должна с тобой поговорить…

– Это правильно, – одобрительно кивнул Валентин. – Да вообще не надо было ничего говорить.

– Так ты, что, не собираешься, значит, на них в милицию заявлять? – подняла брови Снегирева.

– Нет, конечно. – Валентин отвел глаза в сторону. – Если уж предпринимать какие-то действия, то нужно собрать крепких парней и накостылять Грому по первое число. Но я и этого делать не буду, – решительно заявил Валентин и, немного помолчав, продолжил: – Потому что потом Гром опять меня в подворотне подкараулит, потом снова я его… Нет, все это не по мне. Кстати, мне разведка доложила, что, когда Гром узнал, что его хлопцы перестарались и я в больничку загремел, так перепугался, что целую неделю в школе не показывался. Боялся, наверное, что за ним менты придут. Вот и пусть дальше боится, – чуть помолчав, добавил Валентин.

Сосед, что лежал на койке справа, перевернулся на другой бок и шумно вздохнул.

– Пойдем в коридор, – предложил Валентин. – А то мы Петровичу спать мешаем.

Устроившись в холле перед выключенным телевизором, ребята какое-то время сидели молча. Галина все никак не могла решиться заговорить на волнующую ее тему, а Валентин сосредоточенно изучал плакат, висевший на противоположной стене. Там крупными ярко-синими буквами было написано: «МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ ПРИ ГОЛОЛЕДЕ», а внизу красовались картинки с изображением падающих на землю людей.

– Я бы на твоем месте все-таки не стала бы это дело на тормозах спускать, – сказала наконец Снегирева.

Ей казалось, заговори она сейчас о своей проблеме, Валентин может подумать, что она только за тем сюда и пришла.

– Хватит об этом, – отрезал он. – Я так решил. Расскажи лучше о себе. Как там у вас с Игорем, все в порядке?

– В общем, да, – неуверенно протянула Галина.

– А в частности? – улыбнулся Валентин. – Давай колись. Или ты думаешь, что если пришла меня проведать, то только обо мне мы и должны разговаривать?

– Ты прав, дела у меня хуже некуда, – сказала Снегирева и устремила на парня заблестевшие от слез глаза. – Валь, кажется, я беременна, – выпалила она и закрыла лицо руками.

Прошло минуты две, прежде чем Валентин решился нарушить молчание.

– А Игорь… Ну, ты ему об этом сказала? – упавшим голосом спросил он.

– Нет еще, – ответила девушка, не отнимая от лица рук. – Я боюсь… Понимаешь, не представляю себе, как я произнесу эти слова, и главное, что он ответит мне.

– А что бы ты хотела, чтобы он тебе ответил? – Валентин искоса взглянул на свою собеседницу.

– Тоже не знаю… Валь, я ничего не знаю, – прошептала Снегирева, и Валентин увидел, как ее плечи задрожали.

– Не плачь. – Он дотронулся до руки девушки, легонько притянул ее к себе и обнял. –