В июле 1945 года врачи объявили Миклошу Гардошу, что жить ему осталось полгода. В тот же день он отправил 117 писем. Спустя полвека его сын, выдающийся режиссёр и сценарист Петер Гардош, написал книгу и снял фильм «Предрассветная лихорадка» о тайне своих родителей. В эксклюзивном интервью Jewish.ru Петер Гардош рассказал, как любовь победила болезнь, чем его роман отличается от литературы Холокоста и почему мама была категорически против его экранизации.

 

Вы помните своё детство?

– Я до десяти лет не знал, что я еврей! Рассказать, как узнал? Отец в окно увидел, как мы возвращались из школы и, расставаясь, били сумками нашего товарища, немного его мутузили. Отец спросил меня, почему бедного мальчика бьют сумками? Я гордо сказал: «Потому что он еврей». И тут отец, который никогда меня не трогал, дал мне пощёчину, от которой я чуть не упал. Я был так изумлён, что даже не заплакал. «Почему?!» – спросил я. Отец смотрел на меня молча, до сегодняшнего дня я не забыл этот взгляд, и сказал: «Потому что ты тоже еврей». Он повернулся и ушёл в комнату. А я остался один в замешательстве. Еврей в моих глазах был человеком, которого нужно бить. И вдруг одной пощёчиной я переместился на другую сторону. Это был удивительный момент. Я помню каждую его секунду.

Вам про лагерь родители рассказывали?

– Когда мне было 30 лет, я уже не жил дома, но по воскресеньям приходил к ним и за обедом просил отца рассказать о его детстве и особенно о том, что произошло в этих лагерях. Он всегда мрачнел и говорил: «Как-нибудь потом». Если бы я был более настойчив, может, он бы и открылся. Но вряд ли…

И как вы узнали настоящую историю их знакомства?

– После смерти отца, в августе 1998 года, мама отдала мне две пачки писем и сказала прочесть. Я был потрясён и самими письмами, и тем, что они никогда прежде о них не рассказывали. И написанный про эти письма роман мне кажется знакомством с моим отцом. Я понял, что не знал его. Он всегда был застенчивым и сдержанным, когда шла речь о чем-то личном – закрывался и молчал. Я знаю, что отец был очень умным, но не подозревал, какое у него было потрясающее чувство мора. Я и предположить не мог, что он был таким «авантюристом» – написал 117 разным женщинам одинаковые письма! Он попросил Красный Крест прислать ему контакты молодых венгерских женщин, которые, как и он, находились на лечении в Швеции, и, получив 117 адресов, написал всем.

 

«Дорогая Нора, дорогая Эржебет, дорогая Лили, дорогая Жужа, дорогая Шара, дорогая Серена, дорогая Агнеш, дорогая Гиза, дорогая Каталин, дорогая Юдит, дорогая Габриэлла…
Наверное, вы привыкли к тому, что к вам может обратиться незнакомый вам человек лишь на том основании, что он тоже венгр. Что поделаешь – не то нынче воспитание. Вот и я только что фамильярно к вам обратился на том основании, что мы с вами земляки. Я не знаю, встречались ли мы в Дебрецене, где я был – до того, как Родина загнала меня в трудовой батальон – сотрудником городской газеты, а отец мой держал книжный магазин в помещении епископского дворца. Мне кажется, судя по возрасту и фамилии, что мы с вами знакомы. Вы ведь жили в проезде Гамбринуса?
По настоянию докторов мне придётся опять день-другой поваляться в постели…»

 

В июне 1945-го, уже после победы, вашему отцу сказали, что из-за туберкулёза, осложнённого тифом, жить ему осталось полгода. А он стал писать письма девушкам. Как вы это объясняете?

– За это время он пережил уже несколько своих смертей. Он, безусловно, был оптимистом, как и моя мать, и я получил это в наследство, и это дороже всего на свете. А отец решил в этот момент: «Плевать!» Плевать на смерть, он будет жить, и всё!
Когда он освободился из концлагеря Берген-Бельзен, в нем было 27 килограммов веса, а в маме – 26. Санитарки, снимавшие её в Швеции на носилках с корабля, подумали, что ей 9 лет. Она не могла писать, и скорее всего, папа был точно в таком же состоянии. Спустя три с половиной месяца он уже мог писать. Представляете, какая физическая сила требовалась для того, чтобы написать эти 117 писем – он ещё лежал в кровати, писал карандашом. Как же ему хотелось жить, что он написал все эти письма красивым, почти каллиграфическим почерком. Он как будто бросал бутылку с письмом в море. Всего 117 бутылок в море. Он ведь никого из них не знал.

Одной из 117 получательниц этих писем оказалась ваша будущая мама. В книге её зовут Лили. Чем ваш отец её завоевал? 

– Он завоевал маму интеллектом и юмором. Он был поэтом, у него в Дебрецене в 1938 году вышел сборник стихов. В голове он хранил всю мировую литературу, цитировал Гейне в собственном переводе. И 18-летняя мама была поражена. У него была очень изящная стратегия ухаживания. Мне было интересно смотреть, как постепенно тон писем становится теплее, и вот она уже посылает ему в подарок носовой платок.

 

«С искренними чувствами посылаю тебе эту безделицу. К сожалению, получилось не так красиво, как мне хотелось, а поскольку здесь нет утюга, то разглаживать этот платочек пришлось под подушкой…»

 

«Ты можешь мне объяснить, отчего твои письма доставляют мне всё большее и большее счастье? Извини, что пишу карандашом, но ответить хочу немедленно, а чернила кто-то унёс… Несколько дней назад я был в городе и бродил в одиночестве по заснеженным улицам. На окнах не было занавесок, и можно было видеть квартиры простых рабочих. И я почувствовал, как я неимоверно устал. Двадцать пять лет, и сплошная череда бед. У меня не осталось воспоминаний о безмятежной семейной жизни – такой я не знал. Возможно, поэтому я её так безумно жажду. Но не желая всё это видеть, я поспешил уйти…»

 

Ваш отец был настойчив и даже смог убедить врачей отпустить его на свидание, хотя медицинский прогноз был всё так же безнадёжен. Но тут выяснилось, что ваша мама решила оставить иудаизм. Как мама объясняла такое решение?

– Мама об этом никогда не говорила. Я написал сценарий, дал прочитать маме и попросил её позвонить мне вечером. Она позвонила страшно смущённая: «Я не разрешаю делать этот фильм». – «Почему?» – «Потому что сценарий полон лжи». – «Назови хотя бы одну?» – «Например, это решение стать католичкой: я такого никогда не хотела». Мама сама никогда не перечитывала эту переписку, и я прочитал ей отрывки вслух.

 

«Миклош, ты уже был у епископа? Я жду с нетерпением», «Мой Миклошка, когда уже ты сделаешь что-нибудь ради перехода в католичество…»

 

«Ну вот, моя милая, моя дорогая Лилике, ты знаешь, теперь я человек, навсегда обрученный с идеей борьбы за свободу и справедливость, которой увлечены сегодня сыны всех народов. И если ты будешь (ведь это так?) моей спутницей в повседневной жизни, то и в этом будь мне верным товарищем! Ты вышла из буржуазной среды – стань теперь боевой и стойкой социалисткой! А с епископом я договорюсь».

 

Что ответила мама, когда вы ей прочитали отрывки?

– Мама долго молчала в трубку. Потом сказала: «Но это ужасно. Я ни одного слова не помню, не помню этого желания. У меня болезнь Альцгеймера». – «Нет, ты просто думала, если “снимешь с себя” еврейство, то все разрешится. И ты так хотела это забыть, что всё стёрла из памяти».
Это самое интересное: они думали, что это как рюкзак, который они могут снять с себя. До такой степени они на этом зациклились, что крестили меня, когда я родился в 1948 году! В Венгрии уже было коммунистическое безумие, это было небезопасно, но они думали, что необходимо освободить меня от еврейства, и договорились со знакомым священником.

При этом в романе есть раввин, который отговаривает ваших родителей от крещения и обещает организовать им свадьбу.

– Свадьба у них была еврейская, как и описано в романе. Но их опасения никуда не делись. «Хорошо, мы останемся евреями, но сыну не нужно быть евреем, чтобы не испытать всё это». Однако раввин сделал своё дело – свадьба была в Большой синагоге Стокгольма. А шведский король Густав V направил молодой паре, пережившей все муки концлагеря, восторженную телеграмму.

Вы назвали книгу «Предрассветная лихорадка» – ваш отец всё время измеряет температуру, и она всегда поднимается по утрам. Он действительно верил, что сможет побороть болезнь?

– Он был игрок, и поставил на кон свою жизнь. Позже врач, который обследовал его и увидел, что каверны в лёгких затянулись, сказал ему, что исход болезни решался не в лёгких – а в мозгах, в голове. Он так верил в жизнь, потому и избежал смерти.
Отец сохранил свои медицинские анализы и диагнозы. И когда я начал работать над романом, то показал их известному пульмонологу, чтобы посмотреть, насколько он был болен. Оказалось, что у него была форма болезни, лечение которой открыли только в 1948 году. Он говорил, что его излечила любовь.

Мне кажется, что эта история очень про еврейский народ. Про такой характер – не смиряться, выживать и побеждать смерть.

– Да, точно. Наверное, это сидело не только в моем отце, но и в дедушках и прадедушках, эта жажда жить. Это самые важные черты характера моих родителей. Я прочитал их письма и сразу понял, что хочу снять фильм про это. Я достаточно хорошо знаю литературу и фильмы про Холокост. В каждом произведении присутствует идея: после того страшного, что произошло с нами, жить по-прежнему нельзя. Этот лейтмотив заставляет нас по-разному видеть историю до и после. Но история моих родителей – исключение. В этих письмах нет ни слова о Холокосте, максимум – два раза мельком. Речь в них про одно: я люблю, хочу жить и хочу начать сначала. В литературе Холокоста этого нет. Необходимо было увековечить историю этих двух людей, которые так думают. Это так красиво и так трогательно, что стоит рассказать всему миру.

Дарья Рыжкова

http://www.jewish.ru/culture/cinema/2017/01/news994336898.php

 

Предрассветная лихорадка (2015)

Трейлер

 

 

ЧИТАТЬ

 

 

Оглавление
Глава первая Глава вторая Глава третья Глава четвертая Глава пятая Глава шестая Глава седьмая Глава восьмая Глава девятая Глава десятая Глава одиннадцатая Глава двенадцатая Глава тринадцатая Глава четырнадцатая Глава пятнадцатая Глава шестнадцатая Глава семнадцатая и последняя Послесловие