Александр Ступников док. фильм "Изгои"

Изгои - 1 Часть
http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=casYJbGLpXk

Изгои - 2 Часть
http://www.youtube.com/watch?v=xYsKMPuLtlA&feature=related

Изгои - 3 Часть
http://www.youtube.com/watch?v=b7SKvIzNqQk&feature=related

Изгои - 4 Часть

http://www.youtube.com/watch?v=92Nh34lYvs4&feature=related

Известный журналист Алекс андр СТУПНИКОВ снял документальный фильм о
Второй мировой войне. Лента еще не вышла в широкий прокат, но уже наделала
много шума и обещает быть скандальной. Автор обратился к теме, которая ни
разу не звучала. О еврейском партизанском движении в Европе; о том, как
оно зародилось и как выживало; как не только нацисты, но и местные жители
расправлялись с евреями. О событиях тех дней рассказывают очевидцы,
которых Ступников разыскал в Беларуси, Литве, Польше, Словении…

- Саша , как возникла идея фильма?

- Это произошло довольно просто, как и все в этой жизни. Я начал готовить
совсем другой проект, причем и интересный для меня, и необычный, и даже
коммерчески привлекательный. Но внезапно вышел на тему партизанского движ-
ения в годы войны. Все оказалось далеко не так однозначно, как нам говори
ли в советские времена. С другой стороны, антифашистов, патриотов нынче
стали красить тоже однобоко. Свобода слова там, где к ней не готовы, это и
свобода глупости и поверхностности… Я и раньше слышал о еврейских партиз-
анских отрядах. И вдруг эта тема всплыла.
Оказалось, что она совершенно не изучена, более того - всегда замалчивала-
сь. Даже на Западе более чем за полвека о еврейских партизанах никто ничего не снял.
И написано очень мало. Всё только вселенский плач о Холокосте!
В коммунистических странах тема тем более не звучала. Более того, оказало-
сь, что и еврейский истеблишмент почему-то "предпочитает" говорить только
о жертвах и только вскользь о героизме и борьбе.
У меня возник вопрос: "Почему?"
Со временем этих "почему" становилось всё больше, и я начал работать.
Сначала только в Беларуси. Искал ответы на вопросы: как еврейские партиза-
нские отряды появились, как выжили в Холокосте, почему именно в Беларуси
таких отрядов было подавляющее большинство, в каких условиях они создавал-
ись, с какими трудностями сталкивались? Но потом понял, что еврейские пар-
тизаны здесь - это часть общего Сопротивления, еврейского Сопротивления всей Европы. И всплыла тема даже не Холокоста, без которой невозможно говорить о еврейском Сопротивлении, а коллаборационистов. Так и пошло-поехало
...

Поэтому фильм назван "Изгои"?
>
> - Название пришло уже в ходе работы над материалами. Я вдруг увидел � C на
> основании того, что услышал и собрал, - совсем другой подход к этой теме
> . Во время войны евреи на самом деле неожиданно для себя оказались одни
> - один на один со смертью и несправедливостью. Пришла война и нацисты. И
> одни соседи начали убивать евреев, как в Балтии. Другие смотрели и отвора
> чивались. А чтобы оправдаться перед собой, обвиняли евреев в коммунизме и
> во всех смертных грехах. Третьи - спокойно забирали их имущество и вселя
> лись в их дома. Четвертые - сами не убивали, но собирали евреев в эшелоны
> и депортировали. Или поступали, как болгары, которые своих евреев - пять
> десят тысяч человек - Гитлеру не отдали, но, будучи его союзником, оккупи
> ровали Македонию и Северную Грецию и всех тамошних евреев "преподнесли" н
> емцам. И так далее...
> В итоге - миллионов людей как будто не было на этой земле. Только в Белар
> уси погибли 800 тысяч евреев. В Польше до войны их проживало более трех м
> иллионов. А сегодня - где-то шесть тысяч. Те евреи, кому повезло выжить,
> кто был в подполье или ушел в партизаны, там тоже нередко оказывались оди
> ноки. И в партизанах встречался антисемитизм, и не хотели принимать еврей
> ских беженцев, и верили слухам немцев, что беженцы из гетто - это засланн
> ые агенты. Всякое бывало. Но то, что было в Украине, в Польше, в странах
> Балтии - просто кошмар!
>
> Я, например, и раньше встречал информацию о том, что, скажем, в Польше ев
> реев не любили. Это не новость. Но то, что в Литве и Беларуси еврейские п
> артизаны погибали не только от рук немцев или полицаев, но и от рук польс
> ких партизан, - меня удивило. И это были не единичные случаи. Иначе я бы
> на такие факты не клюнул… Или, например, я впервые узнал, что из всех стр
> ан Восточной Европы, только в Беларуси немцы не смогли поднять местное на
> селение на еврейские погромы и потому начали уничтожение сами. При помощи
> завезенных сюда карателей из соседних стран. Я не знал, например, и то,
> что, когда немецких евреев вывезли в Минск (и в Ригу), то у них было свое
> гетто в гетто, своя проходная, паек, своя полиция. Хотя уничтожали всех
> одинаково.
> То есть Холокост, который обычно валят только на немцев, - "заслуга" не о
> тдельных выродков, а, в сущности, та же коллективная вина (за исключением
> Беларуси). Поэтому об этом стараются не говорить, поэтому антисемитизм ж
> ив и тлеет. До своего нового часа.
>
> - Но почему сами евреи столько лет молчат об этом?
>
> - Те, кого в годы войны убивали тысячами, тоже думали (и об этом говоритс
> я в фильме), что " такого" не может быть. Оказалось, все может быть. Всю
> вину за геноцид свалили на немцев…
>
> Но посмотрите: даже в западных цивилизованных странах, когда евреев увози
> ли "на переселение", в лагеря уничтожения, абсолютное большинство их сосе
> дей вздохнули спокойно. Имущество и дома-то остались. Есть где жить и спа
> ть! И можно повесить свою вывеску над лавочкой или мастерской. Евреи даже
> в партизанах нередко были изгоями, и принимало их только коммунистическо
> е подполье. Пусть не без проблем, но все-таки советские партизаны их прин
> имали. Кому это на Западе понравится?
> Сегодня у грамотного человека нацистская пропаганда, списанная у русских
> черносотенцев, вызывает почти смех. Мне в фильме молодой нацист говорит,
> что большевизм - это интернациональный жидизм. И ведь не он один так счит
> ает! И когда пришли сильные, когда казалось, что они победили, что это и
> есть новые хозяева новой Европы, очень многие тоже стали так же считать.
> И уничтожать, хапать, делать вид, что ничего не происходит. Я оставил это
> го парня в фильме только потому, что он сегодня вслух говорит то, что не
> так уж редко другие думают или говорят дома…
>
> А вообще я просто влюбился в тех, с кем работал. За их открытость. За их
> мужество. За их волю к жизни. Мне было по-человечески здорово познакомить
> ся и с этими людьми, и с честными историками. Я знаю, что ничего не могу
> изменить. Ну и что? Это не аргумент, чтобы молчать и смотреть, как старая
> зараза под разными другими соусами ползает снова.
>
> - С какими трудностями пришлось сталкиваться в процессе работы? Возникали
> ли какие-то препятствия?
>
> - Препятствий никаких и нигде не было. Ни в Беларуси, ни в странах Балтии
> , ни в Центральной Европе. Возникала чисто техническая проблема, когда я
> понял, что надо снимать в разных странах: я уже не мог обойтись только св
> оими силами. Гостиницы, бензин, текущие расходы на поездку. Это стало дав
> ить. ТВ-съемки - это прежде всего деньги и затраты. И немалые. Тогда я ак
> куратно обратился в три солидные еврейские конторы. Например, в небедный
> Евроазиатский еврейский конгресс или, поддавшись советам друзей, - к совл
> адельцу крупного латышского "Парекс Банка". Даже не за финансированием, ч
> тобы не напрягать, а за "содействием" - просил "прикрыть" хотя бы несколь
> ко поездок в Литву, Латвию, Украину, Польшу…
>
> В ту же Словакию, где я нашел последнего еще живого командира еврейского
> партизанского отряда. Просто проект тянул из моего кармана больше, чем я
> предполагал. И я не успевал "пахать" на гонорары, чтобы вкладывать их в н
> его.
> Великолепно ответил третий "корреспондент" по этому поводу - председатель
> совета директоров одного балтийского банка и тоже большой еврейский акти
> вист.
> - А где я буду в этом фильме? - спросил он.
> - А вы что, тоже были в партизанах? - спросил я.
> - Но если меня там не будет, то какой мне смысл? - логично объяснил он и
> отказался… И тогда мне стало легче. Я понял, что так же, как и мои герои
> (живые и погибшие), просто должен сделать то, что задумал. Как и они - во
> преки. Вопреки деньгам, равнодушию "баблового быдла", обывателю, мечущему
> ся между кухней, магазином и туалетом. Вопреки тому, что кому-то что-то н
> е понравится. Вопреки растерянности, которую я видел у зрителей после нес
> кольких просмотров.
>
> - Какой эпизод, на ваш взгляд, стал самым ярким в фильме?
>
> - Таких эпизодов много. Я просто влюбился в партизанку Фаню Бранцовскую и
> з Литвы. Ее недавно дернули в литовскую прокуратуру, потому что ее отряд
> разгромил самооборону в деревне Конюкай (Конюхи). Эту самооборону вооружи
> ли немцы против партизан. Во время боя там погибли и мирные жители. Это,
> говоря сегодняшним языком, семьи полицаев. Так вот, нельзя было их трогат
> ь. Надо было, как немцы, селекцию устраивать. Партизанский геноцид получи
> лся.
> Меня очень резануло, как выживший в рижском гетто пожилой умный человек с
> казал искренне, что он всю жизнь себе не может простить, что не пошел со
> своей матерью на расстрел. В Риге в гетто сначала расстреляли всех женщин
> , стариков и детей, а мужчин оставляли работать.
>
> Люди почему-то были искренни перед камерой…
>
> Кто-то из интервьюируемых вспомнил, что среди десантников-партизан, засыл
> аемых их Москвы, особо примечал сибиряков. Очень светлые, исконно русские
> люди были напрочь лишены даже намека на антисемитизм.
>
> Или чистокровный еврей-разведчик в немецком вермахте, когда он говорил, ч
> то был близок к самоубийству, потому что ему казалось, что он мало делает
> для Родины.
> Или командир словацкого еврейского отряда почти в триста человек рассказы
> вал о Словацком восстании, как это было, как они дружили, как там была ро
> та из евреев-ортодоксов….
>
> - Саша , где будет показан этот фильм? Сможет ли его посмотреть белорусск
> ий зритель? Не предлагали ли вы его, например, Белорусскому телевидению?
>
>
> - Русскоязычное ТВ сегодня, по-моему, как и в прежние времена, живет поли
> тико-историческими мифами и скармливает эти мифы зрителю. Много передерги
> вания или подтасовок под ту или иную концепцию. И то, что эти концепции и
> представления не едины, как раньше, не помогает, а только создает мешани
> ну в голове у неподготовленного человека. Выхваченные или подобранные фак
> ты и фактики вроде что-то говорят, и вроде все солидно, но все равно - о
> мифах.
> Я не делал этот фильм под заказ. Я рассказал о том, что узнал. А поскольк
> у малоизвестных фактов было много, я их не нанизывал на какую-то концепци
> ю "за" или " против". Просто попытался понять через Холокост, коллабораци
> онизм и партизан, - что тогда происходило и с евреями, и с их соседями.
>
> В фильме есть то, что не понравится кому-то в странах Балтии, в Польше, в
> Украине. Многое - о чем не принято говорить. Я сознательно не стал нагне
> тать скандальность каких-то фактов или моментов. Что-то пришлось разжеват
> ь, потому что на Западе на самом деле не так много знают о той войне. И в
> этом нет ничего удивительного. У людей короткая память. Иначе бы веками
> не повторялось одно и то же. В Израиле очень мало или почти не знают даже
> о самом факте существования еврейских партизан.
> Я сделал этот фильм, как увидел. Сделал так, как хотел показать своим дет
> ям. Сделал - как подарок тем замечательным людям, с которыми встретился,
> пока над ним работал. Я ничего никому не доказываю этим фильмом, кроме се
> бя самого.
>
> Есть древняя еврейская истина: "Если не ты за себя, то кто же? Но если ты
> только для себя, то зачем ты?"
>
> Значит, мне это было нужно. Разве может быть более серьёзный стимул, чтобы жить и уважать себя?

--- On Wed, 8/15/12, Mark S /us.mc1638.mail.yahoo.com/mc/compose?to=usmarkint%40yahoo.com> wrote:

ИЗ уст генерала ШЕБАРШИНА











Некоторые изречения просто гениальные




Изречения генерала.

Шебаршин Леонид Владимирович (24 марта 1935, Москва - 30 марта 2012, там же)
- и. о. председателя КГБ СССР (с 22 августа по 23 августа 1991года), начальник внешней
разведки СССР (c 06.02.1989 по 22.09.1991),генерал-лейтенант.

- Не стоит возвращаться в прошлое. Там уже нет никого.
- Противен, как Троцкий до реабилитации.
- У нас все впереди. Эта мысль тревожит.

- Кудеяр, Разин, Пугачев были неграмотны. Нынешних народных вождей несколько
портит образованность.

- Многие ушли в политику потому, что это более доходное дело, чем вооруженный
грабеж.

- Митинги - весенние демонстрации морд.

- Демократы стесняются употреблять слово "товарищ". Они слишком хорошо друг
друга знают.

- Трудно сказать что-то настолько глупое, чтобы удивить Россию.

- О ведущей телепрограммы – такую женщину хотелось бы посмотреть целиком.

- Наши доблестные разоруженные силы.

- Был бы рай, не было бы атеистов.

- Много слов, к которым трудно подобрать мысли.

- Из плохих работников получаются великолепные ветераны.

- Растет число самоубийц. Ну ладно, расстаться с жизнью. Но с
демократией, рынком, Ельциным? Нельзя понять этих несчастных...

- "А кто ни с чем к нам придет, тот от того и погибнет!"

- "Пытаются зверски сбивать наши самолеты, которые мирно бомбят их города"

- Президент не может обойтись без народа. Это его слабое место.

- Создать при правительстве департамент по связям с преступностью.

- ООН не может одобрить ни географическое положение, ни климат, ни историю России.

- Демократия расколола общество: одна половина ее ненавидит, а другая
над ней насмехается.

- Это баранов гонят. А мы сами идем.

- Жизнь была бы занятной, если бы наблюдать ее со стороны.

- По данным Госкомстата, россияне чаще всего умирают от того, что живут в России.

- Велика Россия, а отступать некому. Армии нет.

- Не знаем ответов. Хуже того, не знаем вопросов.

- Интеллигент не может молчать. Поэтому ему трудно сойти за умного.

Мой выбор: быть еврейкой.



"Спрашивать или не спрашивать..." - крутилось в голове у скромного, но сомневающегося прихожанина. Все-таки он решился и подошел к священнику. "Я бы хотел спросить Вас, что может послужить доказательством существования Бога?" - тихо, с оглядкой он задал свой вопрос. Ответ уважаемого духовного лица был удивительно прост: "ЕВРЕИ." Понимая, что прихожанин не еврей, и ничего не знает о древней истории евреев, священник решил рассказать ему, как этот народ выжил вопреки всему.

"Понимаешь, все народы, которым выпадал жребий быть народом без земли, попросту исчезали," - начал свой рассказ священник. "А евреи каким-то образом сохранились, пережив восемнадцать веков изгнания, всеобщей неприязни, гонений, а под конец – и попытку полного уничтожения всего народа. Как же еврейский народ мог выжить? Историки на этот вопрос ответа не дают. Они лишь констатируют факт, что народ выжил вопреки всему. Неверующие сочиняют по этому поводу различные теории. Эти теории до крайности неубедительны, потому что еврейская история – чудо и живое доказательство существования Бога. Ты даже себе не можешь представить, что, изгнав евреев из Иудеи, римляне запретили им возвращаться на родину. На протяжении веков в разных странах было немало попыток избавиться от этого народа – посредством массовых убийств или изгнания. Кончалось это всегда одинаково: евреи выживали, а их гонители исчезали. После восемнадцати столетий изгнания еврейский народ, ведомый горсткой храбрецов, достиг невозможного – вернулся на свою древнюю родину, возродив свое государство. Как бы то ни было, еврейский народ всегда остается живым доказательством существования Бога. Даже существует известное выражение: "Не столько евреи сохранили субботу, сколько суббота сохранила евреев," - закончил свой рассказ местный мудрец, надеясь, что прихожанин никогда не будет больше сомневаться....

Мы действительно выжили, и это не секрет, что в каждом поколении всегда были удивительно смелые люди, спасавшие нас. "Почему нас спасают?" - это один из самых трудных вопросов, которые обычно задают те, кого спасли. Для всех, кто посетил Яд-Вашем в Иерусалиме, знакома Аллея Праведников - тысячи вечнозеленых деревьев, каждое из которых посажено в честь человека, который спас хотя бы одного еврея: "Спасший душу одну, спас весь мир." Мы хотим знать и помнить поименно всех... Но больше всего мы хотим знать, ПОЧЕМУ эти люди, рискуя жизнью, спасали евреев.

Эта история началась почти 7 лет тому назад, когда Мэри Расселл (Mary Doria Russell), профессор антропологии, прочитала о жизни нескольких еврейских семей во время фашистской оккупации Италии в книге "Доброжелательность и предательство: Пять итальянских еврейских семей при фашизме" ("Benevolence and Betrayal: Five Italian Jewish Families Under Fascism"). Цифры и факты о еврейском подполье в окрестностях Генуи в дни нацистской оккупации Италии были почти невероятными: выжило 43 тысячи из 50 тысяч евреев. "Об этом должен узнать мир," - решила Мэри и начала писать о самом трудном, о спасении жизни. "Каждый мой роман начинается с главного вопроса, на который я бы хотела ответить. Начиная работать над этой книгой, я задала себе вопрос: "Почему в Италии, фашистской стране, был самый высокий процент выживания евреев в оккупированной нацистами Европе?"

Семь лет работы, поездки в Италию, интервью с людьми, которые пережили эти события, поиск архивных документов, работа над книгой, которая была представлена к Пулитцеровской премии 2005, - это всего лишь попытка ответить на этот трудный вопрос, ведь большинство людей не считали и не считают себя героями. Прочитав книгу о событиях того далекого времени, я решила поговорить с автором. Я не готовила никаких специальных вопросов, потому что хотелось разговора о мужестве. Я понимала, что это будет не простой разговор, потому что автор книги очень мужественная женщина. Во истину, мужественные люди как Мэри Расселл умеют принимать мудрые решения. Пять дат в жизни человека, а для Мэри - это пять мужественных решений, каждого из которых достаточно чтобы изменить жизнь многих людей: защита диссертации по антропологии, начало писательской карьеры, обращение в иудаизм, решение адоптировать ребенка, книга о спасении итальянских евреев.

"Быть евреем" - это мужественный выбор или наследственное бремя... Не часто, но люди задаются этим вопросом, особенно, когда события подталкивают к этому. Граф Чиано, министр иностранных дел и зять Муссолини, в 1937 году писал, что в Италии нет "еврейского вопроса." Доля смешанных браков среди евреев и неевреев была в Италии самой высокой в Европе - по переписи 1938 года она составляла 43,7 процентов. И несмотря на это, евреи были активной частью общества: Эрнесто Натан был мэром Рима с 1907-1913; Луиджи Луццатти спас итальянскую финансовую систему от краха в 1906 году; математику прославил великий учёный Туллио Леви Чивита; Чезаре Ламброзо был одним из лучших исследователей в области криминологии, психиатрии и антропологии; Энрико Ферми и Эмилио Сегре стали Нобелевскими лауреатами по физике. Принято считать, что итальянские евреи не расставались с Торой и томиком Данте. Для многих из них война изменило все, и прежде всего они стали неугодными еврееями.

Мэри, работая над книгой и беседуя с теми, кто пережил эти события, Вы заново открыли для себя и мира еврейскую общину Генуи, и наверное почувствовали что-то особенное, что дало возможность им пережить. Мы привыкли говорить о спасении одного или нескольких человек, в этом же случае были спасены тысячи. Может быть итальянские евреи владеют особенным секретом мужества....

Мэри: Да, это просто удивительно, когда понимаешь, что удалось спастись 43 000 евреев, что составляло 85% всей еврейской общины Италии. Надо сказать, что множество факторов сыграли роль в этом. Одна из причин того, что я написала книгу "Линия милосердия", и было желание описать весь маштаб ситуации. Одной из основных причин спасения, как Вы уже заметили, была интеграция и ассимиляция итальянских евреев в глубь итальянского общества, начиная с 1870 года после войны за объединение Италии. По уронии судьбы, в современных условиях американская еврейская община обеспокоена потерей уникальности в огромном обществе. Ассимиляция и смешанные браки стали основной проблемой еврейской общины Америки. В Италии все получилось наоборот. Невероятно, но когда нацисты вошли на территорию Италии, почти каждый еврей имел вокруг себя друзей или родственников среди католиков. Итальянские евреи не были столь изолированы и доступны на прямую. Итальянские евреи верили, что они должны быть свободными и уважаемыми гражданами в обществе, самое главное - это понимали католики-итальянцы. Получилось, что Италия восприняла оккупацию, как единая нация. Один из переживших сказал: "Одна половина Италии прятала другую. Каждый имел кого-то, кто был спятан. Прятать и спасать евреев не представляло никакого риска." Во всяком случае многие спасали евреев.

Многие не дожили до Победы. Из известных личностей погиб генерал Армандо Баки, адмирал Аугусто Капон, погибли видные раввины, венецианский Адольфо Оттоленги, генуэзский Риккардо Пачифичи, флорентийский раввин Натан Кассуто, врач по светской профессии, в тяжёлую минуту он сбросил медицинский халат и облачился в раввинское одеяние, чтобы поддержать флорентийскую общину.

Готовясь к разговору с Вами, я заглянула в ежемесячный журнал "Внутри Ватикана" ("Inside Vatican"), надеясь найти информацию о главном раввине Рима (1941год) Израиле Золли, которых родился в местечке Броды Львовской области. Длительное время он был профессором иврита в Университете Падуи. Неожиданно для меня статья заканчивалась словами: "Лучше не говорить о Золли, даже через 40 лет после его смерти." Как известно, его прятали в Ватикане во время нацистской оккупации. После окончания войны, он объявил, что он и его жена решили принять католическую веру. За ними последовала и их дочь. Этот шаг был глубоко осужден еврейской общиной, его имя навсегда было вычеркнуто из списка римских раввинов. Незадолго до смерти, он написал книгу автобиографических размышлений "Перед рассветом" (Before the Dawn). Много лет его дочь отказывалась от каких-либо интервью, но несколько лет тому назад, в восьмидесятилетнем возрасте, она сказала о своем отце: "Мой отец никогда не переставал быть евреем." Как можно оценить его поступок? Что это - предательство или благодарность спасителям? Я специально задаю этот вопрос Вам, понимая, что Вы решили принять иудаизм, как религию.



Мэри: Что касается меня, то я бы хотела, чтобы люди уважали мое решение, и конечно, я уважаю тех, кто принял подобное решение в жизни. Мое сердце переполняется скорбью, когда теряются человеческие жизни, особенно евреев, потому что, многие еще не понимают всего духовного богатства этой нации. Я могу сказать только одно о поступке Золли.... Мы не имеем права усуждать решения тех, кто был бесчеловечно унижен в те далекие дни. Многие пережившие, особенно те, кто приехали в Америку после войны, изменили свои имена. Одной из причин были дети, которые не должны были пережить все ужасы прошлого. Были ли правы родители? Наверное, да. Они приняли это решения, основываясь на ужасном опыте. Я всегда думаю о них, что еврейство для них было отравлено ядом нечеловеческой ненависти. К примеру, бывший министр иностранных дел США Маделин Олбрайт. Ее родители посчитали, то быть еврейкой слишком опасно. Сенатор Джорж Аллен узнал о своих еврейских корнях только недавно. Его мама держала это в секрете, понимая, что ее дети будут сохранены если они не будут знать о своем еврействе. Самым трудным для меня были слова его мамы после того, как она рассказала ему правду: "Я думаю, что ты будешь ненавидеть меня." Я почти расплакалась. Трудно и почти невозможно представить, что можно ненавидеть самого близкого человека только за то, что ты - еврей.

Мудрецы учили, что мужество больше проявляется не в том, чтобы затеять драку, а в том, чтобы уметь избежать ее. Как избежать драки перед чудовищным нацистским монстром? Через много лет мы ищем правильные слова, чтобы описать мужество, героизм, риск этих людей, многие из которых по сей день не считают себя героями. "Если можешь помочь, ты должен помочь" - гласит итальянская поговорка, и они помогали, пряча в маленьких селениях большие еврейские семьи. Их действия были тихим протестом против бесчеловечности. Итальянский еврей, прекрасный ученый-химик, писатель Примо Леви, бывший узник Освенцима и участник Итальянского сопротивления, написавший одну из первых книг об Освенциме "Человек ли это?" (1947), написал: "Всему поколению, и "арийцам" и евреям не приходила мысль, "что фашизму можно и должно сопротивляться." О смелых людях того времени он писал: "Вышли из тени люди, которых фашизм не согнул." В вашей книге один из героев определяет знаменитую формулу спасения: "Среди темных нитей, из которых Бог ткет ковер для нас, всегда будет одна нить, нить милосердия." Можно ли считать, что милосердие стало формой спасения и сопротивления? Именно милосердие разделило людей и дало силу сохранить жизнь другим. Мужество и милосердие... Возможен ли этот союз?

Мэри: Я думаю, что в те дни решения, какие бы они не были, принимались настолько быстро, что через года, мы просто не можем понять, что они сделали. Одно могу сказать, сила воли и слабость были воспитаны в них задолго до этих трагических событий. Эти качества только проявились в столь трудный момент.

Когда говорят о мужестве, то сразу же подразумевают что-то связанное с мужским началом. Иногда даже кажется, что мужественными могут быть только мужчины. Может ли "слабый" безоружный пол быть мужественным... Это не праздный вопрос, потому что 50 лет история умалчивала еще об одном и единственном факте сопротивления нацистской идеологии.

Берлин. Март 1943 года. Несколько тысяч евреев, собранных в пересылочном лагере на улице Роз (Розенштрассе, 2-4) для отправки в лагеря смерти, были отпущены на свободу. Более того, двадцать пять евреев, которых уже депортировали в Освенцим, через две недели были возвращены в Берлин и тоже получили свободу. Даже сейчас в это трудно поверить, но власть должна была уступить настойчивым требованиям женщин, которые в течение двух недель выходили на Розенштрассе и требовали вернуть им мужей, отцов и детей. Все женщины были немками, все мужчины - евреями. Своей стойкостью эти женщины спасли своих супругов. Мы не можем спросить этих женщин, почему они пошли на этот шаг, но я хотела бы знать Ваш секрет женского мужества. Этого так не хватает молодым.

Мэри: Никогда не стой в стороне, когда жизнь требует от тебя быть добрым и отважным.

Годы проходят и все чаще молодые люди задаются философскими вопросами, которые были незнакомы для тех, кто прошел через ад Второй Мировой. Недавно в Париже вышел в свет роман Джонатана Литтеля "Из лучших побуждений" ("Les Bienveillantes"). Сам автор, американский еврей, задал себе вопрос: “А кем стал бы я, родившись в Германии в 1913 году, а не в США в 1967-м?” Повествование ведется от первого лица бывшим эсэсовцем, который хладнокровно вспоминает о своем участии в массовых казнях. Главный герой твердо уверен, что ему "не в чем оправдываться". К концу романа автор приходит к мнению, "что мы не всегда выбираем наши жизни". Поддерживаете ли это мнение?

Мэри: Я не поддерживаю мнение автора романа. Мы сами выбираем то, что дорого для нас и то, ради чего мы готовы пожертвовать нашу жизнь. В России говорят, скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты. Я бы хотела сказать, покажи мне, что ценно для тебя, и я скажу какой жизнью ты живешь. Что мы ценим: власть, богатство, правосудие, славу, красоту, поведение своих детей... Этот список бесконечен. Разные люди выбирают свои ценности, особенно в состоянии кризиса.

Заканчивая беседу, я хотела бы рассказать, об одном моменте в Вашей жизни. Для каждого человека такие решения даются нелегко, но Вы и в этот момент оказались мужественной. Один из корреспондентов спросил Вас о том, как Вы стали писательницей. Ваш ответ был прост: "У меня не было работы. Мне была предложена должность профессора в Университете канадского города Калгари. Это была прекрасная работа, я не могла желать ничего лучшего. Но один из преподавателей кафедры этого университета пригрозил подать в суд, за то, что работа была предложена мне, американскому профессору. Заведующий кафедры позвонил мне, сообщив эту неприятную новость. Я сразу поняла, что для меня лучше отказаться от этой должности. После этого я начала писать, сначала техническую литературу, а потом и художественную." В действительности мужество подвергается испытанию, когда мы в меньшинстве. Как мне кажется, Вы часто в своей жизни оказываетесь в меньшинстве, и всегда принимаете правильные решения. Что помогает Вам?

Мэри: Со временем я поняла, что большинство людей предпочитают следовать за лидером. Человеческим поведением можно управлять: доброта, так же как и преступление, может стать стандартом поведением. Конечно, все зависит от лидеров. О себе могу сказать, что я хрупкая женщина, но я никогда не боюсь толпы, даже, когда в толпе много горячих мужчин, которые готовы драться или напасть на человека. В душе каждый из них желает, чтобы кто-то вышел из толпы и сказал: "Все. Достаточно." И я всегда была тем человеком, кто принимал решение остановить толпу.

Свою статью я хочу закончить стихами о мужестве, надеясь, что мужество может быть стандартом в жизни многих людей.



ИМЕЙТЕ МУЖЕСТВО

Имейте мужество Творить,
Когда вокруг ни зги ни видно.
Имейте мужество Любить,
Когда и больно, и обидно.
Имейте мужество Гореть,
За дело правое сражаться,
Имейте мужество Терпеть,
Финального свистка дождаться.
Имейте мужество Прощать,
Ко грязи зла не прикасаться,
Имейте мужество Отдать,
И вам сторицею воздастся. (Нечаева С.Я.)

В заключении мне хочется поблагодарить Мэри Расселл за помощь в создании статьи и пожелать успехов во всем. Все фотографии предоставлены специально для этой статьи. Если у Вас возникли вопросы или предложения, пожалуйста, напишите info@allastar.net

Цепочка

Солнечный луч весело ворвался в спальню, отразился в перламутровой
поверхности шестистворчатого шкафа во всю стену и коснулся лица спящей
женщины. Она открыла глаза и улыбнулась. Точно так же двадцать шесть
лет назад солнечный луч разбудил её в комнате-клетушке
университетского общежития. В то утро, в отличие от этого, она никуда
не спешила. В пять часов начнётся церемония вручения дипломов. Потом
банкет. А потом - вся жизнь. Завтра на несколько дней она поедет к
маме и вернётся в Варшаву, чтобы приступить к работе врача в
университетской клинике педиатрии. Вот только с жильём ещё нет
ясности. Но не было сомнений в том, что всё устроится.

Вчера Адам пригласил её в кино. Потом проводил до общежития. Они
стояли у входа в красивое здание, отличный образец барокко. Фасад
восстановленного здания не отличался от того, который был до взрыва
бомбы. Немецкой? Советской? Кто знает? Сейчас фасад был точно таким,
как до первого сентября 1939 года. Но внутри вместо просторных уютных
квартир на всех трёх этажах были комнатки-клетушки по обе стороны
длинного коридора с туалетом и двумя душевыми кабинами в торце.

Адам в сотый раз предлагал Кристине жениться. Завтра они получат
дипломы. Нет никаких препятствий для создания нормальной счастливой
семьи. Кристина деликатно объясняла ему, что хотя бы в течение одного
года, ну, хотя бы только одного года она обязана специализироваться по
педиатрии. А специализация, которая по интенсивности даже превзойдёт
студенческие нагрузки, не совместима с семейной жизнью. К его
огорчению она уже привыкла. Компенсировала это разрешением при
расставании поцеловать её в щеку.

В комнате она подумала об их отношениях. В чувствах Адама Кристина не
сомневалась ни минуты. Он любил её с первого курса. Да и ей Адам
нравился. Видный, интеллигентный, горожанин, образованней её. Но, по
существу, сельская девочка, воспитанная строгой католичкой, понимала,
что никакой близости не может быть до тех пор, пока не выйдет из
костёла с единственным до самой смерти мужчиной. Кто знает? Может
быть, Адам согласится подождать ещё год?

День, который начался с того, что солнечный луч разбудил её в комнатке
общежития, мог стать одним из самых счастливых в жизни. Вручение
дипломов было таким торжественным, таким праздничным, что пришлось
сдерживать предательски подступающие слёзы. Её назвали в числе самых
лучших студентов с первого курса до последнего экзамена. Не это её
растрогало. Она привыкла быть лучшей ученицей в школе. Там, правда,
это почему-то оставляло её одинокой, без подруг. В школе она вообще
чувствовала себя неприкасаемой. В старших классах поняла значение
косых взглядов одноклассников по поводу её безотцовства. А в
университете Кристина с первого курса осознавала себя лидером, в
центре внимания парней, не обжигаемая ревностью девушек. Во время
банкета к ней, разрываемой кавалерами, приглашавшими на танцы, подошёл
старенький профессор, заведующий кафедрой педиатрии, и сказал, что
согласован вопрос о её работе в руководимой им клинике. Адам, как
обычно, проводил до общежития. Снова предложение. Снова те же
возражения. Снова то же прощание с разрешённым поцелуем в щеку.

А дальше начался ужас. Он был ещё невыносимей потому, что начался не
на фоне будней, а после такого неповторимо, такого радостного дня.

На прикроватной тумбочке ждала телеграмма: <<Умерла мама приезжай>>.
Мама... Единственное родное существо. Никого, кроме мамы, у неё не было.
Сколько помнит себя, только она и мама. Красивая мама, несмотря на то,
что лицо её обезображено оспой, такой редкой в Польше. Мама, с которой
она прожила на крошечном хуторке у опушки леса всего в нескольких
километрах от Варшавы всю жизнь от рождения до поступления в
университет. Жалкий домик. Маленький огород, Коза и несколько кур.
Когда Кристина пошла в школу, мама начала работать санитаркой в
ближайшей больнице. В ближайшей! Девять километров туда и девять
километров обратно после суточного дежурства. В слякоть и в снег, в
жару и в стужу. Мама. Она никогда ни на что не жаловалась. Никогда не
болела. И вдруг <<Умерла мама приезжай>>. Понятно, что телеграмму
послала мамина подруга, Зося, живущая почти в таком же хуторке метрах
в трёхстах от них. Что же случилось? Ещё неделю назад письмо от мамы.
И никаких жалоб. Никакой тревоги.

Кристина подсчитала деньги. Хватит ли на такси? Она вышла из общежития
в июньскую ночь и меньше чем через час оказалась в пустом доме. Утром
у Зоси узнала, что мама накануне умерла в больнице от рака
поджелудочной железы. Узнала у Зоси, что мама почти в течение месяца
страдала от невыносимых болей, но не хотела потревожить дочку, не
хотела, чтобы дочка ради неё отвлеклась от таких важных
государственных экзаменов.

После незаметных похорон, - она, Зося, несколько сотрудников больницы,
незнакомая супружеская пара из ближайшего села, - после скромнейших
поминок Зося осталась с ней, и долго колеблясь и не решаясь, в конце
концов, спросила:

- Крыстя, Ванда тебе ничего не говорила о твоём рождении?

- Нет. Ты имеешь в виду об отце?

- Ну, об отце ты, наверно, знаешь, что Ванду изнасиловал не то
немецкий солдат, не то кто-то из Армии Крайовой. Так знай. Никто Ванду
не насиловал. Не было у неё никогда никакого мужчины. - Зося умолкла,
задумалась. - Ты знаешь, где у Ванды хранятся документы и там всякое?
Посмотри.

Кристина, до которой медленно доходил смысл сказанного, подняла тощий
матрас вандыной постели. Небольшой пакет в плотной коричневой бумаге.
Маленькая картонная коробочка. В таких обычно лекарственные таблетки.
Пакет этот Кристина видела. Знала о его содержимом. Коробочку увидела
впервые. Она положила её на стол. Открыла. Небольшая изящная тонкая
золотая цепочка с удивительно красивым маленьким кулоном в виде
раскрытой кисти руки. На ней две возможно какие-то буквы непонятного
алфавита, а между ними не то чуть удлинённая точка, не то запятая.
Иероглифы эти - микроскопические алмазы, впрессованные в ладонь. Зося
взяла цепочку и сказала:

- Вот эта цепочка была на тебе, когда Ванда на рассвете того майского
дня нашла тебя.

Кристина, ещё не пришедшая в себя после похорон, почувствовала, что
теряет сознание. Зося обняла её голову и приложила ко рту чашку с
холодной водой. Села рядом с Кристиной и подвинула к ней коробочку с
цепочкой. Долгое молчание воцарилось в убогом жилище.

- Ну? - Спросила Кристина.

- Что ну? Ночью была стрельба рядом с нами. К отдалённой стрельбе в
Варшаве в течение почти месяца мы уже привыкли. А тут у нас под носом.
Утром было всё тихо. Я пришла к Ванде в тот момент, когда она купала
тебя. Каким же красивым младенцем ты была! Ангелочек. Месяца
полтора-два. И на шее твоей была эта самая цепочка. А кулон доставал
чуть ли не до пупа. С детства у нас с Вандой не было тайн. Ванда
показала мне каракулевую шубу, в которой она тебя нашла почти у самого
дома. Шубе не было бы цены, если бы она не была вся в грязи. Боже мой!
Грязи на ней было больше, чем шубы. Ванда потом её постепенно
отстирала. Шубе действительно не было цены. Продать её не без труда
удалось уже через два года, уже после войны. А ещё в кармане шубы было
несколько дорогих колец. Одно из них и мне спасло жизнь от голода чуть
ли не перед самым приходом советов. Ну, и Ванде с тобой... Да. Днём
стало известно, что из гетто по канализации выбралось несколько жидов.
Вроде бы их проводили до Кабацкого леса. Ну, тут их застукали не то
немцы, не то наши, не то украинцы из СС. Уже в лесу за моим домом
нашли убитую жидовку. Говорили, очень красивую. Возможно, это именно
она подкинула тебя около вандыной хаты.

Солнце уже залило всю спальню. Зазвонил будильник. Она завела его в
половине третьего, когда телефон разбудил мужа. Второго профессора,
заместителя заведующего отделением срочно вызвали в больницу. Дежурная
бригада хирургов беспомощно застряла посреди сложной операции. Муж
выехал. По привычке, зная, что долго не уснёт, чтобы не опоздать на
работу, завела будильник. Действительно, уснула, когда начало светать.

Сейчас, стоя под почти холодным душем, она вспоминала своё возвращение
в Варшаву, любимую работу в клинике, поиски неизвестно чего неизвестно
где. У неё не было сомнения в том, что убитая красивая жидовка,
которую нашли в лесу, её биологическая мама. Жидовка... Следовательно, и
она жидовка. Что это значит? Кто такие жиды? Что значит гетто? Где
оно? В десятках путеводителей по Варшаве, в которых описывались даже
какие-то малозначащие, за уши притянутые дома, о гетто не было ни
слова.

Она искала жидов. Говорили, что их почти нет в Варшаве. Говорили, что
считанные польские жиды покидают Польшу и уезжают в Израиль. Говорили,
что в Варшаве функционирует синагога. Не без труда она даже нашла её.
Несколько раз приходила, но почему-то всегда натыкалась на закрытую
дверь. Наконец ей повезло. Дверь была открыта. В просторном сумраке
она нашла двух старых жидов. Показала им цепочку. Да, это еврейские
буквы. Аин, йод и хетт. Но у стариков нет ни малейшего представления,
что они значат. Кристина рассказала им о себе. Они долго думали,
переговаривались между собой. Затем один из них сказал:

- Мы думаем, что пани следовало бы обратиться к Любавичскому раби. Он
просто пророк. К тому же, он очень образованный человек. Возможно, он
ухватится за конец цепочки.

Предложение Кристине показалось заманчивым. Но, узнав, что этот самый
раби не житель Варшавы, ни даже Польши, она постаралась забыть о
совете.

К этому времени, как ей показалось, у неё уже окончательно
определилось отношение к Адаму. Через три дня после получения диплома,
не воспользовавшись отпуском, он уехал в Шцецин, где ему нашлась
должность хирурга. Письма он присылал чуть ли не ежедневно. Следует
отдать ему должное, письма были интересными и содержательными.
Кристина не представляла себе, что он обладает таким эпистолярным
талантом. Следует ли говорить о том, что каждая страница светилась
любовью. Кристина, отвечавшая нерегулярно, уже собиралась описать своё
новое состояние, чтобы не было между ними недомолвок и
неопределённости. Но, прочитав трилогию Фейхтвангера, она написала ему
о впечатлении, оставленном этими книгами, о том, с каким пиететом
сейчас относится к истории евреев, этого древнего, необычного народа.
Ответ Адама её не просто огорчил. Ещё до смерти мамы, ещё не имея
представления о том, что узнала потом, всегда испытывала явное
отвращение к любому проявлению ксенофобии. А тут письмо отъявленного
антисемита, утверждавшего, что еврей Фейхтвангер не мог объективно и
честно написать о своем чудовищно подлом народе, который многие народы
не напрасно истребляли в течение многих веков. Безответные письма
Адама приходи ещё примерно два месяца. Сперва, читая эти письма, она
испытывала некоторую вину, некоторое огорчение, вызванное потерей.
Потом задала себе вопрос: любила ли она Адама? Собственно говоря, что
оно такое - любовь? Какой у неё вкус, какой запах, какой цвет? С чем
её сравнить, если у неё нет точки отсчёта?

В конце ноября произошло чудо. В медицинской школе Гарвардского
университета на конференции по теме, которой занималась кафедра
педиатрии Варшавского университета, профессор должен был прочитать
свой доклад. Но старик опасался полёта в Америку. Один из доцентов
болел. Второй торопился окончить диссертацию, чтобы, не дай Бог, не
упустить возможности занять место профессора. К талантливой Кристине,
к начинающему врачу, с таким пониманием вникшей в тему, старик
испытывал отцовские чувства. Поэтому именно ей он предложил в Гарварде
прочитать его доклад. Кристина восприняла это как знак свыше.

В Бостон она летела через Нью-Йорк. На обратном пути, остановившись в
Нью-Йорке, приехала в Бруклин, и, отстояв в очереди несколько часов,
попала к Любавичскому раби.

В самолёте, возвращаясь в Варшаву, она не переставала удивляться
состоянию во время этого визита, удивительной душевной лёгкости,
желанию раскрыться до основания, терпению этого старого мудрого
человека, рассматривавшего цепочку. Его польский язык был совершенным
- богатым и красивым. Но не это главное. Казалось, речь струится не
изо рта между усами и бородой, а из глаз, добрых, всепроникающих. Что
это было, гипноз? Нет, нет, определённо не гипноз! И всё-таки что-то
необъяснимое, трансцендентальное. Он рассказал, что три буквы - это
аббревиатура фразы ам Исраэль хай, народ Израиля жив. Ей не хотелось
уходить. Но он деликатно намекнул на очередь, которую и она отстояла,
подарил ей доллар и сказал:

- Нет ни малейшего сомненья в том, что вы еврейка. В этом определении
нет ничего мистического. Но мне очевидно и то, что ваше место в
Израиле. При первой же возможности уезжайте туда.

Вечером в гостиницу неожиданно позвонил представитель еврейского
агентства. Долго говорил с ней по-польски. Спросил адрес в Варшаве.
Пообещал, что там с ней свяжется их представитель.

События покатились с невероятной быстротой. Кристина узнала, что
жалкие остатки польских евреев, гонимые антисемитизмом, покидают
страну. А летом 1968 года и она уже была в Израиле.

Симпатичная квартирка в центре абсорбции в Иерусалиме. Курсы иврита.
Начало работы в больнице, чтобы подтвердить свою врачебную профессию и
войти в курс израильской медицины. Не обошлось без трудностей. И
бюрократических. И материальных. Но обошлось. Уже не Кристина, а Лея
желанная гостья на вечеринках у израильтян. А главное - тот
незабываемый вечер, который определить можно только одним словом -
чудо. Вот он доллар Любавичского раби!

Милая коллега-сабра, ставшая доброй проводницей в её новой жизни,
пригласила Лею на ужин. За столом собралось человек пятнадцать.
Напротив оказался мужчина лет тридцати, или чуть меньше. Что это было?
Лея не могла объяснить. Просто оказалось, что любовь не абстрактное
понятие. Пусть нет у неё ни вкуса, ни запаха, ни цвета. Оказывается,
почувствовать её можно мгновенно. Лея понятия не имела об этом
человеке, но впервые в жизни ощутила, что это именно тот мужчина, за
которым она, ни о чём не размышляя, ничему не сопротивляясь, может
пойти на край света. Несколько секунд, или минут они смотрели друг на
друга. Он встал и, слегка прихрамывая, подошёл к её соседу, улыбаясь,
поднял его и сел рядом с ней. Представился: Гиора, студент второго
курса медицинского факультета, инвалид Армии Обороны Израиля, бывший
военный лётчик. На своём бедном иврите она ответила, что около
полугода назад репатриировалась из Польши и работает врачом. Ни он ни
она не спросили друг друга о семейном положении. Он встал, взял её
руку. Она немедленно поднялась. Они ушли, даже не попрощавшись с
хозяйкой. У подъезда он усадил её в автомобиль и повёз к себе.

Она отлично помнит его квартиру в новом районе Иерусалима, её первое
постоянное жилище в новой стране. Свет, войдя, он не зажёг. Большой
салон скудно освещался уличными фонарями. На полголовы выше Леи, он
нежно обнимал и целовал её. Нет, не в щёчку. Она неумело, но страстно
впилась в его губы. Она не представляла себе, что это может доставить
такую радость, такое удовольствие. Он ещё не знал, что она
девственница. Но каким-то необъяснимым образом понимал, что должен
относиться к этой женщине, к этому чуду, как ювелир относится к
невероятно драгоценному камню. А дальше его удивлению не было предела.
Ей двадцать пять лет! Красавица! Такая страстная! И девственница!
Непонятно. А дальше это был фантастический сплав нежности и просто
неистовой страсти. Кажется, в течение ночи они не уснули ни разу. В
какой-то момент совершено обессиленная, выжатая, как лимон, она
лежала, положив голову на его широкую волосатую грудь, и подумала: как
мудр Любавичский раби, Только для этого ни с чем не сравнимого
удовольствия, для этой неописуемой радости она должна была приехать в
Израиль. А потом весь день субботы не отличался от ночи. А потом была
ночь на воскресенье, и утро, когда следовало с небес спуститься на
землю и пойти на работу. Нет, этот спуск был невозможен.

Гиора позвонил хозяйке дома, в котором увидел Лею, дорогую Лею,
драгоценную Лею, и сказал, что Лея слегка нездорова и не может поехать
в больницу. Попечительница-коллега Леи рассмеялась:

- Всё в порядке. Наслаждайтесь друг другом.

И они наслаждались. Лея не помнит, что они ели в течение двух дней, и
ели ли вообще. И нужно ли было есть и терять на это драгоценное время.

Свадьбу сыграли ровно через месяц. Это было нечто грандиозное.
Казалось, на свадьбе присутствовала вся военная авиация Израиля, и вся
больница, и весь медицинский факультет Иерусалимского университета, и
половина университета Бар-Илана, в котором отец Гиоры, профессор в
чёрной кипе, преподавал биологию. Кстати, Гиора тоже носил кипу, но
вязанную. Надо ли упоминать, что Лея стала хозяйкой кошерного
еврейского дома? Ровно через год родился сын. Сейчас Авраам лётчик,
капитан Армии Обороны Израиля. А ещё через три года, как раз в тот
день, когда Гиора получил диплом врача, родилась Рахель. Господи!
Какой это был красивый младенец! Авраам был обычным новорожденным,
нормальным, а такого красивого младенца педиатр ещё не видела. Лея
подумала, не так ли выглядела я, когда меня нашла мама? Не это ли
имела в виду Зося, рассказывая о том, как мама купала её? В тот же
день она надела на девочку ту самую цепочку. Два года Рахель отслужила
в армии. А сегодня у студентки первого курса медицинского факультета
Иерусалимского университета очередной экзамен.

Это был обычный рабочий день. Больница уже давно размещалась в новом
огромном здании. Лея осматривала очередного ребёнка, когда в палату
ворвалась сестра и сказала, что только что террорист-самоубийца
взорвал автобус. Много убитых. Кареты скорой помощи доставляют в
больницу раненых. А через несколько минут её вызвали в приёмный покой.
У входа творилось нечто невероятное. Ещё привозили раненых. Начали
появляться родственники. Обычная картина дня террора, к ужасу которой
нельзя привыкнуть.

У входа Лея наткнулась на старика в чёрной шляпе и в чёрной одежде
хасида. В такую жару! К этому она уже привыкла. Старик преградил Лее
дорогу:

- Доктор, как моя внученька, моя родная внученька, как она?

- Сейчас посмотрю. - Раздвинулись двери, и она скрылась в приёмном
покое. Появилась она минут через десять. На ней не было лица. Старик
понял это по-своему и тоже чуть не потерял сознание.

- Жива?

Лея, на лице которой не было кровинки, выдавила из себя:

- Жива, жива. Ничего опасного. Даже не контузия, а травматический шок.
Думаю, вечером сможете забрать её домой.

- Доктор, так в чём же дело? Что с вами?

- Цепочка...

- Что цепочка?

- Откуда у неё такая цепочка?

- Как откуда? Я сделал две такие цепочки. Абсолютно одинаковые. Хоть
мне ещё не было тридцати лет, я уже был в Варшаве знаменитым ювелиром.
И не только в Варшаве. Может быть, потому, что я был таким ювелиром и
немцы нуждались во мне, мы и просуществовали, когда в гетто
проводились сплошные акции, просуществовали почти три с половиной
года. Мы с моей дорогой Двойрой любили друг друга ещё будучи малыми
детьми. А поженились мы уже в гетто. Доктор, вам плохо? Давайте сядем.
Я вам принесу воды.

- Спасибо. Не нужно воды. Сядем.

- В декабре 1941 года у нас родилась Сареле. И я сделал для неё
цепочку, которую вы увидели. А первого марта 1943 года у нас родилась
Блюмеле. И я сделал ещё одну точно такую цепочку. А потом началось
восстание. Я не знаю, что вы знаете об этом восстании. Но сейчас о нём
говорят очень много неправды. Основная военная сила евреев была у нас,
у ревизионистов. Именно мы наносили нацистам самые большие потери. А
коммунисты были против социалистов, а бундовцы были против
коммунистов, а все они были против ортодоксов. И вообще все были
против всех, вместо того, чтобы всем вместе быть против немцев.
Шестнадцатого мая несколько евреев по канализации мы выбирались из
гетто. У меня на руках была Сареле, а у Двойры - Блюмеле. Вы
представляете себе, май месяц, канализация, а на Двойреле её дорогая
каракулевая шуба. Она ни за что не хотела её оставить. В кармане шубы
были некоторые драгоценности. Но большинство было у меня вместе с
инструментами. Эта канализация! Что вам говорить? Только это, только
поход в дерьме по самый пояс, а иногда и выше, когда нечем дышать,
может искупить все самые страшные грехи, в течение жизни совершённые
самым плохим человеком. Как мы дошли до выхода? Это просто невероятно.
А Двойреле в своей шубе.

Лея заплакала. Старик посмотрел на неё:

- Доктор, может быть хватит слушать глупого старика?

- Продолжай, отец, продолжай.

Старик с непониманием посмотрел на врача. Может быть,
расчувствовавшись, она так назвала старого человека? Бывает.

- На выходе нас ждали поляки. Они должны были проводить нас до
Кабацкого леса. На опушке нас обстреляли. Когда мы уже были в лесу... -
Старик заплакал. - Ни Двойреле, ни Блюмеле. Потом поляки, когда я
служил у них в Армии Крайовой, сказали, что Двойреле убили. А о
Блюмеле ничего не сказали. Я был нужен полякам. Ведь я не только
хороший ювелир, но ещё отличный гравер. Поэтому они берегли такого
еврея. Как раньше немцы в гетто. Я приехал с Сареле в Палестину в 1946
году. Как мы страдали! Хуже, чем гетто. Англичане нас выбросили на
Кипр в концентрационный лагерь. Когда возникло государство Израиль, мы
приехали в Иерушалаим. Я так и остался один. Я очень любил Двойреле.
Для меня не могло быть другой жены, хотя я религиозный еврей и должен
был выполнить завет, должен был жениться. Сареле выросла, вышла замуж
за очень хорошего человека. Сейчас он полковник в запасе. Бригадного
генерала ему не дали. Может быть потому, что он носит чёрную кипу. Не
знаю. У них четверо замечательных сыновей, моих дорогих внуков. А они
так мечтали о дочке. И Господь услышал их просьбу. В сорок один год
она родила мне внучку, которую вы видели. А о Блюмеле так ничего и не
известно.

Лея обняла совершенно обалдевшего старика. Целовала его, натыкаясь на
седую бороду. Плакала.

- Отец, дорогой мой отец, я расскажу тебе о Блюмеле. Я Блюмеле. Только
до смерти моей дорогой польской мамы я не знала, что я Блюмеле. Я
знала, что я Кристина. А когда репатриировалась в Израиль, стала Леей.
Сегодня, когда твоя внучка, моя дочка Рахель придёт из университета,
ты увидишь вторую цепочку.

Rachel Plavin

10 января 2013 г. 14:17

1812 год: ответ историка Патриарху Кириллу В недавнем азартном отмечании юбилея войны 1812 года отметились все властные структуры. Особенно буйствовали иерархи любимой бывшими комсоргами и сотрудниками органов церкви. В.М. Гундяев не упустил повод, и обратился с посланием. Читать дальше...