Читайте Рубину, Море удовольствия!
ПРОВОДЫ ДОЧЕРИ В АРМИЮ
> Вчера моя дочь, барышня томная, нравная, сочиняющая стихи, музицирующая
> на гитаре, любящая, наконец, поваляться в постели часиков до 12 утра...
> пошла в армию.
> Понимаю, что окончание этой фразы для российского читателя может
> показаться диким. Ну сначала, конечно, она пошла в армию до пятницы --
> новобранцев, как правило, на первую же субботу отпускают по домам:
> возможно, показать, что жизнь не кончилась и мамино крыло по-прежнему
> рядом.
> Время нервное: весь наш двенадцатый класс постепенно -- по мере
> персональных дат рождения -- подгребает военная машина. Чуть ли не
> каждый день гудят отвальные -- то у Иры, то у Шломо, то у Марка, то у
> Шимона.
> Поздно вечером звонит уже с базы "забритый" утром Шимон и диктует моей
> дочери: "Значит, так: в палатках холодно, бери все теплое, что есть в
> доме, -- вязаную шапку, перчатки, свитера!"
> Честно говоря, матерью солдата я уже однажды была, лет двенадцать
> назад, но как выяснилось, многое забыла. Например, то, что новобранцы в
> израильской армии собираются на службу примерно так, как бравый Портос
> в романе Дюма экипировался перед военной кампанией во славу короля и
> Франции. То есть заботы о некоторых деталях экипировки лежат на плечах
> семьи. И за две недели до призыва мы, высунув языки, скупали по
> магазинам теплые мужские кальсоны (да-да, с ширинкой, неважно,
> декабрьская ночь в палатке слезам не верит), мужские майки с начесом,
> теплые носки, ботинки, наконец.
> -- Как -- ботинки?! Армия не выдает ботинок?! -- восклицаю я возмущенно.
> Нет, армия потом возвращает расходы, но ботинки ребенку надо выбирать
> отдельно, подбирать тщательно, по ноге, пробовать, менять, требовать
> другие, затем топать, прыгать и опять примерять. Мамин глаз надежнее.
> Опять же, простыню и подушку изволь тащить в армию тоже.
> -- Что-о?! -- кричу я. -- У Армии обороны Израиля нет денег на подушки
> для солдат?!
> Да есть, конечно, есть... Но пусть-ка этот изнеженный "мами" поспит в
> холодной палатке, подложив под голову свою армейскую куртку. Такая вот
> первая трезвящая плюха, как в той песенке из трофейного американского
> фильма времен Второй мировой, которую всю жизнь напевает другой солдат
> в семье -- мой отец: "Здесь вы в казарме, мистер Грин! Здесь нет
> подушек и перин! Завтрак в постели и в кухне газ -- эти блага теперь не
> для вас!"...
> Накануне призыва и у нас дома гуляли по-человечески: выпили, как
> взрослые, блевали, как взрослые, уронили на балкон соседей внизу
> цветочный горшок и три пары разных ключей. Наутро хмурый сосед Давид
> стучит в дверь и молча протягивает эти ключи моей дочери. В глазах его
> -- осуждение. Та рассыпается в извинениях: это была вечеринка перед
> призывом, и ребята...
> -- Ты идешь в армию? -- его лицо расплывается в улыбке. -- Какие
> войска?.. Молодец. А я был в морском десанте... Ну, счастливой службы,
> солдат!
> В этом обществе все -- солдаты. Даже те, кто не успел послужить по
> возрасту или по здоровью. Все солдаты -- мамы, папы, бабушки и дедушки,
> братья, сестры. По пятницам вся страна ожидает своих солдат на побывку,
> все автобусы приобретают изнутри густо зеленый, бежевый, серый колер
> военной формы разных родов войск. Никто не жалуется, что в тесноте его
> пихнули дулом винтовки.
> Вчера утром, в день призыва, мы отвезли свою нежную девочку на сборный
> пункт. А там -- зрелище посильнее, чем "Фауст" Гете, причем значительно
> сильнее: целый цветник рыжих, темноволосых, каштановых кудрей... День
> призыва такой -- девчачий. А вокруг, у двух автобусов, сопровождающие
> -- их сверстники с винтовками. И уже стреляют глазами направо-налево
> представители обоих полов.
> -- Господи! -- бормочет мой муж. -- Что за жизнь фронтовая...
> Да, жизнь такая, что множество молодых пар в этой стране изначально --
> боевые товарищи.
> Дают команду -- по автобусам. Заплаканные мамы кричат последние
> указания -- не забывай наполнять мобильник! Надень на ночь две пары
> кальсон!!!
> Ребята с автоматами влезают последними в обе двери, автобусы
> разворачиваются и выезжают со двора на шоссе. Мы же плетемся к своей
> машине и сразу -- рука сама тянется -- включаем радио. Новости наших
> будней: из густонаселенных кварталов арабского Хан-Юниса палестинские
> боевики продолжают обстрелы еврейского района Гуш-Катиф. Ответный огонь
> открыл наш батальон бригады "Голани".
> -- Ты не помнишь, -- спрашивает меня муж, -- она взяла синий свитер?
РУЖЬЕ ДЛЯ ЕВЫ
> А все-таки лучше бы глазками стреляли
>
> Кончена жизнь -- в моем доме появилось ружье. Не в том смысле, что оно
> должно непременно выстрелить в четвертом акте, а в том смысле, что
> покоя от него нет, как от недельного младенца.
> Ружье выдано солдату Армии обороны Израиля, а именно моей дочери Еве в
> порядке прохождения курса молодого бойца. Она звонит нам с базы,
> захлебываясь от восторга и гордости:
> -- Ма, я классно стреляю! Меня командир похвалил! Я знаешь, сколько выбиваю!
> (Вообще-то странным образом у нас в семье все неплохие стрелки. А сын
> так вообще был лучшим ночным стрелком в роте. Так что я не особо
> удивляюсь.)
> -- Нас учили сегодня разбирать и собирать ружье, и я классно это делаю!
> И вот это самое ружье (между прочим, хорошеньких несколько кило) должно
> находиться при солдате днем, ночью, в ванной, в туалете -- куда бы
> солдат ни подался. Если он в форме. Устав такой.
> Мы, предки то есть, -- безнадежные лапти -- все время обнаруживаем свое
> невежество и отсталость. Вот на автобусной станции в Иерусалиме мы
> встречаем ее, отпущенную в увольнительную на субботу. Вот она
> появляется с огромным солдатским баулом на плече и с немалым рюкзаком
> за плечами. Ружье тоже на плече, и этих хрупких плеч явно не хватает
> для всего багажа, где бы еще взять парочку?
> -- Дай подержу, -- я протягиваю к ружью руку. В ответ -- округлившиеся
> от возмущения глаза:
> -- Ты с ума сошла?!
> Вообще-то, что мы с отцом сошли с ума, мы узнаем теперь с перерывом в
> несколько минут. Например, вечером в субботу она собралась встретиться
> с друзьями в баре в Иерусалиме.
> -- Господи, неужели я сниму наконец эту зеленую робу и надену
> человеческую юбку! Но куда спрятать ружье?
> -- Пусть лежит себе в шкафу, -- неосторожно предлагаю я.
> -- Ты с ума сошла?! А если в дом ворвутся враги?!
> -- Ну запри в комнате, а ключ проглоти, -- советует отец.
> -- Папа!!! Ты с ума сошел?! Дверь в комнату выбивается ударом ноги!
> Отец вздыхает и замечает, что его служба в Перми среди снегов и морозов
> в казарме на 200 человек была гораздо проще...
> Наконец за Евой заезжает прямо со своей военной базы ее друг Шнеур, или
> попросту Шнурик, и наш дом благословляется еще одним ружьем. Сейчас мы
> уже можем держать против врагов круговую оборону. Сначала оба
> ответственных стойких солдата, сидя на ковре, осматривают свои ружья
> (идиллия по-израильски), потом бродят по квартире, раскрывают шкафы и
> кладовки, придумывают тайники, пытаются просчитать логику врага. Ура,
> выход найден! Оба ружья-близнеца укладываются на бочок на дно ящика
> Евиного дивана, заваливаются одеялами и подушками, дверь в комнату
> запирается на ключ, который прячется в тайнике в кладовке.
> И вот уже два радостных штатских обалдуя выскакивают из дому, чтобы
> успеть на автобус... Через час я слышу в кладовке копошение. Это муж
> что-то ищет.
> -- ... куда они запропастили ключ от ее комнаты, не знаешь? Я забыл там
> фломастеры, а мне до завтра...
> -- Ты с ума сошел?! -- кричу я.
> Последним автобусом ребята возвращаются из Иерусалима. Из своей комнаты
> мы слышим, как закипает на кухне чайник...
> Потом долго разыскивается тот самый ключ в кладовке, при этом роняется
> с полок все, что спокойно стояло там месяцами... Наконец каждый
> укладывается, потому что подниматься завтра в половине пятого и тремя
> автобусами добираться до базы -- на другой конец страны, вернее,
> каждому -- в свой конец своей небольшой страны, ибо курс молодого бойца
> они проходят на разных базах.
> Утром гром будильника поднимает меня, отца, нашу собаку, соседей в
> квартирах под и над нашей...
> И только два солдата, два защитника родины спят по своим углам в
> обнимку со своими ружьями -- сладко, надежно, беспробудно... Как дети.
Присяга
> Воинская присяга в Армии обороны Израиля -- дело серьезное,
> торжественное и даже волнующее. Но... все-таки и эта церемония, как
> почти все церемонии в стране, напоминает выезд на пикник большого
> шумного семейства. На присягу любимого отпрыска едут родители,
> братья-сестры, бабушки-дедушки с домашними животными, а также
> соседи-друзья с рукописными плакатами -- как болельщики на спортивные
> состязания.
> С утра огромный пустырь перед военной базой начинает заполняться
> машинами разных марок, а на обочине вдоль огромного плаца солдатики
> выставляют для родных ряды пластиковых стульев.
> Мы приехали едва ли не первыми и сразу заняли места в нужном ряду --
> повезло! -- уже через час публика рассаживается на земле, сидит на
> корточках, с любопытством бродит с фотоаппаратами и видеокамерами по
> той части плаца, куда их пускают, потому что поодаль на столах выложены
> ружья и высокими стопками лежат Пятикнижия в синих тисненных обложках.
> И вот туда-то подходить нельзя -- столы охраняют девушки в форме...
> -- Боже, -- замечает мой муж меланхолично, -- посмотри на этих бравых
> солдат: как они воюют с этими попами, с этими цицами?!
> Он вообще настроен критически и, кажется, продолжает оставаться
> патриотом Советской армии времен его службы в Перми, какие бы тяжелые
> воспоминания та ни оставила.
> А девочки действительно как на подбор, "у теле"... Как говорила моя
> бабушка, "нивроку, маешь вешч"...
> Туда-сюда по плацу бегает лохматая рыжая собака. Наверняка кто-то
> привез с собой и сейчас не может удержать на месте...
> Между тем напряжение возрастает, солдатская родня в возбуждении
> привстает и даже привскакивает с мест; наконец со стороны далеких, едва
> видимых отсюда армейских палаток раздается слаженный гул команд и топот
> ног: на плац повзводно выводят подразделения.
> Наглая рыжая собака по-прежнему свободно бегает по плацу, сопровождая
> каждый вновь появившийся взвод. Да что ж это, в самом деле, почему
> хозяева не отзовут ее, и как армейское командование позволяет псу
> болтаться под ногами марширующих солдат?!
> -- Это разве строевой шаг! -- замечает мой муж. -- Вот у нас был
> настоящий прусский строевой шаг!
> Мне хочется попросить его заткнуться, но, увы, не могу не согласиться:
> советские солдаты на парадах шагали как-то... четче! Отрезанней! Их,
> выходит, гоняли тщательнее?! Недоработочка наша!
> А уже там и тут вспыхивают радостные вопли мам и бабушек: кто-то уже
> узнал своего... свою... Какие же все они одинаковые!
> -- Ты ее видишь? -- тревожно спрашивает меня муж с мечущимся по плацу
> взглядом...
> Я ни черта не вижу! В беретах, в форме -- все девочки похожи одна на
> другую. Сердце колотится, как будто всех их сейчас погрузят на
> грузовики и отошлют на фронт...
> Но вот все выстроились -- все четыре подразделения. С огромным трудом
> отыскиваем свою -- с бледным серьезным лицом, вторую справа в третьем
> ряду в первом подразделении. У всех очень бледные и очень суровые лица.
> Наконец играют гимн и -- по команде -- солдаты с победными криками
> подбрасывают в воздух береты... Этим заканчивается церемония присяги, и
> мгновенно толпа штатских с воплями и объятиями смешивается с "зеленью".
> Вот тут и начинается настоящий пикник. Мамаши и бабушки торопливо
> разверзают необъятные сумки со "вкусненьким" и "домашненьким"...
> Мы в панике бросаемся на поиски своей и с трудом ее отыскиваем --
> незнакомую, с собранными по уставу на затылке волосами.
> Она стоит в окружении солдат и треплет по загривку рыжего пса!
> -- Что это за пес, в конце концов?! -- кричу я. -- Где хозяева?!
> Оштрафовать, к едрене фене!
> -- Мы -- хозяева... -- улыбаясь, отвечают солдатики. -- Он здешний...
> всех знает, всех встречает-провожает... Это наш солдатский пес...
> ...Вот такая у нас была торжественная воинская присяга...
КАРТОШКА ДЛЯ МУНДИРА
> Дочка голодает в израильской армии
>
> Каждую пятницу, ближе к полудню, у меня дома раздается звонок. Я снимаю
> трубку и слышу страстный голос дочери: "Ставь жарить картошку, я уже в
> Иерусалиме!!!".
> Я хватаю самую большую сковороду, раскаляю масло и вываливаю на нее
> целую миску чищенной с утра и нарезанной картошки.
> Когда в первую свою побывку из армии она позвонила с воплем:
> "Го-о-оло-о-одна-ая-я-я как соба-а-ака-а!!!" -- отец философски мне
> сказал: "А что ты думала? В любой армии всегда голодно... У нас в
> Перми, помню, плеснут тебе щей в миску, а там три синих пленочки
> плавают вместо мяса...".
> Ну, вваливается ребенок и, едва сполоснув руки, набрасывается на картошку...
> -- Что ж ты голую картошку-то... -- пытаюсь я сердобольно встрять,
> представляя, как же оголодала девочка, если ей одной лишь картошки
> довольно... -- Вот, возьми баклажаны.
> Она с полным ртом:
> -- Какие баклажаны?! Я их уже видеть не могу! У нас каждый день пять
> видов закусок с баклажанами...
> -- Ну, рыбку возьми...
> Она вытаращивает глаза:
> -- У меня рыба уже из ушей лезет! То тунец, то форель, то карп, то
> копченая, то соленая...
> Я несколько оторопела.
> -- А курицу будешь?
> -- Мам, ну сколько можно эту курицу есть! Каждый день курица?!
> -- Минутку, ты сказала, что голодная... Я поняла, что вас плохо кормят.
> -- Ужасно! Ужасно кормят!
> Тут я взялась за допрос серьезно.
> -- Так. Давай с самого начала. Молоко дают?
> Она удивилась:
> -- Молоко? А зачем? Оно на столах стоит, конечно, но только для кофе.
> Зачем его пить? Есть же йогурты, творог разный, кефир, ряженка,
> то-се...
> -- А именно что -- то-се?
> -- Ну, сыры там всякие, какие-то каши дурацкие... Салаты... Яйца...
> омлеты в основном. Глазунью сделать как следует не умеют. Я говорю:
> "Дуду, не зажаривай слишком, я так не люблю!". А он, как назло,
> зажаривает и зажаривает! Когда с луком, так еще ничего, а когда с
> грибами -- тут он вообще не умеет...
> -- Понятно... -- ледяным тоном сказала я. -- А выпечка?
> -- А что выпечка? Кому нужны эти круассаны и пироги -- килограммы
> набирать? Это вообще еда нездоровая. И гарниры все эти... Я вместо них
> просто овощи и фрукты ем.
> -- Знаешь что, -- сказал мне отец. -- Гони ты отсюда в три шеи эту
> зажравшуюся буржуйку! Дай сюда ее картошку, я доем!
> -- Не-е-ет! -- заорала дочь, обнимая тарелку. -- Картошечка моя
> любимая, такую только мама готовит!
> ...Помню, в самом нашем начале здешнем, лет пятнадцать назад, когда мы
> только обосновались на съемной квартире, когда я железно знала, что
> могу потратить на продукты в супермаркете только 20 шекелей в день и ни
> копейкой больше, к нам в гости приехал из Тверии (не из Твери) мой
> старый друг. К тому времени он жил в Израиле уже год и даже успел
> прослужить полгода в армии. И вот тогда он с возмущением рассказывал
> нам о здешних армейских "порядочках".
> -- Ужас! -- говорил он, -- нет сил смотреть, душа болит: то, что не
> съедается за завтраком, выбрасывается мгновенно. Не дай бог выставить
> банку йогурта в обед -- накажут самым жестким образом. И главное --
> запечатанные, далеко не просроченные йогурты -- все сметается в
> помойный бак!
> Мы ахали, качали головами, приговаривали: "Как же так, почему бы не
> раздать неимущим?! Какое попустительство, какое разбазаривание добра!".
> И нам казалось, что только бывшесоветский разум может навести в этой
> стране надлежащий порядок. А без нас пропадут, захлянут, выкинут,
> разбазарят...
> -- Как тебе не стыдно, -- говорю я дочери. -- Помнишь, на Малой Полянке
> нас остановил солдатик, попросил 5 рублей, у него в авоське болтались
> булка и баночка кефира? Вот ему бы выпечку, которую ты не съедаешь! Или
> йогурты, которые вы сметаете в помойный бак.
> -- Мама! -- строго отвечает она. -- Ты с ума сошла? Это запрещено! В
> армии продукты должны быть наисвежайшими! У нас и так проблем выше
> макушки. Еще не хватает, чтоб от тухлятины на марше весь полк
> обосрался!
> Мне нечего ей ответить.
> -- Но почему именно картошка? -- только спрашиваю я.
> -- А это у кого что мамино любимое... Ирка по пельменям тоскует, Юдит
> ждет субботы из-за "пэсто"... Кто чего, словом...
> И я лишь плечами пожимаю. Но с утра в пятницу первым делом становлюсь в
> свой кухонный наряд. Сковорода наготове.
> Жду: вот-вот зазвонит телефон, и голос дочери пропоет нетерпеливо:
> -- Еду-еду! Кар-то-о-ошечку-у-у!!!
> ©Рубина Дина Ильинична