Решил скинуть еще один замечательный перевод.

На этот раз про другой вампирский клан. Менее кроваво, но стиль хороший.

Просветленные тьмой.

Иногда мне кажется, что я застрял между двумя различными мирами: один — тот, который мы видим и согласны признавать, другой — тот, который какая-то ящероподобная часть нашего мозга понимает лишь подсознательно. Мы движемся в общепринятом мире и принимаем его за нормальный, ибо обнажение слоев, лежащих под ним, вынести слишком сложно.
Я потратил большую часть своей жизни, укрепляя обычный мир: фокусы, «ловкость рук», разоблачение сверхъестественных явлений и все в таком роде. Я говорил, что всему существуют разумные объяснения, и я готов был приложить немалые усилия, чтобы отыскать их. Конечно, подобные истолкования могут быть неправдоподобными, но мы так уверены в своих способностях дать определение нашему мирку, что с радостью отворачиваемся от воспринимаемого в угоду превращению необъясненного во что-то, что мы разумеем как «научное» и «логичное». Бритва Оккама не подтверждает подобные объяснения, но люди скорее поверят притянутым за уши объяснениям, ведь те доказывают их вменяемость и то, что мир работает по понятным им законам.
Позвольте привести пример: люди не верят в вампиров. Их окружает огромная масса произведений: романы, фильмы и телесериалы услаждают нас их деяниями; легенды о нежити так же стары, как древние царства Африки и Шумера, и они пустили корни в преданиях практически любой культуры мира. Нечто, восставшее из мертвых и пьющее кровь для поддержания существования — смехотворно! Идея о том, что чудовищный хищник может жить вечно, влачить проклятое существование, лишенное солнечного света и надежды — абсурдна! Сама мысль о чем-то, что может быть устроено по принципам, которых люди не понимают, что может игнорировать те самые законы бытия, принимаемые людьми на веру, может охотиться на них, воздейстовать, превосходить — о нет, человек — венец творения! Мы определенно не можем компроментировать эту точку зрения. Если люди — лишь быдло, если они могут беспричинно умирать лишь для удовлетворения извращенных прихотей злобных чудовищ, — ну, этого достаточно, чтобы сокрушить чье угодно мнение о единоличной ответственности за свою судьбу.
В течение пары лет я гастролировал с циклом представлений и занимался смежными делами. Я проезжал по большим городам и устраивал показы — фокусы, иллюзии, ловкость рук. Я также взял себе за правило разоблачать по одному трюку за выступление. Профессионалы это ненавидели, но публике нравилось, что обеспечивало мне занятые седалищами места. Кроме того, я обучал любопытствующих детишек, расследовал странные истории, иногда даже мелькал на телеэкране, чтобы опровергнуть утверждение о паранормальных силах или сверхъестественном явлении. Как только я видел сообщение о невероятном событии, мой мозг сразу начинал лихорадочно трудиться, соображая, как это работает, как это случилось, как это можно заставить казаться реальным и как я смогу это повторить. В определенной степени мне нравилась сама работа мысли, но еще большее удовольствие, думаю, я получал, подчиняя эти явления своему пониманию. Я выражал их в простых, легко объяснимых терминах, показывал, каким образом все это было подстроено, и уходил с удовлетворением от того, что мир все еще умещается в коробке моего восприятия. Шарлатаны, лжецы и трюкачи — вот кого я побеждал. Полагаю, что в известной степени я чувствовал себя лучше них: мир работал так, как я говорил, и если они упорно цеплялись за смехотворные понятия «веры», «парапсихологии» и «магии» — то, очевидно, они не были столь умны и образованны, сколь я.
Как бы то ни было, мое странствие неотвратимо привело меня в Нью-Йорк, третий оплот дрянных эстрадных фигляров после Лас-Вегаса и Голливуда. В наши дни Бродвей не тот, что раньше, и если вы далеко от него, в трущобах, гетто и притонах одуряющего ночного развлекательного ТВ, вы это чувтвуете. У каждого здесь имеется по парочке трюков и агенту. Моя последняя работа: дать быстрый цикл представлений, а затем найти съемочную группу и разоблачить «дом с привидениями» для Hard Copy или «A&E».
Представление не было такой уж важной частью. Оно прошло точно так, как я ожидал: парение помощника в воздухе, сотворение шелковых шарфов из ниоткуда, проход через кирпичную стену и так далее. Обычное выступление перевшло в унылый вечер; меня снова нагримировали и вместе со съемочной группой я отправился — в микроавтобусе — к «обители призраков». У-у-у, страшно. Господи, да я чувствовал себя каким-то дурацким эпизодическим актером из «Шестого чувства».
Сам дом был загородного типа, стиля 50-х, возможно, построенный во время экономического бума после Второй Мировой. С небольшим двориком, стоящий посреди скопления по-иному огороженных, предназначенных для гостиниц и складов окрестных зданий, он выглядел не населенным привидениями, а просто унылым. Я так и сказал в камеру, такой уж я остроумный. Внутренности дома были такими же: пыльными, скрипучими, пустынными, со случайными вкраплениями странной каменной кладки, дрожащими листами бумаги и таинственными потеками воды. Ничего необычного, но, определенно, именно такие вещи принимаются суеверными или жаждущими приключений детьми за «доказательство» существования привидений.
Я провел два дня за осмотром чертова дома. Ни одно привидение не высунуло своей башки, ни лично, ни на инфракрасной камере. Съемочная группа запечатлевала в основном мои обильные комментарии по поводу легковерных людей.
Дела пошли странновато после съемок. Я паковал остатки своих исследовательских приборов — датчики тепла, компасы, детекторы полей, — все в компактных, аккуратных маленьких серых металлических коробочках, без лишних мигающих огоньков и прочего, — когда к нам явился гость. Солнце уже село; я собирался прийти домой пораньше, но съемочная группа настояла на снятии парочки пугющих ночных сцен. Я уже нправлялся ко входной двери, чтобы перенести остатки моих вещей в автобус, когда меня заставил вздрогнуть донесшийся из-за спины женский голос.
— Простите.
Простые слова, но они перепугали меня до чертиков. Я только что разоблачил унылый старый дом, в котором не было ни толики настоящей странности, и тут какой-то голос из-за спины умудрился вызвать холодные мурашки по коже и заставил встать дыбом волосы на затылке. Я повернулся — пожалуй, слишком быстро — и увидел высокую женщину в строгом деловом костюме, стоящую на крыльце, прямо возле стены, именно там, где мои глаза не могли ее не заметить, когда я проходил через парадную дверь. Я сумел успокоить свои нервы.
— Чем могу вам помочь? Мы уже уходим, — выдал я сходу.
Женщина сделала два шага по направлению ко мне. По какой-то причине мой желудок завязался в узел, а во рту пересохло. По коже все еще бегали мурашки, даже под моим — «пусть зрители почувствуют себя комфортно» — свитером.
Женщина поправила свои узкие очки и одарила меня ровным взглядом, прежде чем продолжить:
— Я просто хотела бы с вами сейчас поговорить.
Я вздохнул:
— Если это насчет разрешения на съемку, то оно у парня в автобусе. Дом заброшен, и наша телекомпания все утрясла. Если насчет представления с магией — поговорите с моим агентом. Боюсь, эта ночь меня сильно утомила. Я прошу прощения за свою резкость, но мне просто хочется домой. Был тяжелый день.
Женщина подняла бровь, и я слегка переменил свою позу. Мне было неуютно, но я не мог определить, почему… словно она была копом или налоговым инспектором, или кем-то, застукавшим меня в разгар какого-то непристойного занятия, и наслаждалась властью надо мной. Она сделала еще шаг и добавила чуть более мягким голосом:
— Нет, я следила за вашей работой и расследованиями. Я хочу обсудить ваши методы — как один маг-профессионал с другим, так сказать.
В бледном свете крыльца я заметил, что она слегка старше, чем показалась поначалу. Желтый свет делал ее сухопарой и болезненной, а строгость прически и одежды лишь усиливали впечталение тощей школьной учительницы.
— Я уверена, что вы можете уделить мне пару минут, — добавила она.
Я поместил свою сумку с приборами на древний деревянный стул, украшавший внутренний дворик, даже не понимая, что делаю.
— Несколько минут, полагаю, — сказал я слегка ошеломленно. Женщина вызвала у меня любопытство… нездорового толка.
— Хорошо, — улыбнулась она мне. Странно, но ее резкая улыбка не принесла мне облегчения. — Очевидно, вы установили, что в этом доме нет ничего особенного — но этого следовало ожидать. Я обнаружила то же самое, когда впервые заглянула сюда около двух лет назад. Вообще-то, меня больше заинтересовал другой, в Остине — тот, где ваши камеры засняли те туманные изображения.
— А что в нем такого? — я скрестил руки. — Такой же, как этот: старый, ветхий, ничего впечатляющего. Снимки с тепловым эффектом получились вследствие неправильной теплоизоляции и вентиляции. Любой подрядчик превратит его из «дома с привидениями» в обитаемый в течение месяца.
Она покачала головой так, словно я допустил ошибку:
— Думаю, хорошая теория, но вы так и не подтвердили ее окончательно. Вам следовало бы проверить теплоизоляцию, вместо того, чтобы сходу отвергать снимки.
Я фыркнул:
— Вы пропустили ту часть, где мы першли к вентиляции? Ветер, попавший через крышу в систему вентиляции, создает разность давлений в больших комнатах; это означает движение масс холодного и горячего воздуха. Все просто.
Женщина приняла более легкомысленную позу и ответила:
— Конечно, вот только горячий воздух движется вверх. Третье изображение, зафиксированное вами, двигалось вниз.
— Движение ветра, — ответил я, начиная получать удовольствие от дискуссии. Это была как раз та разновидность споров. что я часто вел с так называемыми медиумами и колдунами. Главное — не количество данных, а их толкование. — Кроме того, вы знаете не хуже меня, что стеклянные двери нагреваются и остывают со скоростью, отличающейся от таковой у остальных частей стен. Это означает различную излучательную способность.
— Хорошо, хорошо, — пробормотала она, снова до странности напоминая мне учительницу. — Тем не менее, вы не провели проверку. Вы сделали вывод на основе предположения, и вам известно, как такое называется.
— В чем-то раздосадованный таким нахальством, я поднял свою сумку.
— Послушайте, мне надо идти. Возьмите мою визитку, и мы продолжим нашу дискуссию по электронной почте. — Своей свободно рукой я ухитрился нащупать в кармане бумажник, а затем бестолково уронил его на землю. Вздохнул, поставил сумку обратно на стул и нагнулся, чтобы поднять упавшее, но женщина меня опередила. Она протянула мне бумажник без пояснений, и я смог вытащить визитку. Повернулся, чтобы взглянуть на автобус, но его не было на дорожке.
— Думаю, что ваши друзья уехали без вас, — заметила женщина откуда-то сзади. — Однако я могу вас подвезти.
Я обернулся назад, чтобы возразить, но она просто сказала:
— Пойдемте, — она бросила на меня понимающий пристальный взгляд и затем прошмыгнула мимо меня. Я пожал плечами и проследовал к ее машине.
Женщина водила старый «ягуар» — элегантный, со вкусом сделанный, слегка не вписывающийся в круг того, что ожидаешь от… чего? Она, вообще-то, так и не представилась и не сказала, кем является. Определенно не фокусница — с дорогой-то машиной и обескураживающей внешностью. Я подошел бочком к машине — ночь становилась все более странной, — и объяснил женщине, где находится моя гостиница.
— Так насколько велико ваше неверие? — спросила женщина, ведя машину. — Подозреваете ли вы, что на самом деле существуют вещи, которые вы не можете объяснить силой разума?
Я начал нетерпеливо фыркать, но на секунду остановился и задумался.
— Полагаю, это возможно, — сказал я. — Однако здравый смысл объясняет почти все.
Женщина ухмыльнулась — на мгновение, это было омерзительным зрелищем в блеклом свете ночных машин и уличных фонарей.
— А что насчет вещей, лежащих за пределами здравого смысла? Даже современная наука признает, что она не может объяснить все.
Я сделал расслабленное движение, но ответил:
— Конечно, но я просто не видел ничего подобного. Полагаю, можно сказать, что после попыток разобраться с этими медиумами-любителями и им подобными, я пришел к единственному объяснению. Оно может быть и неверным, но оно определенно…
— Гораздо более вероятно, — закончила за меня женщина.
Чуть вздрогнув, я позволил ей закончить.
Когда мы добрались до гостиницы, женщина предложила подняться ко мне в комнату для продолжения беседы. Я отклонил достаточно предложений от поклонниц, чтобы понять: это не тот случай. К этому моменту я хотел узнать, что же имнено этой женщине нужно. Если она была мошенницей, она была очень последовательной; если нет, то чего она хочет? Так что мы поднялись наверх.
Войдя, я захлопнул дверь, сбросил свою сумку на ночной столик и обернулся, чтобы обсудить суть дела. Женщина лишь сложила и убрала свои очки, и на свету она, казалось, обладала почти призрачным обаянием. Я сделал раздраженное лицо — опытный актер, чего вы хотите — и рявкнул:
— Хорошо, вы получили свою возможность. Хотите теперь использовать ее?
Женщина просто кивнула мне. Она пронзала меня своим пристальным взглядом, и внезапно я вновь почувствовал ужас, когда мой желудок завязался в узелок, но я был пригвожден к месту — отчасти этим страхом, отчасти потому что какой-то безумно рациональной части моего разума необходимо было узнать.
— Вы ищете объяснений в мире вокруг вас, и это хорошо, — заявила она, медленно делая шаг вперед. — В отличие от ученого, вы смотрите на проблемы, которые люди отвергают или высмеивают. Вы хотите встать у черты, чтобы добраться до сути тайн, которым люди не придают значения. Но вы всегда отступали — вы никогда не хотели осознать правду. Вы застряли на краю, пытаясь выяснить что-то, но отшатываясь в последнюю минуту.
Я не мог говорить. С пересохшим ртом, приросший к месту, я не мог издать ни звука. Где-то в глубине черепа мой собственный голос прошептал: «Она собирается убить тебя».
— Я собираюсь оказать вам услугу, — проворковала она, делая еще шаг вперед. — Я собираюсь снять покров, избавить вас от этих сомнений. Я собираюсь провести вас сквозь врата, и когда это будет сделано, вы никогда не будете больше бояться пропасти. — Она подошла вплотную, немигающе глядя мне в глаза, и слегка кивнула головой в направлении маленького бара гостиничной комнатки. — Сюда, — скомандовала она, и, пока мой разум кричал «Она не в себе, она убьет тебя», мои ноги подчинились сами и привели меня в комнату, на кафель.
Женщина живо прошла следом и встала предо мной. Она чуть нахмурилась, все еще глядя слегка наверх, а затем вновь сказала:
— На колени.
Мое тело затрепетало.
— Нет, — сказал я.
Женщина ухмыльнулась.
— Понятно, последний акт неповиновения. У вас сильная воля и пытливый ум. Будем надеяться, что ваш отчаянный поиск истины не заведет в места, куда вам не следует заходить… хотя, полагаю, можно сказать, что для этого уже слишком поздно. — Ее лицо застыло. — На колени! — повторила она, и я осел на пол.
— Не бойтесь, — сказала женщина, по-матерински гладя мои волосы, наклоняясь ко мне. — Каждый, кто через это проходит, восстает мертвым, так или иначе. — Она поцеловала мою шею, и короткий нажим проложил путь обжигающему наслаждению; внезапно я стал осознавать каждый глухой удар своего сердца, пульс в висках, ток крови по жилам — словно шелк, движущейся сквозь мою кожу. Краем глаза я видел кровь, струящуюся ручейками по моей рубашке и брызгающую на чистый, белый ковер. Отраженный свет ярких гостиничных ламп подсвечивал пол сиянием, в котором кровь — Твоя кровь! Она пьет твою кровь, и ты умрешь! — создавала глубокие алые узоры и лужи, просачиваясь сквозь толстые волокна с каждой каплей. Задыхаясь с безнадежностью утопающего, я чувствовал и вкушал соленую кровь, текущую сквозь мои собственные губы. В отчаянии я сглотнул и втянул в себя кровь, которая обожгла острейшей болью мое горло и проскользнула в пищевод. Мои глаза закатились к безупречно чистому потолку, когда я умер.
***

Я очнулся завернутым в погребальный саван, лежащим на холодной плите. Тьма вокруг меня медленно открыла фигуры, стоящие рядом на расстоянии проятнутой руки. Шорохи гуляли по комнате. Я не мог видеть ни ламп, ни знакомых стен, лишь тусклый огонек от масляной лампы, висящей под высоким сводчатым потолком. Моей одежды не было. Лишь белое одеяние укрывало мое тело, но холод камня не тревожил меня. Я отстраненно осознал, что не дышу, что комната, похоже, наполнена чуть более громким эхом, словно я был избавлен от какого-то фонового шума, и что меня мучает жажда.
— Восстань, — произнес серьезный голос. Вновь шорохи стали громче, а затем притихли. Я сел, остро ощущая, что нечто исчезло, испуганный и жаждущий одновременно — почти эротическое ощущение, но больше интеллектуального плана, вроде жажды знаний или мести. Я хотел, но не имел понятия — чего.
— Так восстань же из мертвых, кандидат, — пропел голос вслед за шепотками. Я уловил отрывки латинских слов, влетевших сквозь свод, когда закутанная в мантию фигура приблизилась ко мне, неся в руках сосуд. Внезапно я почувствовал слабость и тошноту. Я опреся на руки и поднялся с плиты.
— Ты будешь покоиться вечно — или искать вечно? — задала вопрос фигура.
— Мой голос резко прокаркал:
— Я хочу жить. — Голос в уголке моего разума умолял, кричал, тараторил: «Ты мертв, и они снова убьют тебя. Ты будешь умирать снова, и снова, и снова». Он слабо сошел на нет, как только я выпрямился.
— Говори со мной, — произнесла фигура; она держала сосуд передо мной. От сосуда исходил странный запах, манящий и отталкивающий одновременно. Я потянулся к нему, но фигура отшатнулась, повторяя: — Говори со мной.
Рот фигуры произнес предложение на латыни. Вслед за этим от остальных силуэтов в комнате донеслось тихий шорох прошептанных слов. Я сам с трудом продирался сквозь слова, через предложения и заклинания на латыни, и мир вокруг меня казался зыбким. Наконец мужчина дал мне сосуд и приказал выпить, и с возрастающим незнакомым желанием я сделал глоток из чаши.
Приглушенный вкус несвежей крови переполнил мои чувства и полился по моему горлу, смывая голод, желание и неуверенность. Я чувствовал мертвенную холодность жидкости, ее кислый и тухлый вкус, приносящий затем ощутимое зловоние разложения. Близ меня фигуры в мантиях замерли словно статуи, но я заметил в них жуткую враждебность, словно они каким-то образом отражали древнее могущество крови, которую я поглотил. Я ощутил внезапно жар и боль… затем — ничего. Сосуд, пустой, оторвался от моих губ и был быстро подхвачен длинными пальцами стоящей передо мной фигуры.
— Ты отпил из сосуда и возродился в таинстве нашем, — пафосно произнесла фигура с ноткой нетерпения.
— Где… что это? — выдавил я.
В тусклом свете ламп одна из фигур шагнула вперед. Женщина, которую я встречал ранее, сняла капюшон и улыбнулась мне — вновь заставивляя почувствовать себя неуютно. На этот раз мой желудок не завязывался в узел; вместо этого было нарастающее подозрение, пугающая паранойя, когда она заговорила:
— Добро пожаловать в наш круг, Дитя. Ты пересек грань. Теперь тебе многое предстоит узнать.