Все, что мы выиграли, усилив женщин, мы потеряли – ослабив мужчин. Я не знаю, за что там боролись феминистки, которые, по слухам, так и не победили, но мне все это не нужно. Люди, я же женщина! Только женщина.

У меня узкие запястья, узкие щиколотки и большая разница между талией и бедрами, уж не говорю – грудью. Ее видно глазами, но на ощупь она еще вернее. Чего можно от меня требовать? За что меня нужно ругать?

У меня все так, как придумала природа для женщин: где надо – узко, где надо – широко, где надо – впадинка, где надо – бугорок. Это для мужчины, это для детей. Я часть пазла. Все подогнано и смазано. Надо совпасть, и оно заработает. Только не требуйте от меня других функций! Смотрите, как красиво, когда я закалываю волосы наверх, а одна прядь выбивается… На мне духи пахнут лучше, чем они задумывались автором, на мне браслеты звенят как обещание радости. И это обещание выполняется.

И не нужна мне зарплата, такая же, как у мужчин, я вообще не хочу работать. Я хочу быть дома, и чтоб было время на «приготовить обед» и на «посмотреть в окно». У меня шелковая кожа, волосы и душа. Из этого который год не получается ничего железного. Все это только горит хорошо. Горит, но не закаляется. Не становится тверже. Потрещит, остынет, нарастет новое, и снова жаждет не равных прав, а шелковых простыней.

Ну нет во мне таких материалов и веществ, из которых можно ковать твердый характер и жизнь, полную свершений. Я не могу быть сама по себе. Я сделана для кого-то. Из ребра, ключицы, из копчика, плевать, не знаю! И чувствую себя так, будто во мне меньше костей, чем надо, чтобы твердо стоять, быстро ходить, высоко прыгать и махать руками: «Я! Я!» Я лучше пойду сяду в кресло, накроюсь пледом. Или поцелую ребенка. Или обниму мужа.

Чему там учили в Смольном? Языкам, танцам и варенье варить? Я хочу варить варенье. Иногда молчать, иногда говорить, иногда болтать. Зачем мне надо столько всего знать, чтобы жить?!! Почему недостаточно талантливо чувствовать, уметь любить, быть тем мягким, во что можно спрятаться? Просто быть.

И не хочу я говорить ни себе, ни другим: «я справлюсь, я разберусь!» Я хочу впадать в панику, в обморок, отключаться, чтобы очнуться, и чтоб мне сказали: «вам нельзя волноваться, вам нужно отдыхать…» Потому что мне и правда нужно отдыхать. И вообще, горизонтально мне комфортней. И не нужно мне продвижение, мне нужен новый лифчик на тоненьких кружевных бретельках. И чулки со швом.

А все эти конференции, все эти доклады про то, как трудно быть женщиной в современном мире! Ну что за хрень?! Что за игры? Нетрудно быть женщиной, если не стесняешься ею быть. Кто-то меня презрит, скажет, что я – совсем!.. Да, я совсем. Я больше не могу быть женщиной в современном мире, где надо быть сильной, где надо осваивать грандиозные возможности, отбитые суфражистками у мира мужчин. Где надо кусаться, предлагать себя, продвигать себя, пиариться и по ходу еще уметь подцепить мужчину. А потом удерживать его. Бороться за него. Звонить соперницам. Интриговать. Выигрывать в тендерах, предъявляя свои достоинства. А потом предъявлять его, как символ успеха и знак, того, что ты состоялась. И В ЭТОМ ТОЖЕ.

Я состоялась только в одном. Я умею его любить. Я умею быть женой и матерью. Я умею быть честной. Для счастья мне хватит, чтобы меня любили. Мне хватит возможности спать по ночам в той выемке у него на плече, которая тоже часть пазла.
Хочешь быть женщиной, будь ею!

Третий день королева не ест и не пьёт, третий день королева больна.
Не желает ни с кем говорить и всё ждёт, у раскрытого сидя окна.
Третий день король ходит и мрачен, и тих, опечаленный тем, что жена,
Что была, точно птичка, веселья бежит, стала вдруг неподвижна, грустна.
Чародей и астролог, и сумрачный маг говорят: «Словно лёд, холодна».
И твердят в один голос: вернейший, мол, знак, что душе оболочка тесна.
Их о помощи просит безумный король – и смеётся над ним вся страна.
За троих отвечает астролог: «Изволь. Только пусть возвратится весна!»
Дело в том, что примерно полвека назад с королём разругалась красна,
Обронив напоследок: «Ты – младший наш брат. Не пытался б творить чудеса!»
Тяжело положенье. Правитель сердит. В небе хищно сияет луна.
Рыцарь доблестный в край тот волшебный спешит, где живёт молодая весна.
Уж не знаю, что деве воитель сулил, но спустя три томительных дня
Друг за другом они в королевство вошли – и надежда была спасена.
Серебром ворвалась в королевский покой та, что вечно свежа и нежна,
И промолвила тихо: «Мужайся, король. Королева опять влюблена».

в наушниках – Агата Кристи, в руках Паланик «Уцелевший»,
мы умираем слишком быстро, мы убиваем слишком нежно,
мы затворяем в душах ставни, и просыпаемся с усмешкой,
мы умираем слишком рано, а убиваем слишком нежно,
читаем мангу, смотрим фильмы, и возомнивши себя Кирой*,
мы убиваем как в мультфильмах, мы убиваем не красиво,

мы косо смотрим на церквушки, но говорим, что верим в Бога,
хотя, от пяток до макушки - продукт избитого башорга,
мы смотрим фильмы Голливуда, но гордо троллим США,
мы ждем конец и верим в чудо, и ищем, где у нас душа,
сидим в контакте днем и ночью, листая пройденный плейлист,
мы умираем осторожно, мы убиваем нашу жизнь,

мы ставим смайлики не к месту, и не поддержим разговор,
мы умирали слишком честно, но наша смерть была пустой,

в руках Паланик «Уцелевший», в наушниках – Агата Кристи,
мы убивали очень нежно, мы умирали слишком быстро,
мы утопали в кокаине, мы заблудились под Луной,
и в сочных брызгах мандаринов мы умирали в выходной,

а в понедельник на работу, а в понедельник в институт,
мы умирали с неохотой, мы умирали как-нибудь.

Прости его, Боже, ведь он так устал
И жизни надорвана нить...
Прости, может он до сих пор не встречал
Кого бы сумел полюбить.

А может встречал, но осталось всё там,
Чей адрес давно позабыт
Далёкой тоской по рукам и губам...
Кто выжил, кто будет убит -

Судьба бросит жребий. Он вытащил свой
Билет на пустом этаже.
И выстрел окажется не холостой,
Навылет в пробитой душе.

А что остается - лишь терпкая вязь
Рябины и кровь на губах.
Прости его Боже, он плакал, смеясь,
Когда пересиливал страх.

Последние строки...их завтра прочтут
И скажут: "Как страшно, как жаль..."
За несколько кратких предсмертных минут,
Собой заслонила печаль

Гостиничный номер, портьеры, окно,
На столике тонкий бокал...
Прости его Боже, что он так давно
И так безнадежно устал

Куда-то опять по течению плыть,
Как щепка попав в круговерть...
И тех, кто его не сумел убедить,
Что жизнь - это больше, чем смерть.

более - не пиши, не говори построчно и ветер устало-холодный не слушай
не тревожь перестуком полустертые клавиши, ежедневник за прошлый год оставь не исписанным
не испачканным ни чернилами, ни, как осень чужая, поблеклыми, серо-багряно-алыми мыслями
и смирись, не яри свое сердце, себя не мучай. Летаргия твоей души - это просто несчастный случай,
просто крылья однажды сломались и заново не срослись, однажды упал в огонь и сгорел, а не воскрес,
просто однажды в обманах своих запутался, оступился, прощения не спросив - трусливо удрал с небес,
милый нашкодивший синеглазый ангел, никому (увы) по душе не пришедшийся, такой уж вот невезучий
так правда случается, впрочем что тебе говорить о правде - вы знакомы лишь косвенно, по интернету,
когда-то сыгрались-списались-обменялись фото, лет сколько-то каждодневные: "здравствуй, ну как де-
ла?" и ответы в ответ: ни о чем, ни о ком, как колокольный звон, отразившийся в дождевой воде,
отпечатавшийся в хистори на мониторе. А потом - ссоры, измены-в-кавычках, и полунамек на лето
тонко-тонко, в ажурных кружевах, на шелковой простыне - секс, пальцы в запахах сигарет и в тебе - глу...
...по как-то: доверился, кто же тебя доверять учил тем, кого сам обманываешь? Знаешь, странный ты
и слова твои неживые, спутанные, как взгляды синие, лживые - если целуешь меня еще - не касайся души
а лучше бы - не дыши, м? Переломай свои пальцы, и ручки шариковые, мысли, вплавленные в игру
и наигранную грусть псевдоосеннюю - тебе, как и рыжие волосы - не лицу, как и твое раздвоение личности
- одну бы собрать из разрозненностей, которых в себя нахватался осколочно, претендуя на звание сволочи
только наивной очень. Знаешь, все вышесказанное ни к чему, я не помогаю не обратившимся за помощью,
и с не умеющими слушать и слышать обычно не говорю, не заношу обывателей жизни моей в избранное
и в целом-то в строках вышенаписанных смысла нет, только просьба, с пометкой алым-печатно "так будет лучше":
"ни стихотворные строки, ни прозу, больше, пожалуйста, не пиши
так бывает порой, твой диагноз прост и ,к счастью, неизлечим,
(нет, спасает порой ампутация права на жизнь или всех очагов лжи)
но не саркома/бластома, не ВИЧ и не СПИД, нет - летаргия души."

Она училась целовать
Того, кого не полюбила.
Кто с ней галантным был и милым,
Но всякий раз тащил в кровать.
И как же от него тошнило...
Она жила, теряя силы,
Она училась умирать.

Она училась создавать
Иллюзию своей свободы,
И убивала дни...и годы...
А по утрам хотела спать,
Но шла и долго мылась в душе.
Ей так хотелось жить чуть лучше.
Она училась умирать.

Она училась отвыкать
От слов "любовь","друзья" и "счастье".
Она узнала - в одночасье
Продать друг может и предать.
Любовь - одна сплошная боль и
Без счастья всё куда спокойней.
Она училась умирать...

Я давно уж не Герда. И ты не Кай.
Не ищу тебя больше. И ты не ждёшь.
В этой жизни, в который по счёту раз
Стало модным в сердце оставить нож.

В этой жизни не значат уже ничто
Ни любовь, ни верность - пустой абрис.
Маргарита, на плечи накинь манто
И иди одна по бульвару вниз.

И себе ты купишь цветов букет.
Их домой одна опять принесешь.
Продолжается так уже много лет.
У окна ты куришь и снова пьешь.

А к Ассоли завтра заедет Грей,
Три дежурных розочки и портвейн,
Недопитый кофе и быстрый секс.
Ведь ему сегодня еще к жене.

Я давно уж не фея...и ты не эльф.
И не верю в глупые миражи.
Но...зачем этот странный нелепый блеф
По привычке кем-то зовется "жизнь"?

Собираю пепел со дна души...
Я стерпела много...еще стерплю.
Но зачем это делать и дальше жить,
Если некому просто сказать: "Люблю"?

Я забыла его. Прости господи, я забыла. Хотя до последнего цеплялась за его образ, признания, рукава. Но все было... Не есть, не стало, а было! Солнце взошло. Солнце вступило в свои права. Я его не люблю, вылюбила, разлюбила... Все, не спросив "а надо ли", отболело. Прошло.
Я забыла его. Как же так? Я забыла! Я, пообещавшая себе память о нем хранить [боль пеленать в груди, плакать, себя хоронить]. Я, что звучала всегда не в такт. Дайте мне стул, веревку и мыло. Выйдите и досчитайте до ста.
Я забыла его. Как я могла? Я забыла... На фотографиях больше не он - а кто? Мальчик, что память о счастье своем, не зная, доверил совсем не той. Мальчик, который вонзался в сердце, словно игла в обнаженную пятку, утерянная в ковре. Мальчик который спятил, и любил меня с августа по декабрь [и чуточку в январе].
Я забыла его. Боже, за что? Я забыла... то, что никак нельзя было забывать. Солнце взошло, луна вынуждена убывать. Луна отсыпается днем.
Я забыла его. А лучше б забыла о нем.

Время терпит – до девяти я еще бы несомненно успела,
Но знаешь, 10 минут на разговор – это не дело.
До сих пор понять не могу, как Ты не услышал моих мыслей –
"...девочки, Он такой... Я так люблю себя с Ним."
Представь, у нас могла бы быть дочка -
Золотые волосы, твои глаза, платье в цветочек.
А в голове только - "Давай как раньше, помнишь?"
И еще очень долго Ты плюс Я - моя скорая помощь...
Пустить бы в вены запах\голос твой,
Но не сойти бы с ума весной.
Температура зашкаливает, время не лечит,
Убиваюсь алкоголем по Тебе, вытягиваю интернетом вечность.
Совершив ошибку, хочу вернуться в начало –
Туда, где от боли еще не кричала.
Никому не скажу. Никто не узнает -
Я
без Тебя
больше
не летаю

Прости же меня, прости,
Что наши сошлись пути.
Что я бесконечно груб,
Что стоны срываю с губ.
Из сердца - лишь тихий плач.
Ты жертва, я - твой палач.
И слез твоих блёклый след -
Единственный в жизни свет
Для мертвой моей души.
Прости же меня, скажи
Лишь слово - и я уйду
По талому бездны льду,
Уже не держась за край.
Прости же меня, прощай!
Ведь мне без тебя не жить,
И в сердце моем зима...

Но пытку твою продлить
Ты просишь меня сама.

Всё в нём говорит как будто: так больше не может длиться.
Ну он же давно не мальчишка. Как смог вот так вот влюбиться?..
Она хороша собой. Ещё и умна, к тому же.
А у него жена. И вместе им только хуже.
Она закрывает глаза, дрожа, обнимает плечи.
Конечно, полно других, с которыми проще, легче,
Но видит его улыбку - не зря продавала душу -
И снова пойманной рыбкой бьётся и бьётся о сушу.
Они не похожи вовсе: ребёнок и кадр с обложки -
Он вечно считает нули, она подобрала кошку...
...Хотела было уйти, а он вдруг назвал невестой.
Ближайшие сорок лет им просыпаться вместе.

Четыре письма.

Он:
Не имеешь привычки смотреть кто к тебе заходит. Такова виртуальность - здесь вечная проходная. Контингент трындит о моде и о погоде. Смайлики, "приветки!" - надоедает... Ты не любишь флуда, я даже могу по пальцам сосчитать твоё за последний месяц. Слушай, а прости меня за нахальство: я тебе хоть сколько-то интересен?
P.S. Не прошусь в "друзья" - понимаю: нелепо кране пополнять фрейндленту в подобном стиле. Вспомнишь - заходи. Я - Бродяга Райнер. Впрочем, имена мы давно сменили.

Она:
У тебя полсотни читателей за полгода. У меня - не валялись кони, - только бы их не двинуть. Дома тоже пусто - после развода мир как будто выцвел наполовину. И о чём писать? О разбитом сердце? От таких метафор с души воротит. Френдам дай пронюхать - раззвонят, черти. Ладно... ты же знаешь, что я - невротик.
P.S. Помнишь, мы с тобой начинали повесть: я - за героиню, ты - за героя? Если не ушёл ещё этот поезд, я бы посоавторствала с тобою.


Он:
Знаешь, я б у тебя вдохновенья поклянчил. Можно даже – в рассрочку – на несколько дней... Дон кихоты бросают своих дульсиней, я же, тем и другим, слишком преданный санчо. Тёмен этой тоски в облацех водоём, и меня откровенье не сделает краше, если ты вдруг решишь, я – «и нашим, и вашим…», так как, нынче уже невозможно – втроём. Для тебя и него треугольник решён – каждый в нём отыскал свой, по выбору, угол. Примиренья не будет, а я – как по кругу. Вы мне – оба друзья. Объяснять есть резон? От «чего я не понял» до «в бан, коли так!» Я… искал тебя. Думаю, правду ты в праве… Остальное – как скажешь. Не буду лукавить, что рука не дрожит.
P.S. Виртуальность – пустяк?

Она:
Говорили мне: лучше быть от тебя подальше. Попыталась, и поняла: это дальше - не значит лучше. Виртуальность дружб - разновидность забавной фальши, но нашёлся на сто других настоящий случай? А насколько он настоящий - покажет время? Видишь, даже скатываюсь в банальность. Мир переменился, а я не в теме? Впрочем, узнаю тебя! Знаешь, пялюсь в монитор и думаю: "Райнер - душка?! Что-то бы в лесу, однозначно сдохло!" Каждый холивар был тебе игрушкой. Как такая язва и без подвоха!
...Ладно, не фырчи, мол: "К ней всей душою, а она на честность мне: "Да пошёл ты!.."
Ваше с ним – есть ваше. Не беспокоит.
P.S. Я... я просто рада, что ты нашёлся.


Сатори Ивадзику

Это Молли, у Молли сегодня встреча
И отчаянно сердце стучит, стучит
"Молли добрая"-, говорят, "Молли лечит",
Тех, кого не спасли врачи.

Молли старается больше молиться,
Носит четки, сбивается в "отче наш"
Молли мечтает однажды уехать в Ниццу
Взять с собой только четки, кисть, гуашь

Молли в душе художник, рисует часто,
Но мало, все как-то "не сейчас".
Молли боятся дети - она опасна,
Молли спасает тех, кого Бог не спас.

Она хранит секретов столько, что больше уже нельзя,
Шепчет вслед всем прохожим "Боже тебя храни"
Ей говорили "милая, жизнь прожита зазря",
Она улыбается, думает "Дьявол во мне, внутри"

Молли приходит в церковь, прячется у стены,
Думает: "дура, Молли", четки свои теребя,
Молится очень тихо, мол "Много на мне вины,
Боже, я виновата..." - и все это для Тебя.

Это Молли, у Молли сегодня встреча,
Молли устала, но сделала что могла,
Шепчет "Боже..Я тоже уже не вечна -"
и надевает на плечи два белых своих крыла.

меня раздражают те, кто хоть как-то ее касаются,
те, чьи пальцы она рисует, те, чьи песни она поет,
все, кем она доверчиво и наивно так восхищается,
все, кто не будет плакать, если она умрет.

для меня ненавистны все, кто считают ее за данное,
принимают ее за должное, не ставят ее ни в грош.
те, до кого не доходят поздравленья ее по радио,
те, у которых от голоса не пробегает дрожь.

я презираю тех, кто не знает ее влюбленностей,
кто не любит ее за колкости, разрушает ее цейтнот.
всех, у кого хватает смелости жить на подлости,
всех, про кого она пишет в розовый свой блокнот.

"я не могу понять, почему для тебя я - лучшая.
и, я хочу сказать, уж если подходит к случаю:
гений "чистенькой" крастоты,
обидное самое, знаешь ли,
что среди этих всех неправильных,
не затесалась ты."

Вроде как все, кончилось, выдохлось, переболело,
Видится в полусне, конечно же, только твое тело,
Но это так, мелочевка, отзвуки ломок, стоны,
Мы ведь не дети уже, знаем - это гормоны,
Не больше, пусть и не меньше, но в целом - физиология бреда,
Тебе меня сменит кисть, мне тебя - сигарета.
Вроде мечталось бросить курить, да, увы, не вышло,
К счастью, сердечного ритма за кашлем совсем не слышно,
Можно не думать "Боже, мы сами сломали все то, что так долго строили",
В этом, конечно, есть что-то смешное - мы явно друг друга стоили.
Надо прощаться на полуслове, это честнее и как-то проще,
Вроде как без скандала, даже без ссор или споров, впрочем
Мне бы хотелось, наверное, что-то оставить тебе на память,
Что-то такое...Пусть будут слова, они, как известно, больнее ранят.
Я сохраняю свое лицо при любых обстоятельствах - это плюс,
Жаль, что ты не узнаешь, что без тебя я равна нулю.

Нет больше слов, склёваны вороньем, да и они на кой?
Все, что хотела тебе сказать, не передать строкой.
Кожа изодрана и лоскуты сброшу фатой на пол:
- Аревуар, девочка-бра, ножкой ступи на стол.
Где же ты есть, маленький Мук, где ты построил дом?
How do you do? Дым очага... Honey, where are you from?
Ночь, алкоголь, сумрачный драйв. Хочешь меня? Держи.
Только не надо меня учить, как мне любить и жить!
Слов больше нет, сожгла все стихи, да и нахуй тебе они?
Режь до крови, и не жалей открытой насквозь руки.
Буду сипеть после второй, песни кричать навзрыд,
После десятой напрочь терять последние страх и стыд.
Ты не гадай на усталой ромашке "умрет-не умрет-умрет"?
Что ты кружишь надо мной, дорогой? Пью. А тебя ебёт??
У тебя есть твоя протеже, милая крошка-блядь,
Ты ей купи золотой поводок и выводи гулять.
Как надоело... Тошно считать всех твоих Магдалин.
Нет, не жалею, сама захотела выпить твоей любви,
Все отдала, всех предала, гордость свела к нулю,
Чтобы однажды солью слизнуть с губ твоих лже-"люблю".
Но эта усталость душит и лижет, мается "быть-не быть",
Когда я успела так невозможно, сильно к тебе ...остыть?
Нет, не хочу больше искать, верить, любить и ждать.
Если мужчине дать право выбора, он будет всю жизнь "выбирать".
- Аревуар, девочка-бра, кланяйся в ножки ему.
И пожалей: ведь это так трудно - по факту всю жизнь одному...
В мачо играть, в стойла хромать, закусывать удила.
И вспоминать, какой же по счету эта...вот эта была?
Только де-факто все это лажа, все же не важно, бля,
Если родился ты под небом когда-то только лишь для меня.
И если тебя наградила природа только сквозной пустотой -
Да не ебет. Не колышет. Не ноет. Я все равно с тобой.

И когда ты сдохнешь на какой нибудь шлюхе,
Я налью себе в бокал шампанского,
Выпью его за все пущенные обо мне тобой слухи
И за все наши выходки хулиганские.

За все безумные холодные ночи,
За сумасшедший секс на крыше, в кино,
За все моменты когда мы кончили,
Так ярко. Вместе. Всегда. Заодно.

За порванные чулки на темном балконе,
За "свечки", с твоим руками под моей юбкой.
За "сгоревшее солнце в моих ладонях",
За то время, когда я была твоей проституткой.

За безумный секс на моей кухне,
За вечные шрамы у меня на плечах,
За твою жизнь, которая рухнет,
За все вранье о борьбе на мечах.

За все мотогонки и ночные звонки,
За десятки девиц у тебя в постели,
За вечно-длинные пустые гудки,
За ненужные встречи раз в 2 недели.

Последний глоток. Все очень просто.
Я выпью за это, я не побоюсь.
Пусть это будет моим лучшим тостом.
За наш бессмысленный глупый союз.

и сколько бы раз ни уехал, из какого бы города ни улетел, из чьей бы жизни ни вышел через парадную дверь,
он всегда будет помнить ее, открывая то новую книгу, то карту метро, то старый блокнот и ставить ее в пример,
он всегда будет знать, что вон там, на границе Европы-Азии, на другом конце провода и Земли
она ждет и скучает и каждый нечетный вечер отправляет в плавание бумажные корабли.
она все понимает, совсем не ревнует, уже не скрывается в клубах и умело мешает водку с мартини в бокал,
ей одной оставаться то ли страшно, то ли просто не свыклась пока, у нее ведь работа, учеба, аврал, все дела.
а он пишет истории ей по e-mail, мол, однажды вернусь навсегда, ты свои не туши маяки…
а она тем временем рвется внутри на куски, срывается в ночь, срезает с себя все его ярлыки.
а она тем временем сильней становится и просит его не звонить так часто, вообще по возможности ей не звонить,
просит не спрашивать, что случилось, не прилетать раньше времени, себя не винить, говорит, милый, я не могу объяснить.
и сколько бы раз ни давал обещаний, в каком бы городе ни сжигал мосты, ни повторял прости,
у него как всегда ровно ноль шансов из тысячи, чтобы их спасти.

Она говорит, что хочется закричать, и плачет тихо в сонном осеннем троне. Мол, голос чист, рука ее горяча, а он до сих пор не тонет в ее плечах. Сказать по правде, вовсе ни в чем не тонет. Но вот я здесь, и осень ее не тронет, не скиснет хмель, не станет чадить свеча, не будет сниться прошлое по ночам, октябрь нас не заденет и не затронет. Я все исполню, подпись, число, печать. А что там дальше? Лучше не отвечать.

Она обнимает его до дрожи, губами ищет губы, находит лёд, прощается, не веря, что он уйдет. Уже ушел. Ночь. Пусто. Сервиз искрошен. А я смогу все то, что другой не сможет, чуть больше даже, если она поймет, кто ей милей, нужнее и кто дороже. Смелее, спину выпрями, грудь вперед. А что там дальше? Черт его разберет.

Я выключаю свет, она пьет вино, поет о счастье, не различая нот. Осенний вечер, сонно - вино виной. Пока я здесь, она не уйдет на дно. В ладонях солнце, радость без всяких «но». А что там дальше? В общем-то, все равно

ты ей будешь дарить по 5 красных роз,
одевать пальто, целовать по привычке в нос.
твоя мать, встречая ее каждый раз,
будет думать: ну вот ты уже подрос,
ей двадцать два, ты совсем большой -
она станет твоей женой.

она улыбнется, переступив порог.
и его желудок сделает кувырок.
здесь он лапал меня за бок,
повторяя: милая, я дурак.
она еще и не знает, что впереди -
полчища чертенят, живущих в его груди.

нет, скорей бесов, залегших сейчас на дно,
пока он вживляется ей в нутро.
и как только почует, что он родной,
рот его зияет сквозной дырой.
назови ее шлюхой, последней блядью,
предложи поработать ей шутки ради,
убивай ее, как цианистый калий.
господи, спасибо, что это не со мной.

как итог:
у меня в этом черном аду виден свет.
потому что тебя там нет.
и вообще в моей жизни нет.

у нее - бесы, водящие хоровод.
потому что она слабей. (или крепче, наоборот)

у него - все просто и без причин.
он мужчина. куда нам с ней до мужчин.