Глава 5

Скучно. На часах одиннадцать утра, и мне жутко скучно. Я слоняюсь по квартире, пытаясь найти хотя бы одну интересную для меня книгу, но вся твоя библиотека – это собрание учебников по живописи, а для меня это ново и непонятно. Телевизор включать - смысла нет, всё равно в такое время ничего стоящего не показывают. Я нашёл свои вещи, начал их разбирать. Ты даже установил мой компьютер, поставил письменный стол, на полки запихал учебники. Странно, но учиться я сейчас хочу меньше всего. Роюсь в ящиках, навожу порядок, чтобы убить время. Странно, но этой тетради я раньше не видел. Серый переплёт, обычная, ничем не примечательная тетрадь. Она не моя, и я не должен её открывать, но любопытство берёт надо мной верх. Почерк Соби! Это твоя тетрадь! Наплевать на все приличия, я хочу узнать, что в ней.
Несколько заклинаний, эти я уже слышал, как ты их использовал, эти ещё нет. Листаю по одной странице. Заклинания, их действия, тактики боя. Исписано всего несколько листов сначала. Ничего нет интересного для меня. Я хочу уже отложить её в сторону, но вспоминаю твои слова: «Рицка, запомни: некоторые вещи не такие простые, какими кажутся, или какими их хотят показать». Хотят… показать…. В каком-то странном предчувствии я начинаю осматривать тетрадь. Вроде ничего необычного. Остальные страницы такие, как и предыдущие. Тетрадка старая, потёртая. Страницы плотные, желтые, волнистые. Долистав до половины, натыкаюсь на записи. Их меньше, и они специально размещены ближе к центру, чтобы не было заметно с краёв. Странно. Начинаю читать, и глаза застилают слёзы. Я не хочу, я отказываюсь в это верить!!! Все мои опасения подтвердились. Это он, мой брат. Я чувствую, что сейчас разревусь, прямо как девчонка, но поделать ничего не могу. Как он мог! Строчки ровные, но местами сбиваются, слова кое-где размыты маленькими каплями, будто слезами. Когда ты писал это, ты был в отчаянии, я буквально ощущаю твои чувства. Отчаяние, боль, непонимание. Но ни капли злости, нет ни капли ненависти к нему! Твои чувства… ты по-настоящему любил его, а он… так… с тобой… Боже! Я запутался! Это не мой Сеймей, он не мог так… не мог!
Потихоньку прихожу в себя, успокаиваюсь. Заставляю себя дочитать до конца. Там совсем немного, наверное, ты написал это потому, что не мог уже этого выносить, тебе было необходимо с кем-то поделиться. Я заставляю себя закрыть тетрадь, положить её на место. Я не хочу, чтобы ты понял, что я узнал. Потом, ты мне сам потом всё расскажешь. Я хочу сам от тебя это услышать.
Твоя боль. Я буквально ощущаю её физически! Мне так страшно, я не понимаю, за что мой брат так с тобой поступал? Почему он это сделал? Ты писал, что причиной этому поступку было то, что у вас отсутствовало общее имя, значит, ты до сих пор без имени. Это, вырезанное на твоей шее – ненастоящее. Значит, ты почти свободен. Надо только убрать заклинания. Только! Легко мне говорить, это же не со мной сделали!
Я не хочу верить, в то, что это сделал мой брат, но я знаю, что сам себе ты бы врать не стал. Это правда, и мне надо с этим как-то смириться. Но это же мой брат! Мою душу просто разрывает на части. Кому верить? Тебе или моей памяти о нём? Памяти… с того момента, случившегося пять лет назад, я уже больше не уверен в ней. Мне страшно. Страшно оттого, что я должен сделать свой выбор. Я уверен, что ты знаешь что-то такое, о чём я даже боюсь догадываться. Каким ты был, когда рядом был Сеймей? Я должен выяснить, что произошло тогда, когда мне было десять, я должен разобраться, кто и за что убил моего брата, что происходило между вами! Я выясню это!
………………………………
Ты пришёл сегодня в два часа дня, и я по возможности старался скрывать, что я всё знаю. Я уверен, ты догадываешься, что что-то случилось, но тактично молчишь, надеясь, что я сам всё тебе расскажу. Ну и отлично. Я тоже буду молчать, и тогда всем будет лучше. Наверное, ты думаешь, будто я избегаю тебя из-за вчерашнего инцидента, и хотя это не так, у меня нет нормальной отговорки, чтобы развеять свои сомнения. Ты на кухне, поставил чайник, разогреваешь нам обед. Я сижу в комнате, на диване, но с моей позиции видно всю кухню. Я старательно делаю вид, что читаю, хотя на самом деле слежу за каждым твоим движением. Теперь я действительно могу признаться самому себе - я скучал по тебе. Раньше одна мысль об этом вгоняла меня в краску.
Знаешь, с того момента, как Сеймей погиб, я был очень одинок, начинал всё сильнее замыкаться в себе, но ты спас меня, вытащил из моего добровольного заточения. Теперь я почти как прежде могу радоваться этому миру, где нет его. Только вот одно пугает меня. Я всегда после его смерти в мыслях обращался к нему. Теперь я обращаюсь к тебе, это плохо? Значит ли это, что я смог его так быстро забыть? Должен ли я чувствовать себя виноватым? Должен ли я чувствовать себя виноватым за ту боль, что он тебе причинил?
Я, наверное, опять ушёл далеко в свои мысли, потому что очнулся, когда понял, что ты стоишь рядом и треплешь меня за плечо.
- Рицка! Уже всё готово, стоит на столе. Давай, вставай, пора есть.
- Что? А, ага, спасибо.
Мы сели за стол, и я понял, что совершенно не хочу есть. Просто нет такого желания. Я молча ковырял рис палочками, и начал было опять уходить в себя, но ты спросил:
- Рицка. О чём ты всё время думаешь? Ты сегодня какой-то особенно мрачный. Что-то случилось?
Я понимаю, если я сейчас подниму голову и посмотрю тебе в глаза, то не смогу соврать, поэтому говорю первое, что пришло на ум:
- Просто я не голоден, - прячу глаза за отросшей уже чёлкой, так, чтобы ты не заметил, как я нервничаю.
- Но когда я спросил, будешь ты есть или нет, ты ответил, что будешь. Рицка, посмотри на меня. Что-то случилось, ведь верно?
Ты поднимаешь мое лицо, держа меня за подбородок. Я краснею, медленно поднимаю на тебя взгляд и ненароком обращаю внимание на бинты. Они все в крови! И ворот рубашки тоже! Господи, во что ты ввязался!
- Соби! – вырывается у меня.
Ты касаешься рукой бинтов, тихо охаешь, бормоча что-то вроде: «Извини», убегаешь в комнату за аптечкой. Я бегу за тобой, чтобы помочь справиться с бинтами. Раньше ты мне никогда не позволял касаться себя, но, может, хоть сейчас…
Ты снимаешь рубашку, не зная, что я стою в проходе, и прежде чем ты оборачиваешься, я вижу ужасные шрамы у тебя на спине. Господи! И это тоже мой брат сделал? Ты видишь мои испуганные глаза, быстро подходишь ко мне, извиняешься, пытаешься выпихнуть меня в кухню, но я не даюсь. Выворачиваюсь, подбегаю к аптечке, беру ножницы. Как могу строгим, не терпящим возражений голосом обращаюсь к тебе, прошу тебя подойти. Ты не слушаешь, мне приходится приказать. Это для твоего же блага, глупый. Почему-то я чувствую свою ответственность за эти ужасные шрамы, нанесённые моим братом. Ты нехотя слушаешься, я аккуратно поддеваю бинты ножницами так, чтобы не повредить кожу. Ты морщишься от холода и боли, мне становится страшно, но я не останавливаюсь. Снимаю бинты, и перед глазами открывается ужасная картина. Я дотрагиваюсь дрожащими пальцами до твоей шеи, и вижу короткую вспышку. Я уже держал тебя так когда-то! Я маленький, мне десять лет. Ты весь в крови, сидишь передо мной на одном колене. Маленькие пальцы скользят по совсем ещё свежим шрамам. Ты едва видно морщишься от боли, стараешься сдерживаться. По моим щекам текут слёзы, ты обнимаешь меня, шепчешь, чтобы я не переживал так, чтобы успокоился, но я реву навзрыд. Обнимаю тебя за шею, утыкаюсь носом в плечо. Опять вспышка, и я уже вижу твои обеспокоенные глаза напротив.
- Рицка! Что с тобой? Что случилось?
- Ничего, всё в порядке, прости, - я отворачиваюсь, чтобы взять ватку и перекись, украдкой вытираю выступившие слёзы.
- За что? – спрашиваешь ты.
За то, что мог забыть тебя – хочу ответить я, но не могу. Ещё не время. Ещё не время. Поворачиваюсь к тебе, ты, скорее всего, заметил, что у меня глаза на мокром месте, но принимаешь решение меня не спрашивать об этом. Вот и правильно. Так и должно быть. Пока я тебе не открою правду. Провожу ваткой по шрамам, стираю кровь.
- Больно? – зачем-то спрашиваю я. Ведь знаю, что ты мне ответишь.
- Ты не можешь сделать мне больно.
Я аккуратно заматываю бинты, хочу спросить, что случилось, но понимаю, что это бессмысленно. Как и мой предыдущий вопрос, этот тоже будет проигнорирован. И изменить это я не могу. Ты только скажешь: «Накажи меня, если хочешь», и не больше того. Со злости рука срывается, и случайно делаю тебе больно.
- Соби! Прости, пожалуйста! Я случайно! Извини! Я не хотел!
- Рицка, успокойся, пожалуйста, всё нормально.
С грехом пополам закрепляю бинт, по своим дрожащим рукам понимаю, что со мной что-то не то. Глаза закрывает пелена, я понимаю, что всё-таки разревелся. Вытираю глаза, пытаюсь успокоиться, и понимаю, что единственным решением будет просто уткнуться в тебя, как тогда, в детстве. Придвигаюсь к тебе, обнимаю тебя и прячу своё лицо у тебя на груди. Ты, скорее всего, не ожидал от меня такого, и поначалу нерешительно проводишь ладонью по моей спине, потом, наконец, прижимая сильнее.
- Рицка, скажи мне, что ты видел?
Я дёргаюсь, пытаюсь вырваться, понимаю, что ты не отпустишь так просто, заставишь всё рассказать.
- Ничего, просто… вспомнил брата, - я нахожу нужную отговорку, - вот и всё.
- А, ясно, всё ясно, - твои глаза мрачнеют, и я понимаю, что отговорка не такая уж и хорошая. Ты из-за него страдаешь, а я… мне становится противно, я не могу врать тебе, в конце концов, жертва не может врать своему бойцу!
- Я солгал! Я соврал! – понимаю, что сорвался на крик, но остановиться уже нельзя, - я вспомнил! Я вспомнил тебя! Это брат, да? Это из-за Сеймея у тебя… у тебя…
Слёзы, раньше хоть немного сдерживаемые, теперь вырвались на свободу. Я просто падаю на колени, ты в беспокойстве хватаешь меня на руки, прижимаешь меня к себе. Опять укачиваешь, постоянно извиняясь, я даже уже не пытаюсь понять за что.
- Прости меня, пожалуйста, Рицка, прости меня. Я не должен был давить на тебя, прости.
Ты перетащил меня на кровать, посадил меня себе на колени.
- Соби, - я встаю с твоих коленей, сажусь рядом, – нам надо поговорить. Я хочу знать, это Сеймей с тобой сделал?
Ты, наверное, как никогда понимаешь, что противиться моему натиску сегодня у тебя точно не получится.
- Да.
- А на спине у тебя шрамы…
- Не от него, - ты прерываешь меня, не дав договорить.
- Соби, мы же были знакомы с тобой, до того, как я потерял память.
- Да, но не проси меня об этом рассказывать. Мне нельзя.
Я вспомнил, что Зеро говорили мне о гипнозе в парах. «Наверное, Сеймей практиковал это», - говорили они. Раньше я не верил, что такое возможно, но сейчас подтверждение прямо передо мной.
- Хорошо, если тебе больно говорить об этом.
- Спасибо, Рицка.