Глава 2

Очнулся я уже в парке, сидя на скамейке, оттого, что внезапно понял - сижу я вот так уже несколько часов. Слёзы катятся быстрыми дорожками, я не в силах остановить их. В голове крутится только один вопрос: «За что?».
Зима только началась, но на улице уже довольно сильные морозы, и я понимаю, что сижу на снегу, потому что даже не пытался смахнуть снег со скамейки, понимаю, что на меня уже странно косятся прохожие, что в любой момент можешь появиться ты, а я этого не хочу. Я хочу побыть один, совсем один. Холод, наконец, отрезвил меня, я начал осознавать, что сижу в незастёгнутом пальто, потеряв где-то по дороге шарф, и скоро слёзы превратятся в крошечные льдинки. Совсем такие, какие были в твоих глазах сегодня утром. Вспоминаю, как ты посмотрел меня, и хочется разреветься ещё сильнее. Соби! Ты ведь просто отверг меня! Но почему мне так больно? Неужели я… нет, этого не может быть! Это просто невозможно! Мне надо собраться, отвлечься. В конце концов, не девчонка же я, чтобы реветь на улице из-за такого придурка!
Я поднимаюсь, застёгиваю молнию пальто. Надо вернуться домой. Мама, наверное, очень переживала, наверное, ей было очень больно. Ну что же, сейчас моя очередь терпеть боль. Физическую. Она моя мама, и я люблю её, просто иногда она как бы сказать…не в том настроении. Врачи говорят, это последствие сильнейшего стресса, произошедшего, когда я потерял память, когда мне было десять лет. Это было почти пять лет назад, но ей, к сожалению, не стало лучше. Приступы происходят, правда, немного реже, но они всё так же неконтролируемы. Я не ночевал сегодня дома, и прекрасно понимаю, что ждёт меня, когда я вернусь.
Мобильник, по счастливой случайности, оказался в кармане пальто. Три часа дня. Неужели я просидел на этой скамейке целых три часа? Неудивительно, что я так замёрз. Когда доберусь до дома, будет почти четыре. Мама уже придёт с работы. Ну что же, люди говорят, боль физическая заглушает душевную…
Сажусь в автобус, смотрю в окно, вижу, как ещё пустынно на улицах, только небольшие стайки учеников спешат домой. Всего через пару часов эти улицы наполнятся людьми, которые поплывут большой, непрерывной толпой к себе по домам. И никому не будет дела до других, таких же, как они. И мне тоже не будет. От меня отказался самый дорогой человек в моей жизни, и мне уже без разницы, что со мной будет дальше…
Чуть не проехал свою остановку. Подхожу к крыльцу, в нерешительности берусь за дверную ручку, зачем-то достаю мобильник. Почему-то очень хочется увидеть, что ты мне звонил, но нет ни одного неотвеченного вызова. На душе так горько, что хочется опять разреветься, но нельзя. В решимости дёргаю дверь на себя.
……………………………………………………..
- Она хорошая, она хорошая, она хорошая. Она – моя мать, - я сижу, зажав голову между коленями, постоянно повторяя себе это, всем весом давя на дверь. Я боюсь, что шпингалет, поставленный братом, не выдержит. Такого сильного приступа у неё никогда раньше не было, но я сам виноват, что не ночевал дома. Сегодня она накинулась на меня с кухонным ножом. Раньше она ограничивалась тарелками. По моим рукам течёт кровь – зря я пытался выхватить его у матери из рук – но боли не чувствую. Спустя несколько минут она перестаёт биться мне в дверь, и я, превозмогая себя, доползаю до кровати, но подняться на неё у меня нет сил. Постепенно возвращается и боль. Я чувствую что-то липкое сбоку слева, и догадываюсь, что это тоже кровь. Я понимаю, что должен позвать тебя, но почему-то не могу. Глаза слипаются. Я так хочу спать. Я понимаю, что это из-за потери крови, понимаю, что ты – моя последняя надежда на жизнь. Гордость ломается перед страхом смерти. «Соби», - последнее, что я успел сказать, провалившись в темноту.
……………………………………………………
Яркий белый свет бьёт в глаза. Я нехотя открываю их, мутный взгляд скользит по комнате. Пять минут уходит только на то, чтобы осознать, где я нахожусь. Пустое окно с жалюзи, белый потолок, белые стены, странная неудобная кровать. Ясно. Я в больничной палате. Справа стоит капельница, слева на стуле, положив голову мне на одеяло, спит какой-то человек. Длинные пепельно-русые волосы скрывают лицо спящего. Ещё несколько минут уходит, чтобы вспомнить, кто это и что со мной произошло.
- Соби? – я зову тихо. Я сам не узнал свой голос. Хриплый, тяжёлый, задавленный. Мне становится страшно, панически страшно.
- Соби? – повторяю чуть громче.
На меня поднимаются полные боли и надежды глаза.
- Рицка? Ты очнулся? Подожди секунду, я позову врача, – ты срываешься с места, в мгновение ока подбегаешь к двери, зовёшь медсестру. Та радостно охает и куда-то убегает, ты возвращаешься ко мне.
- Тише, тише, как же хорошо, что ты очнулся, только держись, ладно? Пожалуйста, подожди врача.
Мне становится так хорошо, так тепло от ощущения того, что ты рядом. Обида, раньше мучившая меня, испарилась без следа. Я тяну свободную руку к твоему лицу, с удивлением замечая, что оно всё мокрое. Не может быть! Ты плакал? Из-за меня?
- Соби, Соби, Соби, - это всё, что я могу сказать. Я повторяю его как молитву, как мантру. Это ты меня спас, я уверен. Это только благодаря тебе я жив. По моим щекам текут слёзы. Ты что-то шепчешь, как-то успокаиваешь меня. Я не слышу ничего, что ты мне говоришь, но вскоре утихаю. Потом приходит врач, колет мне успокоительное, и я опять забываюсь сном.
………………………………………..
На часах в палате 2 ночи. Ты всё ещё здесь, только теперь спишь, неуклюже развалившись в кресле. Мне интересно, ты хоть дома-то был? Я совершенно проснулся. Слабость во всём теле жуткая, после снотворного слегка кружит голову. Я тебя не зову, не хочу будить. Я не знаю, сколько ты здесь уже находишься, но понимаю, что за это время ты жутко вымотался. Воображение рисует жуткие полубредовые картины, я быстро гоню их прочь. Стараюсь заснуть, но не получается. Смотрю в окно, но из-за этих дурацких жалюзи ничего не видно. В палате гнетущая тишина. Слышу, как тикают часы на стене, слышу твоё дыхание. Твоё лицо во сне… такое умиротворённое, почти детское. Ты совсем близко, и если я постараюсь, то смогу дотронуться до него. Внезапно его выражение изменилось. Спокойное раньше, сейчас оно стало тревожным. Глаза под веками заметались, на лбу появились морщинки. Что с тобой? Мне страшно. Рука тянется к тебе, но останавливается на полпути. Я замираю, с болью продолжаю смотреть на тебя. Отворачиваюсь, и в моей голове гулко звучит твой родной, глухой ото сна голос и те слова, что ты только что сказал во сне: «Рицка. Не надо…»
………………………………………….
В общей сложности я пробыл в больнице две недели. Три дня провалялся в коме, ещё полторы недели – в палате. Все эти дни ты дежурил рядом. Когда можно и когда нельзя. Я даже не вдавался в подробности, как тебя вообще пропускали. Все мои попытки отправить тебя в университет учиться потерпели сокрушительное фиаско.
Ты безапелляционно заявил, что теперь я буду жить у тебя. Ну что ж, я не против. Я, наверное, сам понимаю, что больше не смогу остаться с мамой. Но когда я начинаю думать о том, как буду жить с тобой, ощущая каждый раз этот холод в твоих глазах... Если бы я только мог знать, почему ты так делаешь. Но ты не скажешь. Поэтому я молчал всё это время. Я не сказал тебе ни слова о наших отношениях. Ты тоже держал такую позицию. Даже не заикнулся о том, почему мы расстались в тот день. Обида на тебя всё ещё занимает место в моём сердце. Но я совсем не знаю, как себя вести, что говорить, когда ты рядом, боюсь сорваться и наговорить глупостей. Наверное, стоит забыть всё. Твои поцелуи, сильные руки, так крепко обнимающие меня… нет! Этого никогда не произойдёт. Даже если это причиняет мне боль, я буду помнить. Потому, что это было самое важное в жизни настоящего Рицки. Это всё, что было в моей настоящей жизни. Я всё ещё не понял, почему я потерял память, и не помню свою прошлую жизнь, но знаю точно, что самое важное, что было в этой моей жизни – это ты.
Теперь я не такой маленький, как был два года назад. Я многое понимаю, но всё же многое мне ещё неясно. Твои поступки всё ещё тайна для меня, твоё прошлое для меня за семью замками. Но я знаю только одно – я всё выясню, рано или поздно. С того дня, когда я увидел этот жуткий сон, нас вроде оставили в покое. Я молился, чтобы всё так и осталось. Но на тебя снова напали. И ты сражался один. По моей вине. А потом ты оттолкнул меня. Ты твёрдо дал мне понять, что тебе не нужны пои поцелуи. Я всё же был прав, ты целовал меня только в начале нашего знакомства, только чтобы укрепить связь. И всё же… мне очень больно.