Я бунтовал в тульской милиции. И, видит бог, менты боятся. Боятся. Менты, которые «призваны защищать жизнь, здоровье, права и свободы граждан, собственность, интересы общества и государства от преступных и иных противоправных посягательств…» Когда меня избивал мент, у него дрожали губы. Он понимал, что я сильней его. Бил и боялся. Бил и боялся. А я смотрел ему в глаза… Это избиение было торжеством ВОЛИ.

***

Он лежал на нарах в камере, и думал. Думал о том, что дома в холодильнике у него стоит кефир, лежит сыр и еще один сыр (он не помнил, почему купил два вида сыра). Думал, что не любит ментов (а кто же их любит?). Думал о том, что он, увы, не Омар Хайям, и не написал ни одного толкового четверостишия об алкоголе, который сносил ему крышу. Думал, что последний раз в милиции был лет пятнадцать назад, когда они с пацанами «гоняли ведьму» в ночь на Ивана Купала.

Думал, выживет ли он после этой заварухи или не выживет? Наверно, да. Конечно. Что - да? Его руки за спиной туго были защелкнуты на «браслеты», его ноги связаны старым кожаным ремнем. Он лежал недвижимый в своем еще вчера новом финском пальто, в полосатом пиджаке за две тысячи долларов еще вчера незапачканном в крови, в желтой рубашке окрашенной кровью и в черных туфлях без шнурков. Об этом обо всем он думал. Ему было жалко вещей, и он стыдился своей жалости. Хотя потом ему захотелось махнуть рукой и сказать – полосатый пиджак уже не в моде, нафиг! Но, увы, руки были в «браслетах». Его лицо было испачкано кровью, он лежал с перебитым носом, ссадинами и огромной гематомой на лбу. И затылок был тяжелый и ныл. Затылок пел нудную песню боли.

Менты стараются не бить по лицу – метят по затылку, по голове и по спине. Он лежал и думал. Сейчас он мог только думать. Он уже не мог сопротивляться. Сокамерники его уважали.

- Ментов не побоялся.
- Они, суки, сами не рады, чё с ним связались.
- Не знали, не гадали. А он сильный.
- А он не сдастся. Не, не сдастся. Такие не сдаются.

А он лежал и думал. Думал о самом главном. Что он любит свою жену. Думал, что он так и не позвонил жене, что она его прождала целую ночь, а ему так и не дали мобильного телефона. А когда он требовал адвоката, его осыпали новыми ударами резиновой дубинкой. Когда он падал от ударов, его пинали ногами. Правда, надо признать, не со всей силы, но тоже, блин, больно. Тогда он проклинал ментов, обещал им наказание, просил у Бога силы, просил у Бога наказать ублюдков, которые забрали у него ноутбук, два мобильных телефона, деньги, два паспорта, удостоверение, ремень, заперли его в полутемном помещении, где не доступна мобильная связь, где не было правды, и есть лишь боль. Боль, которая перевернет всю его жизнь. Он лежал и думал.

И взошло солнце. Но он об этом не знал. И менты боялись его отпускать, потому что было опасно. Потому что ушибы, ссадины и гематомы его были ужасны, и их список не вошел бы ни в один больничный лист. Он лежал, думал и ждал. На утро с него сняли наручники, развязали ноги, скинули с нар, что доставило ему неописуемую боль, и попросили выйти. Он не мог встать. Руки-ноги затекли, онемели. Голова была тяжелой.

Он прошел за конвойным. Конвойным вел его к умывальнику. Он как мог, помыл лицо, через боль помочился.

И зашел снова в камеру. Замок защелкнулся. Теперь его руки были свободны, но он не мог ими шевелить. Он снова лежал, и снова думал. Снова.

Этой ночью к нему, в камеру приходил Бог. Бог сказал – Пусть будет так. И было так.

Он не подписал ни одного протокола.

Потом он ходил по больницам, пытался засвидетельствовать побои. Там отказывались принимать и регистрировать побои. Замкнутый круг. Круговая порука. «Советская власть».

В постановлении 5-624/07 написали: «Согласно ст. 13 Закона РФ «О милиции» сотрудники имеют право применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, для пересечения…»
В общем: «…мелкое хулиганство, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, сопряженное с неповиновением законному требованию представителя власти…»

Судья посчитал, что действия сотрудника РОВД явились правомерными… протоколы составлены без нарушений…

Я не признавал своей вины.

***

В итоге штраф в размере десяти минимальных размеров оплаты, который я так и не оплатил.