Цитата сообщения NADYNROM Глафира Алымова. Судьба смолянки

1773 году "Санкт-Петербургские ведомости" отмечали "важное событие" - "первый выход на гулянье в Летнем саду благородных воспитанниц Смольного института". По случаю этого гулянья, а также первых институтских спектаклей, Екатерина заказала Левицкому портреты смольнянок; их надлежало изобразить в театральных костюмах, соответствующих игранным ими ролям. Данная серия, написанная Левицким в 1773-1776 годах, состоит из семи больших портретов в размере натуры.
Институтки изображены во весь рост на фоне условного декоративного пейзажа или пышных занавесей, ниспадающих тяжелыми широкими складками. Этим приемом художник подчеркивает, что предметом изображения является здесь не реальная жизнь, а театр. В композиции всех портретов намеренно выбран несколько пониженный горизонт - художник показывает своих героинь с той же точки, с какой зритель из партера смотрит на сцену. Своеобразие замысла заключается прежде всего в том, что перед нами не портреты в обычном смысле этого слова, а портреты-картины, в которых раскрывается то или иное действие. Героини Левицкого танцуют, играют на арфе, исполняют театральные роли. Другой особенностью замысла является то, что портреты составляют цельный и замкнутый цикл, объединенный не только внешне, при помощи декоративных приемов, но и обладающий внутренним единством, общей душевной настроенностью. Все портреты варьируют, в сущности, одну и ту же тему цветущей, жизнерадостной юности.

И все-таки у каждой из позировавших Левицкому «смолянок» была своя судьба. Хочется рассказать об одной из таких судеб.



"Портрет воспитанницы Императорского воспитательного общества благородных девиц Глафиры Ивановны Алымовой". 1773

Александр Бенуа писал об этой знаменитой картине Дмитрия Левицкого: "Вот это истинный восемнадцатый век во всем его жеманстве и кокетливой простоте и положительно этот портрет производит сильное неизгладимое впечатление как прогулка по Трианону или Павловску".

Любимейшая из смолянок

Действительно, прелестен этот портрет смолянки Глафиры Алымовой, сидящей за арфой и вот уже третье столетие застенчиво улыбающейся нам. Так же прекрасны портреты и других смолянок первого выпуска Смольного института - этого закрытого женского воспитательного заведения.

Первый выпуск был особенно любим императрицей Екатериной и ее сподвижником Иваном Ивановичем Бецким, стоявшим у истоков женского образования в России и создания Смольного института. Все смолянки, принятые в институт в год его основания (1764) находились под особенно пристальным вниманием просвещенной императрицы и ее сподвижника. И хотя во Франции давно существовало подобное заведение в Сен-Сире, но для России это был грандиозный эксперимент - можно ли вырастить и воспитать настоящих граждан, точнее, матерей будущих граждан. На большее сторонники Просвещения и не рассчитывали: они-то знали, как много требуется усилий, чтобы воспитать нового человека.

Но высокопоставленные посетители Смольного среди всей толпы очаровательных смолянок больше всех выделяли самую маленькую, самую беззащитную и трогательную - шестилетнюю Глафиру Алымову, или, как ее звала государыня, Алымушку. Все знали печальную судьбу этого девятнадцатого (!) по счету, в сущности, не нужного никому ребенка в семье полковника Ивана Алымова.

Здесь, под крылом заботливой начальницы Смольного института Софии Ивановны Делафон, девочка расцвела. Живая и милая, она стала всеобщей любимицей. С ней играла сама императрица, великая княгиня Наталья Алексеевна, а первая жена наследника престола Павла Петровича занималась с ней музыкой, посылала ей цветы и записки.

Но особое внимание Алымушке стал уделять 64-летний Иван Иванович Бецкой, куратор Смольного.

Он был человеком одиноким, и казалось, что в этой девочке он нашел дочь или внучку. И она, чувствуя его любовь, особенно была к нему расположена. Но в этой идиллии оказалось не все так просто. Бецкой задумал воспитать из Глафиры жену или, по крайней мере, фаворитку. Не будем забывать, что это было время Просвещения, деятели которого были убеждены, что "человеческая глина" подвластна воспитанию и из нее можно сделать все, что захочешь. Вот и Бецкой решил вылепить себе такую женщину, какую он не находил в обществе за всю свою долгую жизнь.

Не дочь и не жена

Весной 1776 года первый выпуск смолянок закончил курс. Алымушка удостоилась золотой медали первой величины и золотого вензеля (шифра) Екатерины на белой ленте, что делало 17-летнюю девушку фрейлиной двора. Перед ней открывались невиданные ранее горизонты.
А между тем Бецкой увез ее в свой дом. Оба попали в весьма двусмысленное положение. Алымова пишет, что Иван Иванович поставил перед ней дилемму: "Кем Вы меня хотите видеть - мужем или отцом?" Она отвечала, что отцом.

При этом отметим, что записки Алымовой полны недомолвок и противоречий, но ясно одно: удочерять ее, делать наследницей, как и брать в жены, Бецкой явно не хотел, но при этом страшно ревновал, устраивал бурные сцены гнева, а потом глубокого раскаяния. Возможно, Бецкой понимал, что такой брак покажется государыне мезальянсом, и опасался скандала. Он, вероятно, видел в Алымовой свою фаворитку, сожительницу - такие дамы живали у него в доме и раньше, но при этом (если, конечно, можно верить мемуаристке) желал, чтобы решение об этом она приняла сама.
Но уже в раннем возрасте в характере Глафиры проявились черты, которые не воспитывал в ней Бецкой: расчетливость, изворотливость ума, прагматизм. Партия с Бецким ей казалась невозможной по множеству причин. Да, дом старика Бецкого навевал ей скуку - жизнь при дворе с его вечным ощущением праздника, атмосферой кокетства и волокитства непреодолимо втягивала девицу, выросшую в строгой дисциплине в четырех стенах Смольного и рвавшейся к развлечениям и суете светской жизни.

Глафира была назначена в свиту к великой княгине Марии Федоровне - второй супруге Павла Петровича - в качестве компаньонки. Поначалу молодые женщины сдружились, но потом по неизвестной причине отношения расстроились. Некоторые считали, что Мария Федоровна приревновала Глафиру к Павлу и постаралась с ней расстаться. По другой версии, дорогу ей перебежала другая прыткая смолянка - фрейлина Нелидова, занявшая сердце Павла.

Ржевский, но не поручик

Повод для расставания с великокняжеским двором нашелся вполне основательный - Глафира совершенно неожиданно для своего покровителя Бецкого решила выйти замуж за вдовца, который был старше ее на двадцать лет. Его звали Алексей Андреевич Ржевский. Он был чиновником и литератором, а главное - одним из предводителей петербургских масонов, имел множество знакомств, дружил с наследником престола Павлом. По характеру Ржевский был человеком сентиментальным, но честным и добрым. Державин писал, обращаясь к нему: "Тебе, чувствительный, незлобный,/ Благочестивый, добрый муж".
Семейная жизнь супругов началась в непростой обстановке. Бецкой, узнав о намерении своей воспитанницы выйти замуж, был вне себя от гнева, но пойти против воли государыни Екатерины, одобрившей этот брак, он не мог. Зато предложил молодоженам поселиться у него в доме.

Но из этого ничего хорошего не вышло: Бецкой ревновал Глафиру к мужу, вмешивался в их семейные отношения, стремился опорочить супруга в глазах его молодой жены. Вскоре Ржевским пришлось бежать от ревнивого старика в Москву. Так дороги Глафиры и Бецкого окончательно разошлись (Бецкой умер в 1799 году, а Ржевские жили весьма мирно, воспитывали родившихся у них трех сыновей и дочь).
Не забывала Глафира и свои старые связи при дворе, пользовалась расположением Екатерины и даже добилась, чтобы ее дочь Марию пожаловали во фрейлины.

Когда в 1796 году на престол вступил Павел I, Алымова пыталась возвратить прежнее расположение государя и вернулась ко двору вслед за мужем, получившим служебное место в столице. Она ввязалась в какие-то придворные интриги, рассорилась с Нелидовой и другими влиятельными дамами двора. В своих записках она упирает более всего на свое отвращение к интригам, бескорыстие и простоту.
Но этому верить нельзя: она была опытной интриганкой, завистливой и тщеславной, всюду искала такого положения, которое, как она проговаривается в мемуарах, было бы "полезно детям моим" да и ей самой. Но на этот раз ее интриги не получились, и она проиграла в борьбе с ей подобными.

Последняя любовь

Не сложилась и карьера у мужа. При Павле он был в Петербурге судьей, но допустил какие-то ошибки и в конце царствования государя Ржевские впали в немилость, что по тем временам было заурядным событием - непредсказуемое поведение и дикий нрав позднего Павла хорошо всем известны. Удрученный своим положением, Ржевский умер, оставив, как писали в те времена, "у гроба своего безутешную вдову", получившую, впрочем, от нового государя Александра I большую пенсию за мужа и 63 тысячи рублей на уплату его многочисленных долгов.

Но скорбь Глафиры Ивановны была недолгой, и вскоре она вышла замуж вторично. Этот брак, как и все ее предыдущие матримониальные истории, не был бесспорным, с точки зрения тогдашней морали. Она завязала роман с молодым человеком, а затем вознамерилась выйти замуж за своего любовника - он был младше Глафиры лет на двадцать, да к тому же не был дворянином. Это был Ипполит Петрович Маскле, савоец, учитель французского языка. Он переводил с русского басни Хемницера и Крылова, чем и известен в истории русской литературы.
По-видимому, чтобы избежать скандала, Глафира добилась аудиенции у Александра. То, что ей сказал либеральный царь, имеет легкий оттенок скандальности и двусмысленности: "Никто не вправе разбирать, сообразуется ли такое замужество с нашими летами и положением в свете (здесь видна реакция общества на этот мезальянс - Е.А.). Вы имеете полное право располагать собою и, по-моему, прекрасно делаете, стараясь освятить таинством брака чувство, не воспрещаемое ни религией, ни законом чести. Так должно всегда поступать, если это только возможно. Я понимаю, что одиночество Вам в тягость; дети, будучи на службе, не могут оказывать Вам должного ухода. Вам нужен друг. По уважению, которое Вы внушаете, в достоинстве Вашего выбора нельзя сомневаться".

И здесь столько двусмысленности и почти нескрываемых намеков.
Вероятно, в разговоре с государем Ржевская просила еще пожаловать своему избраннику дворянство. Государь не возражал. Более того, впоследствии энергичная Глафира добыла при дворе для своего супруга камергерский ключ, а потом и хорошее место в министерстве иностранных дел. Она прожила еще двадцать лет и умерла в Москве в 1822 году. Так закончилась жизнь женщины, которой некогда слепой перст судьбы указал встать в толпу девочек-смолянок и быть среди них самой младшей и беззащитной...

Евгений АНИСИМОВ



Источник