Морис Эрцог. Аннапурна

Обычно читатель как-то сочувствует автору книги. Через текст протягиваются ниточки близости, понимания друг друга.
У меня же осталось ощущение преступления, которое совершил Морис Эрцог.
Он - руководитель экспедиции. И он точно знает, что 03-05 июня в район Аннапурны приходит муссон - сильнейшая непогода, ураганный ветер, дожди. Экспедиция забросилась в район горы примерно за 1,5 месяца до муссонов. Всё нормально. В течение нескольких недель пытались найти подъём на соседнюю гору, Дхаулагири, она повыше. Не удалось. Лишь после этого экспедиция пошла на Аннапурну. На двух-трёх дневный приступ экспедиция пошла 02 (ВТОРОГО!!!) июня. Причём Эрцог уже знал, что муссон идёт в традиционные даты.
Этому человеку просто повезло, что его передовой отряд из 4 человек, увидев погоду на Аннапурне, отказался её штурмовать. Эрцог с ещё одним членом экспедиции пошёл.
Да, они дошли. Но на спуске попали в тот самый муссон! Оба отморозили руки и ноги, и погибли бы, если бы на спуске их не подстраховали товарищи. Более того, вся спасательная экспедиция едва не погибла, заблудившись в тумане. Затем восходителей, которые уже не могли ходить, в тяжелейших условиях беспрерывных дождей и беспрерывных хирургических операций с огромным трудом спускали вниз.
Это ли не преступная халатность - выйти на штурм в последний день? Почему нельзя было рассчитать время так, чтобы в запасе оставалась неделя на спуск по нормальной погоде? Да, от халатности по счастливой случайности пострадал больше всего сам Эрцог. Но это не снимает с него ответственности.

Забавно наблюдать за собой - как у меня проявляется коммунистическое интернационалистическое воспитание. Дело в том, что Эрцог шерпов за людей не считает. На гребень взошли двое французов (перечислены по именам) и несколько шерпов. Или: мы даже уступили шерпам палатку. Шерпы для него не люди, а средства доставки груза, вьючные животные. Ну иногда даже вспоминаются имена особо выдающихся зверушек.
Особенно "весело" это проявлялось в Непале, куда экспедиция спустилась с двумя пострадавшими. Проблема в том, что был сезон муссонов = сезон посадки риса. Если рис не посадить, то урожая, разумеется, не будет. Поэтому непальцы отнюдь не хотели работать носильщиками - у них разгар страды.
Цитирую: "мои друзья вынуждены применить систему "добровольного набора". Метод прост: нужно брать людей там, где их находишь, хватать их за штаны и с нежностью навьючивать на них груз или вручать носилки. Несколько минут носильщики сопротивляются, но всё кончается улыбками....
Внезапно замечают рыбака. Вокруг царят необычный покой и тишина. Рыбак возвращается домой и медленно идёт впереди нас с сеткой, набитой рыбой. Короткая стычка: сетка, удочка и прочие принадлежности летят в сторону. Через несколько секунд пленник уже держится за ручки моих носилок, шагая в ногу со своими новыми коллегами. Шерпы ласково объясняют, что ему придётся идти до Тансинга (неделя пути), но в виде компенсации он получает порядочное количество рупий. Рыбак, плачет, умоляет... Но так как выбора нет, всё кончается улыбкой. "Однако со мной сыграли ловкую штуку", - по всей вероятности, думает он. "
Весело, да?

Очень интересно описание горной болезни. Именно то, что испытываешь наверху. Головная боль и общая слабость - это да, но в здесь нет ничего необычного, это вполне можно представить и здесь, внизу.
Гораздо интереснее изменения в психологии. Когда человек идёт босиком по снегу и воспринимает это нормально. Или убегает один куда-то в туман с огромной вероятностью провалиться в трещину. Или когда единственной мыслью становятся пятки впереди идущего. Забавно, что Эрцог умудрился описать проявления горной болезни с точки зрения другого такого же, тоже страдающего "горняшкой".
Друг убежал в туман?
Ну убежал и убежал.
Может, у него там гнездо?
Свидетельствую - примерно такие мысли бродили у меня в голове на Эльбрусе.


И последнее.
Морис Эрцог на последней странице объясняет, что его понесло в горы.
"... Горы были для нас природной ареной, где на границе между жизнью и смертью мы обрели свободу, которую бессознательно добивались и которая была нужна нам как хлеб. Мы восхищались ими с наивностью детей и почитали их, как монах - божественную идею... "
Всё-таки Вера. Но не вера в свою семью, своих детей, своих соплеменников. Не вера в Бога или богов. Не вера в Человека. Даже не почитание природы.
Почитание куска камня... Действительно, каждому своё.
Вот только люди этой Веры не вызывают у меня никакого уважения.