Приходит в паспортный стол мужик.
- Здравствуйте. Меня зовут Иван Говно. Хочу поменять имя на Эдуард!

"Маму Свету швырнуло взрывной волной на одиннадцать метров в соседнюю комнату. Ее рвало, и она горько плакала. Было обидно и одиноко. В небе жужжали фрицы, а на полу вкусно хрустело оконное стекло.
Все подруги и ихние родители с близкими накрылись пиздой в бомбоубежище. От них остались только кроваво-пыльные тряпочки. А тебе, пацан, нужны тряпочки вместо близких?
Будет тебе, фриц, новый Сталинград! Только уже на Рейне – Великой Русской реке! Мы снова будем насиловать немецких девочек четырнадцати лет в берлинских подвалах, как в 1945-м, весной, когда набухали почки и девичьи стоны перемежались трассерами ППШ в мертвое арийское небо!
А еще мы сложим костры из Гете и Гейне, партитур Вагнера и Штрауса. И станем пить водку – жадно, из котелков, ведь водкой трудно утолить жажду. И все это – при свете костров из ваших никому не нужных книг.
Немецкий, латынь и греческий. Красивые мертвые языки. Их будут изучать в университетах русские парни и девушки. И мучительно сдавать сессию. Дрожать и бояться: вдруг Фауст достанется? А его и взять-то негде! Фауст, ты где? Нету Фауста! Весь вышел в дым мертвого немецкого неба…
А у тебя, пацан, встанет на четырнадцатилетнюю испуганную белокурую фройляйн с розовыми сосками из-под разорванного батистового платья и пиздой в рыжих и мокрых завитках волос?
У меня – встанет! И не один раз! Чтоб ей, суке немецкой, жизнь медом не казалась!
Помни маму Свету и Сталинград!.."

НУ И НЕ ГОВНО ЛИ ТЫ, ЭДИЧКА?

Посвещается Эдуарду Лимонову, отрывок из книги которого вы прочитали выше.