Ариадна Эфрон ~ Стихи и устные рассказы...~

Четверг, 30 Июня 2016 г. 02:08 + в цитатник

Цитата сообщения My_breathing

Прочитать целиком В свой цитатник или сообщество!

0_7f429_600596bb_M (300x75, 28Kb)

Эдуард Артемьев - Музыка из к/ф "Свой среди чужих, чужой среди своих"

"... Насколько я была поверхностнее раньше, как невнимательна, несмотря на то, что, несомненно, была и глубже и внимательней своих тогдашних сверстников! (Это не хвастовство, это так и было и иначе вряд ли могло быть, ведь росла я в необычайной семье!) Самое тяжёлое для меня теперь - это то, что волей судеб и обстоятельств я совершенно лишена возможности как-то проявлять ту глубину чувства и понимания, которая проснулась во мне, и не только потому, что многих уже нет в живых. С самого детства и по сей день я не понимала смерти, жизнь ушедших переплеталась во мне с жизнью живущих. Мне всегда как-то думалось о том, что жизнь огромна, смерть - минутна и жизнь хоть бы по тому одному сильнее, жизнь, цепь человеческих действий, и смерть - действие внечеловеческое! Да, я знаю, что ушедших нет больше с нами, но осознать и понять никак не могу, слишком они живы во мне живые..."

Ариадна Эфрон. "История жизни, история души."

http://mreadz.com/read346944/p1

Е. Волошина, М. Волошин, С. Эфрон, Аля, М. Цветаева; Коктебель

Ракпас, 25.8.42

Послезавтра будет ровно три года, что я в последний раз, действительно в последний раз видела маму*. Глупая, я с ней не попрощалась, в полной уверенности, что мы так скоро с ней опять увидимся и будем вместе. [...] В общем-то, мой отъезд из дому – глупая случайность, и от этого еще обиднее.

*Марина Цветаева: <Запись 1940 года>

(Разворачиваю рану, живое мясо. Короче:) 27-го [27 августа 1939 года] в ночь отъезд Али. Аля — веселая, держится браво. Отшучивается.

Забыла: Последнее счастливое видение ее, — дня за 4 — на С. X. Выставке «колхозницей» в красном чешском платке — моем подарке. Сияла.

Уходит, не прощаясь! Я — что же ты, Аля, так ни с кем не простившись? Она, в слезах, через плечо — отмахивается! Комендант (старик, с добротой) — Так — лучше. Долгие проводы — лишние слезы...

О себе. Меня все считают мужественной. Я не знаю человека робче, чем я. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя, своей головы, если эта голова — так преданно мне служащая в тетради и так убивающая меня в жизни. Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк, но их нет, потому что везде электричество. Никаких «люстр».

Марина Цветаева.

Зима, Голицыно, 1940.

"На душе странно: как будто состарилась она. Эта жизнь меня не радует больше, не потому, что она трудна (бывало и труднее), а потому, что она — не жизнь, вот и является чувство, что жизнь уже прожита, а в сколько лет, не так уж важно, ибо прожила я жизнь большую. Смерти я не желаю (активно) и не зову, ибо отчаянья не испытываю и усталость моя позволяет существовать, но смерти не боюсь, ибо жизнь отняла у меня больше, чем может отнять смерть. Простите за все эти грустные размышления, но, во-первых, если вдуматься — они совсем не грустные, а во-вторых, кому же, как не вам, могу я сказать об этом? "

"Каждый день, каждую минуту я зову на помощь чудо, которое вернет меня в мир живых, в нормальную, осмысленную жизнь, когда я буду делать, видеть, слышать, а не мечтать, вспоминать и представлять себе! И сама не пойму, дура ли я с этим самым своим ожиданием чудес или умница, знающая, что правда и право свое возьмут? Нет, кажется, все-таки дура!"

А. Эфрон, С. Эфрон; 1930-е годы, Франция

"Мамину смерть как смерть я не осознаю и не понимаю. Мне важно сейчас продолжить ее дело, собрать ее рукописи, письма, вещи, вспомнить и записать всё о ней, что помню, — а помню бесконечно много. Скоро-скоро займет она в советской, русской литературе свое большое место, и я должна помочь ей в этом. Потому что нет на свете человека, который лучше знал бы ее, чем я. Не верю, что нет больше её зеленых глаз, звонкого, молодого голоса, рабочих, загорелых рук в перстнями. Не верю, что нет больше единственного в мире человека, которого зовешь мамой. Но на всё не хватает слов, вернее – трудно писать об этом так, как пишу я это письмо – наспех, за общим столом в общежитии. Об этом я впоследствии напишу книгу, и тогда хватит слов и все слова встанут на место."

"Я маму особенно вспоминаю в лесу — она так любила природу и так привила мне любовь к ней, что сама для меня как бы растворилась во всём прекрасном, не человеческими руками созданном."

Ариадна Эфрон, из лагерных писем/ Ariadna Efron, camps and exile letters (1942-1955)

*Стихи и устные рассказы*

ВЫХОД ЗАМУЖ

Помню, пришла я домой, мама сидит за столом, левой рукой подпирая лоб, в правой у нее мундштучок вишневый с половинкой сигареты,— и вся она устремлена в тетрадь; способность отключаться, сосредоточиваться только на том была у нее феноменальной.

Я говорю:

— Мам!

Никакой реакции. Я опять:

— Мам!

С трудом оторвавшись, поднимает голову:

— Что?

— Мам, между прочим, я выхожу замуж.

— Между прочим? Поздравляю! — и опять в тетрадь. Потом, осознав, поднимает голову: — А ты его любишь?

— Очень!

— Значит, не любишь. Если бы любила, сказала бы просто — люблю. А «очень» — это не то.

Я походила по квартире, посидела на кухне, подумала и решила, что «очень» действительно что-то не то... Прихожу обратно.

— Мам!

— Что?

— Я не выхожу замуж, между прочим.

— Между прочим? Поздравляю!

5 марта 1937 г., вокзал в Париже, проводы А. Эфрон в СССР.

Вторая слева - М. Цветаева, справа - Ариадна и Мур

И неподъемной ношей невыплаканный груз на сердце, и одиночество навечно, и выжженный огнем в памяти образ той, кто для нее больше, чем поэт. Для Ариадны , она была "Мариной", реже "мамой", она словно стала ближе, реальнее, стоит только протянуть руку…

Я искала тебя всю ночь,

И сегодня ищу опять,

Но опять ты уходишь прочь,

Не дозваться и не догнать.

Не остыли твои следы,

Звук шагов твоих слышу я,

Но идёшь, не задев земли,

Но идёшь, не смутив воды,

Ненастигнутая моя.

Веретёнами фонарей

Отражается ночь в реке,

Не сожму я твоей руки

В опустевшей своей руке.

Край одежды твоей ловлю,

Между пальцев — клочок зари.

Знаешь ты, как тебя люблю,

Хоть со мною — заговори!

Иль земная чужда печаль?

Но в какой же тогда тоске

Возвращаешься по ночам

К растоптавшей тебя Москве?

Это история Ариадны Эфрон. Это часть судьбы Марины Цветаевой

"Быть может — вздох от нас останется, / А может — Бог на нас оглянется..." Предчувствие не обмануло Марину .Не надломившись под бременем *русской доли*, маленькая Аля, ее "светлый первенец", осуществила свое предназначение.Бог оглянулся, и чудо свершилось.

Прочтите !