Ночью каждый таков, каким ему бы следовало быть, а не такой, каким он стал.

А небо вдруг стало цвета зеленого яблока, опустился очень тихий вечер. Когда они смотрели через окнос выбитыми стеклами, до их сохнания вдруг дошло, что они одни. Они почти утратили это чувство. лагерь - это неизменно толпы людей, переполненный барак и даже переполненный сортир. Хорошо было иметь товарищей, но так угнетала невозможность побыть наедине. Это было, как каток, который сплющил собственной "Я" в коллективное "Мы".
- Как-то странно вдруг оказаться наедине, Рут.
- Да. Словно из всех дюдей мы остались последними.
- Не последними. А первыми.
Они разложили матрасы так, что бы можно было видеть небо сквозь распахнутую дверь. Открыли консервы и стали есть, потом они сели рядышком и смотрели, как над кучей мусора догорал закат.

"- Нет, Георг, - говорит Людвиг, - это не так. В нашей революции было слишком мало ненависти, это правда, и мы с самого начаа хотели во всем соблюдать справедливость, оттого все и захирело. Революция должна полыхнуть, как лесной пожар, и только после этого можно начать сеять; а мы захотели обновлять, не разрушая..."
Эрих Мария Ремарк, 1931г.

Цитаты Ремарка "На западном фронет без перемен" и "Возвращение"

Кат знает способ жарить конину, что бы она стала мягкой. Ее нельзя сразу же класть на сковородку, а то она будет жесткой. Сначала ее надо проварить в воде. С ножами в руках мы садимся на корточки вокруг огня и наедаемся до отвала.

Вот Кат сказал: "Нам дадут прикурить". Если бы он сказал это стоя у бараков, то это было бы просто его мнение, и только; но когда он произносит эти слова здесь, в них слышится нечто обнаженно-резкое, как холодный блеск штыка в лунную ночь; они врезаются в наши мысли, как нож в масло...

Он больше не строит гримас, и девочка начинает плакать. Адольф пытается ее успокоить, но она плачет сильней и сильней, и он спускает ее на землю.
- Мы стали, верно, настоящими пугалами, - ворчит Козоле.
- Ну еще бы. От окопного рыла хоть кого жуть возьмет, - говорит Вилли.
- От нас пахнет кровью... В этом все дело, - говорит Людвиг Брайер.
- Вот помоемся, - мечтает Юпп, - тогда, наверное, и девченки будут поласковей.
- Ах, если бы достаточно было просто помыться - задумчиво откликается Людвиг.

...Идем, Волк, - повторяю я, - это чужие нам люди! С любым томми, с любым французом в окопах мы столкуемся легче, чем с ними. Идем, Волк, идем к нашим товарищам! С ними лучше, хотя они и едят руками и, нажравшись, рыгают. Идем!