Прочитал я в первый раз "Хромую судьбу" Стругацких в возрасте около двадцати. С тех пор перечитывал повесть не раз, снова и снова находя что-то ранее не замеченное и не понятое.
Одним из второстепенных персонажей произведения был Петенька Скоробогатов, по прозвищу "Ойло Союзное".

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ай да Ойло Союзное! Нет, как хотите, а что-то человеческое, что-то такое с большой буквы в нем безусловно есть. Невзирая на его поросячьи, вечно непроспанные глазки. Невзирая на постоянный запах перегара, образующий как бы его собственную атмосферу. Невзирая на беспримерную бездарность и халтурность его сочинений для школьников. Невзирая на его обыкновение подсаживаться без приглашения и наливать без спросу... (Впрочем, нет, тут я не прав. Конечно, Ойло, как правило, ходит без денег, потому что всегда в пропое. Но уж когда у него есть деньги!.. Подходи любой, ешь-пей до отвала и с собой уноси.) Он выдумщик, вот что его извиняет. Воплотитель в практику самых невозможных фантазий, какие бывают разве что в анекдотах.

Однажды в Мурашах, в доме творчества, дурак Рогожин публично отчитал Ойло за появление в столовой в нетрезвом виде, да еще вдобавок прочитал ему мораль о нравственном облике советского писателя. Ойло выслушал все это с подозрительным смирением, а наутро на обширном сугробе прямо перед крыльцом дома появилась надпись: «Рогожин, я Вас люблю!» Надпись эта была сделана желтой брызчатой струей, достаточно горячей, судя по глубине проникновения в сугроб.

Теперь, значит, представьте себе такую картину. Мужская половина обитателей Мурашей корчится от хохота. Ойло с каменным лицом расхаживает среди них и приговаривает: «Это, знаете ли, уже безнравственно. Писатели, знаете ли, так не поступают...» Женская половина брезгливо морщится и требует немедленно перекопать и закопать эту гадость. Вдоль надписи, как хищник в зоопарке, бегает взад и вперед Рогожин и никого к ней не подпускает до прибытия следственных органов. Следственные органы не спешат, зато кто-то услужливо делает для Рогожина (и для себя, конечно) несколько фотоснимков: надпись, Рогожин на фоне надписи, просто Рогожин и снова надпись. Рогожин отбирает у него кассету и мчит в Москву. Сорок пять минут на электричке, пустяк.

С кассетой в одном кармане и с обширным заявлением на Петеньку в другом Рогожин устремляется в наш секретариат возбуждать персональное дело о диффамации. В фотолаборатории Клуба ему в два счета изготавливают дюжину отпечатков, и их он с негодованием выбрасывает на стол перед Федором Михеичем. Кабинет Федора Михеича как раз в это время битком набит членами правления, собравшимися по поводу какого-то юбилея. Многие уже в курсе. Стоит гогот. Фотографии разбегаются по рукам и в большинстве своем исчезают. Полина Златопольских (мечтательно заведя глаза): «Однако же, какая у него струя!»

Федор Михеич с каменным лицом объявляет, что не видит в надписи никакой диффамации. Рогожин теряется лишь на секунду. Диффамация заключена в способе, коим произведена надпись, заявляет он. Федор Михеич с каменным лицом объявляет, что не видит никаких оснований обвинять именно Петра Скоробогатова. В ответ Рогожин требует графологической экспертизы. Все валятся друг на друга. Федор Михеич с каменным лицом выражает сомнение в действенности графологической экспертизы в данном конкретном случае. Рогожин, горячась, ссылается на данные криминалистической науки, утверждающей якобы, будто свойства идеомоторики таковы, что почерк личности остается неизменным, чем бы личность ни писала. Он пытается демонстрировать этот факт, взявши в зубы шариковую ручку, чтобы расписаться на бумагах перед Федором Михеичем, угрожает дойти до ЦК и вообще ведет себя безобразно.

В конце концов Федор Михеич вынужден уступить, и на место происшествия выезжает комиссия. Петенька Скоробогатов, прижатый к стене и уже слегка напуганный размахом событий, сознается, что надпись сделал именно он. «Но не так же, как вы думаете, пошляки! Да разве это в человеческих силах?» Уже поздно. Вечер. Комиссия в полном составе стоит на крыльце. Сугроб еще днем перекопан и девственно чист. Петенька Скоробогатов медленно идет вдоль сугроба и, ловко орудуя пузатым заварочным чайником, выводит: «Рогожин, я к Вам равнодушен!» Удовлетворенная комиссия уезжает. Надпись остается.

Каков Скоробогатов, Ойло мое Союзное?!
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Ну так вот, до сего дня я и не подозревал, что есть, оказывается, такая сладость. Сижу, ем - и вспоминаю Аркадия и Бориса Натановича...

Из оффлайн-интервью Бориса Стругацкого:


Уважаемый БНС!
Конечно, во всем, что случается, мы можем увидеть то, что захотим.
Но, чистой случайностью я прочитал Вашу книгу (единственную на
данный момент) "Град обреченный" несколько дней назад. И чистой
случайностью (или чудом?) можно считать возможность задать Вам
вопрос. (Хотя для меня все это логическая последовательность моих
исканий.) Мне всего 26 и я почти не помню Советский Союз, но Ваша
книга о человеке, живущем (выживающем) именно в нем. Как социолог,
я считаю, что многие ответы будущего лежат в исследовании жизни
советского человека. Итак, Ваша книга о пути - от идеологического
уверенного простого человека до человека без идеологии, без
фундамента, но все-таки ищущего что-то? Что ищет такой человек? В
чем состоит второй круг? В выборе? Кто счастливее:
Воронин-комсомолец, или Воронин-путешественник?
Ответы на эти вопросы касаются именно сегодняшнего дня, в котором
человек уничтожает великие идеи, то есть такие, которые мотивируют
его движение вместе с обществом. Следствием этого можем считать
потребительское общество, в котором человек живет с "пониманием"
неправильности, "ложности" каких-либо идей. Но этот человек не стал
свободен, - его поработили жадность и эгоизм. Он пытается
доставлять себе краткосрочное удовольствие, потребляя что-либо.
Человек потерял миссию: он живет для себя и живет моментом. Вы, как
человек, который потерял когда-то идею (или просто перестал
поддерживать общую идею), как Вы жили с "пониманием"? Обрели ли Вы
какие-то новые идеи после распада СССР? В чем тогда Ваше счастье?
Можно ли сказать, что Ваше счастье Вы нашли в писании книг, то есть
в том, что Сковорода считал "сродным трудом"? Может ли идея поиска
"сродного труда" быть ответом (вторым кругом) на кризис, который
рождает Ваше "понимание"?
Виктор <v.andrusiv@gmail.com>
Киев, Украина - 08/05/10 14:53:56 MSK

Авторы сами не знали, что ждет Воронина (да и их самих) во Втором
круге. Но сама возможность выйти во Второй круг - уже есть счастье.
Мир наш исполнен "недобра", но нет ничего в нем хуже остановки,
застоя, тупика, потери способности (возможности) изменять себя. "Пока
живу - меняюсь". Перестал изменяться (застыл, успокоился,
удовлетворился, смирился) - умер, или даже хуже того, - разлагаешься
заживо. СССР умер, потому что "всех и вся (любое инакомыслие)
победил", перестал изменяться и превратился в разлагающийся
идеологический труп, - вместе со всеми миллионами
комсомольцев-ворониных, обнаруживших вдруг себя даже не у разбитого
корыта - по пояс в зловонной топи и без единого шанса из этой топи
выбраться иначе, как ценой кровавого вторжения извне. К счастью,
обошлось. Хотя свою цену воронины заплатили за возможность хоть что-то
начать заново. И только те из них сохранили ощущение полноты жизни,
кому повезло оказаться в сфере "сродного труда". А остальные уходят
постепенно из жизни - раздраженные, обиженные, теперь уж потерявшие
всякую надежду на вознаграждение за былой энтузиазм свой, за искреннюю
веру... а по сути - за беспросветную свою молодую глупость и за
покорное молчание середины жизни... да вправе ли они за это ожидать
вознаграждения?

Когда же, когда же выйдет многострадальный фильм Алексея Германа?
Все хорошее, что я видел по Стругацким, ограничивается "Гадкими лебедями" - и вот уже много лет Герман готовит свое переосмысление великолепной книги "Трудно быть богом"... Придется подождать еще немного - а может, и несколько лет. А пока можно лишь читать рецензии после предварительного просмотра и надеяться...

Уже больше недели назад посмотрел наконец экранизацию удивительной повести Стругацких "Гадкие лебеди".

Сама повесть, не имевшая в Советском Союзе шансов на публикацию, была написана "в стол", ведь настоящий писатель - не писать не может, даже если произведению не суждено быть изданным при жизни автора.  Да, где-то там эта вещь пролезла, в некоем местечковом журнале - но все больше ходила в самиздате. Лишь на излете существования Советского Союза ее все-таки напечатали - к тому времени авторы уже успели ее очень гармонично вписать как составную часть в роман "Хромая судьба".

Написанные сорок уже почти лет назад "Гадкие лебеди" не потеряли своей актуальности и по сей день. Хоть и рассматривалась эта литература как антисоветская - она всего-навсего... гуманистическая, что ли (хотя антисоветский и гуманистический, сдается мне, почти синонимы). Перечитав раз восемь эту вещь, я продолжаю каждый раз открывать в ней что-то новое.

И вот осенью в прокат вышел фильм. Впрочем, "вышел в прокат" - это слишком громко сказано. Он шел абсолютно безо всякой рекламы в паре кинотеатров на всю Москву (сомневаюсь, что хоть в одном за ее пределами). Я все ждал, пока он выйдет на ДВД.

И вот наконец мой приятель скачал эту картину откуда-то из интернета. И  я посмотрел...

Вызывает ассоциации с Тарковским, это не один я заметил. Снято хорошо. Вот только от Стругацких мало что осталось (опять, и у Тарковского в "Сталкере" - тоже). Конечно, как это бывает с любым по-настоящему глубоким романом, почти все его идеи, кроме главной - оказались принесены в жертву режиссером фильма основной идее. И даже на нее -  Лопушанский взглянул по-своему, совсем уж невесело...

И несмотря на все это... а может, благодаря всему этому - фильм получился замечательный. Побольше бы таких картин, а не бездумных боевиков... Глядишь, и мир бы стал лучше.