Вечер. Мороз. Небольшое, наполовину заполненное кафе. Сижу с большой чашкой чая, жую пирожок с капустой и картошкой, и листаю странички соцсетей в смартфоне.  

Недалеко, в уголке за столиком, два, как мне показалось, давних друга, с высокими стаканами с пивом и сухариками на тарелочке. Становлюсь невольным свидетелем диалога:

«— Уговорили. Сходил я в церковь. Все рассмотрел, выслушал всю службу, хоть и ноги затекли. Больше двух часов пробыл.

Ну что сказать? Интересно конечно.

Поп такой величавый, седой. Лоб у него здоровый и что интересно на голове волос нету, лишь над ушами жиденькие, да реденькие еще остались, а борода густая, широкая и белая. На деда Мороза похож. Настоящего. Не на этого западного новогоднего, а на нашего, русского, обыкновенного.

Я его хорошо разглядел, когда он, из маленькой дверцы, на которой икона нарисована вышел, когда уже петь перестали.  С большим крестом и книжкой подошел к столику высокому, как у дирижера, крестился долго на иконы. Когда открестился, к нему сразу очередь выстроилась.

Спросил у бабули, которая рядом молитвы бубнила, чего они от него хотят? Бабка сказала, что поп их исповедовать будет.

А меня ведь чего в храм мать послала? Поисповедоваться, а на следующий день запричаститца. Сказала, что может хоть тогда с женой помиритесь.

Посмотрел я на очередь и решил, что и так помирюсь. Вот уже неделю вместе опять живем.

— Так тебе же Бог помог!

— С чего это?

— Так ты же к Богу в церковь сходил и сразу помирился».

                                                     

Вот скажи мне, отец святой, я ведь с удовольствием, охотно, с прекрасными пожеланиями, многолетиями и искренностью выпивал за чужое здоровье и благополучие. Был душою компании. Ни одно веселье без моих славословий не обходилось. Все знают, что я ближнему и даже далекому желал. И на тебе!
Заболел.
Здоровье потерял.
Врачи определили больную печень, почки и неполадки с мочевым…
И это за искренность и пожелания! За доброту сердечную!
И скажи мне, священник, почему у вас Бог такой несправедливый?

Жизнь - это не те годы, которые прошли, а всего лишь дни, которые запомнились. Таких дней не очень много и они далеко не всегда были обязательно радостными.
Даже те часы и мгновения, когда «дрожала рука и мотив со стихом не сходился» в парадигме вечности позитивны, так как становилось понятным и ясным то, чего ранее из-за незнания боялся.

К чему это я?
Да вот, сегодня опять пришлось отвечать на бесконечные «почему?» двух собеседников, для которых нестроения дней нынешних лишь раздражающий фактор и причина в очередном, но бесконечном поиске виновных.
Трудно найти аргументы, когда во главе угла только собственное «я» ограниченное лишь несколькими земными десятилетиями. Как и не поддаются, в этом случае, пониманию и объяснению горе, болезнь и смерть.

Нам, для кого Бог не просто «философское понятие», с одной стороны проще, а с иной труднее.

Проще от того, что запоминающихся дней больше, а труднее потому, что среди тех, кого любишь или просто уважаешь, многие Его не знают и им от этого тяжелей.

Вот только кричать тому, кто Его пока не знает: «ты должен!», никогда не надо. Чем чаще будешь употреблять в своих объяснениях, проповедях, рассказах и разъяснениях слово «должен», тем дальше будет от тебя тот, в котором тоже есть образ Божий, а он этого просто не понимает. 

Чтобы у того, кого тебе сегодня Бог послал было больше не просто прожитых лет, а творческих жизненных мгновений и прекрасных дней, его любить надобно.
Хотя непросто это и очень трудно.

Завтра исповедь, как бы опять не начать себя оправдывать и не превратить очередную возможность «стать» - в серую обыденность, которая очень скоро может вылиться в пустую и ничего не значащую фразу: «Да, пробежала жизнь…»

 моя публикация в "Церковной православной газете" (Киев)

 

Собираясь на важную встречу

Стать частью Христа, не облекшись в светлые ризы, невозможно. Сам Господь (по толкованию Его притчи), увидев среди приглашенных к Себе “человека, одетого не в брачную одежду, <…> говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов” (Мф. 22: 11–13).
Рассуждать о возможности Причастия без предварительной Исповеди — значит игнорировать данное евангельское предупреждение.

Есть такое понятие: “апокалипсис мелкого греха”. У святителя Иоанна (Шаховского) даже труд имеется именно с таким названием. Игнорируя мелкие грехи, мы не только самостоятельно организовываем в себе прилоги больших согрешений, но и строим очень жесткую преграду между собой и спасением во Христе, то есть своими силами сооружаем собственный апокалипсис.
Разделение Причастия и Покаяния вольно и невольно ведет к небрежному отношению к греховной повседневности.

Приводить в качестве примера духовные практики иных, например греков, для которых Исповедь не есть обязательное условие принятия Святых Даров, значит не только нарушить веками проверенную благочестивую традицию нашей Церкви, но и признать неправомочными, “утратившими актуальность” пути наших святых и подвижников благочестия. Не много ли берем на себя? Ведь, следуя по этой, четко протестантской тропинке “облегчения”, мы обязаны выбросить из святоотеческого наследия не только богословские труды, но и канонические правила и установления.

По сути, призыв к Причастию без Покаяния стоит в одном ряду с требованиями о переводе богослужения на современный язык, принятия григорианского календаря, вноса в православный храм скамеек и иных “реформ”, служащих для удобства и комфорта тела. Душа здесь остается в стороне…
Неужели пример современных пустых храмов Западной Европы, которые после подобных изменений превратились лишь в святые реликвии и музейные экспонаты, не говорит о горьких последствиях подобных изменений канонических правил?
Признать возможность Причащения без Покаяния — значит, опять же по протестантскому примеру, изначально надеть на себя нимб святости и признать мелкий грех несущественным.

Собираясь на важную встречу, в гости или на праздник, мы обязательно надеваем нарядное платье или рубашку, а после, возвратясь домой, тут же, не задумываясь, отправляем их в стиральную машину. В гости или к начальнику в чистом и выглаженном, а ко Христу — в сером, пахнущем и мятом? Мирское становится главным, а духовное — второстепенным?

Современность, какими бы искрами богословской мысли она не блистала и какие бы новые мирские технологии не выдвигала, все едино находится в парадигме греха. Наличие новых медицинских практик и эффективных шампуней отнюдь не избавило нас от необходимости утреннего умывания и мытья рук после посещения определенных необходимых для человека мест.

Сегодня, когда грех имеет столь привлекательную форму, а иногда невидимую с первого взгляда, отказываться от Покаяния перед тем, как сопричтешься Самому Христу, — значит не уважать Того, в Кого верит наше сердце.
Давайте все же апостольские слова помнить: “Кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем” (1 Кор. 11: 29).

Давеча разговаривал с многоопытным и многодетным священником. Порассуждали о поведении детей в храме, а также насчет "возрастного ценза" их первой исповеди.
Батюшка очень четко сказал:
- если замечаешь, что чадо твое совершенно осознанно планирует баловство, хотя понимает, что этого делать "нельзя", то значит уже пришел тот возраст, когда пора топать к исповедальному аналою.