Блаженная
Глаша была блаженной. У таких людей возраст трудно определить. Нельзя сказать наверняка, сколько им лет - тридцать-сорок, а может уже и все шестьдесят. Время почти не отражается на их лицах, протекая сквозь них. Но мне, в мои восемь лет, Глаша казалась глубокой старухой.
Закутанная в тряпье, она постучалась к нам в дом в том, далеком уже, январе семьдесят третьего года. Я был дома один и не слишком понял, что она невнятно бормотала, разобрал лишь то, что она зашла в гости к моей бабушке Марине Васильевне. Она села на табуретку у двери и с любопытством смотрела на меня. Я тем временем, как радушный хозяин, поставил чайник на плитку, вытащил из буфета варенье, из холодильника - масло, криво-косо нарезал хлеб. Пригласил за стол. Она присела, не раздеваясь, лишь сняв шапчонку и уличную обувь – старые, растоптанные бесформенные чуни. Я с ужасом заметил, что на грязных босых ногах не хватало пальцев, а те, что были, торчали розовыми култышками без ногтей.
Чайник засвистел, я поставил его на стол и налил ей чаю в большую кружку. Она взяла кусок хлеба, не торопясь, с наслаждением стала пить горячий чай, закусывая его хлебом. Когда кружка опустела, она подозвала меня к себе, погладила по вихрастой макушке. Полезла за пазуху, вынула какую то несвежую тряпицу и, развернув, достала из нее кусочек сахара, с налипшим к нему сором – нитками, грязью, кусочками махорки. Я вежливо отказался от такого угощения. Не обидевшись, Глаша так же аккуратно завернула его в тряпицу и убрала.
Читать далее...