Рок-н-ролл - это, вообще, жесткая штука. Это всегда, так или иначе, - вызов, бунт, всегда - побоище, войнушка. Преступление! Всегда - экстремизм. И если ты решил принять правила игры и принять в ней участие – хочешь – нехочешь, придется распроститься с мечтаниями и попытками "на хуй сесть и рыбку съесть". Либо ты сам покоряешь, лепишь свою обетованную реальность, либо она превращает тебя в слякотное "увы". Да, и вообще, всегда и во всем необходимо доходить до полного крутняка: вплоть до самосгорания, самоуничтожения, или сгорания и уничтожения всего, что вовне. Если ты однажды решил сказать "а", то должен (если ты, конечно, не полный пиздун) сказать и "б" и все прочее. И ежели ты дошел до буквы "э", то имей гордость, мощь и совесть, чтобы выпустить из себя внушительное "ю", а затем - и великолепное раскидистое "я"!!. Рок - это всегда ярость, это - всегда агрессия. Яростное, одержимое, ликующее, бунтующее бессилие - бессилие загнанного в угол зверя, раздирающее и вдохновенное бессилие бросающегося на врага подранка, восставшее сокрушительное поражение, которое попирает вселенные, сдувает миры, как карточные домики, которые выше жизней, смертей и прочих подслеповатых сусальностей!.. Рокер в течении нескольких лет при честной и полной самоотдаче проживает то, на что нормальному жителю надобны десятилетия и целые жизни. Это - стремительное, яркое и зловещее, словно полет махаона, выгорание. Вымирание. Это своего рода трамплин, с которого, разогнавшись как следует, можно взмыть в наднебесье, выбраться за грань, перескочить несколько пролетов, прогрызть, пробить прозрачную стенку своей юдоли, перехитрить, наебать куцый человеческий удел и "объективные законы". Можно, конечно, и наоборот: сурово, самозабвенно и непоправимо наебнуться оземь вдрызг и брызг! Ну, что ж - кто не рискует, тот... Это очень здорово, вечно и вздорно - сигануть выше крыши, вытащить себя за шиворот из болота, как Мюнхаузен, понять то, чего нельзя понять, обрести неподдающееся обретению, сочинить то, что нельзя сочинить, позволить себе непозволительное. Главное - посильнее разогнаться и не дать уму и телу взять верх над собой, главное не дать себе "съиндульгировать", как это делало и делает абсолютное большинство рокеров у нас, и тем более на "Западе". Их мало - первопроходцев, вольнодумцев, избранных. Основная масса же - апостолы, пожиратели, популяризаторы, приземлители. Так было и будет. Учитель учит лишь учителей. Художник рисует лишь для художников. Ученики не могут научиться ничему. Каждый живой, каждый настоящий - вселенски, безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает "вместе". А каждый из наших всегда один на один со всем существующими несуществующим. Таковы правила игры. У Леонида Андреева есть отличнейший рассказ - "Полет". Помнишь, чем он кончается? "На землю он так и не вернулся". Трагично ли это? А насчет суицида... Вот, Серега Фирсов (наш менеджер, друг, товарищ и брат), в отличие от меня считает, что последний патрон оставляют не себе, а пускают во врага, а потом идут в атаку с ножом, с голыми руками... пока ты не будешь убит в честном бою, убит именно ими, а не самим собой. Мол, если не можешь больше петь песни - пиши книги, снимай фильмы, просто существуй назло, главное- воюй до конца. Он мне однажды сказал, что никогда не простит мне, если я сделаю то же, что и Сашка Башлачев. А, по мне, так... самое страшное - это умереть заживо. Это - самое чудовищное, что я могу себе представить. Умереть "мучительной жизнью", как все эти бесчисленные престарелые постыдные "герои рок-н-ролла", Диланы и Попы. Я никогда не смогу себе позволить такой низости. А, кроме того, сейчас на дворе такое жестокое времечко, когда каждое свое заявление необходимо подписывать чем-то серьезным, кровавым или безумным. Каждый раз приносить что-то внушительное в жертву, чтобы к тебе попросту прислушивались - я уж не говорю, чтоб поверили... И вообще, мне кажется, что лучше уж (и, главное,- красивее) - яркое, горькое, испепеляющее и победное мгновение света, чем долгая косно-унылая и прозаично-параличная жизнь. Я никогда не мог понять пословицу про синицу в руках и журавля в небе. В самоубийстве для меня нет греха, если оно - акт утверждения "залихватских", не от мира сего ценностей, которые сильнее всех инстинктов самосохранения, сильнее всех наглядных распаренных благ, медовых пряников, "жирных рук жизни". Бердяев замечательно помыслил: "...для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Нельзя дорожить жизнью, недостойной человека". О! (с)