Какие бывают зрители картин?
…Когда несколько лет подряд на сайте или в блоге ведешь разговоры о живописи – поневоле накапливаются наблюдения, а из массива зрительских реплик в процессе обсуждения начинают кристаллизоваться некие структуры. А поскольку я и сама в области живописи – только зритель и собиратель картин, то это уже даже делается интересно. В конце концов, что бы делали живописцы без нас, потребителей их гениальной продукции?
А потребитель бывает разный.
Бывает зритель простодушный. Ой, картинка! Ой, много картинок! Ну надо же! И где вы их только находите? Действительно, ну где же бы найти в Интернете картинки… Тут проблема – что выбрать, а от чего отказаться, потому что нет времени осилить. Потому что стоит попасть на один сайт с картинами – ну вот я тут на минуточку только гляну пару пейзажиков – и вы увязли: картин много, а кроме того, автор дает ссылки еще на пяток сайтов галерей, где десятки художников, и свой набор ссылок… Вот вам и ой. Находите. Я их не нахожу, я от них отбиваюсь…
Приятнее всего для общения, конечно, – зритель восторженный, зритель, которому нравится все. Нравится лесочек, бережок, домик, цветы, волны, портреты, все. Это самая благодарная категория. Человек видит картину и бесхитростно радуется. А если картина не нравится – так и пишет: не люблю такое. Не пишет «фу, гадость», а пишет «я такое не люблю». Это честно. Это люди, которые почти во всем могут найти что-то хорошее, и этому искренне порадоваться, и с другими поделиться. Смелые люди, которые не выделывают из себя разочарованных эстетов, и не боятся просто проявить радость.
Эстеты тоже бывают. Фи, какой кич. Ах, как это примитивно. Ну, это подражание Шагалу (Ван Гогу, Петрову-Водкину). Это массовое искусство, не для знатоков. Это дурновкусие. И где у художника колорит (перспектива, мазок, композиция)? Эти люди страстно хотят доказать самим себе свою элитарность. А заодно показать свои знания, как правило, весьма предсказуемые. Увидит картину с морем – фи, Айвазовский был лучше. Лес? Шишкин это делал красивее. Импрессионизм? Ну, куда им всем до Моне (Мане, Ренуара). Очень, очень передовые и просвещенные люди. Только на лице у них почему-то постоянная зубная боль.
Бывают зрители дотошные: а кто автор? А когда он жил? А где эта картина висит? А какая улица нарисована и какими красками? А вот тут нарисована морковь, и рядом – крокусы, а ведь одновременно они не произрастают? А почему на море волны, а из трубы дым поднимается вверх? Это тоже хорошие люди, они подробно вникают в картину, принимают ее близко к сердцу и озабочиваются проблемами ее содержания. Но своими вопросами про цену на квадратный метр голландского кафеля 15 века могут слегка утомить. Впрочем, мы это им простим, потому что внимание все-таки дорого, даже если оно направлено мимо художественных достоинств картины в сторону административно-хозяйственную.
К ним вплотную примыкают зрители практичные: что-то домик близко к воде – а не будут ли отсыревать стены, не заведутся ли комары? А вот в домике свет горит, а проводов не видно – у них что, движок в подвале? А тут колхозник неправильно сажает рассаду, так ничего же не вырастет. Ну кто так кладет кирпич? Стена же перекосится. А почему во всех окнах свет горит – это же за электроэнергию не расплатиться. Ну кто же так ставит вазу, она же может упасть на ребенка. Это все тоже хорошо – как признак пристального внимания, но уже с уклоном в тревожность. Люди отягощены сотней забот, и переносят их даже на картину, где изображены пасторальные пастушки в розовых кущах и со свирелями…
Попадаются люди с больной фантазией – везде усматривают они что-то нехорошее и патологическое. Если на картине, допустим, пруд: а! там кто-то утонул! Оттуда кто-то вылезет сейчас! Если натюрморт: вся еда тухлая. Если портрет – это непременно маньяк, у него и взгляд такой, и руки какие-то кривые, и на Ленина он похож, и на Крупскую одновременно. Если на картине дети – то у них зоб, базедова болезнь, не такие лица, рахит, перитонит и т.д. Почему в лесном коттеджике яркий свет – там что, морг? Или реактор взорвался? И т.д. – и так, пока пасторальный пейзаж типа «коврик безмятежный» и всем остальным не станет казаться зловещим. По принципу – мне вот всюду гадость видится, так надо и с остальными поделиться.
Не часто, но встречаются и специфически озабоченные: а что это у него? А в глазах-то блеск какой нехороший. А куда это тетенька идет? Как-то он странно на нее смотрит. А тут какая цыпочка сексапильная… ах, извините, это вовсе мать и дитя… ну, значит мне показалось. И собачка какая-то подозрительная. Тут дедушка козу пасет, а что он с ней потом делать будет? А банан девушке зачем, хихихи? И т.д. и т.п. – до тех пор, пока у нормальных людей, которые рассматривают нормальную картину и ничего такого и в мыслях не имели, не появляется ощущение, что где-то рядом что-то протухло или за углом притаился маньяк.
Бывают зрители не столь узко направленные, но со слишком богатой фантазией, которая мешает им вообще увидеть картину. В сплетении ветвей они видят рыб, русалок, в облаках пришельцев, в трещинах старых стен – какие-то надписи, которых там в помине нет. И про каждую такую обманку-иллюзию считают нужным поведать миру. В результате под картиной завязывается бесконечный спор: похожа ли эта трещина на тыкву или на Бобчинского с Добчинским. Художник, если бы он это прочитал, был бы изумлен до онемения, узнав, чего только не увидели на его картинке, где он старательно изобразил рыбку или ромашки в саду.
Очень утомительны вездесущие: я там был, я там плавал, я Джоконду видел! Ну везде-то они бывали, особенно если это город: там все не так, художник врет (не умеет срисовывать). Я там вырос, на этом углу никогда не было булочной! Вывод: картина дрянь (как будто это не произведение искусства, а топографическая карта булочных). Паруса так не ставят, корабль не поплывет, и у пушек калибр не такой – не выстрелит, вот я видел пушки, так это были пушки. Лев? Разве это лев! Вот я охотился… и так далее. Возможно, они даже и не врут, и в самом деле охотились, плавали, знают, но скучно с ними до одури.
Нежно люблю зрителя цинично-умудренного. На картины авангардные и абстрактные они реагируют стандартно: «подумаешь, я тоже так могу». Хочется спросить – так кто ж мешал? Вон человек закрасил неудавшуюся лошадку черным, и теперь эта картина стоит кучу денег, а Малевич попал в историю искусства. А миллион умников, которые говорят «я тоже так могу» – это они ТЕПЕРЬ могут. Когда уже не нужно. Кстати, откуда я знаю про лошадку? Да очень просто – достаточно взять файл с «ЧК» и просто осветлить его, и становится видно, что там был рисунок. Вот что значит – мастер, требовательный к себе. Не получилась лошадка – он изобрел экзистенциализм в живописи!
А остроумным на лестнице, что называется, задним умом крепок – только и остается, что изображать циника Диогена…
Отдельно изумляют невнимательные. Автор указан над картиной (или же там написано, что автор неизвестен) – непременно спросят: а кто автор? В одном сопроводительном тексте было пять раз написано, что рисунки карандашом, и как мастер владеет карандашом, ведь это удивительно – чтобы простым карандашом написать такой снег, и такое небо, и передать карандашом сияние луны, и т.д. Вопрос в комментариях: а чем это нарисовано? Немая сцена.
Но все-таки как это хорошо, что мы можем рассматривать и обсуждать картины вместе с людьми, которые сидят по другую сторону океана, ходят вверх ногами, и когда у нас день – у них ночь. И вместе с обитателями северных небольших городов, и наоборот, с измученными хамсином жителями пустынь…
Где б и когда мы еще все вместе вот так вот хорошо посидели?