Правда о сказках
Рассказывать о классических сказках Шарля Перро, с одной стороны, дело благодарное, ибо, думаю, не найдется человека, который в детстве не слышал бы их от родителей. Тому же, кто же поленился читать их сам, обязательно придется прочесть их уже своим детям. Вот только скорее всего это будет не столько "оригинальный" Перро, сколько адаптированные детские пересказы Т. Габбе, А. Любарской, Н. Касаткиной и др.
"Спящая красавица"
Начнем с того, что сказка названа у Перро несколько по-другому – "Красавица в спящем лесу" – что, более точно передаёт ее волшебную атмосферу. Во-вторых, большинство пересказов сказки обрывается на моменте пробуждения и свадьбе, в то время как в оригинале влюбленной паре предстоит еще нелегкое испытание в виде свекрови-людоедки, желающей закусить внучатами. Если же в сказке все заканчивается поцелуем – то у вас в руках вариант не Перро, а упомянутых братьев Гримм.
На этом различия между французским и немецким каноном не заканчиваются. Например, в версии Гримм после злополучного укола принцессы засыпают все жители королевства, в то время, как у Перро король и королева, как и положено ответственным царствующим особам, продолжают бодрствовать, хотя до пробуждения дочери, естественно, не доживают.

К тому же целью месье Шарля была своеобразная раскрутка фольклорных сюжетов в среде знати, поэтому он старательно очищал их от всего грубого и вульгарного, стилизовал под куртуазную литературу и наполнял приметами своего времени. Манеры героев, их одежда и трапезы превосходно отражали дворянство XVII века.

Так, в "Спящей красавице" людоедка требует подавать ей мясо детей неизменно "под соусом Роббер"; принц, разбудивший красавицу, замечает, что одета она старомодно ("воротник у нее стоячий"), а сама разбуженная обращается к принцу тоном томной капризной дамы ("Ах, это вы, принц? Вы заставили себя ждать").



Кстати, мало кто помнит, что принц у Перро отнюдь не бросился вульгарно целоваться. Обнаружив принцессу, он "приблизился к ней с трепетом и восхищением и опустился подле нее на колени". Да и после пробуждения наша героиня и ее галантный кавалер не делали ничего предосудительного, а четыре часа говорили о любви, пока не перебудили весь замок.

"Я мог бы придать моим сказкам большую приятность, если бы позволил себе иные вольности, которыми их обычно оживляют; но желание понравиться читателям никогда не соблазняло меня настолько, чтобы я решился нарушить закон, который сам себе поставил – не писать ничего, что оскорбляло бы целомудрие или благопристойность".
(Ш. Перро)

В результате, каждую сказку Перро, подобно басням, снабжал одной (а иногда и двумя) поэтическими моралями. Правда, эти морали обращены в основном к взрослым читателям – они изящны, игривы, а порой, как говорится, имеют "двойное дно".

Даже там, где героине "Спящей красавицы" самим роком суждено уколоть руку веретеном, Перро не упускает случая пояснить, что это случилось и потому, что принцесса "отличалась… некоторым легкомыслием". А в заключительной морали осторожно критикует стремление дам побыстрее выскочить замуж:

"Немножко обождать,
чтоб подвернулся муж,
Красавец и богач к тому ж,
Вполне возможно и понятно.
Но сотню долгих лет,
в постели лежа, ждать
Для дам настолько неприятно,
Что ни одна не сможет спать…".

Сами же истоки сюжета "Спящей красавицы" теряются в глубинах Средневековья. Одна из древнейших обработок принадлежит итальянцу Джамбаттисте Базиле, опубликовавшем в 1636 году один из первых (хотя и не столь эпохальных, как "Сказки матушки Гусыни…") сборников сказок "Пентамерон" (видимо, как ответ знаменитому "Декамерону"). Стоит сказать, что этот вариант "Спящей красавицы" ныне звучит не менее скабрезно, нежели россказни Бокаччо. Героиню у Базиле зовут Талия.

Начинается сказка достаточно традиционно – со злого проклятия колдуньи и снотворного укола веретена. Правда, далее с принцессой особо не возятся, сажают ее на трон и помещают в заброшенную лесную избушку. Спустя время, как и положено, на избушку натыкается охотящийся чужеземный король, но обнаружив спящую красотку, он ведет себя совсем не куртуазно… По сути, он с точностью последовал известному пошловатому анекдоту ("– А с поцелуем торопиться не будем…"), то есть, попросту изнасиловал ничего не подозревающую принцессу (ах, извините, в сказке написано – "собрал плоды любви") и укатил восвояси. "Опыленная" красотка тихо забеременела и спустя положенный срок разродилась двойней. Волшебный "наркоз" оказался настолько силен, что она проснулась не от родов, а лишь тогда, когда малыш по ошибке начал сосать ее палец и отравленный кончик веретена выскочил. А тут и король решил вновь за "плодами любви" наведаться.

Увидев Талию с детьми, он наконец-то… влюбился, и стал проведывать их чаще. А так как наш герой был мужчиной женатым, его жена, заподозрив измену, поймала Талию с детьми и приказала из детишек котлетки мясные для муженька сделать, а любовницу в огонь бросить. Ясное дело, повар детишек пожалел, ягненка подсунул, а в итоге вместо Талии на медленном огне спалили злобную жену. Далее – полный катарсис и забавная мораль: "Некоторым всегда везет – даже когда они спят".

Красная шапочка

"Красная Шапочка разделась и легла в постель, но тут ее немало удивило, каков у бабушки вид, когда она раздета"

"Красная Шапочка" – хороший пример той путаницы, которая может возникнуть вокруг разных версий народных сказок. Часто под обложкой детских изданий "Сказки Ш.Перро" можно встретить оптимистичный вариант, где Шапочку с бабушкой извлекают из брюха волка бравые дровосеки, хотя подобная развязка присутствует не у Перро, а у братьев Гримм. У Перро же на самом деле – все умерли, а волк торжествует, вот и берегут издатели детскую психику вопреки авторским правам.



Впрочем, если уж касаться детской психики (и авторских прав), то в оригинальной счастливой развязке братьев Гримм добро победило прямо-таки с недетской жестокостью. Распоротым брюхом злоключения волка не заканчиваются. "Добрая девочка" посоветовала набить волку живот камнями и зашить (даже сама натаскала для этого материал). Детские пересказы об этом, конечно, снова умолчали.

Насчет истоков самого сюжета доверимся чете цюрихских букинистов Вальдманов, много лет собирающей всевозможные экспонаты, имеющие отношение к "Красной Шапочке". Так вот, Вальдманы утверждают, что самый древний вариант сказки относится к XV веку. Судя по всему, он еще мрачнее, чем версии Перро и Гримм. Там волк съедает не только бабушку, но еще и полдеревни, а героиня, посыпав голову пеплом, объявляет серому разбойнику настоящую вендетту. В итоге она заманивает убийцу в яму с кипящей смолой.

Вскоре сюжет изменился, и в ловушку стал заманивать уже волк, красноречиво играющий роль коварного мужчины-соблазнителя. А жертва, соответственно, обзаводится кокетливой красной шапочкой. Многие из тех, кто пытается попрактиковаться на разборе сказок, часто недоумевают – почему волк не съел Шапочку еще в лесу? Да потому, что, учитывая заложенную в сказке аллегорию, это было бы убийством "на людях" (Перро так и пишет: "…в лесу были дровосеки"), а не коварством. Цель волка – обмануть, приблизиться к жертве, выдав себя за близкого человека. Развязка наступает, лишь когда "потерявшая бдительность" героиня внезапно нащупывает у "милой бабушки" зубки, и преступник оказывается полностью раскрыт.

На второй вопрос – почему это Шапочка лезет к бабушке в постель? – ответить тоже можно. Во-первых, в те времена семьи простолюдинов нередко спали все в одной постели, а во-вторых – учитывая роль волка-соблазнителя, постель выглядит в сказке вполне органично. Это окончательно подтверждает и мораль самого Перро:
"Детишкам маленьким
не без причин
(А уж особенно девицам,
красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, –
Иначе волк их может скушать.
Сказал я: волк! Волков не счесть,
Но между ними есть иные
Плуты, настолько продувные,
Что, сладко источая лесть,
Девичью охраняют честь,
Сопутствуют до дома их прогулкам,
Проводят их бай-бай по темным закоулкам…
Но волк, увы, чем кажется скромней,
Тем он всегда лукавей и страшней!".

Кстати, на ранних рисунках Красная Шапочка – вполне оформившаяся девица, а отнюдь не та пухлощекая малышка, которую нарисовал Г. Доре в пуританском XIX веке. Сексуальный подтекст сказки приобрел особую популярность во времена фрейдистских толкований. А уже цитируемый нами Э. Берн усмотрел в сюжете даже… женский заговор против волка. Это, конечно, имеет смысл только в версии братьев Гримм.

"Золушка"

Если "Красная Шапочка" пошла в народ в основном в оптимистической версии братьев Гримм, то "Золушку" предпочли все-таки французскую. И все по той же причине: слишком уж кровавой вышла сказка у знаменитых братьев. И не мудрено: в отличие от Перро они старались по возможности меньше вмешиваться в народные сюжеты.

Сам образ Золушки у Гримм в целом традиционен: она так же трудолюбива, добра и скромна, как и в сказке Перро. Правда, героине помогает не крестная, а настоящая мать. Помогает, естественно, через посредника: на ее могиле вырастает дерево, в ветвях которого живет белая птичка, исполняющая желания.

Знаменитые башмачки в варианте Гримм – золотые. Впрочем, и у Перро они сначала были далеко не хрустальные, а отороченные мехом. Некоторые считают, что этим мехом был знаменитый русский соболь, и в переводах пишут "соболевые башмачки". Однако случилось так, что со временем слово "vair" ("мех для оторочки") по принципу испорченного телефона преобразовалось в "verre" ("стекло"). В результате удобная и мягкая обувь превратилась в изысканные на слух, но совершенно садистские на практике "хрустальные башмачки". Золотые, впрочем, не намного удобнее.

Зато у Гримм значительно логичнее выглядит мотив побега Золушки с бала. Красавица здесь испугалась не боя часов, а попыток принца выяснить, чья же она дочь. Когда же в семью Золушки заявляется гонец с туфельками, вредным сестрам удается-таки их примерить, ради чего одна из них… отрубает себе палец, а вторая – пятку! Однако обманщиц разоблачают два голубя, напевающих:

"Погляди-ка, посмотри,
А башмачок-то весь в крови…".

На этом злоключения сестер не заканчиваются. Если в куртуазном повествовании Перро Золушка их не только прощает, но и устраивает их личную жизнь ("…выдала замуж за двух знатных придворных"), то у "народников" Гримм расправа над притеснителями героини неизбежна.



"А когда пришло время свадьбу справлять, явились и вероломные сестры – хотели к ней подольститься и разделить с ней ее счастье. И когда свадебное шествие отправилось в церковь, старшая оказалась по правую руку от невесты, а младшая по левую; и выклевали голуби каждой из них по глазу. А потом, когда возвращались назад из церкви, шла старшая по левую руку, а младшая по правую; и выклевали голуби каждой из них еще по глазу".


Вот такие сказочки:)))

Сергей Курий