еще немного - я стану влюбляться в утра,
в прожорливый запах кофе, в плач младенца соседки,
в выстрелы солнца по окнам, в удары метлы по урнам,
которые чистит выносливый дворник, во всех их
звенящие писки. в ворчанье мамы за стенкой,
в твои полусонные бредни, в мои кошмары
и снова, черт подери, в плач младенца соседки,
и, знаешь, наверное, в сладенький запах дури)

я буду влюбляться в женщин, в мужчин и даже
в мобильный звонок за которым живет твой уставший голос;
в меня непокинувших - раз, и - два - в меня покидавших,
но после вернувшихся - три. в откровенно-порнушно-голый
лес, недовесенний. и этим особенно мерзкий
мне, урбанистически-гибкой даже на шпильках.

и, все же, влюблюсь в гостиничный одноместный
с видом на небо.
(с)

В колонках играет - burial-untrue
Настроение сейчас - каррент музик

я не могу тебя вырезать. как
ты вырезаешь меня? пугаюсь.
с самого кончика языка
падает капелька голубая.
или же - сизая. никотин
пишет по бронхам чудные хокку.
за каждым выкриком "уходи"
стоит "забери меня! как находку
случайную, спрячь, положи в карман
лучше нагрудный, чтоб слышать ярче
сердце". я - пьяный корабль. корма
заплевана. боцман, сыгравший в ящик,
гладит мне шею, жалея о
том, что до берега не дотянем.
я бы могла понимать его -
обнять его голову, по ладоням
нежность пустить, погружая в сон,
в самообман, самообморок, само-
убийство, но глядя в его лицо,
чувствую, что, вероятно, сам он
даже не знает, куда гребем.

(c)

В колонках играет - portishead - roads

не просить, не делать голос острым,
не стремиться стать его кокаином,
не бояться, не плакать, не думать "с ним",
не просить еще раз, еще. наивно
полагая, что это спасет потом,
что зачтется, что выдержу, как железка,
что из зеркала девочка с темным ртом
на меня не посмотрит, что вены резко
не заскачут, запястья в тире дробя,
что любовь без ревности допустима,
что не будет: нервного "жду тебя",
сигарет на кухне, травы в гостиной,
спирта в тех, что четыре строки назад
бороздили пространство безумным пульсом.
не просить, не лить серебро в глаза,
не просить, не просить, не просить проснуться,
когда страшно спать. не тревожить лоб,
не ловить в дыхании предисловье,
не просить, не делать голос иглой,
не просить остаться. и слой за слоем
все накладывать "не", будто бинт, дрожа
над собой как попыткой напялить панцирь;
не просить, не капать голос с ножа,
не просить, не просить еще. не бояться

(c)

заперта в себе, как в карцере.
сколько место дислокации
не меняй, дрожит в подбрюшии
странный страх. его удушливей
только лето. будто панцирем
покрываюсь. искупаться бы,
вымочить себя до косточек.
светофор, глядящий косо, чем
мне не друг, глазастый заенька?
пешеходных рек мозаика
перемешана - не сложится.
на асфальте мальчик рожицу
начертил.

(c)

уничтожаю себя как данность
пространству, времени, ощущеньям.
раньше кровью в стекло кидалась,
стекала, падала, но зачем мне
сейчас эти шорохи. методично
уничтожаю себя как тело,
как книжицу - рву из себя странички,
рассортировываю по темам
обрывки. это такая малость -
быть, не казаться, но быть хотя бы
искренней. кашлянула. сломалась
внутри, разрывая, как пальцы, тягу
к тебе от тебя. я слабее ветра
в жару, мой рассудок затянут зноем.
и только на горле колотит венка
что-то затейливое, злое
по клавишкам нервов.

(с)

хоть в голос кричи, хоть шёпотом
боль не становится глуше.
будет ли хорошо потом,
или хотя бы лучше,
чем есть? равносильно загадывать
желания на сирени.
пора бы губу закалывать-
закаливать. отсырели
глаза, потемнев, как водится,
на тон или даже глубже.
шепчется ли мне воется ль -
боль не становится глуше.
она прорастает, в месиво,
в кровавое удобренье,
себя опуская. есть его,
размазывать, как варенье,
по рту? вот такие песенки
во мне расцвели под утро.
балконное равновесие.
ветром штора надута

(с)

у меня всю ночь болело за ребрами, где-то слева.
не думаю, что это серьезно.
я всегда был уверен, что там - пусто.
я ведь совсем пустой внутри.
если кто-нибудь кричал в меня -
было бы эхо. смотри.
я могу вывернуть то, что ты называешь душой.
потрясти, выбить пыль и запихнуть обратно.
моя голова звенящая, как воздушный шарик.
это приятно.
мои пальцы всегда сухие и прохладные.
и это приятно.
понятно?
я накрываю лицо подушкой, когда спать.
и мне даже через сотню лет не стать
тем, кого ты целую вечность уговариваешь
в нагретую твоим дыханием телефонную трубку
не делать ЭТОГО.
подождать. не испитого - не спетого.
я сижу на полу у твоих коленей.
спокойно смотрю в твое встревоженное лицо.
знаю, что ждешь помощи или совета.
мне не то чтобы лень.
мне не то чтобы все равно.
я просто не с этого света.
только почему прошлой ночью так болело за ребрами.
я проснулся от своего стона.
мне это странно.
теперь
так будет постоянно?

В колонках играет - telepopmuzik

 Ты очень красивый.
- Что?
Я смотрю на твой профиль, на верхнюю губу ступенькой, на стрелочки ресниц, плавную линию скул. Осторожно пожимаю твои пальцы, ты поудобнее перехватываешь рюкзак и с улыбкой поворачиваешься ко мне.
- Ты очень красивый.
В твоем взгляде растерянность и непонимание, меня это раздражает, почему-то меня это сильно раздражает.

Ты ведь красивый, ты знаешь, какой ты красивый, красивыйкрасивыйкрасивый. У тебя прекрасные карие глаза, у тебя чуткие руки и такой запах, ты даже не представляешь, как волшебно ты пахнешь. Так, что когда я просыпаюсь утром, первым делом я спешу услышать этот запах. А если его нет…если его нет, то меня тоже нет, до того момента, пока не зазвенит дверной звонок. Я сижу на подоконнике, чутким ухом ловлю шаги на лестничной площадке, принюхиваюсь… Тебя смешит мой тонкий визг, когда я бросаюсь тебе навстречу и утыкаюсь носом в грудь. Ревниво втягиваю в себя все, чем пахнешь, что ты принес, запах большого серого города, теплого дождя, сухих трескучих листьев, дыма и твоей теплой кожи. Аромат чужих духов, сливочной карамели, мятной жевательной резинки – внутри меня тоскливо сжимается, я ненавижу, когда ты сжимаешь мне сердце, я отталкиваю тебя и ухожу на свой подоконник. Чувствую – ты слабеешь, ты расстроен – не научился еще приносить на себе только те запахи, которые я люблю, не умеешь еще защищать себя от чужих прикосновений, которые метят тебя, метят, рисуют на тебе здоровенные зеленые фосфорецирующие пятна.
Переживу. Обнимаю и тяну тебя за руку в спальню…

- Ты красивый.
Я точно сморю тебе в глаза, так остро, что хочется зажмуриться и тереть лицо руками, сильно, до красноты. Я не могу отвести взгляд, наши ступни приклеены к обочине дороги, которая плавится под августовским солнцем, нам надо оказаться на той стороне. Просто взять и перейти серую асфальтовую ленту.
В твоем взгляде растерянность и непонимание, меня это раздражает, почему-то сильно раздражает. Ты делаешь шаг, тянешь меня за собой, но я держу тебя своим взглядом, твои зрачки как тоннели, с гибкими резиновыми стенками. Они резко сузятся в тот момент, когда ты заметишь в моих глазах отражение несущегося на тебя автомобиля.

Осенью всегда легче, и уже можно достать фотографии, уже можно включить те песни, которые только ты и я, и даже говорить – осторожно, перекатывая на языке каждое слово – про тебя. Маленькая девушка с пушистой головой приходит ко мне все чаще, мы засиживаемся заполночь, пьем горький кофе, холодную водку, выбрасываем в форточку пустые сигаретные пачки, пьяно смеясь. И как-то незаметно выходит, что маленькая девушка вдруг приносит свой кактус на мой подоконник, а я утром ухожу на учёбу в ее белье.

У нее маленькие теплые ладошки. Я помню об этих ладошках весь длинный день.
- Я купила розовый мармелад.
- Какой он? Малиновый? Вишневый? Клубничный?
- Он розовый.
Каждое утро, подбираю под себя ноги, опершись спиной на стенку холодильника, ладонью трогаю солнечные пятна на кухонном столе. Она варит кофе, что-то много и мелко говорит, смеется дробно, фыркает. Смотрю на нее внимательно поверх чашки.
Маленькая – мне тепло от ее улыбки, я начинаю запоминать ее запах.

Зима – она горькая на вкус, маленькая девушка плачет, а я губами собираю капельки с ее щек. Конечно, я прощу те рассыпанные по полу фотографии, так случайно и не вовремя выпавшие из кокетливой девушкиной сумочки. Да, он очень хорош, да, я верю, что только я, никто кроме меня, да, да, дадададада…
У меня шарфом плотно замотана шея, очень быстро пересекаю город, мерзнут руки, я звоню ей.
Как я ненавижу эти длинные гудки.
Через час я знаю, что увижу в ее резиновых зрачках.

- Ты очень красивая.

снова слова словить слева
тянуть руку вслед беспомощно?
нет. я для тебя одна из,
но особенная? :/
я резкая, нетерпимая, злая
громко смеюсь и целуюсь за спиной
с проходящим мимо кареглазым ветреным...
я по-прежнему улыбаюсь, глаза защищая ресницами
чтобы не видел капелек. смеюсь,
запрокидывая голову, пусть ничего не выльется на ладонь,
подставленную заботливо
не трогай меня...а лучше - обними покрепче
и не отпускай еще хотя бы две минуты
мне в кольце рук твоих гораздо легче.
мне без тебя невозможно трудно...

Прижимай крепче. Крепче.
Обнимай усталым взглядом, улыбайся
Только тебе понятному,
Только мне, идущей за тобой попятам.
Ты же знаешь, я буду там,
Куда упадет твой взгляд,
Поверну назад, если захочешь.
Если прогонишь - отступлю, не заплачу.
И ничего это не значит. И я не значу.
Не любовь и покоя тоже не...
А так хотелось, просто чтобы не тикало,
Не душило ночью, не подступало к горлу,
Не стучалось настойчиво в висок, выкинуло.
Насовсем оставило где-то там, лопнуло
Тысячей мыльных пузырей и радужных брызг.
Так смешно это бывает,
Знаешь, как пена на губах тает.
С каждой секундой, мгновением.
Вот тут, между линиями на твоей ладони
Для тебя в их глазах я буду всегда.
Посторонней.