Долго ли коротко шагали они так по степи, вдруг волк остановился и потянул носом. Царевич и не заметил, что солнце давно уже скрылось за горизонтом, и над степью сгущались сумерки. Он тоже медленно и глубоко втянул воздух ноздрями.

- Воздух, кажется, стал холодней и чище, - обратился он к Мудрецу, - Что это может быть?

- А что говорит тебе твоя интуиция? – отозвался Мудрец.

- Пока не пойму, - Царевич внимательно посмотрел на волка, который хоть и был взволнован, но особого беспокойства не выказывал, - Вроде ничего опасного. Похоже, мы куда-то пришли. Возможно это край степи.

- Да? А что дальше?

- Может быть, горы? – предположил Царевич, сам не поняв, с чего это вдруг он так решил. – Ну да, воздух ведь холодный и чистый как в горах.

Через сотню шагов стали отзываться камни, стуча и скрежеща под ногами. Явно обозначился подъем. Из сумерек надвигался темный силуэт горы.

- Все, привал! - объявил Царевич, - Дальше идти по темноте не имеет смысла. Дождемся утра.

Волк тут же прилег. Глаза его были закрыты, но уши чутко отслеживали все, что происходит вокруг. Царевич развел костер и, устроившись возле него, в глубоком молчании задумался о прошедшем дне.

- Мудрец, я вот что думаю, - наконец произнес он, - Мы столько времени шли сюда к горам, когда как могли оказаться здесь мгновенно.

- Это как?

- Ну, ведь еще в начале пути я мог просто представить, что степь скоро должна закончиться и появятся горы. Тогда не надо было бы целый день бессмысленно шагать по степи.

- Так что же ты не сделал это?

- Ха, если б я знал чего нам нужно. У меня в голове тогда и мысли не было о горах, – тут Царевич вдруг задумался, - Смотри что получается. Мы вынуждены делать повторяющиеся бессмысленные действия тогда, когда у нас нет никакой новой оригинальной идеи, когда мы просто не знаем, куда идти.

- Ты прав, Царевич. Люди заполняют эту дыру механически повторяющимися действиями. Дыру между оригинальными нетривиальными поступками, между актами творения мира. У кого-то на это уходит вся жизнь.

- Получается, что эти циклические действия пустая трата времени? Вместо того чтобы придумывать что-то новое, мы изо дня в день повторяем одно и то же, - Царевич был страшно удивлен собственной мысли.

- Интересно, а откуда ты будешь брать это новое?

- Как откуда? – Царевич открыл было рот, но не нашелся что сказать дальше, - А правда, откуда? Ты же сам говорил, что в потенции все уже есть в моем мире. Значит надо искать в нем?

- И что ты собираешься искать? Как ты себе представляешь эту потенцию?

- Не знаю. Должно быть знания какие-то. Письмена или зашифрованные предсказания. Образы будущего где-то должны же быть записаны. Я слышал что-то о книге судеб.

- Да уж, многие хотели бы ее найти, – в голосе Мудреца слышалась ирония.

- Так ведь тот, кто ее получит, станет правителем мира. Сам посуди, читая ее можно узнать будущее, а если исправить запись, то и изменить его.

- Скажи, Царевич, когда ты что-то не можешь понять в книге, что ты делаешь в этом случае?

- Перечитываю несколько раз это место, пока не пойму.

- Хорошо. А когда что-то потерял в доме?

- Обшариваю его весь, пока не найду.

- Вот видишь, Царевич, не всегда наши повторяющиеся действия бессмысленны.

- Что-то я не понимаю, к чему ты клонишь, Мудрец?

- А что тут непонятного? Чтобы найти что-то новое, ты вынужден прокручивать имеющийся мир по нескольку раз.

- Погоди-погоди. Ты хочешь сказать, что наши циклические действия нужны, чтобы лучше разглядеть уже имеющийся вокруг нас мир? Это что же тогда получается, то что вокруг меня, вот этот вот примитивный мирок и есть та самая книга судеб? Да как все может в нем поместиться? Где оно?

- В нюансах, в мелких  случайностях,  которые ты можешь превратить в закономерности и тем самым сотворить из них новый мир.

- А куда денется этот? Разрушиться?

- Нет. Он уйдет туда, откуда когда-то пришел, в мелкие случайности. Ты просто перестанешь его замечать, но он всегда будет рядом, и даже будет оказывать свое влияние хоть и очень-очень слабое.

- А как я могу случайности превратить в закономерности? Разве это возможно?

- Конечно. Достаточно свое внимание отдать случайному явлению, и оно набирает силу. Чем больше ты отдаешь ему свое внимание, тем  более проявленное  оно становится.

- Так это, наверное, и есть – вкладывать душу!

- Именно! Во что ты вкладываешь свою душу, то и становится явным. Обнаружить неявное и сделать его явным может только твоя душа. Сознанию твоему, твоему эго это не доступно, оно лишь может бесконечно крутить то, что уже является явным. По сути, оно и есть сама эта явность.

- Я понял, явное это то, что я осознаю, - обрадовался он своей мысли, - Господи! Так это ж какая должно быть мизерная часть того, что скрыто от моего сознания! О-о-о, и тот бесконечный мир весь здесь, в этом ничтожном кусочке, тут рядом со мной. А почему я не могу осознать его целиком?

- Да потому что душа твоя есть лишь частица Бога и не может охватить своим вниманием весь потенциальный мир. Для этого нужно внимание самого Бога, т.е. внимание всех душ. А так как у тебя лишь часть этого внимания, то и приходится тебе перемещать его с одних образов мира на другие. Вот и получается, что одни миры приходят на смену других.

- Погоди, Мудрец. Не миры сменяются, а меняется лишь мое видение одного единого мира.

- Это для души так. Для сознания же твоего миром является только то, что ему доступно, то в чем оно живет. Причем сознание не может переходить между этими разными мирами, оно исчезает с ушедшим миром, т.к. является им. Потому и меняются люди сильно и чувствуют буд-то они умерли, когда рушатся их привычные миры. А потом заново выстраивают новый мир и на себя в прошлом смотрят как на совершенно чужого человека.

- Эх, Мудрец, сколько уже раз ты разрушал мой привычный мир! А значит, и убивал меня.

- Нет, Царевич, я тебя не убивал. Ты ведь душа. А сознание твое рассыпалось там, на Земле, когда страна твоя потеряла смысл своего существования. Твоя же задача собрать его заново, собрать новое сознание, новый мир.

- Ладно, Мудрец. Сейчас у меня нет больше никаких новых идей, поэтому займемся циклическим действием, просто ляжем и поспим. Утро вечера мудренее, - сказал Царевич, а про себя подумал, что он и так как бы во сне.