Написан, наверное, самым первым... сейчас я перечитал и не верю что это написано мной...
Мы познакомились в Интернете. Точнее – в чате. Это такое место, где сидит много людей, и думают, что общаются. Иногда даже думают, что это важно и сидят там часами. Я же никогда такой затеи не понимал, в чатах не сидел и смотрел на всех обитателей подобных сайтов немного свысока.
В тот чат я попал почти случайно, ссылку на него оставил мой знакомый. Чат был почти пустой, за исключением немногочисленных друзей админа. И все же там я встретил ту, которой было суждено перевернуть мою жизнь. Сначала это была простая, незатейливая и ненавязчивая болтовня, потом мы поняли, что у нас много общего, а потом… потом просто как-то случилось, что между нами возникла много большая связь, чем кто-то мог предположить. Мы переписывались, обменивались нежностями и приятностями, дарили друг другу виртуальные подарки, состоящие из миллионов бездушных нолей и единиц, и вообще приятно во всех отношениях проводили время. Но была одна проблема, которая незримо присутствовала каждый миг нашего общения, которая не давала мне покоя: мы жили в разных городах, и не могло быть и речи о том, чтобы встретиться. Я дежурил возле компьютера, наверное, так, как мать дежурит возле колыбели младенца, и ждал, когда же она все-таки придет. И она неизменно приходила, и мы разговаривали, и тогда я был счастлив… И однажды привычно загорелось маленькое желтое письмецо рядом с часами, означающее лишь одно – она снова здесь. Я открыл его, и замер, не поверив своим глазам. Какого-то числа, какого-то года, в 14:03:38 GMT +2 мне пришла очередная порция нолей и единиц. Но означала она лишь одно, то, что я даже не надеялся увидеть, но чего ждал и о чем мечтал. Она означала «Я приеду завтра к тебе. Встречай». Я смутно помню, что я что-то писал, а она мне отвечала, что-то очень трогательное, смешное и нежное… Что именно, не вспомню я, наверное, и под гипнозом, ведь мысли мои уже жили завтрашним днем и были где-то далеко-далеко....
На улице был февраль, на редкость мерзкий и промозглый. Повсюду таяли остатки непродолжительного снега, с мышиного рваного неба, светящегося тусклым светом невидимого солнца, падало что-то среднее между холодным дождем и теплым снегом. Везде красовались огромные грязные лужи, в которых грустно отражались унылые серые стены кирпичных домов и понурые прохожие, спешащие куда-то по своим делам. Непрекращающийся слитный шум города был как-то не заметен, и мне казалось что повсюду царит ватная тишина. Но я не хотел видеть все эти лужи, этот покрытый скользкой коркой льда асфальт, усыпанный многочисленными окурками, эти темные, мокрые, жалкие, голые деревья вдоль утонувшего в городском смоге проспекта… Да я этого и не видел. Жизнь была прекрасна, и я каждой клеточкой своего тела осознавал это, наполнялся теплой солнечной энергией от затылка до пяток, излучая вокруг себя ослепительные лучи человеческого Счастья, преображая все вокруг.
Ночью я долго лежал в темноте, закутавшись в мягкое теплое одеяло, прислушиваясь к своему размеренному дыханию, размеренную тиканью часов и затихающему шуму за окном. Думал, мечтал, строил планы, раздумывал над тем, как я буду выглядеть и что я скажу, и над тем, какая же все-таки в жизни та, с которой была связана вся моя недавняя жизнь. Я не волновался, меня не била дрожь, у меня не холодело внутри, и я не покрывался холодной испариной. Напротив, ко мне неожиданно пришло невыразимое спокойствие и уверенность, облегчение и удовольствие от одного лишь того факта, что я есть. И есть она. Я медленно погрузился в приятный тягучий сон без сновидений.
Очнувшись на следующее утро, я был свежим и бодрым, полным сил и энергии. Позавтракав (боже, никогда я еще не ел с таким удовольствием, и никогда еще еда не была такой вкусной!), я понял, что времени еще очень много, и решил на секунду включить компьютер. И внезапно осознал, что не хочу этого. Он казался мне каким-то чуждым и опустевшим, таким странным и ненужным. Ничего в нем не изменилось, но он лишился того томительного ожидания и непродолжительного прикосновения к прекрасному, которое связывало меня с ним. Он потерял всякий смысл, и для меня теперь не было никакой разницы между этими сверхсложными схемами и ржавым куском металлолома. Я отдернул руку от кнопки Power и, слегка попятившись, рухнул на диван. Глянув на часы, я решил, что все-таки стоит себя чем-то занять, и прочитал какой-то рассказ из книги, найденной на журнальном столике. Хотя это не имело значения – я мог с таким же успехом читать биржевую сводку за 1987 год. Наконец, время пришло, и я опрометью ринулся на автовокзал, хотя времени еще было уйма.
Я приехал задолго до прибытия автобуса и нервно бродил по мокрому блестящему асфальту в стороне от платформы, бережно очищенному пожилым дворником в ярко-оранжевом жилете поверх ватника, который теперь с немым упорством долбил тяжелым проржавевшим ломом лед, покрывавший бордюр одной из платформ. Вокруг спешили разные люди – старушки в засаленных драных пальто, с затертыми до невозможного клетчатыми сумками и картонными коробками на скрипящих тележках, сонные студенты с голодными глазами, вечно ищущие приключений, аккуратные представительные мужчины в белых рубашках, цветастых галстуках, длинных черных пальто и безупречно начищенных туфлях (при том, что погода со вчерашнего дня нисколько не изменилась и повсюду по-прежнему красовались глубокие лужи), которые ехали куда-то со своими кожаными дипломатами по безумно важным делам.
Время текло мучительно медленно, и с каждым взглядом на часы, казалось, нарочно замедляло свой ход. Но самое лучшее свойство времени в том, что оно когда-то все-таки проходит, и из-за поворота неторопливо вырулил белый Мерседес-«Спринтер», весь в грязных потеках и солевых разводах. Он затормозил у края обледеневшей платформы и дверь открылась. Сначала из нее с трудом, тяжело дыша и негромко матерясь вылезла грузная дама лет 45 с безразмерной сумкой в руках, за ней торопился выйти худощавый молодой человек, совсем без багажа, зато с сигаретой во рту. Он хрустнул суставами, разминая суставы бледных худощавых рук, вытащил из кармана зажигалку и торопливо убежал за угол курить. И тут в двери показалась она. Я не мог ее не узнать, ведь у меня внутри возникло Что-то, что заполнило меня без остатка и заставило сердце выпрыгивать из груди. Я поднял взгляд и тихо прошептал: «Ты приехала»…
Она была такой красивой, такой нежной, словно она была соткана из самого прекрасного шелка на земле. Черты ее лица описать вряд ли возможно, они были такими… настолько неземными, насколько и волнующе человечными. Я подал ей руку, и она улыбнулась. Эта улыбка была красноречивее любого самого вычурного приветствия, в ней слились все те смешанные и противоречивые чувства, которые она испытывала. «Я приехала. Ты ждал меня?»- сказала она скорее утвердительно. Я ничего не ответил. Я просто не мог подобрать тех слов, которые были бы достойны ситуации, и просто взял ее за руку, почувствовав ее тепло, ток ее крови, атлас кожи… Я утонул в ее глазах цвета неба (нет, небо это было не тем свинцовым пластом, который висел вверху, а настоящим, бездонным небом, которое бывает только летом, на рассвете, когда царит тишина, спокойствие и прохлада, не нарушаемая ни единым вздохом ветра). И мне почему-то вспомнилось именно такое утро - прозрачное и невесомое, освещаемое лучами солнца, которое робко выглядывает из-за далекого горизонта, теряющегося в синей рассветной дымке.
Небо над нами закапризничало и начало сыпать неизменной смесью дождя и снега, поток становился все тяжелее, а капли падали все чаще.
«Идем к тебе домой. Я не хочу гулять. Я хочу быть с тобой». Я ничего не ответил. Я просто поймал подходящую маршрутку и открыл перед ней дверь. Казалось, мир вокруг замер и стих, наблюдая за двумя маленькими фигурками, мокнущими под холодной водой. Пройдя в салон, я с удивлением отметил, что там никого больше нет. Я протянул деньги за проезд водителю, колоритному мужчине кавказского вида, с черными как смоль кудрявыми волосами, которые уже изрядно поредели на затылке, и прошел дальше, к ней.
«Куда вам, ребята?» - спросил он громовым раскатистым басом с ярко выраженным кавказским акцентом. Я удивленно назвал нужную остановку. «Без проблем!»-прогремел он и подмигнул. Я сел рядом с ней и обнял, почувствовав, что мы как будто составляем одно целое. Хотя в воздухе и висело молчание, но мы общались. Она мне рассказала о том, как она скучала без меня, как решила приехать и как преодолела путь. А я ей рассказывал о своей жизни и о том, как я ее люблю. И мы понимали друг друга. Мой взгляд был устремлен куда-то сквозь клетчатые сидения, лобовое стекло и здания впереди, а зрение, казалось, не функционировало. Я чувствовал внешний мир, я поглощал его энергию.
На секунду встрепенувшись, я заметил, что она спит у меня на плече. Ее светлые русые волосы сияющими волнами растекались по моему плечу. Сейчас она была похожа на маленького ангелочка, и будто бы светилась мягким одухотворенным светом изнутри. Черты ее лица выражали спокойствие, такое умиротворение, которое испытывает человек, преодолев невыносимую трудность и получив, наконец, заслуженное облегчение.
На остановках заходили разные люди, о чем-то разговаривали, что-то обсуждали и даже о чем-то спорили, водитель с прибаутками раздавал сдачу ловкими пухлыми пальцами, покрытыми густой растительностью, а за окном плакали небеса, и слезы ручейками стекали по мутному стеклу. Но мне казалось, что нет больше никого и ничего кроме нас, нет свинцовых облаков и черных деревьев, нет суетливых людей и смешного водителя. Весь мир, казалось, погрузился в тишину.
Дневная серость уже начинала переходить в синеву зимних сумерек, когда мы наконец добрались до остановки. Я коснулся ее плеча, и она проснулась. Она снова освещала мир блеском своих бездонных голубых глаз и сиянием улыбки.
… Мы сидели за столом в уютной теплой кухне, контрастирующей теплыми цветами интерьера с обстановкой за темным холодным слепым окном, и пили горячий терпкий чай. Мы разговаривали обо всем и ни о чем. Мы лежали на мягком диване в полутьме в обнимку и слушали прекрасный негромкий джаз, растворяясь в окружении. Я помню вкус горьковатого вермута в зеленоватых хрустальных бокалах, аромат ее волос и звук ее нежного негромкого голоса. Комната в полутьме выглядела совсем не так, как днем. Она наполнилась жизнью, любовью и приятным спокойствием.
А за окном погода изменилась… Темно-синее небо большей частью расчистилось, а из небольших обрывков светлых облаков медленно оседал на землю легкий пушистый снег. Он покрыл все вокруг, спрятав своей пеленой грязь и серость. Посветлело. В воздухе холодело, в нем разливался трескучий запах мороза.
Мы молча стояли прислонившись к окну, и наблюдали чудо. Я чувствовал горячее сухое тепло тяжелой чугунной батареи. Мне почему-то стало тесно в четырех стенах, и я предложил выйти на улицу, туда, где был воздух, звезды и ночная свежесть...
… Мы смотрели на яркие холодные звезды светившие стальным светом в просвете между облаками, наше дыхание материализовалось в клубы пара. Снежинки на ее длинных ресницах выглядели так мило, делая ее похожей на добрую снежную королеву, величественную и прекрасную, и одновременно близкую и любимую. Так мы стояли, идеальная ночь проходила, а снег все падал, и падал без конца, блестел в свете только что показавшейся луны и окутывал все серой пеленой…
