У некоторых народов убивались и съедались старики, чтобы душа их не умерла вместе с телом путём постепенной дряхлости, а продолжала бы жить в их потомках и сородичах.
У многих первобытных племён людоедство заключало в себе нечто религиозное, таинственное и совершалось ночью, при участии жрецов или шаманов и т. д. У других подобных народов оно превращалось просто в обжорство, для удовлетворения которого предпринимались набеги на соседние племена с целью захвата пленных
В Библии (4-я Книга Царств 6:25-30) упомянут каннибализм при осаде Самарии. Две женщины заключили соглашение, что съедят своих детей, но после того, как первая мать приготовила трапезу из своего ребёнка, и они это съели, вторая отказалась выполнить ответное обязательство по приготовлению своего ребёнка. Почти в точности такая же история при осаде римлянами Иерусалима в 70 г н. э. описана Иосифом Флавием.
Имеются данные о каннибализме во времена Первого крестового похода, когда крестоносцы якобы питались телами врагов из захваченного арабского города Маарат Ан-Нуман. Амин Маалуф обсуждает последовавшие за тем случаи каннибализма при движении колонн к Иерусалиму, а также предпринятые впоследствии попытки историков удалить эти упоминания из западной истории.
Монах Диего де Ланда писал о проявлениях каннибализма в Юкатане — «Юкатан до и после Завоевания»[13], и там были приведены аналогичные записи Пурчаса из колумбийского города Попаян и Маркизских островов в Полинезии, где человеческая плоть называлась «удлинённая свинья». Есть записи капитана Сержипи (Бразилия): «Они едят человеческую плоть, как только им удаётся добыть её, и если у женщины случается выкидыш, плод немедленно поедают. Если она рожает, она перерезает пуповину морской раковиной и варит вместе с последом, впоследствии съедая и то, и другое.»
* Около 1931 года репортёр газеты «Нью-Йорк таймс» Вильям Сибрук раздобыл для своих исследований у студента-медика из Сорбонны кусок тела здорового человека, погибшего от несчастного случая, приготовил и съел его. Он писал:
По вкусу это напоминало хорошую телятину, не от самого молодого телёнка, но и не говядину. Это в точности соответствует указанному описанию, и не похоже на другие виды мяса, которые мне когда-либо приходилось есть. Думаю, человек с нормальным восприятием не смог бы отличить его от обычной телятины. Этот кусок мяса обладал мягким вкусом без какой-либо остроты или специфических характеристик, как например, у козлятины или свинины. Кусок был немного более жёстким, чем нормальная телятина, немного волокнистым, но не слишком, чтобы не быть пригодным в пищу. Поджаренный кусок, из середины которого я сделал срез и съел его, по цвету, фактуре, запаху и вкусу укрепил мою уверенность, что из всех привычных нам видов мяса телятина является наиболее близким аналогом.
— William Bueller Seabrook. «Jungle Ways» London, Bombay, Sydney: George G. Harrap and Company, 1931
* В художественно-документальном произведении Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» упомянуто людоедство в Ленинградскую блокаду (1941—1944):
[Тех,] кто ел человечину, торговал человеческой печенью из прозекторской, …почему-то держали в МГБ вместе с политическими…
— А. Солженицын «Архипелаг Гулаг» ч. I, примечания к гл. 5
На стройке СевЖелДорЛага:
Простому работяге из Пятьдесят восьмой выжить на таком штрафном лагпункте почти невозможно. На штрафной подкомандировке СевЖелДорЛага (начальник — полковник Ключкин) в 1946—1947 годах было людоедство: резали людей на мясо, варили и ели.
— А. Солженицын «Архипелаг Гулаг» ч. III, к гл. 15 «ШИзо, БУРы, ЗУРы»
Режимник протягивает мне чёрный закоптелый котелок, до краев наполненный какой-то пищей: «Дайте медицинское заключение, какое это мясо». Я заглядываю в котелок и еле сдерживаю рвотное движение. Волоконца этого мяса очень мелки, ни на что знакомое не похожи. Кожа, которой покрыты некоторые кусочки, топорщится чёрными волосками… Кулеш — бывший кузнец из Полтавской области — работал на пару с Центурашвили. Сейчас Центурашвили оставался всего один месяц до освобождения из лагеря… И вдруг, на удивление всем, Центурашвили исчез. Вохровцы побродили по сопкам, записали показания напарника — Кулеша, что, мол, в последний раз он видел Центурашвили у костра. Кулеш пошёл работать, а Центурашвили остался ещё маленько погреться. А когда Кулеш вернулся к костру, Центурашвили, дескать, там уже не было. Да кто ж его знает, куда задевался. Может, свалился где в сугроб да и дал дубаря. Слабак был… Вохровцы поискали ещё денька два, а потом объявили Центурашвили в побеге, хотя между собой диву давались: чего это бежать, когда сроку-то оставалось всего ничего… Картина преступления была такая. Подойдя к гревшемуся у костра Центурашвили, Кулеш убил его ударом топора по шее. Потом снял с мёртвого одежду, сжёг её на костре. Затем методично разрубил труп на куски и зарыл в разных местах в снег, пометив каждую свою кладовку каким-нибудь знаком. Только вчера бедро убитого нашли в сугробе под двумя лежащими крест накрест короткими брёвнышками…
— Евгения Гинзбург «Крутой маршрут», ч. 2, гл. 23 «Рай под микроскопом»
