-Метки

"minuscule" "some like it hot" "алла пугачёва снова в ленинграде" "букашки" "в джазе только девушки" "возвращение" "главный герой" "голубой огонёк" "две звезды" "ералаш" "концерты для друзей" "культура" "любовь-морковь 2" "мадам брошкина" "мама" "маэстро" "музобоз" "новая волна-2007" "новая волна-2008" "новогодний аттракцион" "опять метель" "песня года" "позови меня с собой" "полиглот" "рождественские встречи" "сказки про..." "славянский базар" в витебске "суперстар-2008" "театр аллы пугачёвой" "ты не поверишь!" "утренняя почта" ella fitzgerald george michael marilyn monroe sandra whitney houston whoopi goldberg «rock'n'roll wolf» «лестница якоба» «рождественские встречи» «утренняя почта» Иосиф Кобзон Михаил Боярский александр абдулов александр буйнов александр венгеров александр левшин алина редель алла пугачёва алла пугачёва алла пугачева английский за 16 часов! андрей вознесенский андрей миронов борис моисеев валентин юдашкин валерий леонтьев владимир высоцкий владимир кузьмин владимир пресняков-мл. владимир пресняков-ст. галина скоблова группа "рецитал" день рождения аллы пугачёвой дэни байсаров евгений болдин жанна агузарова игорь крутой игорь николаев илья резник интервью к/ф "женщина которая поёт" к/ф «пришла и говорю» кристина орбакайте лайма вайкуле лара хитана лариса долина лолита милявская людмила гурченко максим галкин миколас орбакас музыка муслим магомаев никита пресняков нтв пермь полиглот раймонд паулс руслан байсаров сергей челобанов театр песни аллы пугачёвой том круз трио "экспрессия" филипп киркоров фрагменты любимых фильмов французский язык элизабета бостан юбилей аллы пугачёвой юрий чернавский юрмала

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в parALLAx

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 20.04.2006
Записей: 1969
Комментариев: 7473
Написано: 20734





эксклюзив "КОМСОМОЛЬСКОЙ ПРАВДЫ" - интервью с АЛЛОЙ ПУГАЧЁВОЙ (2010)

Четверг, 30 Сентября 2010 г. 05:58 + в цитатник
kp.ru/daily/24567.3/739430/
Алла Пугачева: «Перееду в замок к Максиму!»
Женщина, которая еще споет?
Женщина, которая еще споет?
Фото: Руслан РОЩУПКИН.

 

 

Любимая народом «Женщина, которая поет» не поет уже почти год

 

 

В свой юбилей Алла Борисовна заявила, что уходит со сцены, провела прощальный тур и... замолчала. Но, несмотря на свое молчание, она по-прежнему у всех на слуху, ее песни слушают, люди хотят знать о ней все. Нам выпала редкая возможность задать Алле Борисовне вопросы, которые накопились у наших читателей.

Примадонна приняла нас в своем кабинете на «Радио Алла». Похорошевшая, отдохнувшая, спокойная, домашняя, практически без макияжа - удивительно, в жизни Пугачева выглядит намного мягче, чем на сцене. Там - сильная и волевая, а в быту - умиротворенная и доброжелательная.

Она сидит за своим большом столом и, не отрываясь от текущей работы, спасается лекарствами от простуды. Профессионал даже в мелочах: несмотря на температуру, интервью не отменила!


О талантах

- Такой вот я человек, бывало, что и на сцену выходила с температурой, без голоса, - говорит Алла Борисовна. - Хотя рано я еще выскочила из дома, надо было пару деньков отлежаться. Однажды приехала на гастроли, а голоса нет, простудилась. Вышла на сцену, пытаюсь извиниться перед зрителями, мол, может, концерт перенесем. А зал жесткий попался, пой, говорят. Я собралась, ну, думаю, спою, как смогу. Продержалась несколько песен, они почувствовали по голосу, что мне плохо, и отпустили. И с Удо Линденбергом  была похожая история за границей. Мы там выступали вместе, концерт я не могла отменить, а голос, как на грех, пропал. Ну мы с моими музыкантами так подкорректировали мой репертуар, что зритель даже и не заметил моих проблем с голосом - они приняли меня за крутую рок-звезду (смеется).

- Да, вы публику удивлять умеете. А вот новые умельцы что-то не появляются. Куда пропали голоса, таланты?

- Я сейчас молчу и прекрасно себя чувствую. А таланты есть. Есть такие певицы, как Трея, Севара. Послушайте мою программу на «Радио Алла» «Алла ищет таланты».


Мне сейчас очень интересно заниматься этим проектом. Жаль, что у нас до сих пор есть такое понятие, как «неформат». Для меня есть только один критерий - цепляет или нет? Песни должны вызывать настроение, эмоции. Столько одаренных ребят присылают мне свои записи, я их всех отслушиваю, выбираю лучших.
 

Вот послушай - певец Гога (Алла Борисовна включает магнитофон, я слышу приятный голос с легким американским акцентом. Тембр такой, что просто мурашки по коже. - Прим. авт.).
 

- Ну как? Только честно? - спрашивает Пугачева.

- Очень волнующий голос! Захватывает! - отвечаю искренне.

- Вот видишь! Вот я слушаю и понимаю, что я его хочу! Цепляет! Артист должен так петь, чтобы в него захотелось влюбиться! А он настоящий мужик. Не гламурный, не слащавый - приятный. Есть еще такая певица Ирина Дельская, голос которой изгоняет дьявола!


- Это как?

- Вот послушаешь ее - и в тебе пропадет все плохое, нечистое. Все, что есть, и то, что на тебя наслали. Послушай (Примадонна включает совершенно божественную композицию молодой певицы - нечто среднее между оперой и джазом. - Прим. авт.). Слушай внимательно! От всего отрекись, пусть тебя ничего не беспокоит. Представь себе, что ты находишься в стеклянном красном сосуде. Дослушаешь до конца эту песню - и все плохое уйдет. Ты очистишься.

- Да, действительно, у песни сильная энергетика. На душе полегчало.

- А мне нравится помогать талантливым людям. Но и тут есть свои сложности. После смерти Александра Варина (бывший президент вещательной корпорации «Проф-Медиа») приходится все время пробиваться сквозь какую-то стену... Ну ничего, пусть люди слушают мои авторские программы «Алла ищет таланты» и «В гостях у Аллы» - за них я могу быть спокойна.


О долгах

- Алла Борисовна, вы на днях выиграли гражданский суд у банкира Олега Рафановича. В прессе писали, что он у вас взял в долг четыре с половиной миллиона долларов под расписку и не вернул, скрылся.

- Совершенно не хочу говорить об этом человеке. Я одолжила ему денег из дружеских побуждений, потому что хорошо знала его семью. А когда у них появились проблемы финансового характера, мне звонила его жена певица Наталья Любчевская, плакала, умоляла помочь ее семье. Да что тут говорить, жена Рафановича по разным поводам мне звонила - просила, к примеру, помочь ей поставить песню на радио, я ставила. Было жалко женщину. По доброте душевной я этой семье помогала и многое прощала. Рафанович взял у меня деньги, написал расписки, потом попросил на полгода отсрочку, а когда все сроки вышли, деньги так и не вернул. Быстренько начал распродавать имущество, но с долгами так и не рассчитался, пропал, перестал отвечать на мои звонки. Поважнее людям он деньги-то отдал, а я, значит, сижу обворованная! Ну что можно сказать о человеке, который не постеснялся мне заявить: «Ты и так богатая! Зачем тебе эти деньги?» Это пахнет уже неадекватностью, поэтому я и пошла в суд. Мои адвокаты это сделали, чтобы арестовать ту часть иму
щества Рафановича, которую он еще не успел продать. В первый раз в жизни мне пришлось пойти на принцип. Я со сцены ушла, зная, что у меня есть определенные деньги, которые я смогу потратить на лечение, на решение каких-то своих проблем. И что мне теперь? Возвращаться?! Не могу себе позволить. Я человек слова.


- Рафанович по-прежнему скрывается?

- Сбежал за границу, а тут шуруют его адвокаты, а телеканал НТВ с удовольствием шпарит все. Посмотришь их сюжеты - и у людей складывается ощущение не то что мне кто-то должен, а должен ли вообще! Лишь бы поднять рейтинг! Это, к сожалению, циничный дух времени. Была бы спорная ситуация, а тут и суд уже выиграла, а НТВ все задается вопросом: «А был ли мальчик?» И желтая пресса, и телевидение совершенно не проверяют информацию. Собираются за круглым столом и думают: «Что бы еще такое придумать про Пугачеву?» Зачем? От этого вранья хуже только журналистам. Они на себя такой грех берут, выдумывают и выдумывают, этим самым они только болезни на себя насылают.

Время сейчас такое. Дебилизация поколения, ничего святого нет.

- Вы боитесь конца света?

- Если люди потеряют истину, то вот он, конец света.

Помнишь, как философы говорят, что истина - солнце разума. Боюсь, что это солнце тускнеет, начинает терять свой свет.

Солнце может померкнуть, если истина не живет среди людей, если люди начали забывать о нравственных ценностях. Поэтому я молюсь каждый вечер. Молюсь о семье, о людях, о стране. Молюсь о том, чтобы солнце разума не покинуло нас.


О поклонниках и молчании

- Алла Борисовна, вы уже почти год не поете...

- Всего-то? (Смеется.)

- А знаете, что говорят ваши поклонники?

- Что? (С интересом.)

- Они говорят, что Пугачева обещала уйти со сцены, но не говорила, что перестанет записывать новые песни. Они ждут ваших новых песен.

- А я и не говорила, что перестану записывать песни. Дождутся! Для меня пение - это не работа, не распорядок дня, не самоцель, это порыв души. Как у птицы. Знаешь, как говорят: «Пушки палят, птицы не поют!» Сейчас по мне пушки палят, ну что я могу сделать? Я просто должна захотеть этого. А без желания как петь? Надо знать, о чем спеть, что хочешь сказать людям. А иногда просто хочется помолчать и просто подумать. Поэтому я сейчас молчу и думаю над жизнью. Для меня песня всегда была исповедью в чем-то.


- А когда вы видели эту огромную армию ваших поклонников, не желавших, чтобы вы уходили, не было мысли передумать и остаться на сцене?

- Вот эта армия как раз меня понимает. Они все меня понимают, все, кроме вас, журналистов. Люди меня понимают, потому что я была с ними долгие годы, и от них не поступает вопросов - они могут ждать, они могут верить, но они прекрасно знают: если я молчу, значит, так надо. Если никуда не езжу с гастролями, не выхожу на сцену с сольными концертами, значит, что-то препятствует этому. Они прекрасно понимают: если не будет никаких препятствий, то я могу выйти на сцену. Но вряд ли... Потому что всему свой срок. Есть какая-то миссия, которую, я считаю, что уже выполнила как певица. Во всяком случае гастролирующая. Может быть, пройдут годы - и мне будет, дай бог, семьдесят лет, и я захочу сделать какую-то программу, вымученную, выстраданную, в которой будет та боль, которой я бы хотела поделиться. Это вполне возможно.

- Алла Борисовна, но в нашей стране сложно прожить, если нет какого-то бизнеса или побочного заработка. Вы год не поете и от корпоративов отказываетесь, хотя организаторы подобных мероприятий говорят, что предложений вам поступает очень много.

- Я хочу сказать, Маша, честно, что я уже задумалась о том, что раз у меня сейчас такое тяжелое материальное положение, то от корпоративов я теперь не буду отказываться. Потому что это не концертная деятельность, это совершенно другое. Это развлечение не только для тех, кто, предположим, гуляет в этот момент, это развлечение и для меня. Это совершенно другая категория работы. И если такой случай представится, чтобы нормально жить, а не ходить с протянутой рукой, то почему бы и нет. Потому что корпоративы - это тоже честная работа. Заказы есть, но я пока не могу. Не могу себе позволить. Но если люди мне понравятся, что-то меня заинтересует, то я с удовольствием к ним приду.


О театре и кино

- Многие мечтают увидеть вас в кино.

- Я и сама об этом мечтаю. Но это мечта - не лишь бы сняться в кино, а сделать что-то интересное. Хочется, чтобы был и персонаж интересный, и тема достойная. Ремейк ли это будет старой картины или еще что-то... Я думаю о том, чтобы это был прежде всего хороший фильм. Потому что все, что мне сейчас предлагают, из разряда как стареющая женщина полюбила молодого. Мне достаточно этой темы в жизни (смеется). И выносить это на экран? Хотя многие звезды делают на этом карьеру - начиная от фильма «Театр» по Сомерсету Моэму, и, предположим, нашумевший фильм с Ивом Монтаном «Любите ли вы Брамса?» по Франсуазе Саган. Может быть... Тема кино меня интересует, так что, вполне возможно, что-нибудь и получится. Пусть ждут.

- А в какой роли вы себя видите сами?

- Ну, я сейчас скажу, и сразу кто-нибудь перехватит идею (смеется). Не буду выдавать. Это необязательно мелодрама, это может быть и историческая драма. Вплоть до комедии. Хотя я слишком молода для комедии. Возраст не грозит мне лишением работы, потому что роль комической старухи я смогу выполнить блестяще в кино (смеется). А вот что касается театра, то я там себя вижу только в моноспектакле. Вряд ли я смогу окунуться в театр вместе с партнерами, коллегами - для меня это совершенно ново и нереально. Короче, я не просто так сижу. Я думаю. И мне это безумно интересно - думать о чем-то другом.


О казино и пороках

- Вы самая известная женщина страны...

- Ну не самая...

- Алла Борисовна, это правда. Вы уже легенда. Про вас ходит столько слухов, и кто, как не вы, может их развеять...

- Спрашивай...

- Говорят, что вы очень любите играть в казино. И вашу машину часто видят у одного московского лотерейного клуба. Это действительно ваше хобби?

- Я и в лото люблю играть (смеется). Я видела, как к одному из казино в Лас-Вегасе подъехал автобус со старушками. Они были так счастливы, что нашли для себя отдушину, какое-то хобби. А есть такие люди, которых казино спасает от депрессии. И меня однажды спасло. Отвлекло от мрачных мыслей. Но я никогда не играла в рулетку, в покер, я даже в карты играть не умею! Мне нравились только игровые автоматы с мультяшными картинками. Я бы не сказала, что я была сильно увлечена казино. Это совершенно не так. Конечно, есть такие люди, которые проигрывают квартиры, машины, всю свою жизнь. Мешки денег туда относят. Я не из таких. Да и не всегда я приезжала туда, чтобы поиграть. Я играла в закрытом VIP-клубе, где собирался очень ограниченный круг людей. Иногда и не играла вовсе, а просто приезжала пообщаться с друзьями. Потом казино закрыли. Я не могу сказать, что я как-то переживала по этому поводу. Закрыли и закрыли. Действительно, у нас с этим был перебор, повсюду были игровые клубы, все выглядело не совсем цивилизованн
о. На Западе все совсем по-другому. Я считаю, что ничего такого в этом нет, если казино со временем откроют при гостиницах, куда смогут приходить люди, чтобы отдохнуть. Но я с удивлением прочитала, что я до сих пор играю в казино, причем в подпольном! Не на что мне играть! 
(смеется) И даже если было бы на что, то не стала бы нарушать закон. Я бы просто-напросто побоялась ходить в какой-то подпольный клуб, если такие есть вообще! А почему там мою машину видели? Откуда я знаю, куда поставил машину мой водитель. Я приезжала в ресторан. Говорили, что я еще собираюсь в Москве казино открывать и что я купила какие-то акции игорной зоны в Алтайском крае. Это тоже чушь. Я прекрасно себя чувствую и без казино.

Никакой ностальгии у меня по игровым автоматам нет. Недавно была в Белоруссии, там пока еще не закрыли игровые клубы. Сходила туда с друзьями, поиграла часа три и забыла про него. Так что сейчас я и казино - вещи просто несовместимые. Когда будут деньги и снова разрешат казино, то я скажу, что пошла. Вместе пойдем (смеется).

- А есть ли у вас порок, который бы вы хотели побороть?

- Курение. Много раз пыталась бросить, но не получается. Да и врачи мне сейчас не советуют бросать курить. Это может негативно отразиться на моем здоровье. Но, слава богу, я одна у нас в семье курящая. Максим не курит, дочь не курит, зять и внуки тоже не подвержены этой вредной привычке. Они уже на моем примере видят, что лучше не начинать.


О пластике и диетах

- Алла Борисовна, в газетах в последнее время пишут, что вы плохо себя чувствуете, в какую-то израильскую клинику постоянно ездите на обследования...

- Да, мне даже один знакомый звонил, спрашивал, мол, ты же сейчас в Израиле. Я еще удивилась, потому что в Москве в это время была и ни в какой Израиль даже не собиралась. Слава богу, чувствую себя нормально. Некритично, так скажем. Еще писали, что я собралась делать пластическую операцию. Да, я действительно приезжала в одну московскую клинику на консультацию.

- А зачем вам пластика? Вы очень хорошо выглядите. И кожа у вас хорошая.

- Кожа хорошая, но мне нужно было кое-что подправить для съемок. Просто немного подкорректировать овал лица. Но мне отказали. Врачи сказали, что из-за моих проблем с сердцем и из-за того, что я курю, они не пойдут на риск. У меня же еще диабет. Так что придется мне стареть красиво, без всяких пластических операций. Я знаю, что у меня есть лишний вес, но пока ничего с этим делать не хочу. Одно время я сильно похудела, потом опять набрала. А сейчас мне и так хорошо. Я худею только для съемок. Мне повезло - я живу с мужчиной, который любит меня такую, какая я есть. Просто одежда мне помогает скрыть что-то лишнее. Я могу одеться так, что вы сразу подумаете, что я похудела. И могу так накраситься, что лицо будет выглядеть похудевшим, осунувшимся - и вы решите, что я сделала пластику.

- И все-таки похудели вы прилично. У вас какая-то секретная диета?

- Ох, сколько я этих диет знаю (смеется). У меня был такой случай: я отдыхала в Италии и увидела в бутике потрясающее платье. Мне нужно было похудеть для него на 8 килограммов, хотя я на тот момент в общем-то худенькая была. И мне рассказали про одну эффективную диету.

Два дня я ела только обезжиренный сыр и запивала его бокалом белого вина. Причем сыр нужно есть, только когда действительно хочешь есть.

Остальные дни мне можно было есть только постное отварное мясо и запивать его красным вином. Соблюдать в Италии такую диету просто, потому что там столько сортов этого сыра, такой выбор мяса. Диета потрясающая, я очень похудела и влезла в платье своей мечты. Но мне так хотелось жрать! У меня до сих пор висит это платье на даче. Иногда я открываю шкаф, смотрю на него и говорю себе: «Ничего, когда-нибудь я его обязательно еще раз надену!»

- Да, для нас, женщин, красивый наряд - хороший стимул для того, чтобы похудеть!

- Был еще смешной случай. Много лет назад я лежала в клинике для похудания, мне это нужно было для съемок. И тут мне звонит Муслим Магомаев: «Аллочка, приезжай, Тамара накрыла такой шикарный стол! Мы очень тебя ждем!» Я объясняю ему, мол, Муслим, дорогой, извини, не смогу приехать, я на диете. А он мне говорит: «Я тоже на диете! Приезжай, у нас исключительно диетический стол!» Ну, я думаю, если диетический, то почему бы и не заехать. Под покровом ночи собрала вещи, сбежала из клиники к Магомаеву. Приезжаю, Муслим открывает холодильник и говорит: «Аллочка, смотри, это сало, а это водка - ноль калорий!» Потом он меня угостил рыбой, которая, по его уверениям, была тоже некалорийная. И я так там наугощалась, что меня потом просто внесли в палату. Утром просыпаюсь, врач видит, что мне дурно, и говорит: «Принесите ей хотя бы манной каши, она совсем заморила себя голодом!»

Принесли мне эту кашу, и меня, конечно, стошнило (смеется). Так что диет я много знаю, но сейчас ту, итальянскую, я соблюдать не могу. Там ведь вино, а я сейчас алкоголь не употребляю.

- А правда, что вы сейчас сами готовите?

- Да, я люблю готовить. И Максиму нравится, что я ему готовлю. У нас же сейчас прислуги нет. Мы давно уже от нее отказались. Понимаете, когда дома перед глазами постоянно мельтешит третий лишний, то с годами это начинает напрягать. Никакой личной жизни нет. Уже чувствуешь себя не хозяйкой в доме, а как будто прислуживаешь собственной прислуге. Правда, иногда к нам приезжает моя помощница Леночка Кузнецова, но все по дому я стараюсь делать сама. И мне это нравится.

Об отношениях с Максимом и бывших мужьях

- А какое приготовленное вами блюдо особенно любит Максим?

- Максиму все нравится, он все мои блюда любит. Курочку, например. Кстати, я сегодня поставила курицу в духовку, все объяснила Максиму, как там плиту выключить, и уехала. Надо позвонить ему, а то вдруг он забыл ее выключить. (Примадонна берет мобильник и звонит Максиму Галкину. - Прим. авт.) Максим, ты курицу выключил? Уже покушал? Вкусная? Ну слава богу! Обнимаю, я перезвоню, у меня сейчас интервью. (Разговаривая с Максимом, Алла Борисовна действительно выглядит очень счастливой, умиротворенной. - Прим. авт.)

-У вас глаза счастливой женщины!

- Так и есть. Я очень счастлива с Максимом.

- Вы уже вместе семь лет? Психологи говорят, что это кризисный период для брака...

- Да, кажется, три года и семь лет - кризисные периоды в браке. А у нас уже десятый год пошел, как мы вместе. И дай бог, чтобы это было надолго.

- За это время не разочаровались в Максиме?

- Нет, что вы! Мне очень хорошо рядом с этим человеком. Максим - удивительный человек.

- Рядом с вами всегда были самые лучшие мужчины.

- Я не сказала бы, что у меня было много мужчин. Это не так. Открыла тут журнал, а там мне приписали столько романов! Столько там фотографий было! И Александра Розенбаума мне приписали, и Игоря Николаева! Все это глупости, ничего не было. Они мне потом звонили, радостные (смеется).

- Конечно, приятно, когда про тебя говорят, что вот его любила Алла Пугачева!

- Не было у меня мужчин, были мужья. Я в этом плане человек порядочный, если есть муж, то ни-ни (смеется). Ну кто у меня был? Миколас Орбакас - интеллигентный, прекрасный человек, отец моей Кристины. Спасибо ему за такую талантливую дочь. Кто еще? Стефанович? Ну что про него можно сказать? Надо отдать ему должное, с ним я развивалась, много читала. Да, он был моим мужем, но мне его чисто по-человечески жаль. Он только про меня и говорит. Мол, он сделал из меня звезду, певицу. Я не буду его опровергать, пусть это останется на его совести. Он, видимо, забыл или не хочет просто вспоминать, что в 78-м году я уже была известной певицей. Если он такой мастер, то почему же он тогда еще одну такую певицу не сделал? Кто ему мешает? Раньше, давая интервью журналистам, он категорически был против, чтобы его со мной ассоциировали, просил, чтобы писали, что он режиссер. А теперь он с радостью представляется бывшим мужем Аллы Пугачевой! Если без моего имени, не вспоминая меня, ему сложно жить, то пусть говорит, дай бог ему здоровья! Он присвоил себе мои первые рисунки, наверное, напечатает их в какой-нибудь желтой газете. И если так случится, что он меня переживет, то я уверена, что он напишет очередной бред о том, как он был мужем Аллы Пугачевой. Бог с ним. Он человек умный, расчетливый - что ему надо было, он с меня поимел. Кто еще? Женя Болдин? Хороший человек, он был моей надежной опорой. А каким красавцем он был! Да и сейчас красивый, импозантный!

- Алла Борисовна, в прессе пишут, что вы продаете свою дачу на Истре. Правда ли это?

- Продаю дачу? Впервые об этом слышу! Зачем мне ее продавать. Она хоть у меня и скромная, но мне в ней очень уютно, это мои родные стены. И потом, это дом моего внука Никиты, там у него друзья. Как я могу ее продать?

- А вам не хотелось бы переехать из Москвы в деревню Грязь, в замок, который сейчас строит Максим Галкин?

- Хотелось бы. Думаю, что я буду там жить. Вот как раз сейчас там все обживаю, хозяйничаю. Максим очень увлечен строительством. Конечно, иногда расстраивается, что много денег туда уходит. А я ему говорю: «Ничего, если уж взялся, то надо довести дело до конца! Там еще, дай бог, будут твои дети бегать и внуки!»

- А вам нравится замок Максима? Или все-таки это типично мужское жилище?

- Нравится. Мне вообще все нравится, что делает Максим. Замок был его детской мечтой, и я рада за него, что его мечта воплощается в жизнь. Максим такой молодец, все предусмотрел, никого не забыл - там будут комнаты и для наших друзей.

- Алла Борисовна, к слову, про друзей. Сейчас в Интернете появилось столько социальных сетей, блогов, где люди общаются. А вы там есть? Я видела, что многие там пытаются выдавать себя за вас.

- Нет, я ничего не понимаю в Интернете. Мне кажется, что это все-таки от дьявола. И я не боюсь показаться несовременным человеком, это общение не для меня. Хотя мои внуки и Максим жить не могут без этого Интернета! Знаю, что многие сейчас общаются в Твиттере. Это не мое, я к компьютеру вообще не подхожу. Если только Максим мне что-то интересное покажет - посмеемся вместе. Мне больше нравится собираться с близкими людьми за большим столом. Это лучше, чем сплетничать в Твиттере. Хотя я знаю, что есть такие артисты, которых публика узнала благодаря Интернету. Но это не для меня.

«Из ниоткуда в никуда» 

- Алла Борисовна, трудно такое представить, но если вдруг найдется человек, который никогда не слышал ваших песен, то какую бы песню вы хотели бы, чтобы он услышал?

- Почему трудно представить? Наверняка уже появились такие люди. Одну песню? Сложно сказать, одной мало. Но, думаю, что прежде всего ему нужно послушать что-то из 80-х.

- Если вспомнить ваши последние песни, то какие строки характеризуют ваше сегодняшнее состояние души?

- Дай бог, не последние. Это песня «Из ниоткуда в никуда». Эта моя вещь - сама написала стихи и музыку. Раньше я ее не запускала, было не ко времени, а сейчас она оказалась к месту:

Я не скажу вам «Прощайте».
Простить это вряд ли возможно.
То, что звалось моей жизнью, -
Скопище дел неотложных.
Я не скажу «До свидания».
Свидания - это все в прошлом.
Мне и без них уже видно,
Что в вас прекрасно, что пошло.
Припев:
Время течет сквозь
пальцы, как вода,
Из ниоткуда в никуда...
Время течет сквозь
пальцы, как вода,
Из ниоткуда в никуда...
Я не скажу
«Все прекрасно»,
Судьба ж не во всем потакает.
И вниз мне спускаться опасно,
А вверх грехи не пускают.
Но я скажу вам «Приветствую
Мое безмятежное завтра».
Я буду ему соответствовать,
Я буду ему соавтором.

 

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА
ПРЕССА об АЛЛЕ ПУГАЧЁВОЙ

Метки:  


Процитировано 6 раз
Понравилось: 2 пользователям

Алла Пугачева: «Сейчас... певцы выпендриваются друг перед другом»

Четверг, 26 Ноября 2009 г. 16:45 + в цитатник
afisha59.ru/starspeak/247271.html

Алла Пугачева,
певица, народная артистка СССР: «Сейчас стало очень много элитарной музыки, в которой певцы выпендриваются друг перед другом»

Примадонна российской эстрады Алла Пугачева в апреле 2010 года покинет сцену и займется другими проектами, главным из которых она называет «Радио Алла». Сама Алла Борисовна говорит, что уходит с легким сердцем, так как там, за пределами эстрады, ее ждут новая жизнь, новые открытия и новые возможности реализации своего безграничного таланта.

Алла Борисовна, почему именно радио должно стать одним из первых ваших проектов после ухода с эстрады?

– В 16 лет у меня была мечта стать радиожурналистом, я даже в свое время брала на радио интервью у певицы Аиды Ведищевой. Правда, это было первое и последнее интервью, потому что меня не могли взять на работу – я была еще очень юной девушкой. И тогда я с горя спела песенку на другой радиопрограмме – «С добрым утром». И так из меня получилась певица. Но мечта о радио не оставила меня. Видимо, Бог дал мне возможность стать певицей... И это прекрасно, потому что сцена для меня – это удивительное место, где я могу общаться с открытым сердцем, с открытой душой. Теперь же Бог дает мне возможность проявиться в другом. Я благодарна тем людям, что меня окружают и что подкинули мне эту идею с радио. В частности, большое спасибо тем людям, что работают сейчас со мной в одной команде в рамках проекта «Радио Алла»: Александру Ларину, Наталье Николаевой, которая, кстати, очень боялась меня поначалу. Честно скажу, от всей души, что я вижу большое будущее у этого радио. У меня уже чешутся руки заняться им! А займусь я этим в апреле, когда закончится моя гастрольная деятельность. Радио – это удивительное место, где можно дать возможность людям проявить себя, как мне когда-то дали такую же возможность... Мы с гордостью можем заявить, что «Радио Алла» – неформатное радио. Мы против форматов, мы за все то, что может понравится людям.

Но какой-то формат все равно должен быть. Не бывает же радио совсем без формата.

– Сегодняшнее время я могу охарактеризовать двумя словами – цинизм и безнравственность. Все. Я считаю, что «Радио Алла» должно отвечать самым изысканным вкусам и самым простым, простосердечным людям оно должно нравиться, потому что единственное, чего не будет на радио никогда – пошлости, безнравственности, цинизма, агрессии. Не будет песен про проституток, про бандитов, про все то дерьмо, что уже порядком надоело. Которое льется на нас из телевизоров... Поэтому так спокойны те новые исполнители, что присылают свои работы на «Радио Алла». Я счастлива, что имею возможность излечить хотя бы немного души людей от окружающего нас цинизма.

Расскажите поподробнее о тех, кто присылает свои работы на радио, и что это за композиции.

– Конечно, я уже... как бы это помягче сказать... обалдела от этих прослушиваний (Смеется.). Вначале это было вообще невозможно: присылали все и всё – даже те, кто не представляет себе пение в принципе. Но я рада, что сейчас в программу «Алла ищет таланты» люди начали присылать замечательный материал. Вы не представляете себе, какие певцы и певицы могут появиться в ближайшее время. Сейчас я могу уже смело заявить, что на небосклоне появляется певица с очень простым именем – и я рада, что у нее нет никакого вычурного сценического псевдонима – она просто Ольга Сергеева, просто потрясающая певица. И таких очень много. Знаете, я даже понимаю желание молодых талантливых исполнителей прорваться на Запад. Есть исполнители, которые созданы для того, чтобы петь там. У меня лично нет такого мнения, что если ты родился в России, то и должен петь для России, но я бы хотела, чтобы и голоса этих ребят звучали на «Радио Алла».

Скажите, а как можно прослушать за день столько треков и не устать?

– Их нужно прослушивать в очень комфортном, красивом кабинете. Мне сделали такой ребята из программы «Квартирный вопрос». Так что я там сижу как принцесса (Смеется.).

Вы говорили, что ведете на «Радио Алла» программу как интервьюер. Вы сами выбираете героев для нее?

– У нас команда. «Радио Алла» – это же не только Алла Пугачева. У нас есть налаженный механизм. Мне дают возможность выбирать, но первоначально мы обсуждаем это все вместе, потом составляются списки, с этими людьми созваниваются, решают – могут ли они приехать, не могут они приехать. Это тонкая работа. А интервью... Порой приходится брать и по два в день. Я даже сама себе иногда удивляюсь – насколько я трудоспособна и талантлива. Я прямо не ожидала от себя (Смеется.).

Вы работаете с такой самоотдачей, с такой энергией... Откуда вы ее берете?

– Бог дает. Знаете, если я скажу, что с утра делаю пробежку, а потом еду в лес и обнимаю деревья, потом поднимаю руки к небу, то это будет неправдой. Я не такой человек. Я люблю поесть, попить, поспать, пообщаться с друзьями и близкими. У меня есть божий дар. Некоторым кажется удивительным – откуда такая энергия? А я не думаю об этом – я просто иду на сцену и получаю удовольствие. Потом уже я понимаю, что я устала... Но на сцене я забываю обо всем.

Какими качествами должен обладать человек, чтобы его уважала Алла Борисовна Пугачева?

– Знаете, бывает, человек дурак-дураком, и уважать его вроде бы не за что, но он безумно талантлив. Я уважаю его за этот талант. А бывает человек вроде бы совсем страшненький, никчемненький, но такой доброты, такой отзывчивости, что последнее он делит с ближним своим. Таких людей я тоже уважаю. Нельзя уважать кого-то одного за какое-то одно качество. Меня окружают тысячи людей, и только тех, кто не достоин никакого уважения, нет в моем окружении.

На ваш взгляд, чего сейчас не хватает современной поющей молодежи?

– Главная беда талантливой молодежи в том, что они забывают, что поют для людей. В основном, люди хотят, чтобы песня проникла в их душу. Сейчас стало очень много элитарной музыки, в которой певцы пытаются выпендриваться друг перед другом: я вот так спел эту ноту, а я вот так. Людям это не интересно и не важно. Наш российский народ в большинстве своем хочет застольных песен. И люди хотят под это любить, танцевать, плакать... Хотят под это жить! По этой причине так популярен у нас в стране шансон, простые мелодичные песни. А мы им такой музыки практически не даем. Из всего моего репертуара, может быть, только «Без меня тебе, любимый мой» они будут слушать через много лет.

Сейчас появляются новые молодые кумиры, которые очень бесят нашу элитарную часть шоу-бизнеса. А они просто поют для людей, которые хотят простые песни для души. Поэтому появляются такие певцы, как Стас Михайлов. Я не говорю, что они шикарны... Может быть, напротив – никакие. Но если это людям нравится, то имеет место быть. Это хороший урок для всех тех, кто забывает о том, что нужно петь для людей, а не только самолюбованием заниматься.

Сейчас страну пугают эпидемией свиного гриппа. Вы много гастролируете, расскажите о том, какие меры вы предпринимаете, чтобы не заболеть?

– Прохладный душ по утрам, спать с немножко открытым окном. Главное, ребята, не потеть. Это основной совет. И еще – нужно целоваться с тем, кто ест чеснок и лук (Смеется.). Это сто процентов! И, что очень важно, не нужно бояться этого дурацкого гриппа. Потому что страх нас разрушает, и мы становимся слабее. Не нужно бегать в панике: «Ой, нужно купить повязочку, ой, нужно выпить лекарство!». Не боись, и не заболеешь!

В этом году «Рождественские встречи» будут проходить на Украине. А чем Россия так не угодила?

– Концепция «Рождественских встреч» меняется. На следующий год я вообще планирую провести их в Казахстане. Это будет концепция «дружбы народов», «дружбы народных единств». А почему Украина? Да потому что надоели уже все те, что здесь находятся. Из концерта в концерт одни и те же люди. Я их, конечно, очень люблю, но это невозможно! Представляете: «Золотой граммофон», «Рождественские встречи», «День милиции», «Старые песни о главном» и так далее, и везде одни и те же лица.

Что необходимо для участия в «Рождественских встречах»?

– Это очень просто. Нужно присылать свои работы, при этом нужно присылать именно видео. Потому что очень важно, как человек двигается на сцене, как он ведет себя. Ведь на «Встречи» попадают только лучшие. И я никогда не ошибалась, выбирая того или иного человека, даже если это было совсем новое имя.

Сегодня, добившись всего на эстраде, в отечественном шоу-бизнесе, вы можете сказать, чего вам еще не хватает?

– Много чего на самом деле. Ухожу я с легким сердцем со сцены, потому что мне это в какой-то степени стало не интересно. Я, может быть, хочу спеть те песни, которые и не будут приниматься людьми. Но это мой энергетический выброс, это мое видение, которое сейчас на сцене никому не нужно. Вот на театральной сцене это можно сделать, то есть не ориентироваться на хитовость. Я давно этого хочу. Мне нужна другая площадка – кино ли это, театр... Пока не знаю. Посмотрим.

Как у вас складываются отношения с государством? Поддерживает ли оно вас?

– Я советская певица, российская певица. Я родилась при Сталине и ухожу при Медведеве. Все те люди, что были у власти, начиная, пожалуй, с Ельцина, не были мне знакомы. То есть я знала, что где-то они есть. Но стычек с ними, слава Богу, не было. Я вспомнила о нашей власти только тогда, когда у меня произошел жуткий скандал в «Прибалтийской» гостинице. И вот тогда меня очень поддержала пресса по просьбе Александра Николаевича Яковлева. Во власти есть отзывчивые люди, которые знают, что их выбирают для того, чтобы служить народу. Если «наверху» забывают об этом, то людям становится плохо жить. Но правительство вспоминает о нас тогда, когда происходит скандал. И сейчас, в той ситуации, в которой находимся я и моя семья, Дмитрий Анатольевич Медведев сумел деликатнейшим образом разрешить все это дело. Поэтому я считаю, что мне власть помогла. Надо с большим умом выбирать людей, что будут стоять у власти.

Скажите, а вам поступали какие-то предложения о рекламе той или иной продукции? Скажем, сейчас на заводе АвтоВАЗ очень тяжелая ситуация. Вы могли бы рекламировать «десятки» для того, чтобы их лучше покупали?

– Я не поеду на «десятке» ни за какие деньги! Потому что это никак не вяжется со мной, с моим имиджем. Мне нужно что-то другое. «Десятку» пусть рекламирует кто-то другой, и ее также будут покупать. И дело не в том, что это плохая машина, нет. Просто она не соответствует моему имиджу и образу. А что-то другое... Почему бы не отрекламировать? Если я верю, что это хорошо, а это не покупают...

Расскажите о самой нелепой сплетни в СМИ о вас.

– Я какую газету не открою, все время что-то выдумывают. Постоянно. То я матом кого-то послала, то я где-то не так упала, то от меня Галкин уходит, то приходит, то мы с Киркоровым не развенчаны... Вот каждый раз открываю газету и думаю: что про меня новенькое напишут? Это не интересно уже... Даже противно. Печально, что я дожила до того момента, когда газеты врут. Я росла в другое время, когда газеты говорили правду. Ну, хоть в чем-то... Меня воспитывали так, что нельзя подглядывать в замочную скважину, сплетничать некрасиво, а говорить плохо о человеке, тем более, что ты толком ничего не знаешь, отвратительно. Я удивляюсь, что все нравственные устои, которые обязаны люди знать, они не знают. Абсолютный бардак! Журналистам дают деньги, и они пишут... Современный редактор и журналист садятся друг напротив друга и обсуждают: «Ну, что напишем про него? Давай, скажем, что он гей? Давай он будет гомиком у нас». Я просто хочу дожить до того момента, когда люди перестанут безмолвствовать по этому поводу. Потому что получается, что все тихо и тупо подчиняются времени вранья, лжеспекуляций, грязи и желтизны. Наверное, кто-то очень хочет, чтобы мы были не воспитанными русскими людьми, православными людьми, а стадом безмозглых грязных, лживых и противных баранов, которым свиснули – и они пошли в одну сторону, дунули – и они пошли в другую. Я надеюсь, что когда-нибудь это прекратится, и если люди не начнут говорить о том, что «король-то голый», это начну делать я.

 
Наталья БЫКОВА, специально для Afisha59.ru
Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  

АЛЛА ПУГАЧЁВА: "Думаю, мне еще не время исповедоваться!.."

Среда, 15 Октября 2008 г. 06:01 + в цитатник
teleweek.ru/64039

АЛЛА ПУГАЧЁВА: "Думаю, мне еще не время исповедоваться!.."

Алла Борисовна
— Поскольку на радио меня жалеют, работы дают мало, я ее сама выпрашиваю. Вот придумала проект «Алла ищет таланты»
В день нашей встречи Алле Борисовне предстояло оценить работу дизайнеров программы «Квартирный вопрос» (НТВ), сделавших ремонт в ее кабинете на «Радио «Алла»
Подушка с надписью «Алла» была изготовлена по заказу дизайнера Дианы Балашовой
Певица предпочитает одежду строгого черного цвета. Однако любит, чтобы ее окружали вещи светлых оттенков
Ведущая «Квартирного вопроса» Наталья Мальцева попросила Аллу Борисовну рассказать о своих впечатлениях о ремонте. Пугачева по дороге в кабинет была настроена решительно (с Александром Вариным, соавтором идеи «Радио «Алла»)
Диск Пугачевой «Да!» оформлен рисунками Аллы Борисовны
— Я для своих близких — обычный, нормальный человек. Простая русская женщина, противоречивая, непредсказуемая (с дочерью Кристиной Орбакайте и внуком Никитой Пресняковым)

С Аллой Пугачевой «ТН» уже давно вела переговоры об интервью. И вот наконец певица готова принять нас на «Радио «Алла». Очень занятая несмотря на отпуск, Алла Борисовна смогла уделить нам около 20 минут. Но мы успели поговорить о многом. Считает ли ее звездой собственный внук и почему певица перестала разговаривать с радиослушателями в прямом эфире, напишет ли мемуары и как отметит приближающийся юбилей, а также о том, что такое счастье, — Примадонна рассказала Полине ВАЛЕЕВОЙ и Олегу ПЕРАНОВУ.

 

Алла Пугачева

Когда и где родилась: 15 апреля 1949 года в Москве
Знак зодиака: Овен
Семья: дочь — Кристина Орбакайте, певица; внуки: Никита (18 лет) и Дэни (11 лет)  
Образование: в 1966 году окончила Музыкальное училище им. Ипполитова-Иванова, в 1981 году окончила режиссерский факультет ГИТИСа
Карьера: в 1965 году страна впервые услышала певицу с песней «Робот» в радиопередаче «С добрым утром!». В 1966 году выступала в составе агитбригады радиостанции «Юность». В 1967 году — концертмейстер в Московском эстрадно-цирковом училище. В 1968 году преподавала музыку в московской школе № 621. В 1969 году — солистка Липецкой областной филармонии, с 1970 года работала в Росконцерте. С 1972 года была солисткой Оркестра Олега Лундстрема, а с 1974 года — группы «Веселые ребята». В 1988 году создала «Театр песни Аллы Пугачевой». Народная артистка СССР, награждена орденом «За заслуги перед Отечеством II степени»
Вкусы: блюдо — макароны; музыка — классика; цвет — черный, белый и пепельно-розовый; кино — «Собачье сердце», актер — Евгений Евстигнеев, актриса — Мерил Стрип; напиток — виски; авто — Mercedes Pullman
Домашнее животное: собака

 

«Старинные часы» в эфире не идут

— Алла Борисовна, помимо работы на радиостанции у вас еще и концерты, и телевизионные съемки… Не устали?

— От того, что нравится, не устаешь. Более того, меня на радиостанции не сильно загружают, жалеют. (Смеется.) Поэтому я сама себе выпрашиваю работу. Вот придумала проект «Алла ищет таланты», приходится теперь прослушивать все записи, что нам присылают.

— И как, много талантов?

— Слава Богу, талантов мало! А их и не может быть много. Бывает, чтобы отыскать хоть чуть-чуть талантливого исполнителя, приходится слушать очень много неталантливых. Но я слушаю всех. Иногда голос хороший, но нужно репертуар заменить. И тогда мы звоним исполнителю и говорим: пришлите другую песню в вашем исполнении…

— Почему в эфире «Радио «Алла» звучат не все ваши песни? Например, мы ни разу не слышали «Старинные часы», красивая же песня…

— Какие-то песни я запретила ставить. Из студийных записей песни «Старинные часы» существует только старая, и ее нужно переписывать. Там есть ошибка! Она заметна, если прислушаться.

Алла Борисовна напевает: Жизнь невозможно повернуть назад, И время НЕ на миг не остановишь.

Вот это «не на миг» — это же безграмотно звучит! Самое интересное, что я-то пела правильно — «НИ на миг…», но слышится почему-то по-другому! В общем, я решила: чтобы учителя русского языка не обвиняли меня в ошибках, не ставили меня «в пример» школьникам, убрать эту запись.

— Раньше на «Радио «Алла» была программа, в которой вы отвечали на вопросы радиослушателей. Почему сейчас отказались от нее? Вопросы надоели?

— Во-первых, мне кажется, я в своей жизни уже на все вопросы ответила и все всем сказала. Во-вторых, поняла: если я буду так откровенно все рассказывать по радио, то потом даже книгу не напишу. Да и журналисты ответы на эти вопросы по радио сразу в печать начали давать, а я не хочу, чтобы они кормились за мой счет! Вот и решила прекратить. Лучше потом что-нибудь написать самой, рассказать все от начала до конца.


Внук не понимает, почему меня называют лучшей певицей

— Книгу вы уже давно обещаете, но так и не написали…

— Ой, ну не люблю я мемуары, терпеть не могу! Нет, читать мемуары других обожаю, книги о жизни замечательных людей… но самой подобное написать… Наверное, нужно к этому прийти, чтобы захотелось сказать правду. Вот Федор Шаляпин два раза писал мемуары. Первую книгу «Страницы моей жизни» выпустил, а потом еще была «Маска и душа», где он признался, что в первой своей книге воспоминаний многое приукрасил и многое приврал. Потому что всю правду о себе сложно написать. А потом, знаете, иногда правда оказывается намного прозаичнее тех слухов, что ходят обо мне. Может, пусть уж люди верят в те сказки и легенды, что слагаются вокруг меня?! Это так красиво звучит — не как на самом деле!

— И пусть книги о вас пишут другие люди?!

— Действительно, их столько уже выпущено, и там столько придумано д д всего! «Слышен звон, да не знаю, где он». Конечно, некоторые вещи можно было бы самой рассказать, а то потом так все переврут... Но это уже исповедь получается. А мне, думаю, не время еще исповедоваться.

— Ваши внуки слушают «Радио «Алла»?

— Конечно же, нет. У них другая музыка, другие увлечения, компьютер... Недавно старший, Никита, меня спросил: «Алла, не понимаю, почему тебя все считают лучшей?» Я ответила: «Вот почитаешь потом труды обо мне, узнаешь побольше и поймешь». (Смеется.) Я ведь для своих внуков, дочери, близких друзей — обычный, нормальный человек. Простая русская женщина, противоречивая, непредсказуемая. Как любая женщина, в меру умна и легкомысленна...

— Кстати, пишут, что у Никиты скоро свадьба. Это правда?

— Да уж! Сами придумывают, сами обсуждают, сами осуждают! Меня тоже «выдают замуж» за Максима Галкина. Говорят, даже родить собираюсь. (Смеется.)

— В следующем году у вас юбилей. И хоть апрель не скоро…

— Да скоро уже, время очень быстро бежит.

— Как будете отмечать?

— Моя бы воля, ничего бы не устраивала. Не люблю эти юбилеи! Для меня цифра 60 ничего не значит вообще. Ну шесть и ноль. Переверни — ноль и шесть получится. Как угодно... Можно еще — девять и ноль... Мне все равно... Юбилей этот, пожалуй, не для меня, а для кого-то другого. Чтобы кто-то что-то мог сказать, что-то подытожить. Может, что-то вручить. Хотя это я тоже очень не люблю, просто не перевариваю. Но меня уговаривают... Даже число намечено и место: 12 апреля в спорткомплексе «Олимпийский». А что там будет и как — ума не приложу. Кто предлагал, пусть тот и делает.


Счастье — это здоровье

— Алла Борисовна, а счастье в двадцать лет и счастье в шестьдесят — разное?

— Конечно. В двадцать лет счастье — это быть понятым, чего-то добиться, чтоб мечта твоя воплотилась. Любовь опять же. (Вздыхает.) Ошибки, которые совершаешь и потом исправляешь, какие-то открытия, рождение ребенка. Многое случается в первый раз. Все становится счастьем для тебя. А в моем возрасте счастье — это здоровье и счастье моих близких. Все! Я, когда молюсь на ночь, всегда говорю: «Господи, спаси и сохрани моих близких, страну мою многострадальную… ну и про меня не забудь…»

— Кстати, о здоровье. В Интернете то и дело появляются разные слухи о вашем самочувствии…

— И что там пишут? Я же не читаю Интернет, ничего в этом не понимаю и даже не знаю, как в него входить…

— Ну, пишут, что Пугачева то ногу сломала, то с сердцем проблемы…

— А у вас никогда с ногой ничего не было, не ломали?

— Нет, только руку…

— Ну и слава Богу. Думаю, у каждого третьего человека иногда что-то бывает: то нога заболит, то сердце вдруг не так застучало. Это естественно. Что-то такое бывает и у меня, перебои разные. Это правда. В моей жизни случались такие тяжелые клинические моменты, из таких переделок меня вытаскивали! Но у меня очень сильный ангел-хранитель. И есть подозрение, что их двое. (Смеется.) Видимо, по сменам дежурят… Сейчас у меня все хорошо. Тьфу-тьфу-тьфу!


Миллион алых роз на ковре

В этот день Алле Борисовне предстояло оценить работу дизайнера программы НТВ «Квартирный вопрос» Дианы Балашовой, преобразившей ее рабочий кабинет. Как рассказала «ТН» Алла Борисовна, никаких особых требований она Диане не предъявляла.

— Я увидела Диану и сразу поняла: эта девушка схватит то, что мне нужно! Я ей просто обрисовала образы: художественный руководитель радиостанции, творчество, не кабинетный червь. Мне надо, чтобы те, кто вошел, поняли: здесь работает Пугачева, актриса. И чтобы ничего лишнего!

И вот теперь заинтригованная Алла Борисовна готовится переступить порог преображенного кабинета:

— Почему-то волнуюсь… Надо же, не ожидала от себя такого!

— Алла Борисовна, только обещайте сказать правду: понравилось вам или нет! — попросила ведущая Наталья Мальцева.

— Мне скоро шестьдесят лет! В этом возрасте не обманывают, а обманываются! — засмеялась звезда.

И, воспользовавшись небольшой технической паузой у телеоператоров, певица шепотом обращается к своей помощнице:

— Валя, ты уже видела, что там? Впрочем, нет, молчи, не говори ничего. Боже, как интересно! Чувствую себя как кошка на новоселье: меня первой запускают в новое помещение!

Увидев свой кабинет после капитального ремонта, певица искренне восхищается:

— И такую красоту сделали из той комнатушки, что у меня была?! Ну надо же!

На стенах висят акварельные картины кисти самой Пугачевой, а на полу — ковер в алых розах, как напоминание об известной песне.

— Такое впечатление, что, пока делали ремонт, я тоже тут находилась — настолько это в моем вкусе, — оглядываясь, восхищается Примадонна. — В моей новой квартире все точно так же: светло, и в то же время нет чисто-белого цвета... А ведь вы в гостях у меня там не были! И как угадали?!

Тут же связавшись с Дианой по телефону, певица благодарит ее:

— Вы — большая умница! Я так счастлива!.. Что? Мини-бар еще хотели мне поставить? Нет, бар мне не нужен, Диана, я же на работе!

И несколько слов в камеру:

— Теперь у меня такая заманка — ходить сюда! Я ведь с советских времен, когда меня вызывали к чиновникам и ругали за те или иные песни, этих кабинетов боюсь... А тут такой комфорт и в то же время — рабочая обстановка.

Пугачева зовет коллег по радиостанции посмотреть свой новый кабинет и, смеясь, грозит:

— Вот на этот ковер с розами я и буду вас вызывать!

— Что вы добавите в интерьер?

— Конечно же, поставлю побольше аппаратуры. Мне же надо прослушивать музыку! Еще переговорное устройство с начальниками и подчиненными. Нажимаешь кнопку: «Валя, зайди ко мне, пожалуйста». (Смеется.)

— На стенах вашего кабинета — картины, написанные вами…

— И они так хорошо вписались в интерьер! Я очень удивлена... Вообще, считаю себя дилетантом в живописи, но меня иногда просто тянет что-то написать. Правда, многие мои «шедевры» друзья растаскивают, у меня самой мало остается картин. Помните, у меня выходил диск «Да!»? Так вот оформлен он был моими рисунками... Когда-нибудь, надеюсь, соберу по друзьям свои произведения и покажу их людям.


Я поставила себе задачу петь до 60 лет

Прямые ответы певицы на прямые вопросы слушателей с самого начала стали одной из самых интересных рубрик «Радио «Алла». Сегодня этот золотой фонд хранится в архиве радиостанции. Вот некоторые из ответов.
 
— С чего начинается ваше утро?

— Мое утро начинается с утренней молитвы. Глаза открыла, оживаю — и слава тебе, Господи! Потом сразу включаю телевизор, чтобы узнать, что в мире произошло. И думаю о позитивном. Поваляюсь в кровати, вспомню, что нужно сделать сегодня. Половину всех дел отшвырну, оставлю только самое необходимое — и встаю. Встаю осторожненько, чтобы голова не закружилась. Иду в душ. В душе прошу воду: «С гуся вода, с Аллуси худоба». Чтобы вода мне позитив дала. Я обещаю этой воде быть хорошей, правильно питаться, не курить. Иду на кухню и делаю все неправильно: пью кофе, курю сигарету. А потом уже действую по плану.

— Не мешает ли вам в жизни дикая популярность?

— В одних случаях помогает, в других — тяжеленько. Хотя сейчас уже свыклась… Никуда не могу пойти, все время смотрят на меня, от этого устаешь. Все время под наблюдением. Даже дома с охраной. А помогает в том, что любовь зрителя настолько держит меня на плаву… Даже здоровье мое держит. Популярность — это, конечно, великая вещь, она дает возможность общаться не с одним человеком, а со многими. Чем-то помочь я могу, в чем-то мне могут помочь. Но это очень и очень тяжело: быть все время, как говорила моя бабушка, «на глазах, да на людях».

— Как часто вы пользуетесь мобильником? Какой он у вас и какая на нем играет мелодия при звонке?

— Как я могу без мобильного телефона? Конечно, есть. Правда, я его не меняю, аппарат у меня давно, такая однолюбка я. Такой старенький, примитивный  телефончик. Нет в нем никакого фотоаппарата, только номера моих друзей и коллег. И никакой мелодии. Просто такой звонок — тр-р и все. Мне и в жизни музыки и мелодий хватает.
— Какие машины вам нравятся? Любите ли вы скорость?

— Я не очень разбираюсь в марках машин. Но мне нравятся те, которые мне подарили мои друзья, те, где водитель находится за стеклом от меня. По молодости я любила скорость. Сама садилась за руль когда-то. Помню, в Баку однажды гоняла по пляжу. Умудриться на ровном пляже оторвать глушитель — это только я могла. Сейчас скорость не очень люблю. Да и куда спешить-то мне?!

— Сколько вы еще будете петь на сцене? Если вы уйдете, будет кошмар!

— Я поставила себе задачу петь до 60 лет. Ну, если повернется что-то в моем сознании, может, я пойду в театр, может быть, в кино снимусь, может, что-то еще придумаю творческое. Уже и петь тяжело, и голос уже не тот. Поэтому, наверное, когда-нибудь нам придется попрощаться с вами. Но я так рада, что вы хотите слушать мое пение еще и еще!


Метки:  


Процитировано 2 раз

АЛЛА ПУГАЧЁВА: "МНЕ НЕ НУЖНА БЕЗУПРЕЧНАЯ РЕПУТАЦИЯ!"

Среда, 16 Апреля 2008 г. 20:52 + в цитатник
hellorussia.ru/articles/all...cheva.html

Алла Пугачева

450x450_1_1__temp_2008_15_pugaheva1 (300x450, 111Kb)

О творчестве, любви, власти и одиночестве. HELLO! эксклюзивно представляет фотосессию и интервью знаменитой певицы ко дню ее рождения 15 апреля.

«Для меня это мука настоящая — фотографироваться! Самое смешное, что я не умею этого делать, но почему-то все уверены, что я умею и, главное, люблю это делать. Моя последняя фотосессия была 10 лет назад, в первом российском Vogue, там все рыдали от меня», — с этими словами Алла Борисовна входит в гостиную президентского люкса отеля Ritz-Carlton. Знаменитый голос с такими узнаваемыми хрипловатыми обертонами немедленно заполняет все пространство, и наша съемочная группа как-то сама со бой переходит на полушепот. Двухчасовое ожидание окончено — Алла Борисовна к съемке готова, и ее красный плащ в пол даже не намекает, а громко заявляет о королевском статусе его обладательницы. Через несколько минут прозрачный куб лифта унесет нас на крышу отеля — летом там открытое кафе с изумительным видом на Кремль, а сейчас на пустой площадке только брызги мелкого весеннего дождя. Пугачева идет туда, в глубину, оборачивается к фотокамере и вскидывает руку. Складки ее плаща наполняет ветер, красная ткань реет как стяг, и крыша отеля мгновенно превращается в сцену, кремлевские башни и сам город, бурлящий внизу, — в декорации, пелена дождя — в занавес, а мы — в зрителей.

…Через три часа в огромной спальне огромного номера, ставшей на время съемок и костюмерной, и гримерной, и комнатой отдыха для Аллы Борисовны, она садится к столику, чтобы выпить чашку кофе и, наконец, закурить первую за вечер сигарету. И то и другое доставляет ей явное наслаждение. Пожалуй, можно начинать интервью.

Алла Борисовна, вы обладаете одним исключительным качеством. О вас, кажется,
известно все и не известно ничего. Сознательный прием?

– Никакого приема. Просто я так живу. Когда про меня что-то придумывают, я ничего не опровергаю, улыбаюсь — хорошо, даже интересней, чем в жизни. Когда придумывают что-то ужасное, я вообще прикалываю это, как цветок на платье! Что может быть скучнее, чем совсем уж безупречная репутация? Если буду говорить правду — она скучна. Это труд, семья, долг, творчество, кровь, пот, слезы… Кому это надо? Хотя в моей жизни и без этих сказок было невероятно много интересного. Наверное, можно и рассказать… когда-нибудь. Наступит момент. А если и не наступит — ничего страшного.

Ваша слава, власть, авторитет абсолютны и неоспоримы. В начале пути вы мечтали о чем-то подобном?

– О том, что случилось, я и мечтать не могла! Что-то я себе представляла, но не до такой степени. Не до такой же степени! И когда вот это пришло ко мне, то каждый следующий день казалось — завтра кончится, завтра кончится... Я и зазвездить не успела.

Неужели это чувство — «завтра кончится» — вас так никогда и не покидало?

– Нет. Поэтому на концерты свои сольные я всегда выходила как в последний раз. И, может, поэтому зрители и получали всю меня — до капельки. Правда, со временем я что-то стала себя хуже чувствовать после этих слов. Скажу: «Как в последний раз» — и прямо чувствую: трагедия пошла! А-а-а! (Смеется.) С возрастом я поменяла фразу. Теперь говорю: «Как в первый раз!»

 

О ЕКАТЕРИНЕ ВЕЛИКОЙ И ОДИНОЧЕСТВЕ

Чем больше всего вам нравится заниматься сегодня?Чем бы хотели заниматься?

– Мне радио очень нравится! («Радио Алла» начало вещание в 2007 году. — Ред.). Там я возмещаю то, что в какой-то мере упустила, — общение с друзьями, с людьми, которые мне интересны. Что еще? Еще в кино хотелось бы сняться… В настоящем кино.

И сыграть, например, Екатерину Великую.

– Да что мне все время про Екатерину Великую говорят?!

Кто говорит?

– Да все! Историки говорят, что я на нее похожа, ясновидящие — что в какой-то жизни я ею была. Никогда не придавала этому значения, но когда однажды появилась в апартаментах Екатерины в Питере, то…

…почувствовали, что были здесь раньше?

– Я просто увидела стиль, вкус — мои! Интерьер, даже обои — все было таким, как мне нравится. А вот Елизавета нет. Это великолепие, роскошь ужасная — не по мне совершенно. Но в общем-то бред все это (смеется), хотя и я царила тоже. И царю. На сцене.

Но не секрет, что удел тех, кто царит, — одиночество.

– А как же, конечно.

Это условие власти или расплата за нее?

– Ни то ни другое. Это необходимый атрибут. Ведь речь-то идет о внутреннем одиночестве. О том ощущении, что тебя все-таки до конца так никто и не знает. Не понимает. Что ты всегда больше делаешь для других, чем они для тебя. Внутреннее одиночество и публичное одиночество. Да, это атрибуты.

А как успех повлиял на ваш характер, изменил ли он вас?

– По натуре я закрытый и очень замкнутый человек. Я даже на детских фотографиях никогда не улыбаюсь, всегда где-то в сторонке, в уголке. Так и в жизни — мне бы куда-нибудь на диванчик и чтобы меня никто не трогал. Сцена меня освободила — ведь там я должна была общаться с огромным количеством людей. С успехом ко мне пришло раскрепощение.

 

О ДРУЗЬЯХ, ДОМЕ И ИГРЕ В КАЗИНО

Ваш дружеский круг сузился со временем?

– Жизнь сама все расставила по местам, показала, кто друзья. Я давно живу, давно пою, и в начале моей карьеры вокруг были толпы людей, которых я считала своими друзьями. Но один камушек с горы — и куда все поразбежались.

Что это за «один камушек»?

– Ну… была история. Денег не стало, ситуация какого-то жуткого банкротства, застолья прекратились, и все растворились, остались те немногие, кто любили меня не за жрачку, не за щедрость, не за звездность. Просто любили. И я этими людьми очень дорожу.

Они и сегодня с вами?

– Они со мной. А я с ними. (Улыбается очень трогательно.)

Алла Борисовна, а как вы проводите день, когда нет никаких дел? Когда вы дома.

– Я обожаю свою квартиру. Это такое гнездо-гнездо, мое-мое, думаю, что и Кате Великой понравилось бы! Она небольшая, квартира, но такая уютная, я, куда ни гляну, все меня радует! А что делаю… Вот действительно вопрос. У меня не бывает дня, чтобы я ничего не делала. И если я на диване смотрю телевизор, это еще не значит, что я там что-то вижу. Я даже устаю от того, что у меня в голове постоянно работа идет. Только одну мысль откину, приходит другая. Внутренний голос шепчет: «Ну успокойся уже! Хватит! Смотри телевизор». Смотрю. На одном канале «Менты», на другом тоже кого-то убивают. Я выключаю и иду. К друзьям иду или в казино. Правда, не столько поиграть, сколько пообщаться. Там уже сложился круг людей — известных, веселых, интересных. А играть необязательно, на это никаких денег не хватит. Еще люблю поехать на дачу, сходить в баньку, прогуляться. Возьму собаку свою и вперед — по полям да лесам… (После паузы.) Я жизнь люблю. Ой как люблю!

Во всех ее проявлениях?

– Во всех.

И когда она заставляет страдать?

– Тогда не люблю! (Смеется.) Но что будет со мной, мне по большому счету все равно. Главное, чтобы у моих близких людей все было хорошо. У дочки, у внуков. Вот мое счастье.

 

О САМЫХ БЛИЗКИХ

Алла Борисовна, а какая вы мама, бабушка?

– Какая?.. Да мне только позвони — и я бегом к ним. Или сама заеду узнать, как у них дела. Мы счастливы и спокойны, потому что мы есть друг у друга. Это главное.

У Никиты сейчас непростой возраст.

– Да, и своя жизнь, свой путь. Сколько бы мы ни предлагали детям учиться на наших собственных ошибках, все это бесполезно. Я и Кристину останавливаю иногда. Она возвращается домой уставшая, нервничает. Звонит: «Ну поговори хоть ты с ним!» И я еду говорить. Но по большому-то счету все хорошо у него! Вот первая самостоятельная работа, главная роль в фильме Григория Константинопольского («В гостях у $каzki». — Ред.). И что он там делал? Ни я, ни мать ничего не знаем. Точно так же и я не знала, как снималась Кристина в «Чучеле». Потому что если родители вмешиваются в твою первую самостоятельную работу — это уже не твоя работа. Никита должен был сам почувствовать ответственность. Он ее почувствовал. Ему ужасно обидно было, когда где-то написали, что бабушка влезала в съемочный процесс, чуть ли не изменила финал картины. Он так переживал: «Ну, Алл, посмотри, что же они пишут!». 

От чего бы вы хотели уберечь внуков?

– От человеческой несостоятельности, от неудовлетворенности жизнью. Я Никите сейчас пишу заповеди, вот отпечатаю все красиво и подарю на день рождения. Там такие элементарные вещи, например, «поступай с каждым так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Очень просто сказать, но чтобы до сердца дошло — непросто. Пусть пораньше это прочтет.

 

О ЛЮБВИ, РАЗРЫВАХ И ПЬЕДЕСТАЛАХ

Скажите, для вас важнее, чтобы вы любили или чтобы любили вас?

– Жизнь показала, что главное мне любить. А уж если я люблю, никто не сможет отказаться от такой любви. Иногда я любила, хоть и понимала, что этот человек не сможет быть со мной долго, но я радовалась каждому дню любви. Конечно, как и все женщины, я хотела выйти замуж один раз и навсегда, но… видно не судьба. Зато Кристина моя долго-долго искала и вот нашла.

И разочарования вас не пугают?

– Лучше разочарования в любви, чем ее отсутствие. Такое мое правило.

В начале нашего разговора вы сказали, что страдания вам совсем не нравятся. А какая же любовь без страданий?

– А у меня в любви не было страданий. У меня были переживания. Причем больше-то я переживала за других, а не за себя. Ведь уходила я. Понимала, что мне с этим человеком пришло время расстаться. И были мои любимые для меня как ступени для ракеты — я иду вверх, а они постепенно отваливаются…

А теперь уже и ступени не нужны? Вы ведь давно на орбите.

– Я уже на Марсе! Вместе с Жанкой Агузаровой!

У вас были когда-нибудь сожаления о том, что не сбылось? Не только в делах любви.

– Я о прошлом не сожалею и не думаю. Конечно, когда мы с друзьями собираемся, с Резником, с Болдиным, то вспоминаем прошлое, но самое веселое и лучшее, что с нами происходило. Вспоминаем, какими мы были, но отдавая отчет, что мы такими же и остались. А вообще я всегда живу настоящим, дуОмая о будущем. Вокруг меня очень много молодых, талантливых, замечательных людей. Это здорово.

Но вы привыкли чувствовать себя единственной?

– Какая же я единственная? У меня свое место, свой пьедестал. А там, вон еще их сколько, пьедестальчиков.

Говоря о себе, вы сказали — пьедестал, о других — пьедестальчики.

– Это я случайно сказала. (Смеется.) У всех, у всех пьедесталы. Вопрос-то в другом — понимают ли люди, что когда-нибудь оттуда придется слезать и уходить. Я спокойно отношусь к такой перспективе, потому что я кое-что сделала. Неприятно тому, кто случайно влез, а вот пришло время место освобождать.

 

О СВОБОДЕ И ОТНОШЕНИЯХ С ВЛАСТЬЮ

– Что-то меня в последнее время все об отношениях с властью спрашивают? На НТВ снимали программу и тоже спрашивали о советских временах.

Наверное, всем интересно, как вы, одна из очень немногих, оставались абсолютно свободной в абсолютно несвободной стране. В этом был протест?

– Никакого протеста не было. Все было проще — сцена для меня стала лекарством, в прямом смысле этого слова. У меня с детства была какая-то болезнь, так и невыясненная — почему я могу носить только определенную одежду, однотонную и не слишком облегающую. Ткань, цвет ткани — все имеет значение. И вот когда Слава Зайцев придумал мне этот балахон, я просто рвалась на сцену, потому что мне было там физически лучше, чем в обычной жизни! А что касается свободы… Репертуар подбирала какой хотела, пела что хотела. Для меня и самой загадка, что за магнетизм такой был во мне, что все разрешали. Со скрипом, но разрешали. Конечно, вызывали, ругали — то крестик на сцене из декольте выпал, то юбка короткая… Шикарная, кстати, юбка была, ее потом еще Кристина носила.

И страха не было? Не боялись, что однажды вас все-таки могут наказать?

– А чем они могли меня наказать? Я всегда говорила: ну уберете вы меня со сцены, я буду книги писать. Запретите книги, буду рисовать, запретите и это, я все равно что-нибудь придумаю, все равно буду жить так, как хочу. С чувством все той же внутренней свободы. И они терпели. Был, правда, период, когда совсем затюркали меня…

Какие это были годы?

– Сейчас поймете. Тогда я решила сама уйти со сцены, но со скандалом, таким, чтобы всем жарко стало. Сшила платье — очень скромное, светленькое, на кнопочках впереди, сама нежность. И хотела выйти в нем в концерте на День милиции, в зале «Россия». Думаю, спою, а в конце как я эти кнопочки расстегну, ка-а-ак платье распахну, а там… только бикини! А это прямой эфир! И что они потом со мной будут делать, неважно. В общем, собиралась с духом…

Вы с кем-то советовались?

– Были люди, которые знали, что я хочу сделать. Они отговаривали, трепыхались, но я решения не меняла. Надоело все! То напишут в газете, что я на колени к какому-то мужику в первом ряду села, то еще подобную же дичь. Врать начали так, что ой-ой-ой! Но триумфального ухода не получилось… Бог спас. Меня-то спас, а вот другого нет. Умер Брежнев, и праздник на День милиции отменили. А так бы я вошла в анналы!

 

О ТАЛАНТЕ, МАДАМ БРОШКИНОЙ И ПЕСНЯХ-ПТИЧКАХ

В одном давнем интервью вы сказали: «Талант — это вечный огонь, который невозможно потушить…»

– Я сказала?
Во всяком случае, так сообщает Интернет.

– Вот как!

Так можно потушить талант?

– Талант можно задавить, унизить, не дать ему денег для раскрытия своих возможностей. Но талант нельзя уничтожить, если только вместе с человеком. Главное, идти своей дорогой. И пусть даже нищенствовать, но не снимать плохие фильмы и не петь плохие песни.

В 70-80-х вы завоевали публику песнями-исповедями, в которых были удивительные тексты и мелодии. «Пришла и говорю», «Не отрекаются любя», «Как тревожен этот путь»… Но постепенно ваш репертуар изменился в иную сторону — и вот возникли пародийные «Настоящий полковник» и «Мадам Брошкина»…

– Ну так это одно удовольствие — спеть такие песни. Если получается.

Да, они смешные и по-актерски точные. Но все же почему это произошло? Что изменилось? Время? Вы сами?

– Не знаю... Но что-то изменилось. Потому что, как женщина, которая поет — я себя певицей никогда не называла, — я почувствовала, что не нужна сегодня людям драма, трагедия. И сказала себе: а давай-ка поглупеем немножко, давай-ка сделаем что-то смешное, легкое, о чем поговорят, посудачат. Я не только петь — я и жить стала легче. И в эфир, как в воздух, запускаю птиц. Пусть летят песни-птички!

Алла Борисовна, был в вашей жизни момент, когда вы сами сказали себе, что сделали все, что могли?

– Когда я спела программу «Избранное»… в каком не помню году (в 1998-м. — Ред.), и потом она вышла на CD и DVD, я сказала себе: «Ты сделала то, что должна была сделать именно Алла Пугачева». А все остальное… Ну как вам сказать, остальное — для жизни. Конечно, сольные концерты я и сегодня работаю лихо, народ ломится и доволен, но сама-то я прекрасно понимаю, дальше — тишина. Если я не найду что-то другое.

Но вы же найдете?

Она медленно курит и держит паузу. Потом гасит сигарету и улыбается.

Текст: Нина Суслович

Фото: Влад Локтев
 

 

#15(212) 15-22 апреля 2008

 

 

 

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  


Процитировано 3 раз

Алла Пугачева потрясла "Олимпийский" (ФОТО)

Понедельник, 26 Ноября 2007 г. 18:33 + в цитатник
newsmusic.ru/news_2_8447.htm

Алла Пугачева потрясла "Олимпийский" (ФОТО)

В минувшие выходные прошел фестиваль "Дискотека 80-х" в СК "Олимпийский". Алла Пугачева завершила фестиваль сетом из пяти песен.

Подробно прочитать о фестивале можно здесь: Пугачева и Гейнор обошли Pink Floyd. А мы представляем фоторепортаж о выступлении Аллы Борисовны.

 

Алла Пугачева
Аллу вывели за белы руки ведущие фестиваля "Дискотека 80-х" Владимир Маркин и Сергей Минаев

 

Алла Пугачева
Любопытно, что Алла Борисовна пришла за кулисы еще к началу выступления Леонтьева – очень хотела посмотреть его выступление – и тепло поздравила Валерия Яковлевича с отличным сетом. А потом скромно села на стульчик ждать своего выступления

 

Алла Пугачева
Пугачева еще в прошлом году давала согласие на участие в фестивале, но не получилось из-за плотного гастрольного графика певицы. Теперь же, после открытия радио «Алла», не выступить на празднике дружественного «Авторадио» (обе станции входят в холдинг ВКПМ) было совсем невозможно. И она вышла на сцену переполненного «Олимпийского».

 

Алла Пугачева
Четыре песни – «Алло», «Поднимись над суетой», «Без меня» и «Этот мир» – прозвучали под фонограмму, но не в альбомных версиях. Более энергично, более сжато, более "роково".

 

Алла Пугачева
– Привет, восьмидесятые мои! Привет, молодость моя! – широко улыбнулась Пугачева бушующему от восторга залу.

 

Алла Пугачева
Алла Борисовна была в любимом черном балахоне от Юдашкина

 

Алла Пугачева
А пятую по счету песню музыканты сыграли живым звуком, и «Миллион алых роз» получился удивительно похожим на регги. Впрочем, Пугачева почти и не пела. Три четверти песен пропел зал, она просто протягивала микрофон в зал – и этого было достаточно.

 

Алла Пугачева
– Мы любили друг друга под эти песни, мы гуляли весело – и тогда, и сейчас. Я буду помнить ваши цветы, ваши улыбки… И мы еще споем! – жизнерадостно закончила Пугачева.

Фото - Светлана МАЛЬЦЕВА, Foto.NEWSmusic.ru

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  

Алла раздумала убивать Киркорова

Понедельник, 26 Ноября 2007 г. 18:25 + в цитатник
mk.ru/blogs/MK/2007/11/26/s...fe/325565/
26.11.2007 00:52
Артур Гаспарян
 

Алла раздумала убивать Киркорова

Станет ли опереточное сорокалетие поп-короля “лучшим шоу года”?

“Все готовы, а я не готов, как всегда!” — нервничал Филипп за пять минут до третьего звонка, еще не накрашенный, не причесанный, в халате нараспашку бегая в суете из комнаты в комнату за кулисами Театра оперетты.

На прошлой неделе при переполненных залах поп-король десять дней праздновал свое 40-летие.

К королю на праздник, разумеется, съехалось все королевство. И рядовые подданные, и отмеченная регалиями знать, и иностранные гости. Кинозвезда Стивен Сигал в сопровождении президента Калмыкии Илюмжинова покидал зал с буддистской улыбкой блаженства на лице. “Это — очень красивое и профессиональное шоу, — сказал он, — я сразу понял, что этот артист — настоящая звезда в вашей стране. Жаль, я не понимал слов, но видел, как его песни трогают людей за душу”.

Перед входом в театр изо дня в день одна и та же картина. Слева, у большого плаката с молодым Киркоровым, кучковались жаждущие лишнего билетика, справа — у такого же плаката с фотографией уже возмужавшего, 40-летнего Фила, — те, кто лишними билетиками спекулировал. Самые дешевые — на галерку за 500 руб. по номиналу — предлагали за 10 тысяч, и многие “жаждущие” лишь с завистью глядели на богатеньких буратин и мальвин, которые себе эту роскошь позволяли. И почти с классовой ненавистью в глазах провожали степенно плывущую по красной дорожке разномастную знать в мехах, бриллиантах, вечерних платьях и дорогих костюмах. Депутаты, кандидаты, политики, чины из президентской администрации, их жены, спортсмены, бизнесмены, звезды шоу-бизнеса всех мастей и калибров — от мэтров театра и кино до телеведущих и поп-знаменитостей, включая целую баронессу. В поименном перечислении нет смысла, потому что за 10 дней к Филиппу не пришел, наверное, только самый ленивый, но такого, похоже, не нашлось. Даже Алибасов вылез из какой-то берлоги…

Пугачева

Узенький коридор у гримерки Киркорова напоминал подвал дорогущего обувного бутика в день тотальной распродажи — десятки пар затейливых и винтажных, строгих и блестящих, расписных и обсыпанных самоцветами ботинок, туфель, сапог, полусапожек, кроссовок беспорядочными кучами были раскиданы по тесному проходу. Алла Пугачева то и дело спотыкалась об это товарное изобилие. “У меня за всю жизнь не было столько обуви, сколько он сюда навез на один концерт”, — чертыхалась она. “Это что, это еще ничего, в доме раз в десять больше осталось, — успокаивала Люся, легендарная домработница звездного семейства. — Это он еще мало привез”. В углу беззвучно похохатывал Юдашкин: “А он еще сюда огромный чемодан тряпок приволок. Я, когда увидел, чуть в обморок не грохнулся. Говорю — Филя, выкинь это барахло на помойку и надевай то, что я тебе специально пошил. Я же знаю, как надо! А он так расстроился…”

Алла была у Филиппа в первый день премьеры, почти тайно. В зал не выходила, цветов не собирала. Поэтому пресса так и осталась в неведении о ее визите. Хотя незримое присутствие Примадонны ощущалось постоянно — и в ее песнях, которые давно вошли в репертуар Киркорова, как родные, и в кадрах свадебной хроники на гигантском экране. У самых впечатлительных зрителей на этом месте лились слезы. Слезы лил и сам Филипп, то грохаясь в рыданиях оземь, то взмывая ввысь с леденящим гомерическим хохотом. У впечатлительных бежали мурашки по коже, а другим мерещилась Пугачева времен своего “Избранного”. Затянув “Единственную мою”, Филипп торжественно, по-ленински, указывал дланью куда-то вдаль, и все оборачивались в надежде увидеть по указанному направлению знакомые пышные кудри.

Но “кудри” прятались за плотной парчовой занавеской боковой директорской ложи. Хоронясь там тише воды, Алла время от времени что-то записывала ровными убористыми строчками на листки с программой концерта. Когда я неосторожно попытался заглянуть в них — не из любопытства, а просто узнать, сколько осталось до финала, — она дернула папку и высекла из глаз такую молнию, словно хранила на руках не филькину грамоту, а особо секретный план Путина.

Филипп, зная, где восседает его “единственная”, оказывал ей со сцены зашифрованные знаки внимания, непонятные остальным. То украдкой подмигнет, то выразительно стрельнет глазами, то загадочно оскалится. Она же, как кошка в игре с мышью, лишь плотнее задергивала шторку, демонстративно оставляя знаки внимания без ответа.

Когда Киркоров показывал “Гонки” с хореографией Бориса Моисеева, почти “в ноль” воспроизводя классическую постановку 1983 года из программы “Пришла и говорю”, Алла сокрушенно всплеснула руками: “Ну, ты посмотри на него! Ну на фига он это делает?!” “Что “на фига”, Аллочка?” — удивился я. “А то! Хоть бы что-нибудь изменил!” — возмущенно пыхтела она. Когда дело дошло до чувственной баллады “Бокал”, Алла готова была взорваться огненным вулканом: “Если он сейчас это сделает, я его убью”. Казалось, что Филя вот-вот поднесет микрофон к губам, словно бокал, повторив знаменитую пугачевскую фишку. Но артист, к счастью, вовремя остановился, чем, надо полагать, сохранил себе жизнь, а публике — возможность и дальше наслаждаться его творчеством.

К финалу представления Алла, впрочем, подобрела. “Ладно, пусть показывает эти кадры, — обреченно махнула рукой, — в конце концов, я же там — моложе”. “Действительно, — поспешил согласиться я, — он ведь иконизирует ваш образ. Лишние пять копеек в вашу копилочку”. “Ой, да у меня эта копилочка уже полна”, — заносчиво парировала Алла и со статью Примадонны удалилась восвояси.

Спустя несколько дней, когда юбилейный марафон Киркорова был в разгаре и оброс восторженными отзывами, Алла позволила расспросить себя подробнее о ее подлинной роли в этом торжестве.

* * *

— Аллочка, все только и обсуждают, как вы великолепно отрежиссировали эти юбилейные концерты. Даже Галина Волчек и Роман Виктюк — видавшие виды мэтры театрального жанра — очень хвалили именно режиссуру концертов.

— Ничего я не режиссировала. Зачем мне это нужно?

— Как?! А все только и говорят об этом…

— Мало ли что говорят. Я уже и умирала несколько раз, и с Путиным якобы не в ладах. А в жизни все оказывается с точностью до наоборот. Не была я у Киркорова режиссером. Женой была. А режиссером не была.

— Но я же сам видел, вы там в ложе с этими листочками…

— Ты программку-то внимательно почитай, там написано “главный консультант и Муза”, а не режиссер. Это — разные вещи…

— Муза — это как на фестивале “Новая волна”?

— А Филипп и есть — фестиваль, человек-праздник, человек-карнавал.

— Вы его так навдохновляли за 33 года, которые он вас знает, что к своим 40 он, похоже, мыслит себя второй Пугачевой — только в штанах.

— Отчего же “только в штанах”? Он совсем недавно, помнится, и балахоны надевал. Ну, пусть еще Кристину родит, тогда, возможно, будет повод для сравнений.

— Вам не нравится, что он поет ваши песни?

— Он всегда хочет объять необъятное. Такая у него натура. А что касается моих песен… Они уже стали классикой, а классика — это всеобщее достояние. Я бессильна здесь что-то запретить.

— И как вам классика в версии Филиппа?

— В его трактовках слишком много восклицательных знаков. Я так не умею.

— Но вы же консультант. Поправили бы, на путь истинный наставили…

— Куда смогла, туда наставила. Но иногда он бывает очень упрямым. Мы оба упрямые, я Овен, а он Телец.

— Это правда, что вы до сих пор владеете Филиппом Киркоровым как торговой маркой, и он, стало быть, батрачит на вас, словно крепостной крестьянин?

— Ну, еще Коробочкой меня назови, Гоголь ты наш. Как можно владеть живым человеком? Он же — не истукан и не дача. И сейчас — не Средневековье или Древний Рим с рабами. Людьми нельзя владеть, людей нужно завоевывать, очаровывать, обвораживать. Но это уже такое личное, о чем я воздержусь пока рассуждать. Может, напишу об этом в своей книжке когда-нибудь.

Сердючка

“Ты видишь, до чего артиста довел?” — обрушился на меня обаятельнейший даже в своем праведном гневе Роман Григорьевич Виктюк, обнимая Андрея Данилко за кулисами Филиного торжества. Обнявшись, они защебетали на певучем полтавском суржике, и это слушалось, как удивительная песня.

Таблоиды написали, что Данилко грозит паралич, опубликовав из Киева жуткие снимки “умирающего” на больничной койке Андрея. После нашей с ним пикировки на “Евровидении” из-за песенки “Раша, гудбай” в России впервые за все постсоветские годы появился фактически официально запрещенный артист — Верка Сердючка. И сердобольный Роман Виктюк так и решил — артист, мол, слег под тяжестью невыносимых гонений “кровавого режима”, возникших по вине моих публикаций.

— Ужасно, — тыкал Андрей пальчиком в таблоид. — Как они так сняли исподтишка? Это ж я спал просто. А получилось — умираю. Да еще написали, что грозит полная неподвижность. Вот всегда так — или ложь, или из мухи раздуют слона. Мне на самом деле было плохо. Но не паралич же! Защемление межреберного нерва — ни лечь, ни встать, ни вздохнуть. Отечность. Мы же всегда думаем, что вечные, пока не прихватит. А я последний раз полное обследование в школе проходил. Доктора меня, конечно, отругали, сказали — надо каждые полгода. Спину более-менее сделали — массажи, капельницы, кровь, анализы, но нужно было еще 15 дней полежать. А я говорю им — мне в Москву надо, к Киркорову на юбилей. Вот выписали. С рекомендациями, конечно. Потому что сразу отсюда лечу в Лондон — съемки клипа, шоу на Би-би-си… “I Need Your Dance” — такая сумасшедшая песня, новая, будем сингл выпускать. Хотя во Франции “Danzing” с “Евровидения” хоть и крутили везде, а первое место две недели в видеочартах держала старая “колхозная” “Гоп-гоп”. Необъяснимо. Это ведь уже не совсем актуальная Сердючка, теперь она — более модная, дансинговая, новые фразочки у нее появились…

* * *

Выступление Сердючки с новым номером “Переполох” и в дуэте с Киркоровым стало мегасенсацией, ибо это было первое появление “запрещенной” артистки на массовом мероприятии в России после майского “Евровидения” в Хельсинки. За это время нарушить запрет смогли только две женщины. Елена Батурина пригласила Данилко выступить на частную вечеринку. Второй раз плюнуть против ветра сподобилась Алла Борисовна, позвав Андрея на презентацию своего радио в октябре. Примадонна тогда публично заявила, что “запреты на профессию недопустимы, кто бы что ни пел, хоть “Раша, гудбай”, хоть “Раша, хелло”. Но это были закрытые вечеринки.

А тут — съемки федерального канала, массовый ажиотаж. Неизвестно, останется ли это в эфире, но в остервенелой овации зала чувствовался не столько восторг от номера, сколько выстраданная радость от долгожданной встречи с гонимым артистом. Надежда Бабкина скандировала так отчаянно, что чуть не выпала из ложи. Не жалели ладоней не только простые зрители, но и звездные гости, многие из которых, кстати, ныне бравируют своей близостью с той самой властью, которая эту Сердючку, собственно, и запретила. Вот и вразумили бы они своих “партайгеноссов”, что даже короли под страхом насмешек и презрения никогда не позволяли себе запрещать шутов, даже если шутовской яд был желчным и язвительным.

Теперь тяжелую ношу “реабилитации” Сердючки взвалил на себя сиятельный Филипп. “Это нормально, мы же давно с ним дружим, — тихим голосом, в котором слышится смирение жертвы, говорит Данилко. — Мы с ним очень похожи, хотя и очень разные”.

Удивительно, как этой хитрющей Сердючке удалось заварить кашу, которую теперь расхлебывают всем миром…

План Распутиной и греки

Если в зале изо дня в день звездных гостей было не счесть, то на сцене в этом смысле торжествовал концептуальный минимализм. В трехчасовых представлениях Филиппа лишь два раза появилась Сердючка и один раз — Маша Распутина. Перед своим торжественным выходом она громко распевалась в гримерке. Как всегда — веселая, жизнерадостная, необузданная.

— Ты слышал, как я спела “Мотылек” на юбилее у Ротару? — затрубила мне навстречу Маша. — Я всю тусовку убрала. Мне только и говорили: “Маша, ты лучше всех!”

— Почему же, Маша, ты в таком случае пропала? Засосало семейное болото? А народ ведь скучает по твоему голосу и песням!

— А ты это начальникам на радио скажи! Пропала! У меня столько классных песен! Альбомы уже записаны! А начальники говорят — “неформат”.

— Они преступники!

— А вот ты с ними и поговори. Я что, буду унижаться?! Пошли они на хер. Неформат — так неформат. Только Алла Борисовна стала крутить мои песни у себя на радио. Я ей так благодарна!

— Ты не можешь быть неформатом, ты — золотой голос России.

— Не надо! Этих золотых голосов — уже куры не клюют. Я — платиновый… Неповторимый голос России! Умру — после смерти покрутят. Пусть будет стыдно…

Тему смерти г-жа Распутина продолжила на сцене. Подарив от себя и своего супруга, нефтяника Виктора, необъятную корзину со 101 багровой розой, она пожелала Филиппу дожить до 101 года и… умереть на сцене. “Роза чайная” и новый дуэт “Прощай” вогнали зрителей в ступор, зал рукоплескал, скандировал здравицы и “браво”, Андрей Малахов развернул плакатик с фанатскими восклицаниями. Все были счастливы.

* * *

К гримерке Филиппа до и после концерта шли на поклон почти парадными колоннами. Много детей — трогательных девочек со своими холеными и знатными мамами. Завидев уже …дцатую девочку в бантиках и с цветами в руках, я спросил ее мамашу: “Прямо утренник какой-то, все детей привели!” “Если бы! — запричитала мамаша. — Это не мы детей привели, а они нас. Когда увидели эти глазастые афиши в городе, так и начался в доме кошмар — если не пойдем на Филиппа, не будем кашу кушать. Пришлось разориться!”

Цветы возлагались на сцену и во время концертов. Горы букетов несли дамы всех возрастов и знаменитости, не пробившиеся за кулисы. В зале сидели и степенные мужья восторженных жен, и напыщенная золотая молодежь. Все возрасты и сословья.

Мокрый после каждого концерта, Фил проявлял чудеса выносливости, назначая каждый раз очередную репетицию на раннее утро.

— Фил, хотелось бы спросить, как ты сам определяешь свой мессидж публике? Тебя слушают такие разные люди…

— Потому что я остался единственным, кто продолжает тему исповедальности перед зрителем. У меня же вся душа наизнанку, все честно и откровенно.

— Продолжает после кого? После Пугачевой?

— Она — женщина, которая поет, а теперь есть и мужчина, который поет. Причем вживую. Так и напиши, чтобы уже замолчали эти вруны и завистливые жабы. Это же правда!

— Все-таки Алла мудро, наверное, поступила, что развелась с тобой. Не это ли тебя завело — и ты так чувственно распелся?

— Может быть. Когда все было хорошо, были только мишура и блестки, а теперь нутро поперло настоящее, которое дремало. У меня сейчас даже смех сквозь слезы. Страдания, переживания. Артистам иногда легче быть искренними на сцене, чем в обычной жизни… Не знаю, может, действительно это так. Я с годами все больше понимаю, что и почему Алла делала и в жизни, и на сцене. Раньше многое не понимал, не догонял…

* * *

Впрочем, страсть к блесткам и мишуре Фила чуть не попутала и в этот раз. Благо он пригласил греческого режиссера Фокаса Евангелиноса, того самого магического мастера постановки, который, среди прочего, делал блистательное открытие “Евровидения” в Афинах, номера для Сакиса Руваса и Елены Папаризу, а также для Билана и Колдуна, что до сих пор остается самыми яркими достижениями в их карьерах.

Фокас, когда приехал в Москву и посмотрел первые наметки киркоровского шоу, то пришел в неописуемый греческий ужас, назвав увиденное “цыганщиной”. “Это было бы уместно, если бы человеку было 25 лет, но не тогда, когда ты отмечаешь 40”, — строго рассудил маэстро и переделал Филиппу все. Хореограф из Америки Товарис Уилсон, работавший с труппами Мадонны, Дженнифер Лопез, Бейонсе, Тимберлейка и других звезд, в свою очередь, выдрессировал до стильного совершенства и технической безукоризненности киркоровский балет. Последние штрихи добавила “консультант” Пугачева, и вот родилось — это исповедальное, пронзительное и щемящее, веселое и праздничное, технологичное, безумно дорогое и очень захватывающее шоу, которым Филипп Киркоров не только отпраздновал свой юбилей, но и заслуженно подтвердил статус поп-короля, который имеет право на все. Даже на ремейки…

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  

Людмила ГУРЧЕНКО: «За свой успех я заплатила здоровьем...» (окончание)

Вторник, 20 Ноября 2007 г. 18:46 + в цитатник
bulvar.com.ua/arch/2007/43/...34e5c0eb5/
 
Газета «Бульвар Гордона» № 43 (131)
http://www.bulvar.com.ua/arch/2007/43/471e34e5c0eb5/
Ищите женщину!
Людмила ГУРЧЕНКО: «За свой успех я заплатила здоровьем — все болячки нажиты из-за кино. Сломанная нога, пять операций, желчный, печень, желудок, гастрит, гайморит... Мне говорят: «Ой, вы и Марлен Дитрих...». «Ее бы, — думаю, — в наши условия...»
 
 
Часть III
Дмитрий ГОРДОН
«Бульвар Гордона»

(Окончание. Начало в №№ 41, 42)


«ДА НЕ МОГЛА Я ДЕТЕЙ ИМЕТЬ — СТАРАЯ БЫЛА И БОЛЬНАЯ»

— Когда вы расстались с Константином Купервейсом, у вас, судя по вашим воспоминаниям, было жуткое состояние. Почему плакаться в жилетку вы отправились именно к Никулину?

— Нет, не плакаться, но Ю. В. же все знал, потому что мы вместе снимались. «Что будем делать, папа?» — спросила. Он долго молчал, потому что не представлял такого варианта — все так внезапно случилось...

— Внезапно? Неужели вы ничего не чувствовали?

— Какое там — я пахала как зверь и ни на что не обращала внимания. Летом 91-го в Америке он все забегал в магазины игрушек — для совсем маленьких детей, а Машины Марик и Леночка из этого возраста уже вышли. Я отмахивалась: ладно, потом — ну настолько казалось, что вот тут-то точно жили...

— У него появилась женщина?

— Да, с ребенком. Торговая сеть — это святое! Продаем, покупаем, а Люся ничего не умеет, только отдать... Себя продаю — никто только не покупает.

— Для вас, такой великой, красивой и гордой, это оказалось страшным ударом?

— Я даже передать этого не могу. Грянула перестройка, и у меня разрушилась семья. Внутри все было пусто, в развалинах, а что такое семья? Это ячейка, где есть свои речь, запах, притертость, понимание с полуслова. «Убью, зарежу за своего!» — понимаете, да? Естественно, обрыв одного звена вызывает цепную реакцию, означает сдвиг душ.

Крушение семьи не может сравниться ни с одной самой архистрашной хирургической операцией — с кровью, разрезанием. Все это мне пришлось пережить в ходе перестройки, а ведь я о ней так мечтала. Ночами мы охраняли Белый дом, три часа ждали на 40-градусной жаре, когда выйдет Ельцин. Тогда нам казалось: «Это то, что сейчас нужно» — и что? Кино распалось, все тут же исчезли...

С третьим супругом Сергеем Сениным.
«Слава Богу, Сережа тот человек, который может меня защитить и, если что, рыло кому-то набить»


— ...и выживай, как знаешь...

— Не представляю, что бы со мной было, если бы не научилась вновь выходить на театральную сцену, готовить для концертов все новый и новый репертуар, тембрально находить то, чего от меня не ждут... Ну-ка, спой после «Хорошего настроения» Земфиру, но надо жить. Помните, как в гениальном фадеевском «Разгроме»? Левинсон обвел взглядом 18 бойцов, которые из его полка уцелели, и «перестал плакать: нужно было жить и исполнять свои обязанности».

Вот так и живу. Не знаю, что будет дальше, но депрессии из-за того, что кукую без ролей, нет. Зачем сниматься, если потом стыдно на себя смотреть? Чего я там не видела? Хороший актер одним присутствием своим всю эту муть уничтожит. Пойдет с глубиной и разденет их, а они сделают смешным его — вот в чем конфликт сегодняшний.

— В одном из интервью Купервейс признался: «Наш брак с Люсей распался потому, что все эти годы она не хотела иметь детей»...

— Вот и Кобзон писал: а чего, мол, она?.. Знаете, они все хотели прославиться, каждый из кожи вон лез, только чтобы его со мной сфотографировали. Ну маменька родная — больше же нечего делать, как фотографироваться и причитать: «А она не хотела»... Да не могла я детей иметь! (Горько). Старая была и больная!

— Вы написали, что после развода «ездили по Москве, вопя за рулем недобитым животным»...

(С тоской в глазах). Это правда — я тогда поняла, что Новый год мне встречать не с кем (17 лет мы делали это с Купервейсом). Поехала к друзьям, но и там было пусто, нехорошо, одиноко. Дома одна, словом перекинуться не с кем, кроме собаки. Я себе места не находила: оно же как приросло, а он-то давно отрастал, вот только я этого не замечала.

— Хорошо сказали...

— Он уже прирастал где-то... Папа, мама... Тип-тип-тип! Люся это, Люся то... И блеск злорадный в глазах: «Мы отомстим... Люся — звезда, а мы никто... Ой-ой-ой! Вот пусть она без нас». Оставили все... Одна на всем белом свете... А вот живу, сижу перед вами...

— Какие слова нашел Никулин?

— «Удар ниже пояса, — выдохнул, — не ожидал я такого». И помолчал, вбирая мою боль: «Время, родная моя, только время...».


Борис Андроникашвили — первый муж Гурченко. «Борис был красоты писаной. Когда я его в столовой увидела, у меня поднос из рук выпал»

«МОЙ ПЕРВЫЙ МУЖ БОРИС АНДРОНИКАШВИЛИ БЫЛ КРАСОТЫ ПИСАНОЙ — КОГДА Я ВПЕРВЫЕ ЕГО В СТОЛОВОЙ УВИДЕЛА, У МЕНЯ ПОДНОС ИЗ РУК ВЫПАЛ»

— После разговора с ним вам стало легче? Был в Юрии Владимировиче какой-то магнетизм?

— Вообще, он где-то, как мой папа, хотя и другой. В компании, где был Никулин, все сразу становились маленькими. Он — человек, и не то что мне полегчало, но я поняла, что больше никуда не обращусь — зажму себя крепко в кулак. Снималась в это время в картине «Послушай, Феллини!» — это меня и спасло. Бывало, сижу с собакой, по 10-15 страниц текста учу. Потом бах — одним куском! Бах — одним куском!

— Думаю, что многие мужчины — да большинство! — вас боялись. Недосягаемая!..

— Ну и пускай боятся. Подумаешь, говно всякое...

— Как же ваш нынешний муж Сергей Сенин осмелился к вам подступиться?

— Этот только сейчас стал опасаться. Так прямо и говорит: «Я тебя что-то боюсь», а раньше ему все нипочем было.

— После расставания с Купервейсом вы допускали, что еще выйдете замуж?

— Нет, абсолютно. Около двух лет я была одна (простите, но из песни слова не выкинешь) и даже образа такого себе не представляла. Сенин моложе меня, но выглядит — ну естественно! — старше. Доведен, все в порядке (смеется). Видите, Купервейс все-таки инфантильный был, а это мужчина. Похож на моего папу (глядя на растопыренную пятерню, поет): «Пять братов, свинцом налитые, смертю пахнуть!»...

Людмила с дочкой. Маше пять лет


— И все-таки как можно такую женщину завоевать?

— Отчаянно, всеми доступными способами. Ну вот пример: еду я в поезде сниматься, смотрю, он садится в вагон рядом. «Я не хочу, чтобы вы ехали», — говорю. Сергей Михайлович: «А что? Я же вам не мешаю».

— Признания в любви с его стороны были?

— Он не Купервейс. Это там комплименты по 40 раз на день, а здесь обронит только: «Да, супер», и то редко...

— Но метко... И что, вы ему поверили?

— Понимаете, какое дело... Я долго не верила — столько всего пережито, а Сергей Михайлович этого не понимал. Он чистый и не представлял, в каком я состоянии находилась. У него папа, мама — нормальные люди, скромная семья, а тут развороченная рана, и не рубцуется, кровь не свертывается...


Машенька — дочь Людмилы Гурченко от Бориса Андроникашвили
— Он понимал, что женится не просто на женщине, не просто на актрисе, а на Людмиле Гурченко?

— Вполне. Еще в институте Сергей прочитал мою книжку, и она произвела на него впечатление. Он стал смотреть все мои картины, а потом я случайно оказалась в фильме, где он был продюсером, — там, вообще-то, другие актрисы планировались. Узнав, что меня утвердили, он очень обрадовался. Я увидела его на съемке — подошел какой-то большой дядя (это сейчас под моим чутким руководством он похудел) — такой эффектный, импозантный, в черном пальто, цветы преподнес. «Кто это такой здоровый? — подумала. — Я таких не люблю». Он очень долго провожал меня домой и уезжал. Без всяких обид...

— Не закрадывалось сомнения: ну вот, еще один появился, хочет в моей славе выкупаться, денег на мне заработать?..

— Нет, нет! Сергей даже фотографироваться со мной не хотел — он и сейчас отходит: ему это не нужно... Деньги? Они у него были. Это потом уже, когда мы то да се... Он в рестораны меня водил до последнего, а потом тихонько исчез. Достал, и все закрутилось по новой. Он другой — очень быстро взвивается и ровно через три минуты отходит. Мне это непонятно: только села, настроилась, а он уже пар спустил...

— Чем любовь к нему отличается от чувств к вашему первому мужу?

Свадьба дочери. «Маша была хороша, как ангел, но не знала, что ее интересует»


— Ой, там была детская, юношеская мечта из американских фильмов. Борис был красоты писаной — этакий Роберт Тейлор... Вам это даже сейчас подтвердят — спросите в Грузии. Фамилия, артистократизм, бледное такое лицо... Когда я увидела его в столовой, у меня поднос из рук выпал.

— Да вы что!

— Я на него с обожанием смотрела, как на не знаю кого, а теперь, пройдя огонь, воду и медные трубы, что уж... Слава Богу, Сережа тот человек, который может меня защитить и, если что, рыло кому-то набить.

— «Мать я никакая, — признались вы в своей книге. — Актрисе нельзя быть матерью: все нужно отдавать или профессии, или детям». Вы и сегодня так думаете?

— Нет. Если я такие слова написала, то уже хорошая мать, и для своего ребенка все делала — за двоих. Помню, приехала с полуторамесячной крохой и мамой в Москву, а нас на вокзале никто не встретил... Полгода кормила, несмотря на большие осложнения в здоровье, а как голодно было! Борис, Машенькин отец, ничего не зарабатывал, числился каким-то редактором, папа и мама высылали деньги. Сниматься в «Балтийском небе» я поехала с ребенком. Нагрузилась: то, это... Потом родители забрали малышку в Харьков. Тут, в груди, все мне перевязали, и я моталась туда-сюда: Харьков — Ленинград, Харьков — Ленинград...

В три года ее привезли, потому что уже началось: «до дедушки», «до бабушки», «у Харкови». Думаю: «Так, музыка». Один педагог, второй педагог: до-до-до! ми-ми-ми! Нет, не дано, ушли. Танец — не дано. Коньки — не дано. Балет — не дано.

— Да что же это такое?!

— Я вам все честно рассказываю, и больше ничего говорить не надо. Она была хороша, как ангел, но не знала, что ее интересует.


Отношения Людмилы Марковны с дочерью — рубец на сердце, который не заживает

«У ДОЧКИ СВОЙ ОФИС ЕСТЬ, МАГАЗИН — ВСЕ, И ОНА ПОДАЛА В СУД. ОНА, НЕ Я — ЭТО РАНА, РУБЕЦ, КОТОРЫЙ НЕ ЗАЖИВАЕТ...»

— Несколько лет назад всю прессу обошла жуткая история с разделом принадлежавшей вашей маме квартиры...

— Я заработала ее маме, чтобы она могла...

— ...спокойно жить...

— Нет, она прекрасно жила у меня, но я ей купила квартиру, чтобы дочке с семьей досталась отдельная трехкомнатная. Сперва папа с мамой переехали туда в одну комнату (это была коммуналка). Один сосед умер — я заплатила деньги, вторая соседка умерла — пошла в горком. Дали! Не квартира — мечта, но Маша с мужем хотели быть сами хозяевами. Только и разговоров было, что у меня 59 метров, а у них 34... Ну ладно: заработала, когда эти перестройки пошли, 32 тысячи...

— ...кровавыми мозолями...

(Волнуется). Я вам сейчас все расскажу! Концерт стоил 300 долларов. Это сколько же надо было ездить, чтобы такую сумму собрать? Купила маме квартиру, но она в ней не жила — там был цех: сидели женщины и принимали заказы.

«Все, что в желтой прессе обо мне с дочерью пишут, я тихо принимаю на себя, в спор нигде не вступаю»


— Это зять так придумал?

— Да, от него все. Главное действующее лицо — тот, кто за стеной, но кем же надо быть, чтобы пойти в газету и рассказывать, что они живут в трудных условиях? Почему же вы про подаренную квартиру молчите? Меня это просто взорвало. У нее свой офис есть, магазин — все, и она подала в суд. Она, не я!

— Когда дочь это сделала, что вы почувствовали?

— Для меня эти тяжбы — так страшно! Не знаю даже, какими словами выразить... Я же, когда ушел Купервейс и я осталась одна с собакой, сказала ей: так, мол, и так, Маша, у меня есть 17 тысяч долларов. Могу тебе сейчас их отдать, чтобы вы жилплощадь расширили, или должна еще поездить и купить квартиру для Лели (мамы Людмилы Марковны. — Авт.). Она и слушать ничего не хотела: «Мама, мне сейчас так тяжело. Ты приходи, пожалуйста»... Тяв-тяв-тяв! Больше я ее не видела.

У нас не было никаких ссор, ничего. Когда я лежала в больнице и умирала (было очень плохо с кровью), она пришла. «Наконец-то», — подумала, но когда мне стало получше — как ножом отрезало. И в день рождения даже не вспомнила — так что же мы будем об этом теперь говорить?

Из книги «Люся, стоп!».

«...Я числилась как тяжелобольная. Нянечек не хватало, и в палате со мной жил Сергей Михайлович. Сутки — ночью и днем в маске. Ужас. Приехала из Харькова моя подруга Любочка Рабинович — дежурила, когда Сергей Михайлович уезжал на работу.

Пришла Маша — я разглядывала ее сквозь мираж. Нет, она прежняя, такая же добрая, как в былые времена...

Потом лейкоциты стали возвращаться, и ко мне уже входили без маски. Опять была Маша, но куда-то спешила, показывала новый стек для конного спорта. Спросила: можно ли ко мне придет костюмерша? «Мама, она хочет наладить с тобой отношения». И все... Позже Любочка призналась, что мою дочь больше всего интересовало, расписаны ли мы с Сергеем Михайловичем и кому достанется моя квартира после моей... ну, ясно.

12 ноября Сергей Михайлович ей позвонил. Спросил, когда придет поздравить меня с днем рождения.


«Мне некогда ходить по больницам — у меня на руках и стар и млад».

Ясно. Теперь совсем просто. Если и буду я на краю, ей не позвоню никогда. Ох-ох-ох... Это жестоко, но, может, следует хоть раз побалансировать между жизнью и смертью, чтобы увидеть обе стороны сразу. Увидишь ведь все как есть: и что ты такое, и кто тебя окружает. Без ореола, реально...».


— Я видел Машину фотографию — вид удручающий...

— Это они так хотят... Я мыла, подмывала, стирала, одевала, нюхала, шубы давала, которых у меня самой 30 лет не было. Открываю дверь — шубы на пороге лежат: видите ли, муж считает, что это актрисе надо, а ей ни к чему. Ну ладно, живите как хотите. В семью никогда лезть не стоит, тем более что он уходил на год. Ага, а двух детей кто содержал? Я — Маша же не работала.

— Если бы дочь пришла к вам с повинной, вы бы ее приняли?

— Думаю, она этого не сделает никогда, потому что есть он, и потом, не верю я после всего ничему. Вообще, ничему! Это же рана, рубец, который не заживает...

Я столько перенесла, но нужно жить —другого выхода нет. Сергей Михайлович, кстати, этого не понимал никогда, но когда уяснил, что к чему, последние волосы, так сказать, начали подниматься кверху.


«ВНУК МАРИК КО МНЕ ЛЬНУЛ, А ОТЕЦ С МАТЕРЬЮ ПРОКЛЯЛИ ЕГО ЗА ТО, ЧТО МНЕ ЗВОНИЛ»

— У вас был любимый внук Марк, названный по имени...

(Перебивает). Не говорите о нем, умоляю! Никто, кроме нас с Сергеем Михайловичем, не ходит ни к дедушке, ни к бабушке, ни даже к Марику.

— Что с ним произошло?

— Не знаю, его же силой от меня оторвали... Маша с мужем сошлись и больше мне детей не давали, хотя те ко мне очень стремились. Марик ко мне льнул...

— ...он вас любил...

— ...а отец с матерью прокляли его за то, что он мне звонил, и не ходят к нему на могилу — я так думаю. Наркотики? Почему же вы, дорогие мои, об этом мне не сказали? Они его куда-то в Англию учиться отправили...

Из книги «Люся, стоп!».

«...Умер мой Марик. Все, его нет... Декабрь 1998 года. Ему было 16 лет. За три дня до этого мне сделали операцию гнойного гайморита, заработанного еще в 75-м на съемках фильма «Двадцать дней без войны». Делала десятки проколов, но вот лежу в больнице. В мае я уже сделала операцию справа, а теперь слева. Лежу и думаю, думаю, вспоминаю, что все болезни свои я заработала, как говорил папа, «честь по чести» на своей любимой работе — в кино. Все: перелом ноги, откуда разладилось все в организме после общих наркозов, болей, костылей и палок, мучительный гайморит, а сколько мелких травм и холециститов с колитами...

Лежу и думаю, что через две недели спектакль, где нужны большие физические и душевные силы, а после этой операции — плохой анализ крови. Лежу, думаю, слышу, вижу, вспоминаю, веду диалоги...

Ах ты, моя любимая Родина! Все тебе отдала — что ж ты так?.. Не могу позволить себе не работать — а как жить? Нет, лучше не думать о возрасте и деньгах...

Когда же придет Сергей Михайлович? Ну вот, наконец, он. Ходит по палате и молчит, молчит и молчит. Да что же это такое? И точно, как почти во всех сценариях «она взяла себя в руки». Взяла и молчу: кто кого перемолчит. Эта странная зловещая тишина затягивалась.

— Ну, рано или поздно все равно будет известно. Случилось... случилась... трагедия с Мариком.

— В Англии?

— Нет, он уже прилетел.

— Заболел?

— Нет.

— Попал под машину?

— Нет.

— А что хуже? Ну не умер же?!

— ...

— Умер? Господи! Да ты что?!

— Позвонил на автоответчик парень и сказал, что с Мариком несчастье — срочно позвоните ему домой.

...Он умер от передозировки. В 16 лет. От меня скрывали. Вот откуда невероятные повороты в поведении моей мамы, Маши...

Нет моего любимого мальчика. Ах, какие у меня были на него надежды.

«Люся, я все понимаю, я тебя люблю».

Все, рухнула моя радость — больше терять нечего. Нечего и некого бояться и стесняться. Вхожу теперь, не оглядываясь, в свой подъезд. Могут подстрелить из-за угла и чем-нибудь жахнуть по голове? Да черт с ним! Все равно! Свобода! Демократия! И никто не узнает — кто, за что и почему. Кто Листьева? Кто Старовойтову?

...Я вылезла из больничной постели, оделась. Из больницы надо выйти незаметно. Приводить себя в порядок? Не до этого: нужно стойко все выдержать. Я должна, и мы с Сережей поехали на кладбище. Ну как же я не буду со своим мальчиком Маркушей в последний час? Да я себе не прощу этого до смерти. Я знала, что там будут люди, c которыми я не знакома. Знала, что все понимают, — есть загадка в нашей, внезапно расколовшейся, семье. Ведь позвонили не Маша и не Саша — родители Марика, а кто-то из его товарищей. Я знаю, что он меня любит и ждет, я иду к нему.

Он жил со своими родителями, которые детей захотели воспитывать по-своему: платные колледжи, зарубежные поездки, учеба в Англии — так, как принято в последние годы в имущих семьях. Какое-то странное было соревнование: вы известная артистка, но мы тоже не лыком шиты. У вас одно видео, а у нас два. У вас, у нас... Когда и откуда это все появилось?».


— Поймите, я говорю эти вещи во всеуслышание, потому что так было. Что мне теперь сплетни? Я актриса, а они, по общему мнению, сплошь сволочи. Все, что в желтой прессе пишут, я тихо принимаю на себя, в спор нигде не вступаю. Такая? Да! Сякая? Конечно! Я эту братию много лет уже знаю. Хотите больше зарплату, хотите скандалов? Давайте!


«НИЧЕГО МОЕГО В ХАРЬКОВЕ УЖЕ НЕТ»

— Вы написали потрясающие, на мой взгляд, книги — там есть все: стиль, интрига, сюжет. За мемуары засели из-за потребности выговориться или понимали, что и в этом талантливы?

— Подбил Андрон Кончаловский, который, будучи гениальным продюсером, безошибочно понимает, на кого ставить. Наслушавшись моих разговоров о папе на съемках «Сибириады», он стал твердить мне: «Пиши!». Я все отнекивалась: «Ну про оккупацию же нельзя». — «Пиши, я сниму в Югославии или еще где-то». Я опять сомневалась: «У папы идиоматические выражения после каждого слова», а он: «Редактор исправит».


Когда «Вокзал для двоих» посмотрел Андропов, он лично подписал указ о присвоении Гурченко звания народной артистки СССР
— Вы стали сами писать или кому диктовали?

— Ручечкой, ручечкой! Когда на бумагу легли незабываемые папины фразы, — он же такой кладезь! — подумала: «И это будет исправлять редактор? Боже сохрани!». Потом все слова-паразиты убрала... Действующих лиц я чувствую, потому что знаю их характеры, привычки, могу, как в «Войне и мире», на любую тему писать диалоги, и заметьте, я на втором плане. Мне просто хотелось показать, как детский организм превращался в актерский, как я общалась с немцами, как следила, когда они маршировали... Все же это — актерские вещи.

— Возможно ли, что в следующей книге вы опишете уже то, о чем раньше cмолчали?

— Нет, я не люблю вываливать на головы читателей вещи, о которых сейчас вам рассказываю. Мне нравится, когда повествование идет легко, красиво, с юмором, но за этим угадывается, какое тяжелое было время, а заявить прямо: «Ребята, мне плохо, я умираю» — неинтересно.

— В вашем родном Харькове, где наверняка очень мало осталось и людей, которые все это помнят, и зданий...

«Двадцать дней без войны»


— ...ничего моего там уже нет...

— ...хотели поставить вам памятник. Потом у местных властей что-то не склеилось, и вы разочарованно адресовали им открытое письмо «Прощай, любимый город!». Что произошло?

— История элементарная: у меня был юбилей, и из Харькова приехала делегация во главе с бывшим мэром, которая объявила меня почетным гражданином города. У меня всяких наград хватает, но самые дорогие — орден Трудового Красного Знамени и вот это звание: это два моих главных повода для гордости. Я была растрогана, увидев, как хорошо харьковчане ко мне относятся... Тогда же Украина еще, так сказать, не баламутилась, и вот земляки решили мне сделать сюрприз. «Боже сохрани, — сказала, — я не хочу», а потом дрогнула, потому что они удивились: «Почему вы отказываетесь? В парке Горького мы собираемся сделать аллею «Наши харьковчане», а парк Горького — это место папиной и маминой работы, я туда в детстве бегала: баян, люди — это мое все... Подумала: «Ну пусть и я там буду — рядом Бернес, Шульженко...».


Памятник Гурченко в Харькове так и не поставили. «При жизни — сказали, — только героям Cоцтруда положено»
Ну а потом, видно, что-то сменилось и очередной городской начальник изрек: «При жизни не ставим — у нас только дважды герои Соцтруда». Боже мой! Да зачем же вы меня так? Не надо! Директор оперного театра возмутился: «Никогда Гурченко не будет стоять около оперы». Предложили установить на Клочковской, а там какие-нибудь бандиты захотят развлечься, что-то начнут делать... Уничтожили, в общем, эту идею...

Я понимала, что, может, и стою этого, если так описала Харьков: он у меня перед глазами стоял... Мне же после выхода книги приходили пачки писем, люди специально ехали в этот город, снимали мой старый дом у синагоги, где теперь все сносится, мне показывали. Когда его проезжаю, неизменно смотрю в окно — у меня там душа осталась. Булыжную мостовую, по которой ходила в школу, я наизусть знаю, потому что Родина, потому что мое.

— И без пафоса...

— А что теперь, когда такие свары пошли? Ну зачем мне эти ордена на подушечках?

— Прощай, любимый город?

— Конечно — чего уж?

— Вы сказали о письмах... Представляю, какие мешки приносили вам с почты в советское время...

— После «Карнавальной ночи» — по 300 посланий в день.


«КОГДА АНДРОПОВ ПОСМОТРЕЛ «ВОКЗАЛ ДЛЯ ДВОИХ», ОН ЛИЧНО ПОДПИСАЛ УКАЗ О ПРИСВОЕНИИ МНЕ ЗВАНИЯ НАРОДНОЙ АРТИСТКИ СССР. БЕЗ ВСЯКИХ ФОРМАЛЬНОСТЕЙ...»

— Вот это да! А что за письмо пришло вам из лагеря после картины «Вокзал для двоих»?

— Ой, ну такое хорошее... «Товарищ Гурченко, я бугор, сижу в местах не столь отдаленных. Недавно в библиотеке увидел журнал, где на обложке портретик — вы в красном платье... На шейке у вас фуфло, а в ушках вещица стоящая. Поверьте, я разбираюсь, — за это свое и получил.

«Старые клячи»
Как выйду, — сказал всем, — ее первой обчищу, а тут завезли к нам «Вокзал для двоих». Под подушку журнальчик спрятал, пошел... Не поверите: два сеанса подряд смотрел, а потом ночь не спал — о вас думал. Кровью, кровью и потом вы зарабатываете свой хлеб, и теперь так скажу: «Живите спокойно!». Всем своим наказал, чтобы порог вашего дома не переступали. Уважающий вас и ваш труд Леонид».

— Вы вот свой орден Трудового Красного Знамени вспомнили... Видимо, настолько был ярок талант, что вас, даже не члена партии, не активиста, удостоили всех мыслимых и немыслимых наград. Кроме Ленинской премии разве что...

— Вы знаете, мне причиталась заслуженная в кубе, народная РСФСР в кубе — уже просто нельзя было не дать, а на народную СССР никаких анкет я не заполняла. Когда «Вокзал для двоих» посмотрел Андропов, он лично подписал указ о присвоении — без всяких формальностей, и должна вам сказать, что я первая это звание получила — и перед Кобзоном, и перед Рязановым. Тот же Кобзон ради этого несколько раз прополз Красную площадь на животе... Господи, прости...

— Вы признались однажды, что по натуре пессимист. С тех пор не передумали?

— Пессимист — это хорошо информированный оптимист. Да, я люблю моменты, когда на душе тревожно, какие-то неясные предчувствия, настороженность, а все потому, что, когда впадаю в тупой, непонятный оптимизм, это всегда оборачивается какой-нибудь гадостью. Уж лучше думать: «Чего ты прыгаешь? Тихонько сиди. Ничего не будет, ничего не получится, ничего ты не умеешь. Старая, больная»... Тут вот меня подбрасывает: «Что? Ой! Ва-а-а!» — и пошла!

— Вы смотрите старые фильмы со своим участием? Ту же «Карнавальную ночь»?

— Нет, никогда — мне это неприятно. Я же вам говорю: люблю только те редкие кусочки, когда не понимаю, как это сыграно. Вот, скажем, «Любовь и голуби» — там что-то есть. Хорошо работал Меньшов, замечательно!


С Эльдаром Рязановым
Из книги «Люся, стоп!».

«...Еду в поезде на гастроли. Утром весь вагон выстраивается в туалет: ну и я тоже. Что я — не человек? Народу много, подожду, но уже ясно: весь вагон в курсе, что я здесь. Мой противный глаз сразу замечает человека, который тут же напрягся, подобрал живот и широко улыбнулся. Он-то уж точно не отпустит меня без... — еще не знаю чего — автографа или, не дай Бог, фотографии дуэтом на фоне туалета. Ну, пора вылезать из купе на свет Божий. «Мой человек» стоит, ждет. Деваться некуда — иду.

— Товарищ Гурченко, я вас жду.

— Я вижу.

— Значит, так. Докладываю: я капитан дальнего плавания, и есть у меня один грех — могу запить. Когда по полгода в море... сами понимаете, но команда меня уважает. Ждут сколько надо, а потом ставят «Любовь и голуби» — помните, где вы с Васей на юге? — Он тихо зашептал: — Каюсь, у меня тоже такое было! Ужас! — И опять громко: — Товарищ Гурченко, Людочка, дорогая! Все, что хотите, — шампанское, коньяк, цветы, шоколад! Умоляю, — как вы там говорите? Людк, а Людк... Скажите!

— Так вы наизусть уже все знаете.

— Ну что вы, Людочка, то кино, а тут — вы, живая! Бог ты мой, вот же удача! Все! Все, что хотите! Ну что вам стоит? Ну, Людочка! Сделайте моряку-командиру, который годами не видит родных берегов, сделайте ему минуту счастья! Он этой минуты никогда не забудет!

«Мы друг другу никто, и от этого легче, не болит, не щемит, не срывает мосты...»


Вот она, моя любимая профессия. Восемь утра, лицо утреннее, несчастное, и сейчас я должна забыть, что просто слабый человек, что тоже хочу в туалет. Будь любезна в одночасье, в одноминутье встряхнуть себя, «перевоплотиться» и сыграть ярко и весело, громко и артистично. Та-а-ак... Копятся слезы обиды на судьбу, на серость за окном, а желтый шарик желчи подпрыгнет к горлу и откатится, подпрыгнет и откатится. Слава Богу, не взорвался... Не надо — уйдут силы, энергия, а они для вечернего концерта нужны.

Краем глаза замечаю, как из всех купе за нами следят пассажиры, и в восемь утра, около туалета, в полный голос и в удовольствие кричу: «Девочки! Уберите свою мать! Ах ты, зараза... Людк! А Людк! Де-рев-ня!». Аплодисменты! Повлажневшие и удовлетворенные глаза капитана!..

...Молодец, Людмилка, победила себя. Всегда бы так, а то приходят за кулисы давние поклонники со взрослыми детьми и внуками, и, прикрывая ротики с зубками через один: «Ой, мы вас так любим, мы были еще подростками, когда вышла ваша картина про пять минут. Помните, вы там с белой муфточкой?».

Впрочем, про капитана это еще не конец. Вечером на концерте чувствую какую-то особую, небудничную атмосферу в зале. Словно в советские времена, когда идет заседание, но все знают, что скоро вынесут знамена, заиграет горн, потом марш... И что? В первом ряду вижу капитана в парадном, со множеством медалей и значков. Рядом очень хорошенькая пухленькая женщина — видно, жена, и сразу вспоминаю его шепот насчет греха на юге. Вот интересно, на кого же он ее тогда променял? Такая прелестная, молодая... Ах вы, мужчины-чертяки! Кто вас поймет? И что вам надо?

Рассказываю об утреннем эпизоде в поезде, играю все в лицах. Люди очень хорошо реагируют, представляю им капитана — и началось! Капитан торжественно встал, поклонился, хлопнул в ладоши, и из двух противоположных выходов стройным шагом пошли матросы с ящиками коньяка, шампанского, цветами и коробками конфет.

Зал ахнул. Стою среди этого добра, кланяюсь, благодарю, а еще только треть концерта... Как перевести на серьез? Как двигаться среди ящиков? Нет, никаких пауз, пусть все будет так. Перепрыгивала через ящики под аплодисменты веселых зрителей — успех был, чего уж, но героем вечера стал капитан. У него тоже брали автографы — вот тебе и «Людк!».



«ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ТЕХ, КТО ЛИШЕН ЧУВСТВА ЮМОРА, — ЭТО КАЛЕКИ. МОЖНО ЗА ЭТО МЕНЯ НЕ ЛЮБИТЬ? МОЖНО, И Я РАЗРЕШАЮ»

— Сегодня на телеэкранах показывают много биографических сериалов: в основном слабых, поспешных, халтурных, и все равно поневоле смотришь... Так, когда шел фильм «Сталин-лайф»...

— ...не видела...


Люся и любимый внук Марик. «Марик ко мне льнул, но его силой от меня оторвали»
— ...одна из сюжетных линий была посвящена роману Василия Сталина и Целиковской, которую вы наверняка хорошо знали...

— Нет, я еще маленькая была.

— Но подождите, она же лет 20 назад умерла...

— Она уже только в театре работала, и я ее спектаклей не видела, хотя, конечно, это звезда.

— Так вот, я себя поймал на мысли, что чисто теоретически можно представить: пройдет лет 10-15, и в подобных сериалах кто-то из молодых актрис будет играть Людмилу Гурченко...

— Господи, пусть играют — ну что мне до них? Конечно, что-нибудь будут делать, но мне это уже неинтересно. Ой, у меня было столько желающих книгу экранизировать, столько людей ко мне обращались, но я никому не дала этих прав, никому! Папы нет, а попробуй найти человека, чтобы у него так звучали папины реплички, — он же должен играть, как зверь. А-ну давай скажи так, как он!..

— Вы всю жизнь были одержимы профессией — это для вас главное. Чем пришлось заплатить за успех?

Внуки Марик и Леночка.«Маша с мужем сошлась, и больше мне детей не давали, хотя те ко мне очень стремились»


— В результате — здоровьем: все болячки, что я имею, нажиты из-за кино. Сломанная нога, пять операций, желчный, печень, желудок, эти, как их там, гастриты... Двойным гайморитом аукнулись зимние сцены, проблемы с руками достали: еще в детстве я их отморозила, а тут работа — всегда холодно. Что вы! Если, простите, пожалуйста, платье узкое и до пола, а в уборную бежать чер-те куда, никто туда, в общем, не бегал, в себе все держали. Такие наши условия.

— Об этом звездам Голливуда бы рассказать...

— Если бы они так пожили... Мне говорят: «Ой, вы и Марлен Дитрих...». Дима, Марлен бы — да в наши условия...

— Загнулась бы точно...

— В одном издательстве хотели книжку мою выпустить в трехтомнике: Вивьен Ли, Марлен и Гурченко, то есть Франция, Германия и Россия. Я не разрешила, потому что это все несравнимо... Она щупает, как туфли вдвое гнутся, а тут бы какие-нибудь — не в чем выйти... Зачем мне в таком быть несчастье? Она же приезжала сюда... Платье блестит, а поет басом: го-го-го! — в одной тональности, в фа-миноре... Маменька родная, но вот сумела себя сделать, преподнести в фотографиях, в женском естестве. Мозги запудрила...

— ...а образ остался...

— А мы ничего не можем, потому что условий таких не имели. Замуж за миллионера выйти никак не могла, а если бы вышла — сразу бы и умерла...

— ...на его миллионах...

— Боже сохрани! Сиди дома! Куда рвешься? Это impossible, невозможно.


С Дмитрием Гордоном. «Не надо меня хвалить.
Я хороший человек и рассказала вам все откровенно»
— В заключение я не могу вас не попросить что-нибудь прочитать. Может, даже на украинском, если еще помните...

(Читает) ...хiба ти не бачиш,
Хiба ти не чуєш людського плачу?
То глянь, подивися; а я полечу
Високо, високо, за синiї хмари;
Немає там властi, немає там кари,
Там смiху людського i плачу не чуть.
Он глянь, — у тiм раї, що ти покидаєш,
Латану свитину з калiки знiмають,
З шкурою знiмають, бо нiчим обуть
Княжат недорослих; а он розпинають
Вдову за подушне, а сина кують,
Єдиного сина, єдину дитину,
Єдину надiю! в вiйсько оддають!
Бо його, бач, трохи! а онде пiд тином
Опухла дитина, голоднеє мре,
А мати пшеницю на панщинi жне.


— Ну и совсем напоследок. За всю свою жизнь от превосходных эпитетов вы не устали?

— Знаете, я, как Паскаль, который на голом теле носил пояс, утыканный изнутри гвоздями. Когда его начинали хвалить, бил по нему рукой так, что острия впивались в плоть: «Спокойно, тихо, тихо». Не надо меня хвалить — я хороший, нормальный человек и рассказала вам все откровенно. Да, я вспыльчивая, раздражительная, дураков ненавижу. Терпеть не могу тех, кто медленно соображает, кто лишен чувства юмора, — это калеки. Можно за это меня не любить? Можно, и я разрешаю.

— Я вас люблю. Вы великая. Спасибо большое!

— Не говорите «великая» — все мы нормальные... (Читает).

Україно моя! Чистi хвилi ланiв,
Променистi мiста, голубiнь легкокрила!..

Метки:  

Людмила ГУРЧЕНКО: «Когда я отказалась сотрудничать с органами...» (продолжение)

Вторник, 20 Ноября 2007 г. 18:18 + в цитатник
bulvar.com.ua/arch/2007/42/...1f59d73d1/
 
 
Газета «Бульвар Гордона» № 42 (130)
http://www.bulvar.com.ua/arch/2007/42/47161f59d73d1/
Ищите женщину!
Людмила ГУРЧЕНКО: «Когда я отказалась сотрудничать с органами, очень большой начальник сказал: «Не захотели послужить родине, не хотите кушать хлеб с маслом — будете кушать говно». И я его кушала — много лет...»
 
 
Часть II
Дмитрий ГОРДОН
«Бульвар Гордона»

(Продолжение. Начало в № 41)


«БЕРНЕС ГОВОРИЛ: «ТЫ ТАКАЯ ДУРА ЗЕЛЕНАЯ, НО НЕ БЛЯДЬ — ХОРОШАЯ, ЦЕЛЬНАЯ»

— Знаю, что великий Бернес, который, как и вы, родом из Харькова, не раз принимал участие в вашей судьбе. Это правда, что однажды вечером вы позвонили ему и сказали: «Марк Наумович, это Люся. Я умираю...»?

— Все так и было... Я тогда ушла из «Современника», а ведь чтобы работать в этом театре, оборвала все нити в Театре киноактера...

— Хотелось настоящего?

— Да, но не получилось, потому что все места в этом вагоне были уже заняты.

— Кем?

— Актрисами. Ой, да Бог с ними — там все играли...

— ...и такую конкурентку никто, естественно, не хотел...

— Ну да. На сцену я выходила во вторых составах, совмещая несовместимое, а потом поняла, что маюсь уже третий сезон и ничего нового мне не сыграть. У меня как-то все отболело, и вместо того, чтобы отправиться на репетицию, я свернула к кабинету главного режиссера — понесла заявление. Вышла на улицу, а был День Победы, и папа приехал — он меня ждал. Тогда, в 66-м, я жила на Маяковской, прямо через площадь. Переходила дорогу и думала: «Боже мой! Словно из рабства вырвалась». Иди хоть на все четыре стороны, делай что хочешь! Вот она — свобода, демократия, счастье одиночества. И я поехала по стране с концертами.

— А почему позвонили Бернесу?

— Потому что обратно в Театр киноактера не брали: дескать, ушла — и до свидания! Там между тем уже мюзикл шел «Целуй меня, Кэт». Мы с Марком Наумовичем в одном концерте участвовали, и он спросил: «Что с тобой?». А я пою, настроение вроде хорошее, ничего нового, но... лицо другое.

— Усталое?

— Уже 29 лет. Все равно расцвет, но не 20, понимаете? Раньше у меня огонь в глазах пылал, а тут — свет погас, разочарование. «Марк Наумович, — плачусь ему в жилетку, — не могу уже, плохо мне». А он мне всегда говорил: «Ты такая дура зеленая, но не блядь — хорошая, цельная»... Что ж, он был прав. Все могло быть: романы, страсти, безумства, но никогда ничего такого — расчетливого...

Короче, он при мне позвонил в дирекцию Театра киноактера, и через два дня я уже была там. Вошла в мюзикл, который как раз по мне плакал, нажила себе тут же врагов — естественно.

— А куда же без них?

— Вот именно...

Из книги «Аплодисменты».

«...Как только осенью 1959 года я поселилась на девятом этаже углового дома на Садовом кольце, снимая очередную комнату у очередной хозяйки, через неделю в подъезде появилась жирная надпись мелом: Бернес + Гурченко = любовь! Я обомлела. Откуда? Я его еще сроду в глаза не видела, а уже «любовь». Связывали меня с Игорем Ильинским, с Юрием Беловым, с Эльдаром Рязановым, с Эдди Рознером — тут понятно, все-таки вместе работали, но я и Марк Бернес?! Ну что ты скажешь! Оказалось, он жил в этом же доме на пятом этаже. С тех пор, поднимаясь на свой девятый этаж, я со страхом и тайной надеждой ждала остановки на пятом — а вдруг откроется дверь и знакомый мужской голос спросит: «Вам на какой?».

«...Заканчивался фильм «Девушка с гитарой» — я возвращалась после какой-то муторной съемки, вошла в лифт и сказала: «Девятый, пожалуйста». Лифт задрожал и с грохотом пошел наверх. Человек в кабине стоял намеренно отвернувшись, как будто опасался ненужного знакомства. Я смотрела в глухую стену, исписанную разными короткими словами, а он — в дверь лифта, да так хитро, что даже если захочешь, и профиля не разглядишь.

Лифт остановился, но человек еще постоял, потом развернулся ко мне всем корпусом, приблизил свое лицо и сказал неприятным голосом: «Я бы... плюса... не поставил».

Лифт захлопнулся, и в нем остался легкий запах лаванды — это был сам Бернес! Ну и встреча. У-у, какой вредный дядька. А как он меня узнал — ведь стоял спиной? И о каком плюсе речь? И отчего бы он его не поставил? И где этот плюс должен стоять? Плюс, плюс, плюс... Нет, чтобы в ответ произнести что-нибудь из интеллигентных выражений в духе моей мамы: «Позвольце, в чем дзело, товарищ?». Или: «Позвольте, я вас не совсем пэнимаю». А еще лучше — сделать вид, что популярного артиста вообще не узнала. А я сразу вспыхнула... И вдруг дошло: ведь Саша + Маша = любовь? Вот тебе и плюс! Ишь, как он меня уничтожил. Он бы, видите ли, плюса не поставил. Ах ты ж Боже ж ты мой! Ну, подождите, товарищ артист, уж в следующий раз я вам не спущу!».


«...Август 1969 года: конец всяким возможным силам воли, терпениям и надеждам. Вот уже почти месяц я не выходила на улицу, и только из угла в угол по комнате — туда и обратно. Только выхожу из своей комнаты, родители бросаются в кухню, и я понимаю, что это мое хождение ими прослушивается. От этого становится совсем тошно, я перестаю ходить. Начинаю смотреть в окно, на своих Мефистофелей в трещинах стен и потолков, пальцем водить по строчкам книги, слепыми глазами впиваться в умные утешительные слова великих людей. Никогда ни к кому не обращалась за помощью, только к родителям, но сейчас, первый раз в жизни, от их немых, беспомощных, сочувственных взглядов хочется бежать на край света. Даже папа такой растерянный и слабый... Это был кризис. Это был конец. Что-то должно было случиться...

Начинался очередной нескончаемый день. Руки сами придвинули запылившийся телефон. Пальцы вяло закрутили диск, а чужой, потерянный голос произнес: «Марк Наумович, это Люся. Я умираю...».

— Приезжай немедленно.

Тот же дом, то же парадное, тот же лифт, но я ни во что не вчитываюсь. Полное безразличие, перед глазами — одно мутное пятно. Бернес держал мои холодные безвольные руки в своих больших теплых ладонях и внимательно слушал мои вялые бессвязные слова. Он меня не перебивал, не кивал, не сочувствовал, а все смотрел и смотрел, как будто вынимал мою боль. Я была перед ним жалкой и беспомощной, сужаемый временем круг доверия сомкнулся на нем одном. «О каких единицах может идти речь? — говорил он кому-то по телефону. — Гибнет талантливый человек. Что? Хорошо, я займусь этим сам. Да, здесь, рядом... Ничего, не имеет значения... Милый, ее уже ничем не испугаешь. Есть, до встречи».

Неужели я не буду больше отращивать хвосты неделям и часам, августам, декабрям и апрелям?!

— Ты не видела мою новую пластинку? — Он подошел к тому месту, откуда когда-то раздавались звуки нежной мелодии, поставил диск, и тихий, мощный голос запел: «Я люблю тебя, жизнь...».

«...Никто почему-то до конца не верит в дружбу между мужчиной и женщиной, за этим всегда кроется какая-то двусмысленность. Наша дружба с Бернесом была самая мужская и верная. Она длилась долго, до самой его смерти — Господи, как же он ее боялся. «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно», — пел он, искренне веря, что будет жить, жить, жить... Любил жизнь, а со страхом прислушивался к каждому тревожному удару сердца. Если в первом отделении перед выходом на сцену пульс у него был ненормальный, выходил во втором, а в конце жизни вообще выходил на сцену с трудом, постоянно прислушиваясь к себе. Жаловался на сердце, а умер от неизлечимой болезни легких. Загадочной болезни, которая безжалостно косит людей».



«ДУРА! НАДО БЫЛО И МНЕ ВЗЯТЬ ТЕАТР — СДАТЬ В АРЕНДУ ИЛИ ОТКРЫТЬ РЕСТОРАН»

— ...Когда я отказалась сотрудничать с органами, очень большой начальник мне попенял: «Не захотели послужить родине, не хотите кушать хлеб с маслом? Будете кушать говно». И я его кушала — много лет...


«Наша дружба с Бернесом была самая верная и мужская. И длилась она долго, до самой его смерти. Господи, как же он ее боялся!»
— Кто это вам сказал?

— Даже не знаю, надо ли его называть... Этого человека уже нет, даже его сын из жизни ушел после того, как открытый им банк прогорел. Не хочется все это вспоминать — скажу только, что он заведовал кинематографом, но это не Министерство было, а другая структура.

— Тяжело приходилось в то время без денег? На хлеб с маслом хватало?

— Нет, конечно, но как-то я так... То пирожок, то булочку — на такой сухомятке жила...

— ...но работали, по вашим словам, как лошадь...

— А куда денешься? За концерт мне платили по 9.50. Вспоминаю сейчас, какой марафон был у меня в Воркуте... Это же шахтерский город: там одна смена в забой опускается, а другая тем временем поднимается — и перед каждой надо выложиться на все 100. Я начинала в 10, потом 12, два, четыре, шесть, восемь — итого шесть концертов кряду! Два роскошных джазовых музыканта (плохих у меня не было)... В общем, вдруг ходоки стучатся: «А в восемь утра вы не можете? У нас ночная». Первая реакция: «Нет — я умру», но потом: «А что бы сказал папа? А как он воевал? А как Зоя Космодемьянская шла босиком по снегу?». — «Хорошо, — говорю, — выступлю». Все! Заработала, что-то такое купила, тарелочку на стенку повесила. Посидела, пока деньги не кончились — надо опять ехать.

Из книги «Аплодисменты».

«...А работать становилось все труднее и труднее, и как бы ни выкладывалась, а зал-то наполовину пуст. Сколько надо было в себе задавить, погасить, чтобы выйдя на сцену, не покраснеть, не побледнеть, найти нужные в такой горькой ситуации полутона. Чтобы тебя не жалели, но и чтобы видели, что я тоже вижу эту пустоту зала.

Ох, и этого я никому не желаю. Пустой зал чувствуешь еще за кулисами по неестественной тишине, когда редкие зрители, сами стесняясь этого обстоятельства, говорят шепотом, как на похоронах. Пустой зал ощущается по добрым и сочувственным взглядам музыкантов, по сосредоточенному лицу администратора, который привез на гастроли «второсортный товар». И пусть на втором, третьем, четвертом выступлении людей будет все больше и больше, и пусть пойдет молва, что живу, существую, работаю, не сдаюсь... Увы, срок гастролей кончается, и филармония, криво усмехаясь, нехотя производит с тобой расчет, будто из своего кармана. И похлопывает тебя по плечу: «Эх, приехала бы к нам лет десять назад — во бы были сборы...».

Назавтра в другом городе стою на сцене в платьице, в котором видно, что талия на месте, будь она неладна. На улице мороз сорок градусов, в Москве с очередной подружкой моя Машенька, в Харькове папа и мама разбираются в моих письмах — где правда, где ложь, а в зале сидят зрители в пальто, и снег, что был у них на валенках, так и не тает до конца выступления. Но я ничего не чувствую. Я хочу пробиться к людям, и, сжимая ледяной микрофон, пою, как в первый раз в жизни: «Я вам песенку спою про пять минут...».

Намерзнешься, сполна назакаляешь сопротивляемость и силу воли, а потом нужна передышка, иначе виден край. Ну а какая в Москве передышка? Опять новые знакомые. Ищешь в них утешение, взаимопонимание, и снова ошибки, ушибы...

Я помню лица артистов, которые видели, как я порхала птичкой то на Камчатке, то на Урале, то в средней полосе России, и удивленно смотрели на меня, когда я выплывала из волн Черного моря. Я понимала: они удивлялись тому, что я еще порхаю, ведь год назад, случайно встретившись со мной во время гастролей где-то на краю света, они видели, что перышки мои совсем пообтрепались, лицо заострилось и горько опустились края губ... «Э, нет, долго так не протянет», — читала я на их лицах, и это меня встряхивало, я делала немыслимый прыжок и снова взлетала.

«...И опять с неба на землю. И опять «по морям, по волнам». И опять: «Я вам песенку спою...». И опять полупустые залы, кривые улыбки филармонии. И опять случайные подруги и друзья. И опять фальшивые письма к любимым родителям и страх услышать: «Доченька, ты жива?».



«В «Старых стенах» меня снимали, чтобы подчеркнуть щеки, чтобы 10 лет прибавить». С Арменом Джигарханяном, 1974 год
— Многие актрисы, тем более с эффектной внешностью, не гнушались пойти на прием к каким-нибудь бонзам, от которых зависела их дальнейшая судьба, и, как правило, свои вопросы решали. У вас такого соблазна не было?

— Никогда! Уже после перестройки какие-то люди меня искушали: «А может, театр хотите и все такое?». Я шарахалась, как черт от ладана: «Что вы, театр должен иметь свою идеологию, программу». Все по большому счету мне подавай, а другие тогда полными горстями брали... Дура! Надо было и мне взять театр — сдать в аренду или открыть ресторан. Увы, мне это не дано...

— Стыдно было ходить на поклон?

— Стыдно и некрасиво. Не проси, не умоляй — сами принесут и дадут, если чего-то стоишь. Не стоишь? Значит, сиди и молчи. Или пой. (Поет): Ля-ля-ля!..


«САМОЙЛОВА — ЧУДО: МНЕ, ЧТОБЫ ЕЕ ЭФФЕКТА ДОСТИЧЬ, НУЖНО ТРОЙНОЕ САЛЬТО ЧЕРЕЗ ЖОПУ СДЕЛАТЬ»

— У вас есть сегодня обида на государство?

— А разве можно его простить за то, что так цинично выброшено на свалку, в нищету талантливое поколение? Обидно, что дети рождаются на улице, никому не нужными, и непонятно, что с ними делать, поэтому и отдают их в Америку иностранцам. Как это так? Если бы у меня были деньги, всех бы собрала, придумала бы что-то такое... (Я и так не забываю о благотворительности — да, да!). А взять армию... Это была моя гордость, и вдруг такая разруха. Пришла демократия: все, ребята, нет у нас теперь никаких тайн, и бах! — посреди бела дня на Красной площади самолет. Как его туда пропустили?

Такие вот три огромные претензии я имею. Слушайте, то, что народные артисты отдали, несопоставимо с их мизерными пенсиями. Вы знаете, сколько на нас заработало государство? Даже страшно подумать. «Карнавальная ночь» только по первому прокату принесла 375 миллионов, а стоила 500 тысяч. Я получила за нее восемь тысяч рублей...

— ...старыми деньгами...

«Пять вечеров» — один из лучших фильмов Михалкова и одна из лучших ролей Гурченко. 1978 год


— Ну понятно! Потратила их на ерунду... Нет, первую зарплату отдала папе и маме на отдых, а на вторую купила себе часы и костюмчик серенький — все!

— Мы уже вспоминали производственную мелодраму «Старые стены», которая вышла на экраны страны в 74-м году — в ней, с вашим-то имиджем, вы сыграли директора ткацкой фабрики. Три дня назад я совершенно случайно снова посмотрел этот фильм — замечательная работа!

— Меня часто спрашивают: «Какая картина вам особенно дорога», и я туда-сюда, но все-таки признаюсь: никакая. Люблю — нет, уважаю! — только те кадры, где не понимаю, как это сделала. Вообще, если словами нельзя объяснить, как у актера что-либо получилось, значит, там есть кусочек Бога...

— Истинное искусство!

— Наверное. Никогда не смогла бы представить себя в этой роли: я же не только членом партии не была — даже в профсоюзе не состояла. Когда в Театре киноактера началась катавасия: мол, играет директора, а сама взносы не платит, заплатила сразу за семь месяцев! Правда, я знала, что такое женщина из народа, которая из уборщиц пришла к станку, потом стала бригадиром, поднималась по ступенечкам выше и выше. Она говорит: «А я верю в энтузиазм» — и я в него верила. До сих пор на энтузиазме держусь...

— Когда вы последний раз смотрели «Старые стены»?

— По-моему, два года назад. Мне позвонили, чтобы телевизор включила, но впечатление такое, что не себя видишь, а чужого какого-то человека. Мысль мелькнула: «Смотри, как я камеры не боялась». Сейчас то и дело оператора теребишь: «Здесь, пожалуйста, свет сверху, тут поменьше», а тогда все было нипочем. В «Старых стенах» меня снимали отсюда (показывает), чтобы подчеркнуть щеки, чтобы возраст придать (10 лет мне надо было прибавить!), и это абсолютно меня не волновало.


«Полеты во сне и наяву» с Олегом Янковским. 1982 год
— Вам не жаль себя ту, в том соcтоянии?

— Нет, хотя, вообще-то, иногда жалко бывает того, что не сделала. Вот есть работа «Пять вечеров», допустим, еще что-то, но такой, чтобы кто-то из режиссеров в сценарии, в постановке, в сюжете соединил мои данные, не было. Там я кусочек станцую, там поплачу-порыдаю, там сыграю всерьез, а нет чтобы все замешать круто и сделать странного живого человека. Чем странного? Тем, что он непредсказуем, тем, что не понимаешь: а что будет дальше. Ведь это и есть то, что движет время вперед.

— Хм, а что лучше: иметь одну суперроль, как у Татьяны Самойловой в фильме «Летят журавли», или множество разноплановых, как у вас?

— Трудно сказать, потому что Самойлова ни с кем не сравнима — она чудо.

— Это вы говорите?

— Да, и она, кстати, и в «Анне Карениной» — чудо. Самойлова такая индивидуальность... Она более крупная, что ли, более сложная, не такая, как я. Я вроде так и могу, но нет тех роскошных данных. Посмотрите на эти глаза, этот рот — на все! Ну что вы! Она может ничего не играть, а только повести бровями: «Революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась!» — и ты понимаешь закадровый текст. У нее все в глазах...

— Но вы тоже можете не играть, только пройтись...

— Нет уж, мой дорогой, — мне, чтобы ее эффекта достичь, нужно тройное сальто через жопу сделать. Или Рената Литвинова — я ее обожаю, потому что она личность. И Земфира личность, если уж перечислять, и Леночка Соловей. Это то, что объяснить нельзя, и никто никому не должен завидовать. Этому нужно радоваться или восхищаться этим, потому что талант самодостаточен.

Я, помню, раньше завидовала длинным косам — таким, чтобы по капроновым чулкам били, но теперь это так просто делается, что...

— Накрутил и пошел...

— Дело не в этом: я вообще сейчас ничему не завидую, потому что даже ролей нет.


«ВРАЧИ ИЗ 19 ОСКОЛКОВ КОНЕЧНОСТЬ МОЮ СОБРАЛИ, КОСТЬ СРЕЗАЛИ, ПОЭТОМУ У МЕНЯ ОДНА НОГА КОРОЧЕ ДРУГОЙ»

— Что за несчастье случилось у вас на съемках картины «Мама», где солнечный клоун Олег Попов...

(Перебивает). Глупейшая история — ну как еще можно ее назвать? Вот есть возмездие, очевидно... Нельзя быть счастливой, а я была, потому что в одной ленте снимаюсь, а тут уже Михалков приглашает — «Неоконченную пьесу для механического пианино» для меня пишет. Боже мой, для меня, и я стою на льду в эйфории... Думаю: «Жаль, папы нет — как бы он был за меня горд», знаю свой монолог...

«Виват, гардемарины!», Иоганна Ангальт-Цербтская и Шевалье де Брильи. Гурченко и Боярский, 1991 год


С этим клоуном особо я не браталась: «Здрасьте». — «Здрасьте», хоть мы и в одном фильме. Ну есть у меня свои какие-то предрассудки. Я же с Никулиным в картине «Двадцать дней без войны» снялась и так с ним сроднилась, а Попов — не большой ему друг...

— ...мягко так скажем...

— В общем, он, как дурак, на меня налетел: «Э-э-э!», раскрутил, а конек сверху: бум! — и нога пяткой вперед. Миша Боярский надо мной в гриме Волка склонился: «А-а-а!». Я так и запомнила. «Что это у меня с ногой?», — думаю, а она внизу: колено узенькое, тоненькое... Врачи потом из 19 осколков конечность мне собирали. Ну и что? До сих пор я танцую и никто не знает, что одна нога короче, — при операции кость срезали. Да ну, я так научилась обманывать публику...

— В годы невостребованности и ничегонеделанья многие прекрасные актрисы прошли через увлечение алкоголем — вам это знакомо?

— У меня никогда этого не было, хотя чего только мне не приписывали. Писали, что из-за алкоголизма 10 лет не снималась, тем же американцам говорили, что пропала, потому что пила. Ой, чья бы корова мычала! Ну ладно...

Я только в некоторых картинах курила, и то — не вдыхая. За всю жизнь была несколько раз выпивши и поняла: не мое. Если куда-то мозги сносит — Боже сохрани! Пару глотков шампанского выпивала и гуляла, как зверь, а сейчас даже этого не делаю, потому что берегу для спектакля силы. Завтра вот у меня спектакль, так что не надейтесь, что вечером мы с вами напьемся. Шучу...

— Представляю, каково было несчастным советским примадоннам, которые на всем экономили и перешивали себе наряды, приезжать на Каннский фестиваль, где блистали французские и итальянские кинозвезды...

— А мы были лучше всех одеты! Я — так точно.

— Как это вам удавалось?

— Много старушек, таких, как теперь я (это чтобы не думали, что моложусь), меня находили. Видя мою фигуру, приносили мне вещи 20-30-х годов — очень дешево продавали или просто дарили. Умопомрачительные шлейфы, по 500 вытачек, и в Каннах я была в одном из таких нарядов. Они там уже забыли, как это выглядит, и вдруг выхожу... Вообразите: потрясающая кофта из кружев, сзади этот хвост, турнюр — ух! Все остолбенели: «Что это, Люся?». — «Это в Москве сшили»...


1963 год. С актрисой Ангелиной Степановой — супругой известного писателя Александра Фадеева и матерью гражданского мужа Людмилы Гурченко Саши Фадеева
— И вообще, у нас в Советском Союзе так все ходят...

— Я, честно говоря, всегда хорошо одета — и не важно, каким образом это мне достается...

— Насколько я знаю, перед съемками «Карнавальной ночи» Эльдар Рязанов лично замерил вам талию, и оказалось, что ее окружность — 46 сантиметров...

— Ничего подобного. Во-первых, Рязанов меня никогда не касался, ничего не мерил и, так сказать, не трогал (я не его типаж), а во-вторых, талия у меня 53-54 сантиметра была — остальное присочинили...

— То есть про 46 сантиметров врут?

— Такую только после родов имела, когда я снималась в «Гулящей».

— На вашу талию, Людмила Марковна, равнялся весь СССР...

— ...ну (смущенно), не знаю...

— ...и это не дежурный комплимент, а чистая правда. Все, помню, недоумевали: «Ну что она с собой делает?»...

— Боже, какая разница? Ну талия! У мамы моей тоже «гитара» была, правда, жопа большая.

— При мне звезды первой величины обсуждали: «Что Гурченко предпринимает?». — «Наверное, на голове стоит». — «Нет, ноги вверх под прямым углом облокачивает на стенку, а сама лежит, и так много часов». Признайтесь: как вы заботились о своей талии?

— Верите — совершенно никак. Божий дар!..


«В СКАЗОЧКИ ПРО ВЕЧНУЮ МОЛОДОСТЬ Я НЕ ВЕРЮ. СОФИ ЛОРЕН В 89 ЛЕТ: «АХ, КАКАЯ ПЛАСТИКА? НУ ЧТО ВЫ!». Я ТЕПЕРЬ ТОЖЕ: «АХ!..»

— Один из ваших бывших мужей Константин Купервейс, с которым вы прожили, по-моему, 18 лет...

— ...17 с половиной!..

— ...сказал, что «на диете Люся никогда не сидела — это у нее конституция такая»...

— Да, он и картошку мне иногда ночью жарил, и я сколько хотела, столько и ела. Если честно, сильно иногда обжиралась...

Александр Фадеев-младший был не родным сыном советского классика, хотя, как и он, любил выпить. Это его и сгубило


— Зачем же муж кормил вас жареной картошкой, да еще на ночь? Чтобы меньше поклонников было?

— Одолевали приступы голода: вот, кажется, только перекусила — и уже через полчаса умираю, так есть хочу. Купервейс — это очень интересно! — ко мне замечательно относился: может быть, так, как мне и хотелось... Когда мы познакомились, он служил пианистом в оркестре, а я в «Старых стенах» снималась и была совершенно одна. Какие-то люди ухаживали, но это не то все, а тут человек мягкий, умный, умеющий расположить. Тогда, в 23 года, во многом он был инфантилен, но с годами превращался в мужчину.

— Мужал!

— Пусть так, ну а тут перестройка рванула: свобода, бабки-с можно зарабатывать-с, а у него к этому вкус... Я же была свидетелем, с чего начиналось. Понятно, игрой на пианино много не зашибешь, концерты стали невыгодны — это вещь элементарная, и он тихенько-тихенько так прикинул... Какое у человека самое слабое место? Спина, потому что тут у меня лифчик (показывает), тут я закроюсь, а спина — она, бедненькая, беззащитна. Думаю, ему непросто было решиться, но он ножом туда шурух — и все! Я только выдохнула: э-э-эх! Вот и вся история...

— Если не ошибаюсь, Купервейс был моложе вас на 14 лет...

— ...на 13!..

— ...тем не менее вы никогда своего возраста не скрывали...

— Дело в том, что у нас сейчас к возрасту извращенный какой-то подход. Поперек горла все эти: «Мне 25», «Мне 26», «Нам, звездам, так трудно жить...». Спела полторы песни — и все, «нам, звездам». Или подходит: «Людмила Марковна, я чувствую, что скоро буду звездой». — «Давай!» — говорю...

За всю свою жизнь я видела четыре или пять омоложений кадров. Когда-то в 36 играла в спектакле, и вдруг меня в сторону — нужно молодых двигать. Поставили 27-летнюю, а она не тянет. Приходят: «Давайте опять». — «Э нет, — отвечаю, — я вас омоложу!»...

Смотрю я теперь кино и думаю: «Ой, Боже, а где же актеры?». Одно омоложение (зевает). Так хочется им чего-то новенького. Вот недавно по телевидению прошел сериал о Соньке Золотой Ручке. Если авторам верить, она только и делала, что ходила по ювелирным лавкам с обезьяной и бриллианты из драгоценностей выковыривала: раз — и тот в рот. Или себе под ногти, пока продавец зазевался, засовывала. Ну где это видано? А ну попробуй выковыряй и сюда вот засунь. Как можно? Не все же, в конце концов, идиоты!

— Не все...

— Но, значит, хватает, если такой рейтинг-шмейтинг. Ой, как хорошо! Она раз — и на бриллиант наступила. И зритель думает: и я тоже пойду выковыряю... Ребята, милые, там же трагическая жизнь показана! Я ничего не имею против: пускай смотрят, но дайте актера!


«Очень важно знать себе цену, смотреть в зеркало. Убирать изъяны»
— Когда вы говорите о возрасте, внутри ничего не екает?

— Не в том дело — важно, умный ли человек... Вот я могу играть роль — уже знаю, вижу просто — мэра в каком-то городишке, который уходит на пенсию. Что из себя представляет на следующий день человек без портфеля, выброшенный из привычной жизни? Лично мне это интересно, потому что я много таких моментов пережила. Меня все время что-то внутри подталкивает: крутись! — и вдруг удар по тормозам: ты заново видишь цветы, деревья, улицы — все.

Гениальный Сергей Филиппов всю жизнь, так сказать, пропил. Да, он это делал роскошно, наверное, но вдруг что-то стряслось с головой — пить запретили категорически. Помню, мы встретились на «Ленфильме». «Постой, — говорит (дальше ряд идиоматических выражений), в каком городе я живу? Я же его, блядь, всю жизнь знал наощупь». Вот и я человек, который барахтается в своей нише: «Надо зайти туда-то, сделать то-то, подпись поставить». Часики между тем тикают, но мне интересно, как из той или иной ситуации можно найти выход.

— Думаю, что, выходя ли на сцену, появляясь ли на экране, вы прекрасно понимаете: на вас во все глаза смотрят сотни тысяч, миллионы человек и у многих на устах один вопрос: «Как, за счет чего ей удается так выглядеть?». Объясните: в чем секрет вашей молодости?

— Как вам сказать? Наверное, все-таки в профессии. С годами у актера нарастает убеждение: да, имею право! — и если у него все хорошо, вот как у меня, он не мается сомнениями: ну что же я делаю? Это не то!..

Когда у моего папы стали проступать на лице годы, он говорил, глядя в зеркало: «Так и срезал бы без наркоза!». (Я еще ничего не делала). Не стоит закрывать глаза на собственные недостатки, но надо знать все свои сильные качества и не стесняться, если что-то не так. Допустим, у актера кривоваты ноги, а он грудь расправил: «А я и с такими!» — и сразу они сексуальны. Очень важно знать себе цену. Смотреть в зеркало. Убирать изъяны.

«Я всегда хорошо одета — не важно, каким образом это мне достается...»


— Вы смело вверяли себя в руки пластических хирургов?

— О чем вы говорите — профессия требовала. Да, под левым глазом у меня был мешок — такой же, как у папы и у мамы. А у кого этого нет? Помню, оператор Кольцатый на съемках «Карнавальной ночи» сказал: «Что это у нее под глазами черно, как у негра в желудке после черного кофе?». Думаю: «Та-а-ак, в хорошую группу попала». У меня тогда еще явных изъянов не было, но как только в конце 70-х появились, я без всяких колебаний — шарах! Сейчас масса есть способов: актрисам это нужно в первую очередь, неактрисам — во вторую... Не надо только, чтобы так было (растягивает глаза). Вот это совсем ни к чему, но следует точно знать свои недостатки и с хорошим специалистом все обсудить...

Я не верю в сказочки про вечную молодость — за границей этим все занимаются. Софи Лорен в 89 лет: «Ах, какая пластика? Ну что вы!». Я сейчас тоже: «Ах!»... Хорошо снимут, поставят правильно свет и все будет нормально.


«НИ С ОДНИМ РЕЖИССЕРОМ РОМАНА У МЕНЯ НЕ БЫЛО, А ВОТ ПАРА-ТРОЙКА АРТИСТОВ БЫЛА»

— Обойти вашу личную жизнь стороной не могу — не обессудьте. Вопросы постараюсь задавать максимально деликатно, но если вдруг перейду где-то черту, бейте меня по рукам...

— Перестаньте — я вам отвечу.

— Все ваши мужья — мужчины интересные и неординарные...

— «Суждены им благие порывы, но свершить ничего не дано»...


Иосиф Кобзон и Людмила Гурченко. «Эти встречи были так давно, он так мощно умел завоевывать. Цветы, духи, натиск... Завоевывались все и вся»
— Вы рассказали о сыне Пильняка Борисе Андроникашвили — отце вашей дочери Маши, а следующим спутником вашей жизни стал сын автора «Молодой гвардии» актер Александр Фадеев-младший...

— Очень хороший, добрый человек, но пошел не по той стезе...

— Любовь у вас сильной была?

— Знаете, я всегда любила, жить без этого не могла, и всякий раз мне казалось, что мы на всю жизнь, — а как же иначе? У меня никогда не было просто так: пи-пи-пи, никогда! Любовь неизменно одна была — большая, искренняя, преданная, только объекты менялись. Нет, я не изменяла... Первая не начинаю, но и трогать меня не надо. Я Скорпион, и если задели, тут уж держись! Потом, все оставив, тихонечко ухожу.

— Хм, никогда не изменяли... Разве это возможно, когда речь идет о красивой актрисе?

— Для меня измена исключена. Как, объясните, я буду спать с режиссером, если он мне начнет объяснять концепцию фильма, а я буду думать о роли? Может, поэтому ни с одним режиссером романа у меня не было.

— А не с режиссером?

— Ну пара-тройка артистов была.

Съемки «Мамы»: Константин Купервейс помогает Людмиле передвигаться. После «наезда» клоуна Олега Попова ногу Гурченко собирали по кусочкам


— Хороших?

— Очень. Романы потому и вспыхивали, что одна группа крови, но все быстро перегорало, потому что двум актерам вместе ужиться нельзя.

— Рискну все же задать вопрос, на который вы всегда реагировали крайне нервно. Я много беседовал о вас с Иосифом Кобзоном...

— Здравствуй, тетя, я снялася!

— Для вас это, может, прозвучит удивительно, но он неизменно говорит о вас с благоговением...

— ...и на этом закончим. Дело в том, что у него нет никаких причин говорить обо мне без благоговения, никаких! Если бы я хоть на каплю где-нибудь согрешила... Благодаря мне этот артист понял, как должен одеваться и выходить на сцену, и дело совсем не в голосе. Если у тебя голос, нужно в опере петь, а не орать в микрофон, приняв третью позицию: это совсем разные вещи. Увы, Кобзон очень любит начальство, он всегда там, где обком, партком, а я от этого так далека... Там, куда его тянет, мне слишком неловко. Вот! Он не мог относиться к кому-нибудь лучше, чем ко мне, потому что я, действительно, очень приличный человек.

— Он утверждает, что вы удивительно талантивая женщина во всем, за что бы ни брались, — в музыке, танцах, вышивке...

— Ну а что тут такого — вы и сами все это знаете. Ой-ой-ой! Вэйзмир!


Нью-Йорк. Справа — Наталья Гундарева
Из книги «Люся, стоп!».

«Что я помню? Бесконечные застолья после многочасовых концертов. За столом представители обкома или райкома или западная звезда. Или отечественная кинозвезда — не я (я тогда прочно была в «бывших»). И тосты, тосты, прославления, прославления...

Эти встречи были так давно и так перманентны, он так мощно умел завоевывать. Цветы, духи, натиск... Завоевывались все и вся. Я на Маяковской, он на проспекте Мира, а если нет общего дома, общего хозяйства, значит, нет и семьи».


— Иосиф Давыдович вспоминал, как вы расстались. Встретились в ресторане Центрального дома актера...

— ...да...

— ...посидели, а на прощание вы сказали ему: «Когда ты будешь старый, больной, никому не нужный — вот тогда будешь мой»...

— Поцелуйте меня в жопу, называется! Еще чего не хватало: он будет стареньким... ;(Смеется). Ну ребята!

— Вы до сих пор с ним не здороваетесь?

— Боже сохрани!

— Вам не кажется, что Кобзон вас по-прежнему любит?

— Мне совершенно не интересно, что с ним происходит.

(Окончание в следующем номере)

Метки:  

Людмила ГУРЧЕНКО: «Желание покончить жизнь самоубийством возникало не раз...»

Вторник, 20 Ноября 2007 г. 18:11 + в цитатник
bulvar.com.ua/arch/2007/41/...ac7269d86/
 
Газета «Бульвар Гордона» № 41 (129)
http://www.bulvar.com.ua/arch/2007/41/470bac7269d86/
Ищите женщину!
Людмила ГУРЧЕНКО: «Желание покончить жизнь самоубийством возникало не раз. И в профессии ничего не светило, и в личной жизни — на руках ребенок, помощи ждать неоткуда... Никому не нужна, влиятельных родичей нет, мужчины надежного тоже — ну для чего барахтаться?»
 
Фото Александра ЛАЗАРЕНКО  
В средние века таких ярких, не от мира сего женщин, как Людмила Марковна Гурченко, сжигали на костре за милую душу. Никаких колдовских заклинаний и зелий не надо ей, чтобы на глазах толпы перевоплотиться в ангела или черта с рогами, в femme fatale или в передовую работницу страны, где секса не было, она запросто может прибавить себе на экране лет 10, а в жизни — 40 убавить. Кому-кому, а ей неизменно сопутствовали восторг и зависть, признания в вечной любви и проклятия — среднего не дано.

После ее блистательного дебюта в кино публика свято верила, что обожаемая актриса идет по жизни, улыбаясь и весело пританцовывая: как стрелами Купидона, пронзает острыми каблучками мужские сердца. Никто даже не догадывался, как давят на хрупкие плечи — нет, не лямки аккордеона, с которым она приехала завоевывать столицу, — а отсутствие московской прописки, хроническое безденежье, интриги и мелочность окружения...

Злые языки судачили о ее звездных романах и мужьях, которых у Гурченко было немногим меньше, чем звездных ролей, но мало кто знал подробности и причины разводов. Первый супруг — красавец-грузин аристократических кровей Борис Андроникашвили не выдержал испытания бытом и безденежьем после рождения дочки, со вторым — сыном могущественного первого секретаря Союза писателей СССР Александром Фадеевым-младшим пришлось расстаться из-за его пристрастия к спиртному, с третьим — Иосифом Кобзоном они, похоже, не поделили славу. Неспроста же прославленный певец публично каялся, что Гурченко была единственной в его жизни женщиной, на которую он поднял руку — дал ей пощечину...

Ничто тем не менее не могло сломить ее гордость и страстное желание самоутвердиться, и, видимо, закономерно, что самым длительным оказался союз с пианистом средней руки Константином Купервейсом. Музыкант, который намного моложе актрисы, выполнял при ней обязанности аккомпаниатора, личного секретаря, менеджера, финансового директора и снабженца — именно при нем суперзвезда советского кино сыграла свои самые блистательные роли. Правда, сегодня обиженный бывший супруг считает, что с 23 лет до 41 года был лишь ее рабом, тенью. В память о браке Купервейс хранит не фотографии, — их Людмила Марковна после разрыва не отдала! — а свою трудовую книжку, где в графу «должность» когда-то собственноручно вписал: «Муж Гурченко». Он уже и сам не знает, что это было: любовь? наваждение?

В отличие от него Людмила Марковна предпочитает исповедоваться не перед журналистскими диктофонами, а перед кинокамерой, хотя в то же время не стесняется откровенно говорить о вещах, которые другие скрывают. В конце концов, не триумфы, а пережитые ею страдания переплавились потом в роли самой высокой пробы, огранили талант, придали игре глубину. Слезы, которые в непростых житейских коллизиях, сцепив зубы, она сдержала, потом щедро пролились в зрительном зале.

Любопытно: Никита Михалков — тот уникальный мужчина, которому она подчинялась, пусть даже и на съемочной площадке, — заявил однажды на творческой встрече, что «есть актрисы, которые семью и ребенка не променяют на хорошую роль. Люся же за нее может поджечь свой дом, причем сама принесет керосин. Потом будет раскаяние, суд, но роль она все же сыграет»...

Женщина-фейерверк, Примадонна, Мадам элегантность — для нее не жаль самых восторженных эпитетов. Полвека фильмы с участием Гурченко бьют кассовые рекорды, до сих пор после концертов и спектаклей публика, стоя, провожает ее аплодисментами. Она и сегодня поражает легкостью, изяществом, осиной талией, хотя с возрастом что-то в актрисе все-таки изменилось. По-моему, Людмила Марковна уже не мечтает о звездах с неба — теперь для счастья ей нужно совсем немного: снова услышать команду: «Мотор!» и выйти на съемочную площадку...


Дмитрий ГОРДОН
«Бульвар Гордона»


«МЫ РАЗДЕВАЛИ ТРУПЫ, ПОТОМУ ЧТО НЕ В ЧЕМ БЫЛО ХОДИТЬ»

— Да, Людмила Марковна, смотрю вот на вас и вспоминаю слова песни: «Потому что нельзя быть на свете красивой такой»... Помните, «Белый Орел» исполнял?

(Смеется).

— Замечательно выглядите!

— Спасибо — чего уж там...

— Вы родились и выросли в Харькове — насколько я знаю, даже в украинской школе учились...

— Она у нас прямо во дворе была, под балконом — я и не знала, что она украинская. 23 августа 43-го года Красная Армия освободила город от фашистов, а 1 сентября, как полагается, — первый раз в первый класс. Еще недавно в этом здании располагался немецкий госпиталь, поэтому не было ничего: ни парт, ни мела, ни классов... По-украински я ни одного слова не знала, а там сразу «почали розмовляти українською мовою». Пришла домой и спрашиваю: «Мама, а что такое гусы?». Она: «Это гуси». Вот так постепенно, постепенно... Ближайшая русская школа находилась от нас за четыре квартала, ходить было далеко... Попробуй-ка каждый день, если ни трамваев нет, ни троллейбусов, ни машин — все пешком.

— Гуси хоть в Харькове были?

Родители Люси Гурченко — Леля и Марк. Мама — из аристократов, отец — из батраков...


— Та не було ж гусей — зовсiм!

— Немцы поели?

— Геть усе з’їли — i ворон, i горобцiв.

— Вы видели войну глазами ребенка и написали о ней совершенно пронзительные воспоминания...

— Как сейчас помню: лето, детский сад вывезли на дачу. Ха-ха-ха, нам так весело, и вдруг за всеми детьми приезжают родители, за мной — мамина сестра. Еще утром мы ходили в лес на прогулку, рвали цветы, а после обеда ни с того ни с сего нас срочно забирают в Харьков. Нам по пять лет — кто там что понимал? В город? Ну и хорошо! Там папа и мама, там баян, там все, а потом уже началось: бомбоубежища, какие-то незнакомые звуки. Земля вздрагивала: дж!-дж!-дж! — в воздухе звенело: пиу!-пиу!-пиу! — а потом (поет):
22 июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.

Видите, все через Киев идет... Вот я сегодня сижу тут у вас, i менi дуже приємно вспоминать те далекие годы. Да, было страшно, но со временем понимаешь: именно тогда, в пять-шесть лет, до семи, когда я жила в оккупации, произошло мужание духа.


Немцы ведь занимали Харьков два раза. Сначала город отбила Красная Армия, но вскоре она — жуткая, растерзанная — отступила. «Боже мой! — думала я. — Вот так и папа мой где-то...», ну а потом — раз! — и вновь наши моторизованные части вошли. Все это как-то быстро... В 43-м году уже и «Катюши», наверное, появились, и машины более мощные были, и солдаты появились в форме с иголочки, в скрипучих таких сапогах. Ой, мне посчастливилось на танке, прямо на пушке проехать!

— Вы видели убитых?

— Видела? О чем вы говорите? Мы раздевали трупы, потому что не в чем было ходить.

— Вы лично?

— Ну да — и я, и другие дети.

— И страха совсем не было?

— Поначалу еще била дрожь, а потом привыкли, как будто так и надо.

...Помню самую первую харьковскую бомбежку — папа еще дома был и взял меня с собой в город... Он мне тогда казался молодым и здоровым, а ведь ему к тому времени исполнилось 43 года. Уже потом от мамы узнала, что после работы в шахте у него были две грыжи, поэтому всю жизнь ему приходилось носить бандаж. Кашляя, он держал руками живот, ему нельзя было поднимать тяжести... Папа был невоеннообязанным, но ушел добровольцем и унес на войну баян.

В тот первый раз... «Хай ребенык знаить и видить усе», — сказал он маме, и мы побежали с ним на Сумскую. Я видела там убитых, но не бомбами, а пулями: пиу!-пиу!-пиу! Видимо, самолет стрелял. Никогда не забуду: около ресторана «Люкс» на правом боку лежала раненая женщина. Левое плечо у нее было раздроблено, и цветастая кофточка вдавилась внутрь. На ноге, повыше колена, осколком вырвало кусок мяса. От ветра широкая белая юбка поднялась, закрыла лицо, и видны были только белые трусики. Лицо у нее было совсем серое, и она даже не стонала, а так монотонно твердила: «Товарищи, пожалуйста, кто-нибудь... Поправьте юбку, прикройте, мне так стыдно...».

Это все детские впечатления, но они яркие, со вкусом и запахом... В кинотеатре «Комсомольский» (не знаю, как он сейчас называется, — это центральный, на Сумской) во время войны шли все фильмы с Марикой Рекк — я сидела на ступенечках возле выхода и запоминала (поет):

Марк Гурченко: «Ничего не бойсь, дочурка! Дуй свое! Надо быть первую!»

Ин дер нахт
Ист дер менш нихт герн аляйне...
(Ночью человек неохотно остается один).

Что вы — я на экран зыркну: о! Актриса вся в перьях, в блестках: вот вырасту, и все будет та-та-та-да! Так формировался актерский подход к жизни.

— Вы немцев запомнили?

— Больше первых. Они были «старые» — лет 30-35 (как я теперь понимаю, может, потому, что в ремонтных мастерских работали)... Один из них, Карл, нам всегда что-то давал, а потом показывал фотографию: «Их хабе драй кляйне киндер». (Я по-немецки блестяще могла говорить — на бытовом уровне). Карл объяснял, что у него дети, и никогда не спрашивал, где мой папа: на фронте или нет, потому что за это, знаете, сразу могли... А когда немцы второй раз вошли, стало страшно — это были части СС. Никогда не забуду, как они шли по Очаковской и Клочковской. Мы шныряли по городу: вот школа и дом, тут наступают немцы, а здесь в плащ-палатках отступают наши... Господи, дождь, и им кричат из окон: «Направо, направо! Там можно спрятаться, там лесопарк, парк Шевченко...». А с другой стороны: ду-ду-ду! Строем! И все белобрысые! Когда спустя много лет Урмас Отт брал у меня первое послеперестроечное интервью, такое, знаете ли, якобы демократическое, я подумала: «У-у-у, зараза! На эсэсовца как похож!». С детства так отложилось...


«ИНОГДА НАПАДАЕТ ОБЖОРСТВО — И МУЖИК НЕ УГОНИТСЯ. ВИЖУ МЯСО — СТАНОВЛЮСЬ НЕНОРМАЛЬНОЙ»

— Вам приходилось перед немцами петь?

— Конечно. На разогрев я выдавала им наши песни из фильмов. Сначала голосом Утесова (поет): «Что-то я тебя, корова, толком не пойму...», и тут же голосом Эдит, его дочери: «День, в полях другие цветы...». Раздавались нестройные аплодисменты, и мне этого было достаточно. Ах, так? Нате вам! Я же видела, как они на губной гармошке играли, как, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, пели:
Фор дер казерне
Фор дем гросен тор
Штанд айне лантерне
Унд штейт зи нох дафор.
Ви айнст Лили Марлен,
Ви айнст Лили Марлен...

Как вжарю им по-немецки — я же быстро все схватываю, — ну а потом «Катюшу» — с чечеточкой, как папа учил. Все, они умирали от смеха... За это суп недоеденный сливали в мой котелок, и я гордо несла его домой, а все дети смотрели завистливо. А что — работайте тоже!


Мама относилась ко мне довольно критично: «Ну что Люся? Девочка не очень красивая — лоб большой, уши торчат...». 1943 год
— Вы помните ощущение голода?

— Если бы не это, кто бы в немецкой части вообще ошивался? Голод все время был, я только и слышала: «Люся, ты умрешь, если будешь... Люся, ты умрешь!..». У меня уже рос живот, ручки были тоненькие — все, как полагается. Есть было просто нечего...

— Этот страх перед голодом и ощущение того, что одеться не во что, вы пронесли через всю жизнь или все потом стерлось, забылось?

— Чувство, что одеться не во что, — оно до сих пор мучает. Все время работает фантазия — да-да-да, — а насчет еды... Вот у мамы моей это было — она не смогла остановиться: ела, прятала... Ужас какой-то, а меня, как и папу, Бог миловал. Сейчас у меня несчастье какое? Если вдруг захочу есть, умну столько, что все вокруг думают: «Боже, и это она...

— ...с такой талией?»...

— Все порасстегиваю, как дам (выдыхает) — и тогда на неделю-на полторы хватает. Обычно-то я нормально ем и без всяких диет — сколько хочу, но иногда нападает обжорство. Вот тут за мной и мужик не угонится: вижу мясо — и я уже ненормальная, перестаю собою владеть. Наверное, это оттуда идет, но когда рядом такой джентльмен, как вы, я точно буду владеть собой (смеется). Чувство юмора потеряешь — пиши пропало...



Из книги «Аплодисменты».

«...В 1964 году я работала в театре «Современник» (тогда он находился на площади Маяковского). После репетиции на проходной сказали, что вот уже два часа меня дожидается какой-то человек. Навстречу мне шел большой мужчина с черной бородой — раньше я его никогда не видела.

— Здравствуйте, Людмила!

— Зд-дравствуйте...

— Наверное, вы меня не узнаете?

— Нет, извините, нет.

— Как бы это... Неудобно сказать... Да мы с вами когда-то воровали.

Я прямо шарахнулась от него. «Современник» в то время был самым популярным театром в Москве. Артистов немного, все личности, атмосфера интеллигентная и интеллектуальная. В каждом углу читаются редкие стихи, речь перемежается такими новыми, модными тогда словами: «экзистенциализм», «коммуникабельность»... Я репетирую «Сирано де Бержерак», борюсь со своим «харьковским диалектом», успешно, вот уже полгода, выращиваю в себе «голубую кровь» — и на тебе! Какой-то ненормальный... «Мы с вами, — говорит, — когда-то воровали». Такое ляпнуть!

Ну всегда, всегда со мной не так, как с людьми.

— Вы что, товарищ? Что вы говорите? Вы меня с кем-то путаете.

Быстро ухожу, но он меня догоняет. Весь красный, ему тоже очень неловко — хоть не нахал.

— Людмила... ну это... вот черт... в Харькове... Война, базар, мороженое, всякое то-се... Ну? — Шепотом добавил:

— Ну, Толик я, — и еще тише: Мордой звали...

— То-олик! Ой, ну, конечно, конечно! Прекрасно все помню! Еще бы! Вас не узнать, такой вы большой...

— А я вас в кино сразу узнал, хотя вы тоже изменились. Всем говорю, что вас знаю, — никто не верит. Не скажешь же, что воровали в детстве... Все хотел повидаться, да не решался, а сегодня думаю: чем черт не шутит? Принял для храбрости, и вот...

Мы зашли в ресторан «Пекин».

Толик стал горным инженером. В Москве был проездом с Севера.

Вспоминали далекое и такое родное прошлое. Уже громко, не оглядываясь по сторонам, называли все своими словами. Нас связывали особые узы братства, которые объединяли всех, кто в Харькове перенес войну.

Мы с удовольствием говорили на «военном» харьковском жаргоне, и ни один человек рядом не смог бы нас понять».





«МАМА ОТНОСИЛАСЬ КО МНЕ ДОВОЛЬНО КРИТИЧНО: «НУ ЧТО ЛЮСЯ? ДЕВОЧКА НЕ ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ — ЛОБ БОЛЬШОЙ, УШИ ТОРЧАТ...»

— У вас был удивительный папа, и мне кажется, он до сих пор остается для вас путеводной звездой. Вы и сегодня сверяете по нему поступки?

— Понимаете, какое дело... Начну с отрицательного. Сейчас журналистикой занимаются все, кому не лень: если есть диктофон и несколько вопросов в запасе, эти люди чувствуют уже себя на коне (иногда начинают такое нести, что не знаешь, отвечать или просто послать). Одна девушка (она молодая, великая) спрашивает: «Ну вот скажите, кто для вас в жизни пример? Только не говорите, что отец». Я кх-м — слова, которые напрашивались на язык, проглотила, посидела чуток (за столько лет любые бури, что ударяют в голову, в сердце, в мозги, научилась уже опускать на дно), встала и ушла.

«Рабочий поселок», 1965 год. Людмила Гурченко и Олег Борисов


Все, связанное с папой, я глубоко спрятала... Это раньше безумно много о нем рассказывала — и так, что все лежали, а теперь это делаю изредка, только если собирается очень своя компания (еще живы многие, кто его знал).

Да, это был мой первый учитель — с самого детства, во всем. «Ничего не бойсь, дочурка! Дуй свое! Надо быть первую! Сделала ляпсус — иди уперед. Не оглядайся назад! Давай, давай!». Боже, я так долго неслась вперед, так мучилась, если кто-то из детей уже там, на сцене, а я жду еще очереди, чтобы туда выскочить. Папа: «Сейчас, сейчас, дочечка!»... Ох! Как дам с аккордеончиком, с чечеточкой — целый концерт. Все пою: и блатные песни, и классику, и Глинку — на всех языках, не зная ни одного: это фейерверк, в который меня бросил папа. В жизни я наделала массу ошибок и неверных шагов, встревала туда, куда не следовало, проявляла невыдержанность там, где нельзя было, — это оттуда идет. Да, это плохо, но и прекрасно — иначе не состоялось бы то, что состоялось.

Сейчас я могу безупречно владеть собой, умею переждать, не выбрасываю энергию попусту, зря не теряю калорий. Научилась гаварить па-а-масковски, типа «эта атвратительно савершенно», хотя ма-а-а-сквичкой так и не стала. Напротив, за столько лет приучила всех к моему диалекту. Не так что прямо по-украински шпарю: «Шо вы грите? Ай, перестаньте, у нас у Харкови...», но теперь мягкий южный говор — моя фишка, и я считаю это одной из своих маленьких побед...

— И все хорошо вроде, а папы нет!

(Грустно). А папы нет... Сейчас ему было бы 109 лет. 23 апреля пошла на кладбище, поговорила. Нет, совсем я не ненормальная, но мы с ним говорим. Когда долго не бываю у него из-за чего-то... Ну как долго? Месяц...


«Сейчас папе было бы 109 лет. Недавно пошла к нему на могилку, поговорила, цветики, которые он любил, принесла, и так хорошо...»
— ...накапливаются вопросы?

— Меня гложет совесть — потерянная в нынешнее время субстанция. Вот что это такое? Как и душу, руками ее не потрогаешь, но она ест тебя поедом, и я не нахожу себе места. «Что делать? — думаю. — А-а-а, надо туда, на могилку»... Цветики, которые он любил, принесу, все почищу, поговорю, и так хорошо! Сделаю вроде что-то, чтобы он жил, приду домой, а его опять нет — одни лишь портреты.

— В своих воспоминаниях вы писали, что папа морды бил тем, кто говорил о его дочурке гадости...

— Ну, не то что бил, но морально уничтожал... Ну вот представьте: 57-й год, на экраны только вышла «Карнальвальная ночь», и, конечно, я приехала домой на каникулы. На стене кинотеатра, где крутят картину, висит трехметровая афиша — на ней я в черном платье, с муфточкой, и папа в широких брюках (ну простой человек) гордо сообщает прохожим: «Это моя дочь». Те от него малость шарахаются, а он: «Чего ты? От фотографии посмотри: в детстве, это, это... А он ее мать». Мама сразу бах! — и на другую сторону улицы перебегает: стеснялась.

Потом он целую пачку фотографий моих носил с собой — раздавал и ставил автограф: «Марк Гурченко, отец актрисы»...

— Мама, видя такую любовь между отцом и вами, не ревновала?

— Нет, но относилась ко мне довольно критично. «Ну что Люся? Девочка не очень красивая — лоб большой, уши торчат...».

— Не очень красивая?

— Я-то? Вообще нет. За 15 минут могу себе что угодно нарисовать, а так лицо у меня никакое.

— Ну что это вы говорите?

— Да-да, никакое — оно гуттаперчевое: с помощью грима из меня можно сделать все, что угодно. Ой, в фильме «Рецепт ее молодости» работал грандиозный гример. Я ему говорю: «Не знаю, что предпринять, но мне бы хотелось, раз уж моя героиня живет 300 лет, как-то поднять ей глаза удивленно. Может, мы к векам что-то прикрепим?». Он отсоветовал: «Будет больно — вы лучше брови свои уничтожьте». — «Как?». — «Как класс! И идите на съемку с утренним лицом». Ну что — я их и выщипала...

Слушайте, прихожу — никто меня не узнает: на проходной не пропускают. «Так это же я», — говорю. Нет — голос знаком, а лицо первый раз видят. Иду в павильон — и там реакция бурная: «Вот это Гурченко? Ой-ой!». Гример поработал, я выхожу...

Кинопробы. «Маму спрашивали: «Сколько вы дали, чтобы такую, как Люся, взяли в кино?»


— Царица!

— Так что мама была очень права, но папа-то видел меня уже «заграмированной». «Заграмирують дочурку, и будеть она в кино первою павою» (павлином, значит)... В общем, когда «Карнавальная ночь» вышла, меня уже прятали. У нас был полуподвал: две комнаты, кухня, коридорчик... Только дверь открывается — меня вжик! Однажды пришли к нам три женщины: «Здрасьте, мы вот хотели узнать, а правда, что ей 40 лет и что ее просто сделали в кино молодой?». Папа мой — он же хозяин — в ответ: «Давайте, бабы, сначала выпьем!». По рюмке налил, они раздухарились, морды красные... «Ну а теперь я покажу вам свою дочь: «Выходи, дочурка». Я появляюсь из своего закутка, они: ах! «А это ее мать» (матери 38 лет, а мне 20)... Ужас, что он им вслед говорил, когда они уходили, задницей открывая дверь.

Так было всегда: папа переживал очень сильно, особенно когда статьи пошли разносные — у него даже инфаркт был.

— От статей?

— Да. Мама как-то в себе все носила: очки темные надевала, ни с кем не разговаривая... Наша семья была уничтожена сплетнями. «Леля, сколько вы дали, чтобы такую, как Люся, взяли в кино? Наверное, 25 тысяч. Что же теперь можно хорошего посмотреть, если там такие, как Люся, будут?». Вот тут папа не мог выдержать...


«Карнавальная ночь», 1956 год. «И улыбка, без сомненья, вдруг коснется ваших глаз, и хорошее настроение не покинет больше вас...»
— Все-таки удивительно: в «Карнавальной ночи» вы снялись в столь юном возрасте и так рано пришла к вам всесоюзная слава...

— Везение, случай...

— ...но потом за это везение вы расплатились сполна...

— Еще бы — я это называю тиранией маски. После «Карнавальной ночи» в драматических ролях никто меня уже не воспринимал — пой, мол, товарищ Гурченко!.. С тех пор за мной тянется прекрасный, в общем-то, шлейф счастливой оптимистки — всегда веселая, заводная, танцует и поет: «Пять минут»... С другой стороны, если разобраться, от силы у меня недели три хорошего времени было, а все остальное требовало терпения, умения улыбаться, не сдаваться в безвыходном положении, преодолевать себя и при этом обходиться без сильного мужского плеча...

Дима, я никогда не снималась у мужа-режиссера, который бы думал: сейчас эта картина, а следующая та, — не было такого! Я всегда попадала к разным людям — представителям всевозможных школ, направлений, темпераментов, интеллектов — и везде выстраивала отношения, встраивала в их замыслы, клише и схемы свой организм.


«ОБСТАНОВКА ТОЛКАЛА: ПОСТОРОНИСЬ, НАГНИСЬ!»

— Сколько лет длился ваш ужасный простой после «Карнавальной ночи»?

— Если не брать в расчет проходных, эпизодических ролей, если считать по вертикальным всплескам — лет 14 или 15.

— Что чувствует молодая красивая женщина, когда после оглушительного успеха, после сумасшедшего признания миллионов зрителей вдруг оказывается невостребованной, никому не нужной и не снимается в лучшие для актрисы годы?

— Как вам сказать? (Грустно). Все равно папин оптимизм был во мне неистребим. Его коронная фраза: «Успокойсь, дочурка, и помни: хорошега человека судьба пожметь-пожметь да и отпустить» — она со мною жила. Я уезжала из Москвы, спасали люди, живущие далеко от центра, которые привечали теплом, добротой. Ну и пускай туалет там Бог знает где, зато хата натоплена, и варенички с картошечкой, и зал теплый. Там я научилась импровизировать, зажигать публику...

«В пять минут решают люди иногда — не жениться ни за что и никогда». С Юрием Беловым


— ...и выживать?

— И выживать! Из зала мне часто задавали вопрос: а почему вы нигде не снимаетесь? Ну не будешь же плакаться, и я иногда отвечала: «Сейчас снимаюсь в картине «На стальных магистралях». Просто от фонаря — пойди проверь, что за фильм...

— Были депрессии?

— Они навалились попозже, уже перед «Старыми стенами». В профессии ничего не светило, в личной жизни, представьте себе, тоже... На руках ребенок, а помощи ждать неоткуда — и папа, и мама уже предпенсионного возраста, я единственный кормилец в семье... Работы было мало, бросалась и туда, и сюда...

— Сама, сама...

— Плюс ко всему шить научилась — те платьица помогали хоть как-то концы с концами свести.

— Не знаю, правда это или выдумки, но слышал, будто одно время вы хотели покончить жизнь самоубийством...

(Пауза). Такое желание возникало не раз, потому что просто не за что было уцепиться, и вдобавок меня подталкивали... Обстановка толкала: посторонись, нагнись! Никому не нужна, влиятельных родичей нет...

— ...и мужчины надежного?

— Сейчас есть, а тогда не было. Ну для чего барахтаться? Кино ушло, умерло... Знаете, ненужность — страшное дело: в зеркало на себя смотришь, и становится не по себе — вдруг видишь то, что вчера было еще незаметно. Перед «Старыми стенами» мне казалось: если не буду в этой картине сниматься, если не утвердят — все, а меня не утверждали и не утверждали. Твердили: «Она не лидер, не стайер, она спринтер — годится только на короткие эпизодики», но режиссер Трегубович сказал: «У нее лучшая проба — ее и берем».

Я тогда же не знала, что работала под топором нависшим — худсовет три эпизода должен был отсмотреть и только тогда решить: буду я в фильме занята или нет.


«Балтийское небо», 1960 год. С Витей Переваловым
— Роль в «Старых стенах», на мой взгляд, в вашей кинокарьере этапная...

— Это одна из лучших моих работ, и я вообще не понимаю, как ее сделала.

— Скажите, а какие-то заказные статьи против вас в тогда еще советской прессе публиковали?

— Собственно, я и была ими уничтожена. Теперь-то, поскольку иногда приглашают и платят хорошие деньги, жить можно, а тогда на четыре с полтиной за концерт не разгонишься.

В этом вопросе вообще много граней... Я ведь жила в довольно простой среде. В моем окружении — домашнем, соседском — никогда не вели разговоров о 37-м годе: ну откуда мне было знать о каких-то врагах? Они где-то далеко, у нас таких отродясь не было... Уже потом мама мне рассказала, как в 25-м, когда все дворянское уничтожали, тягали ее вместе с дедушкой, но тогда, вступив вместе с папой в социалистическую жизнь, она молчала, счастливая, что убежала от этих дворян подальше. Зато бабушка говорила: «Этот Ленин — подличуга, провокатор. Как людишки при царе жили? Всего было вдоволь: и механические жатки «маккормик» свои, и скотина». Я недоумевала: «О чем это она?», а бабуля свое гнула: «Николашка был умный, но его победили». — «Какой Николашка? — думала я. — Наверное, давний ее воздыхатель».

Это был цирк: мама из дворян, но полностью закрыта, зажата, а папа из батраков — и вся душа нараспашку. В общем, красная кровь с голубой смешались, а победил папа. Я никогда об этом не вспоминала — даже когда дворяне вошли в моду, промолчала, что в моих жилах тоже благородная кровь течет. Впрочем, я отвлеклась. О чем мы сейчас говорили?

— О 37-м годе...

— Да, об этих страницах истории я не подозревала, и только во ВГИКе о них узнала, потому что за мной ухаживал будущий Машин отец Борис Андроникашвили. Грузин...

— ...сын репрессированного писателя Пильняка...

— ...и репрессированной Киры Андроникашвили. Она как жена врага народа отсидела четыре года, но потом ее вызволил Берия, большой поклонник сестры — актрисы Нато Вачнадзе (в девичестве тоже Андроникашвили). В Борисе — ослепительном, остроумном, начитанном — смешалась кровь двух самых красивых, аристократичных семей Грузии.

Ну а теперь слушайте дальше. Перед Московским фестивалем молодежи и студентов 57-го года кого-то осенила идея: всех известных, красивых и умных ребят из институтов (в том числе и нашего, кинематографического) научить работать среди иностранцев.


«МОЖЕТ, ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ, МОЖЕТ, УМРУ СКОРО...»

— Работать в прямом смысле?

— Прямее некуда. Тук-тук-тук — вопрос ясен? Со мной тоже тайно встречались и пообещали: «Будете заниматься языком, у вас будет квартира»... Я была абсолютно советская, любила родину, красное знамя, но интуиция подсказывала: беги прочь, и немедленно! Я не понимала, что делать и кому об этом сказать, — меня же предупредили: родителям не говорить, никому ни слова. Один мальчик из наших, Дима Оганян, согласился — видно, со страху, потому что у него в 37-м всех уничтожили — и на всю жизнь стал калекой (о нем потом Габрилович снял страшный фильм «Мой друг стукач»).

Борис заметил неладное. «Что с тобой?» — спросил, и когда я призналась, рассказал мне о матери. Кира Георгиевна была женщиной необыкновенной, красоты совершенной, но ей становилось плохо, как только она слышала: «Быстрей-быстрей!». Дело в том, что в лагере они камни носили, и все время их там подгоняли. Когда мама Бориса вернулась в Грузию, органы тоже к ней подкатились, но она, несмотря на все пережитое, без разговоров указала им на дверь. «Вон!» — сказала. И ее оставили в покое.

«После «Карнавальной ночи» в драматических ролях никто меня не воспринимал. С тех пор за мной тянется шлейф счастливой оптимистки...»


Борис научил: «Если будут звонить...» — Ну, вы понимаете. Я же была так испугана, опасалась обернуться, пошевелиться, — мне казалось, что за мной кто-то следит...

— Представляю...

— Дима, я редко бываю так откровенна... В книге своей написала об этом, но мягко, чтобы было смешно (человек тонкий всегда поймет), а на самом деле было совсем не до смеха. Я боялась звонков, боялась всего, и когда уже зашла речь о том, какое конспиративное имя мне нравится, когда уже дали номер контактного телефона, впала в ступор. «Нет! — произнесла, — вот не понимаю этого: хоть умри. Я если что-то увижу — убью, уничтожу. Как Зоя Космодемьянская (а я по снегу босиком ходила, готовилась), могу грудью закрыть... Я же такой патриот: люблю Ленина, Сталина, «Молодую гвардию», но вот это — увольте»... (Вздыхает). От этого вся моя жизнь лопнула.

Потом уже я стала многое понимать, но что ж — надо отрезать и жить дальше. Больше ко мне никогда... Нет, они подходили, но я говорила: «Извините, у меня нога сломана. Пригласите других». — «Кого?» — и я называла тех, кто с ними уже (выбивает руками дробь)... Очень противная страница моей биографии, ну а потом тот же человек, написавший гадости о Бернесе, накропал фельетон «Чечетка налево», который вышел в центральной газете.

— Что там читателям сообщили?

— Что у меня левые концерты, что я много зарабатываю — гребу деньги лопатой...

— По тем временам обвинение страшное...

— А у меня за душой не было ни копейки — чулки у пианистки брала. Боже мой, Дима, ну что такое звезда? Прежде всего материальная основа. Надо быть не только талантливым, умным, но и — главное! — материально независимым, чтобы заниматься чем хочешь, а если этого нет, то и сиди себе. Звезда не может перешивать, зашивать: «Здравствуйте, там шов за спиной не видно?», а ведь все это я прошла — признаюсь как на духу. Может, это мое последнее интервью, может, умру скоро...

— Не дай Бог!

— Да нет, я просто так говорю, но мне, кроме имени своего, терять абсолютно нечего — понимаете?

— Вот оно, счастье!

— Это демократия, не загнивающий капитализм, потому что мы еще не так состоятельны. Вот разбогатеем — загнием.

— После того, как вышла эта статья...

— ...больше со мной никто не общался. На сочинском пляже в спину бросали камни.

— ???

— Галечку! Да-да-да... И там мне нельзя было быть, и здесь... Уехала из Москвы, а у папы опять инфаркт: первый легче был, этот сложнее, но мне ничего не говорили. Эти статьи дались нам тяжело...

Ну что еще? Как-то во время съемок фильма «Девушка с гитарой» директор картины Маслов забрал меня прямо с площадки — подошел, сказал, что в обеденный перерыв за мной приедет машина. Знаете, кем раньше был министр культуры? Это сейчас с ним по-свойски общаются: «Привет!», «Здорово!», «Алле»...

— ...а тогда он казался небожителем...

— Ну что вы! Министр культуры Михайлов — бывший комсомольский вождь... После «Карнавальной ночи» всю съемочную группу он вызвал, хвалил картину, советовал тем же составом еще одну комедию снять. Я и подумала, что он опять будет хвалить. Подъезжаю к министерству — меня встречают, правда, ведут не в тот кабинет, где уже была, а в другой, с табличкой «Замминистра по радиовещанию». Министр с замом взялись за меня вдвоем, да так, что от неожиданности я онемела. И знали ведь, что дело не в клеветнической газетной статье, а в том, что я отказалась сотрудничать с органами...

— Что они говорили?

— Это странно, но из всего разговора я поняла, что во мне нет ни капли высокого патриотизма. Они распалились: да что это вы себе позволяете? Танцы, вертлявые западные штучки-дрючки. Оказывается, где-то не под ту песню подтанцевала.

— Это и было непатриотично?

— Они кричали, что не хотят, чтобы их дети на таких буржуазных образцах формировались. «Разве советская девушка с белым воротничком так может? С лица земли сотрем! Фамилии такой не будет!». Вот и стерли... Перестали снимать, забыли... Кому я об этом скажу? Вот разве что вам — через 50 лет. (Та-а-ак! Вообще-то, я очень хорошо выгляжу, и никогда мне моих лет не дашь, но говорить надо правду. Добрый вечер!).

(Продолжение в следующем номере)

Метки:  

Алла Пугачёва: «Стыдно смотреть на нищету!»

Четверг, 15 Ноября 2007 г. 14:20 + в цитатник
aif.ru/articles/article_prm...09156.html

foto3846 (320x213, 16Kb)Алла Пугачёва:

«Стыдно смотреть на нищету!»

 
Певица, которая всегда была далека от политики и социальных тем, вдруг сама вызвалась на откровенный разговор о своей общественной деятельности и взглядах на жизнь страны

- В последнее время у меня была «чёрная полоса», - начала примадонна. - Пресса меня то хоронила, то распускала слухи, что я прекращаю гастролировать и уволила своих музыкантов... А когда случились перевыборы в Общественную палату, меня просто задолбали звонками: правда ли, что меня сам Путин вычеркнул из списков? Пришлось президенту и Владиславу Суркову (замглавы президентской администрации. - Ред.) лично звонить мне и говорить, что никто меня не вычёркивал.  

«Ненавижу трибунные речи»

Общественная палата много делает и без меня, но всё равно должен быть какой-то популярный человек, типа меня, который бы все эти вопросы продвигал. Я, конечно, не умею выступать на трибунах. Я ненавижу все эти монотонные речи, этот суконный язык ещё с советских времён. Мне физически плохо от этого. Однажды посетив какой-то симпозиум, я попросила: «Пожалуйста, освободите меня от этого». Поэтому тихо делаю своё дело. Мне доверили пенсионный «надзор». Получается, что, пока ты молод, о своей будущей пенсии не задумываешься.

- Почему вы так считате? Я уже задумываюсь...

- Это ты сейчас стал задумываться. Потому что об этом стали везде говорить. Но, пока молодой, получаешь хорошие гонорары, работая в самой читаемой газете, не так остро стоит вопрос. А если сказать, что у тебя будет маленькая пенсия, у тебя вообще будет наплевательское отношение к своей работе! Чьи-то внуки могут возмутиться: «Чего вы нас укоряете за нежелание честно трудиться? Вы вкалывали всю жизнь, а у вас даже нормальной пенсии нет!»

Наши поющие артисты умудряются выбивать себе балетные пенсии, потому что они выше и раньше выплачиваются. Это ведь унижение! Я пока ещё работаю и, слава богу, зарабатываю. Но если брошу, значит, я должна получать приличные деньги, в которых была бы видна оценка моего труда. Чтобы и у начинающих был положительный пример перед глазами. Мол, если ты лучше работаешь, поёшь не под фонограмму, а только живьём, больше сердца отдаёшь людям, значит, и пенсия у тебя должна быть достойная.  

Делаем из людей рабов

- Почему, по-вашему, пенсионная реформа буксует?

- Я изучала этот вопрос. Во-первых, проблема в том, что только около 4% наших граждан, получивших так называемые «письма счастья» с предложением выбрать пенсионный фонд, сделали выбор в пользу частных организаций. Все остальные надеются на государство. А государство прибавляет раз в полгода то 150, то 300 руб. Общественная палата предлагает свой вариант пенсионной реформы. Это когда пенсионные деньги «молчунов» - людей, понадеявшихся на государство, не лежат мёртвым грузом на счетах во Внешэкономбанке, а возвращаются в регионы для инвестирования в местные предприятия и проекты.

Председатель комиссии палаты по вопросам социального развития Александра Очирова подсчитала, что обязательная часть пенсионных накоплений населения в одном регионе составляет в среднем около 3 млрд. руб. Эти средства находятся в Москве на счетах ВЭБа, и инфляция ежегодно их съедает. Вот мы и предлагаем вернуть эти деньги в те регионы, в которых они были собраны.

Во-вторых, государство должно заинтересовать работодателей участвовать в пенсионном обеспечении своих работников. Мне больше всего понравился вариант мужа Анжелики Агурбаш. У него на предприятии есть свой пенсионный фонд, благодаря которому пенсионеры получают высокую пенсию. Откуда он берёт на это деньги? 5% от себестоимости продуктов он сразу откладывает на пенсию. Это незначительно увеличивает отпускные цены на продукты. Но мне кажется, этот вариант наиболее рентабельный.

В-третьих, у нас есть ещё и бюджетники. Их зарплаты нужно поднять, чтобы люди из своего заработка могли бы сами откладывать на чёрный день. Нужно разрешить руководителям бюджетных учреждений начислять пенсию дифференцированно. Трудится работник хорошо - ему повышенную пенсию. А пока такое отношение к людям делает общество стадом. Стадо превращается в рабов. А там, где рабы, там всегда восстание! А не хотелось бы.

- О чём люди пишут вам в письмах?

- Из писем, которые я получаю, большинство о том, чтобы вернуть льготные лекарства. Да, людям выплачивают компенсацию, но лекарства дорожают каждый день, и компенсация не покрывает эту разницу. Меня упрекают за то, что я дилетант и идеализирую возможности государства. Но я считаю, что пенсионеры должны иметь бесплатное медицинское обслуживание, бесплатные лекарства, бесплатные услуги ЖКХ и бесплатный проезд в общественном транспорте. Не обеднеет страна. Должна быть «воля кулака» и смелость, чтобы сказать: «Изыскать средства!» А откуда деньги брать? Да из того же Стабфонда, который сейчас в Америке находится. Все эти средства лежат мёртвым грузом и не работают на людей. Верните в Россию эти деньги. На это я слышу один ответ: «Разворуют». Кто разворует? Ну поставьте честного человека! Наказание сделайте такое, чтобы неповадно было воровать. Ой, я закурю, а то уже начинаю психовать.  

«Эй, пофигисты, все на выборы!»

- Вы всю жизнь чурались политики. А тут вдруг снялись в ролике партии власти. Зачем?

- Люди думающие могут решить, что с партией власти и так всё ясно, и вообще не пойдут голосовать. А на самом деле последствия могут быть непредсказуемыми. Только из-за этого я решилась. Правда, был ещё момент, когда я агитировала за Ельцина, призывала: «Эй, пофигисты, все на выборы!»

Я вообще не хотела в этом участвовать. Но сейчас по-другому нельзя. Мне кажется, общество ещё не созрело для европейской демократии. Поэтому в данной ситуации в России возможен только вариант с преемником. Первые четыре года Путин только набирал команду. В следующие четыре года пытается что-то сделать. По закону он должен уйти, но думаю, потом он вернётся, чтобы доделать начатое. Если за следующие четыре года партия власти не проявит себя, то появится новый лидер. Это я тебе говорю как мудрая бабушка (смеётся).

- Но вообще политика вам интересна?

- Ну конечно нет. Но для того, чтобы пробить какие-то человеческие законы, уж не знаю, на что бы я пошла. Достало уже видеть то, в какой нищете живут наши люди! С возрастом начинаешь острее всё это чувствовать. Была бы жива Старовойтова, я была бы рядом с ней. У нас была такая замечательная дружба! Ира Хакамада, Галя Старовойтова и я. Мы много говорили в своё время о создании женской партии. Но смерть Старовойтовой всё разрушила. А сейчас для меня главное - свой флаг не запачкать. Важно, чтобы вопросы решались, и неважно - в партии я или нет.

Продолжение беседы с Аллой Пугачёвой о её взглядах на ситуацию в стране, а также о её артистических буднях читайте в ближайших номерах «АиФ».

Владимир Полупанов

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  

Алла Пугачева: "Есть два самых популярных человека в стране"

Пятница, 09 Ноября 2007 г. 11:29 + в цитатник
izvestia.ru/person/article3...index.html 127975 (280x260, 7Kb)

Алла Пугачева:

"Есть два самых популярных человека в стране"

И один другого вовсе не вычеркивал

Недавно царица нашей эстрады и одна из самых авторитетных фигур в стране Алла Борисовна Пугачева с удивлением узнала из ряда СМИ, что чуть ли не сам глава государства намерен вывести ее из состава Общественной палаты за, так сказать, недостаточную активность в работе данной организации. Информация оказалась очередной "уткой", но настроила Примадонну на публичный разговор о проблемах, изучением которых она усердно и без лишней рекламы не первый год занимается под руководством Александры Очировой в социальной комиссии этой самой Общественной палаты. Беседа Аллы Борисовны с обозревателем "Известий" Михаилом Марголисом получилась тематической и взволнованной.

вопрос: Вас задели очередные слухи вокруг вашего имени?

ответ: Когда начались перевыборы в Общественную палату, меня достали звонками: правда ли, что вас вычеркнул из списка членов Общественной палаты лично Путин? И Владимиру Владимировичу пришлось звонить мне и говорить, что он этого не делал. И Владислав Сурков позвонил из президентской администрации. Вот так иногда пресса подставляет наших самых высокопоставленных людей. Эти слухи обидели всех членов комиссии, в которой я работаю. Мне достаточно популярности, чтобы не поддерживать ее за счет своего участия в Общественной палате. Выступать с трибуны я не люблю — это с советских времен вызывает у меня отторжение. Поэтому попросила Александру Очирову освободить меня от участия в крупных монотонных собраниях, симпозиумах. Я тихо делаю свое дело. Имею круг обязанностей, которые кому-то, быть может, покажутся незначительными, но я уделяю им много времени и занимаюсь ими добросовестно. Прежде всего читаю письма простых людей, коих получаю, говорят, больше всех в Общественной палате, подвожу итоги наших инициатив по пенсионной системе, помощи инвалидам, по проблемам детей. Впрочем, сейчас мне немного облегчили задачу, и я сосредоточена только на пенсионной тематике. В сущности я анализирую, чем конкретно наши граждане недовольны в этой сфере.

в: И кому сообщаете о сделанных выводах?

о: Социальная тема, к сожалению, совершенно не модная. Это же не жареные факты из жизни звезд, не взрывы, не стрельба... Приходится пробивать "информационную блокаду" с таким же усилием, как и равнодушие некоторых чиновников. Проблем в социальной сфере полно, Общественная палата ищет варианты их решения, предлагает инициировать законопроекты, менять нормативные документы и в целом отношение к людям. Но чиновнику это не надо! Зачем лишняя головная боль? Очень сложно порой достучаться до этих людей, объяснить, заставить что-то менять, шевелиться...

Сколько детей и внуков сейчас с удивлением смотрят на своих родственников и не понимают, почему, вкалывая всю жизнь, имея грамоты и ордена, эти люди не получили достойно обеспеченной старости, их пенсии — мизерны. Например, поющие артисты сегодня пытаются умудриться оформить себе балетные пенсии, потому что они выше и выплачиваются с более раннего возраста. У моей домработницы официальная пенсия выше, чем у меня. Мою пенсию, как мне говорят, потом пересчитают, если я брошу работать. Но в таком случае пенсия у меня должна быть приличная, чтобы у тех, кто только начинает свою эстрадную карьеру, было уважение к своему труду, чтобы они знали: чем больше ты отдаешься своей профессии, тем больше тебе вернется после ухода со сцены. Пенсия должна быть как подарок. Чтобы человек, нормально работавший, и после ухода на заслуженный отдых продолжал жить хорошо. Я идеалистка и считаю, что лучшим шагом со стороны государства по отношению к своим пенсионерам должно быть обеспечение бесплатного медицинского обслуживания, бесплатных лекарств, бесплатного пользования ЖКХ и бесплатного проезда в общественном транспорте. Вот у нас есть такая информация: лишь около четырех процентов граждан, получивших так называемые "письма счастья" с предложением выбрать себе пенсионный фонд, предпочли частные структуры. Остальные надеются на государство. Значит, государство должно заинтересовать работодателей участвовать в пенсионном обеспечении своих сотрудников. Возможно, надо предоставить каких-то налоговые льготы или другие формы стимулирования организаций, участвующих в формировании нормальных пенсий для своих работников. Я общаюсь по этому вопросу с компаниями, чьи сотрудники имеют хорошие пенсии. Последний, кто мне понравился, — муж певицы Анжелики Агурбаш Николай. Потрясающий предприниматель! У него самое правильное, я считаю, начисление пенсий. Пенсионеры получают от предприятия, где они раньше трудились, пенсию, которой они довольны. И поэтому люди ценят свою работу.

Агурбаш написал записку на мое имя в Общественную палату: "В целях современного пенсионного обеспечения граждан предлагаю предоставить право предприятию создавать собственный пенсионный фонд в размере 5% от себестоимости производства. Данная мера позволит улучшить пенсионное обеспечение бывших сотрудников предприятия, что, в свою очередь, укрепит дисциплину, кадры, улучшит качество изготавливаемой продукции и в конечном итоге позволит государству избавиться от нищенского содержания пенсионеров". Стоит прислушиваться к таким предложениям и помнить об исторической закономерности: нищета и безразличное отношение государства к гражданам превращают общество в стадо, стадо — в рабов, а рабы через какое-то время устраивают восстание.

в: Может, вам непосредственно к президенту обратиться с вашими инициативами, дабы те самые, всем довольные чиновники их не "забалтывали" на своих уровнях?

о: А ты представь ситуацию: встречаюсь я с президентом, всей стране об этом говорят, но ничего затем не делается. Как это будет выглядеть? Да, сейчас у нас повсюду утверждается эта форма — "пойдите к президенту". Но это неправильно. Есть другие люди, которые обязаны решать те вопросы, о которых я говорю. Вот им-то и надо наконец начать действовать.

в: Откуда все-таки возникла информация о вашем удалении из Общественной палаты?

о: Чья-то дурацкая шутка. Кто-то ведь недавно запускал слухи и о том, что я умерла... Маразм просто. Кому-то, значит, надо. В течение одного месяца такую дикую информацию обо мне распространяли. Если вдуматься, подобные вещи направлены не только против меня. Получается, и против президента. Есть два самых популярных человека в стране, и один другого якобы откуда-то вычеркивает, хочет отстранить. А этого и в помине нет.

в: Буквально вчера вы снимались у Федора Бондарчука в предвыборном рекламном ролике и сделали очередной фирменный пугачевский жест...

о: Да, захотела проверить степень демократичности нашей предвыборной кампании и произнесла в кадре фразу: "Ну что же, пойдем 2 декабря на выборы голосовать за "Единую Россию", а 9 декабря я жду вас на "Песне года". Посмотрим, прозвучит она в эфире целиком или нет. Мне, конечно, говорят, что вторую часть отрежут. А я бы оставила, люди должны ассоциировать выборы с таким же праздником, как популярная музыкальная программа.

в: А зачем вы вообще стали участвовать в предвыборной кампании?

о: На мой взгляд, народ настолько уверовал в то, что "Единая Россия" — партия власти и она и так выиграет, что многие могут просто не пойти голосовать, чего я очень опасаюсь.

в: Старые друзья, Борис Немцов например, на вас не обижаются? Мол, что же, Алла Борисовна, не нам помогаете, мы и так в меньшинстве?

о: Немцов со мной разговаривал. Мы с Борей дружим. Он хотел, чтобы я вошла в первую тройку СПС, но я сказала, что пока не вижу в этом смысла. Я должна абсолютно точно понимать, зачем делаю такой шаг. Меня всегда интересуют не партии, а конкретные люди, их представляющие. Я ответила: "Боря, тебя я знаю, а других в вашей партии — нет. Хакамада ушла..." Мне нужен костяк людей, чью борьбу я понимаю. СПС сейчас немножко в растерянности. Ну ничего, время есть, пусть они подумают... Мне ведь можно и свою партию создать. Но в принципе это неинтересно. Хотя иногда уже и не знаю, на что способна пойти ради пробивания хороших идей. Я не собираюсь вступать в "Единую Россию", но у меня там много друзей, и с их помощью я могу чего-то добиваться. Это меня вполне устраивает. Будь жива Галина Старовойтова, я была бы с ней. У нас такая тройка была замечательная: Ира Хакамада, Галя Старовойтова и я. Мы много говорили с Ириной, какую могли бы партию создать... Но как-то со смертью Гали все разрушилось.

в: Предположим, еще несколько лет вы настойчиво продвигаете передовые инициативы вашей комиссии, но стена не пробивается. Тогда — по собственной инициативе — сможете бросить Общественную палату, сочтя, что все бесполезно?

о: Да, такое возможно.

в: Часто говорят о существовании мужского шовинизма, особенно в политике, это так?

о: Конечно. Он очевиден.

в: Неужели и вам лично приходилось с ним сталкиваться?

о: Ну, в общении со мной все как-то робеют, скукоживаются. Не знаю, почему я произвожу такое впечатление. Может, я какая-то нестандартная, и это многих озадачивает: как с ней разговаривать-то?

в: С сольными концертами вы сейчас выступаете крайне редко, с чем это связано?

о: До февраля у меня столько дел, что никуда особо поехать не могу. Потом, наверное, буду выступать чаще.

в: На презентации "Радио Алла" вы сказали, что помимо юбилейных концертов в Москве в 2009-м возможны и ваши столичные сольники в 2008-м. Это действительно так?

о: Я все думаю, надо ли мне это — просто выступить в Москве? Или, может, лучше сделать хороший документальный фильм по той программе, которая у меня есть сейчас, и показать его по телевидению? А потом основательно подготовиться к юбилейной программе? Ко мне уже все ходят и спрашивают: ну что будем делать на 60-летие? Надо вроде бы и тур основательный провести, хотя я не очень все это люблю. Я вообще-то хочу сделать просто хороший концерт. Помнишь, каким был "Сюрприз для Аллы Борисовны"? Вот повторить что-нибудь в таком же духе.

в: А еще один альбом выпустите?

о: Да он готов в принципе. Но зачем он мне нужен? Никакого смысла. Сейчас презентую 11 новых своих песен на "Радио Алла". "Пираты" их используют. Выпустить альбом просто ради факта, что ли? Надо тогда бесплатно раздавать его на улице, вот такая акция мне нравится.

в: Если вторую часть вашей фразы все-таки устранят из агитационного ролика, может, разыграть ситуацию иначе: у вас впереди два выхода на большую аудиторию — "Дискотека 80-х" и "Песня года". Публика, естественно, ждет ваших песен и реплик, а вы обратитесь к ней еще и с социально значимым заявлением, призывом.

о: Напишешь мне доклад, и я выступлю (смеется...)

Рубрики:  АЛЛА ПУГАЧЁВА

Метки:  

Поиск сообщений в parALLAx
Страницы: [1] Календарь