Конец ХХ века снова доказал миру, что русские денег не считают. Не раздумывая могут скупать виллы в Ницце, дома в Лондоне и спортивные команды по всему миру. Правда, на вопрос: "Откуда деньжата?" - мнутся-переминаются. А вот раньше на этот же вопрос любой русский купец-миллионщик отвечал гордо: "Капитал - дело наживное!".
Весь мир ахал-удивлялся: русские состояния сколачивались в немыслимо короткие сроки. Начинал человек дело - гол как сокол. И потом не воровал, не грабил. Откуда ж деньги брал?! Может, секрет был особый?
Был - и у каждого свой. Вот несколько преданий...

Ниточка-иголочка...

Савва Морозов потуже затянул котомку. Главное, приладить груз так, чтобы спину не тер. Путь далек - из села Зуева в саму Москву. Но Савва одолевает его в одну ходку: захлопывает дверь своего крестьянского домишки на заре - и к закату он уже в Первопрестольной. Дорога знакома: каждый месяц в любую погоду приносит Савва Васильевич в столицу товар - ажурные ткани ручной выделки и окраски. Мать с тетками ткут, семеро детей подсобляют, жена Ульяна красит в разные цвета. "Ажур" пользуется большим спросом, недаром скупщики встречают Морозова еще на подступах к Москве и тут же о цене договариваются. Да вот только вернувшись домой и отдав ежемесячный откуп своему помещику Рюмину, хватается Савва за голову: кажется, и работали не покладая рук, и цена была хороша, а денег как не было, так и нет! Где уж тут из крепостной неволи выкупиться...
Постоялый двор у Никитской заставы гомонился всю ночь: суетились приезжие, заходили опрокинуть стопочку москвичи. Но Савва выспался всласть. Хорошего настроения прибавляли и вчерашние сделки - цена выше обычной. Видать, москвичи расщедрились на обновки. Савва пощупал на груди мешочек с денежками, завернутыми в чистую тряпицу, - весомый мешочек! Правда, предстояло еще потратиться на покупки: жена Ульяна два дня повторяла ему, что купить следует - писать-то они не обучены. И главное не забыть - особый наказ жены выполнить.
"Пойдеь на базар и купишь самую маленькую иголку! - учила Ульяна. - Только запомни: в понедельник с утра покупать надо! Оберни бумажкой да не потеряй! Я за этот секрет старухе Талдычихе целый гривенник отвалила". Талдычиха слыла местной ворожеей и, стоит признать, дело свое знала. Так что Савва иголку купил и домой в Зуево принес. Да вот воротился не столь быстро, как обещал. Но ведь тоже из-за дела! Праздновал со скупщиками, встречался с ткацкими мастерами. Словом, домой вернулся только под вечер в среду.
Жена уж на крылечке сидит - глаз гневный. Не мужа встречает - иголку заветную дожидается. Оказывается, в ночь на четверг надо ту иглу обязательно под подушку вколоть да и спать на ней. А утром чуть свет вдеть короткую красную нитку и вшить в отворот рубахи, в которой другой раз муж товар на продажу понесет. Иголку же потом в тайное место спрятать надо. Это все Ульяне Талдычиха насоветовала. Савва, конечно, только усмехался. Но спорить с женой не стал. И с той поры дела у него пошли в гору. Через пять лет, в 1820 году, откупился Савва Васильевич от помещика Рюмина за громадную по тем временам сумму в 17 тысяч ассигнациями, открыл фабричку в Зуеве, потом побольше -- в Богородске, а после и в самой Москве. А уж внук его, Савва Тимофеевич Морозов, всем известным миллионщиком стал. Жаль только, что увлекся красными революционными веяниями. Может, напутала Талдычиха, и вместо красной нитки надо было Ульяне белой или зеленой шить?..

Неразменная денежка

А в семье промышленников Рябушинских жило другое предание. Случилось это в конце 80-х годов XVII века. Предок Рябушинских - Яков сын Денисов - был тогда крепостным Пафнутьевского монастыря Ребушинской волости, что за три версты от города Боровска.
Жили бедно. Яков резал на продажу поделки из дерева, а жена его Авдотья промышляла "отхожим промыслом" - скупала по деревням вязаные чулки-носки и перепродавала в Боровске.
В тот вечер Авдотья припозднилась, возвращаясь. Хорошо, на просеке встретила старичка странника. С ним и вышла через лес на дорогу. Старичок словоохотливый оказался, старинный секрет Авдотье открыл. Вот она и понеслась домой. Влетела в покосившуюся избушку, свалила пустое ведро в сенцах. На грохот выскочил муж Яков, весь усыпанный древесной пылью: "Ты что - с порога в дом, не перекрестившись, мужа не обняв?!". Авдотья молча шубейку скинула - и к столу. Выхватила из-за пазухи всю выторгованную наличность и над столом подкинула. Все монеты - в россыпь, но одна вдруг к Авдотье подкатилась. Та ее хвать: "Вот заговоренная на нас денежка будет!". Яков на лавку плюхнулся: "Ошалела с дороги, Дуня!". Жена заулыбалась: "Ничегошеньки! Это меня добрый человек научил, как волшебную монету от других отличить. Молча надо в дом войти да всю выручку над столом подкинуть. Какая монета к тебе ближе покатится, та - твоя. Ее хранить надо - не тратить, не менять!". У Якова глаза на лоб полезли: "Да это же самая крупная деньга из твоей выручки! Она в хозяйстве нужна!" - "Обойдемся! - отрезала Дуня. - Мы ее сбережем, она к нам деньги приманит!"
И приманила! Семерых детей Дуня с Яковом на ноги поставили, сами от монастыря откупились. А когда в 1802 году младший сын, любимый Мишенька, ушел искать счастья в Первопрестольную, отдала ему мать заветную неразменную денежку.
В Москве 16-летний юноша пристроился торговать вначале ветошью, потом холстами. Скопил денег да и записался в Московской купеческой управе как купец третьей гильдии Михайло Ребушинский - по названию волости. В управе фамилию переврали, записали "Рябушинский". Ну а уж к концу века вся Россия знала миллионеров-промышленников - многочисленных внуков Михайлы.

Утренний променад

Павел Михайлович Третьяков нервно потер нос, как всегда в минуты искреннего волнения. Хочется и ту картину купить, и эту. Да и безвозмездно помогать художникам приходится. Перов вон почти в нищете живет, у Крамского жена больна, у Васильева чахотка. Где на всех денег взять?! Третьяков ведь не миллионер. На всем экономит - сам за бухгалтерскими отчетами до ночи корпит, выручку из лавок дотемна пересчитывает.
Вот и сейчас уж стемнело. Главный бухгалтер, старичок Семипятов, ворчит что-то в своем закутке. Наконец не выдерживает и подходит к хозяину: "Я вам, Павел Михайлович, прямо скажу -- кончайте вы эти ночные подсчеты! Я сорок лет при бухгалтерии и дело денежное знаю. Не любят деньги ночного пересчета. Поутру их считать надо, особливо наличные. Старые бухгалтера говорят, что купюрам, как людям, утренний променад нужен. Деньги ведь существа любопытные. Им хочется на мир посмотреть, себя показать. А что ночью-то видно?".
У Третьякова и самого уже болят глаза от колонок цифр. Да и купюры в сейфе до утра полежать могут. Правда, утром Павел Михайлович по антикварным лавкам ездить привык. Но можно встать пораньше. Говорят же: кто рано встает, тому Бог дает! На другой день кассир из лавки на Неглинке справился: привозить ли деньги вечером, как всегда? А Третьяков и ответил: "Нет уж, привози с утречка!". А назавтра утром принял деньги - выручка больше, чем обычно! Вот вам и "утренний променад"!
Поинтересовался у старичка бухгалтера, может, еще чему научит? Семипятов расцвел: "Я и батюшке вашему пытался сказать, да тот не слушал! Вам скажу: нельзя деньги держать в пачках с нечетным количеством купюр: поругаются они между собой и быстро разойдутся. И по пятьдесят купюр держать нельзя - недаром говорят: "Пять десяток -- недостаток". Лучше всего складывать по двадцать, восемьдесят или сто. И долго одни и те же купюры у себя не хранить: новые положили - старые потратили. Денежный поток свободно перетекать должен, а то усохнет!".
Улыбался Павел Третьяков, слушая старого бухгалтера. Конечно, отец в эти советы не верил, но ведь и большого капитала не сколотил. А разве трудно разложить деньги по двадцать купюр в пачке? Да если это поможет найти средства на благие дела, он готов хоть все утро раскладывать. Было бы что... И нашлось-таки! Доказательством тому -- всемирно известная галерея, созданная на средства Павла Третьякова и его брата Сергея.

Купчиха на меду

В конце XIX века купцы Хлудовы славились по всей Москве своей экстравагантностью - пили-кутили, не зная, куда немереные деньжищи девать. А ведь в 1817 году, когда первый Хлудов, развеселый красавец Иван с молодой женой, перебрался в столицу из Егорьевска, был у него капитал в три пятиалтынных монеты. Еле уговорил какую-то бабку пустить их на постой в крошечный деревянный домишко на Яузе и начал присматриваться к городской жизни. Только супруга его, Меланья Захаровна, быстрее сориентировалась. Купила несколько пестрых купеческих кушаков, расшила бисером и послала мужа торговать вразнос. Дело пошло. Уже через год Иван Хлудов стоял за прилавком собственной лавочки. От купцов-клиентов отбоя не было. Особливо от купчих. Иные из них каженный божий день в лавку захаживали - якобы за новым товаром, а сами глаз не могли отвести от молодого продавца-красавца. Да и тот не стерпел, стал погуливать.
Как-то домой дня три не являлся. Жена в лавочку прибежала, хотела мужу в волосья вцепиться. А у того нос, щеки, лоб медом намазаны. Меланья остолбенела: что за чушь?! Оказалось, одна из купчих, разлюбезниц Ивана, поведала тому, как ее покойный муж капитал нажил. Надо для успешного торга липовый мед заговорить: "Как пчелы роятся, так ко мне, купцу Ивану, покупатели сходятся, товар нахваливают да из рук выхватывают!". А потом тем медом открытые места на лице и намазать.
Меланья выслушала и захохотала: до чего бабы-то доводят - мужик умом двинулся! Да только Иван жене на прилавок показывает - товар-то и правда весь расхватали. С тех пор в роду Хлудовых присказка сложилась: "Станешь заводить кралей, ищи купчиху на меду!". Однако особо искать не понадобилось. Уже Иван, опочив, оставил детям прибытнейшие лавки в гостином дворе и городских рядах. А сыновья такими миллионами ворочали, что за свой счет в родной Егорьевск железную дорогу провели. Да и в Москве много школ, больниц и домов для престарелых построили.
Так что век назад капиталов-то не таили и из России никуда не переводили. Наоборот, все - в страну, все - для людей. Вот и секретов не утаили. Читай, честной народ, кумекай да пользуйся!

Искусствовед Елена Коровина