Закрываешь глаза на счёт "раз", и ясно видишь дикое заснеженное поле, залитое бледным светом зимнего солнца, по которому изо всех сил несётся заговорённый вогульский конь Нята, коему не страшно ни одно памское проклятье. Нята не один. На своей спине он несёт нечто, облачённое в шкуры и чудную шапку-оленью голову с ветвистыми рогами, и по-татарски держащее в каждой руке по мечу. Хумляльт Асыка, размахивая тяжким оружием, рубит врага остервенело и дико, прорываясь всё ближе и ближе к воротам упрямого пермско-русского острога. Но не Чердынь нужна ему; ни слава, ни богатства, ни власть. Его несёт сквозь суровые просторы Пармы вековая усталость, страх перед будущим и настойчивая мысль о долге, который не даёт Асыке права на заслуженное спокойствие в вечном языческом соколином небе...

Глаза открываются. Перед ними вырастают стол, на левом углу которого стоит ваза с букетом полевых цветов; две маленькие колонки по бокам монитора, телефон, голубая кружка с допитым чаем, журнал о вкусной и нездоровой пище... И снова здравствуй, двадцать первый век. Глаза останавливаются на открытом браузере, одна из вкладок которого носит название статьи о легендарной Сорни Най, Золотой бабе. Закрой глаза на счёт "два" и снова увидишь её руки, которые держит она на своём чреве, словно оберегая сидящее внутри дитя; глаза Зарни Ини закрыты, а по лицу расплылась блаженная тонкая улыбка-загадка, обещающая раскрыть всю правду и истину жизни, стоит только поклониться золотому идолу.

Стоит ли закрывать глаза на счёт "три"? Наверное, стоит, ибо тогда перед взором снова предстаёт нагая дикая ламия Тичерть, камлающая посреди заснеженной поляны вокруг древнего медведя Оша...

Я закончила читать книгу вчера глубокой ночью и ещё долго не могла уснуть после. Начиналось всё безобидно: я, как закостенелый любитель классики, решила опробовать современную русскую литературу, о которой не знала ничего, кроме таких фамилий как Акунин, Пелевин, Минаев, Донцова. Напичканная предвзятым отношением к одним только названиям по типу "Принцесса на Кириешках" или "The Тёлки", я всё-таки не переставала питать надежды на то, что есть всё же где-то на просторах современной русской прозы достойные потомки наших великих классиков. И потому очарованная таким прелестным названием, как "Сердце Пармы", и не имея ни малейшего представления о том, кто такой господин А.Иванов, я отправилась вглубь книги и вглубь веков соответственно, предвкушая хорошую, добротную книгу. И я не прогадала, что случается не часто. 

Книга засасывает в себя, как трясина - медленно и безнадёжно. Продравшись сквозь первые тридцать-сорок страничек непривычного языка, изобилующим фольклорным материалом и непривычными нашему уху словами, прекратить чтение далее очень трудно. Даже тогда, когда становится неинтересно, это исключено полностью, и ты начинаешь давить на горло своей скуке, вопящей о том, что неплохо было бы почитать что-нибудь "по-веселее". Книга эта ведёт себя с читателем, как та самая сумасшедшая вогулка Тиче, что хватает свою жертву за руки и заглядывает ей в глаза своим бездонным древним взглядом, забыть который обречённый человек уже не в силах. И ты начинаешь листать и листать страницы дальше, отсчитывая одну сотню за другой, впиваясь глазами в строки, повествующие о борьбе и муках двух миров, двух мировоззрений, о Великой Парме, словно живой организм, не желающей покоряться инородным, чужим телам. 

Книга читателя обволакивает, мягко ведёт за собой; успокаивает, убаюкивает, против воли заставляя читать всё медленнее, не спеша, смакуя каждую строку. В ней нет прямого и чёткого сюжета и при первом прочтении это несколько проблематично для восприятия. Каждая новая глава производит впечатление отдельной законченной истории-легенды, которая нанизывается одна на другую, как бусины на нитку, образуя в конце цельное и единое ожерелье, прекрасное и понятное в своей многослойности. В этом романе не пристало искать исторической достоверности, о чём честно предупреждает аннотация, а потому критика несоответствия излагаемых событий с их реальными прототипами кажется мне надуманно-предвзятой. И роман этот не стоит клеймить ярлыком фэнтези, поскольку фантазийная часть в нём занимает вовсе не главенствующую роль, а служит лишь тонким вплетением в полотно противостояния языческой Пармы и христианской Руси. 

"Сердце Пармы" - всего лишь роман-легенда. Роман, созданный для побега от реальности; роман, существующий для того, чтобы читатель с его помощью смог набросить на очи свои пелену забытья; забытья от гулких городских улиц, выхлопных газов и прозаических будней, где нам остаётся только мечтать о подвигах всякого рода и донкихотствах... Роман, как тёплое и мягкое одеяло, охватывающее читателя по рукам и ногам, окунает сознание своею суровой и манящей атмосферой в полудрёму, пограничное состояние, когда реальность и вымысел смешиваются воедино, где телом ты всё также сидишь в своей комнате жарким летним вечером, а душа твоя, в кольчуге и шлеме, несётся вслед за резвым русским конём, несущего на себе верхом князя Михаила, который из последних сил обороняет упрямый пермско-русский острог, Чердынь.

Чердынь - княгиню гор.