Последний звонок.

Автор

El Pelado

В жизни так много страшного…



Как-то раз, я понял, что в жизни нет ничего страшнее, чем чувство жажды. Довелось мне две недели пробыть в такой дыре, которая, даже, по нашим, войсковым меркам – являла собой глубочайшую дыру. Не хочу сказать, что это была жопа, потому как достоинством этой дыры было то, что воздух здесь был свеж и приятен, но – это была Жопа.

Все было хорошо. Не было только воды. Не было, ни своей, привозной, потому что один единственный путь подхода (он же и путь отхода!) – завалило камнями в результате лавины, или заложенного фугаса. Не было и подножной, из источников. Буквально несколько дней (если быть до конца честным, то одиннадцать) мы пили по сто пятьдесят граммов жидкости в сутки. Языки распухли, вялость, нервные срывы и прочая мутотень, следовали за каждым из нас по пятам. Во рту, такое ощущение, вместо слюны – циркулировала пыль.

Когда привезли три бака воды.…

Это были бачки из-под армейского борща, со слоем прогорклого жира на стенках и плавающими там остатками осклизлой капусты, что поделать, в спешке перепутали тару, но вкуснейшей воды я в жизни не пил. До сих пор помню этот шикарный затхлый вкус…



В детстве я боялся крови. Жуть, как боялся. До дрожи в коленках, до тошноты, до истерического поведения. Видел разбитую ножку, и готов был в обморок свалиться. А юшка из носа – это был последний день Помпеи! И как я дожил до армии, вообще? Спасибо, этой благодетельнице, за предоставленную возможность побарахтаться в этой жидкости, столь любимой вампирами. Давно уже я, при виде крови, автоматически подсчитываю ее количество, которое вытекло наружу, и сколько осталось. А вываленные наружу мозги вызывают у меня риторический вопрос – как они в черепе-то помещались все?!



А помните, первое свидание?! Именно то, первое, которое действительно первое, а не по пьяни, и не в подвале каком-нибудь, не в улично-подростковом бордельчике. Есть и такие, не знали разве, где ребенок познает основы взрослой жизни? Значит, у вас было действительно счастливое детство!

У меня тряслись колени, словно я сутки провел в стиральной машине. Руки дрожали неимоверно, а сердце по поводу и без повода норовило рухнуть даже не в пятки – куда-то на асфальт, и откатиться подальше!

Эх, где сейчас эти эмоции, эта гамма чувств. Цепляет, конечно, иногда, но разве сравнить все это с теми, самыми первыми ощущениями.



Пауки! О – это для меня больная тема. Мое детство прошло в Северном Казахстане. В закрытом военном гарнизоне. До сих пор помню, как местные, маленькие узкоглазые аборигены, пугали меня трехлитровой банкой, с копошащимися в ней тарантулами и сольпугами. Этот страх остался у меня на всю жизнь. Я дикий, до поросячьего визга, арахнофоб.



Страх смерти. Кто не боится умереть? Существует, конечно, некая прослойка, не могу сказать, что людей, скорее неких патологических, или патогенных, личностей, которые вешаются, вскрывают себе вены, глотают таблетки, или уходят на дно с камнем на шее. Но я не о них. Я, как всегда, о более-менее нормальных людях. Конечно, я всегда боялся и боюсь умереть. Хотя были в жизни такие моменты, когда ты полностью осознаешь, что там, за поворотом, тебя может уже и не стать, но все равно идешь туда. Маниакально. И делаешь, что должен. До сих пор не могу полностью осознать того феномена, который возникает во время ведения боевых действий. Я знал, что, в худшем случае, могу умереть, а в лучшем - погибнуть (немного более гордо звучит!). Я боялся этого, но на душе был такой пофигизм к данной ситуации, что начинаешь быть уверен в своей неадекватности, и идешь на зачистки, стреляешь в контуры и силуэты, в четкие цели, сам оказываешься под пулями.

Или – это разновидность работы, которую тоже нужно делать, и потому такое к смерти отношение?!...



Я стоял перед убогой входной дверью в квартиру номер: сто сорок один, в длинном пятиэтажном доме гостиничного типа. Дверь – оббитая продранным, местами, дерматином.

Я стоял перед этой дверью уже два часа. Стуки и шорохи, едва слышное жужжанье счетчика электричества, который был вынесен рядом со входной дверью. Иногда, за тонким слоем фанеры, кто-то проходил в кухню и назад в комнату. Я прекрасно слышал звук шагов, немного шаркающих, словно они принадлежали старому, больному человеку. С кухни доносился звон и металлический лязг посуды, кастрюль и сковородок. Запах яичницы, даже заварного чая, потом – шум воды из-под крана. Это мыли посуду. В конце всего, тихонько забормотал телевизор. Кажется, новости.

Ну, да, сейчас только и остается смотреть новости, да мыльные оперы. Первые – для того, чтобы вяло подумать о заднице, в которой мы живем, и убедиться, что прошлое уже не вернется, вторые – чтобы закуклиться в свой маленький кокон, где можно забыть свои проблемы, а сопереживать чужим (таким мизерным, фальшивым и таким неравноценным).

Я посмотрел на свои дрожащие руки. В них был сверток. Несколько фотографий, где БЫЛ Веник. Вениамин Томилин. Александрович. Вот, мы, стоим на фоне гор. Вот, я, Веник и Пыша – борясь с глубокой абстиненцией, чистим картошку в наряде по кухне. Вот, Веник, на спор, отжимается триста раз. Триста он не отжался, но за волю к победе – был премирован неспелой дыней.… Кое-какие личные вещи, ОФИЦИАЛЬНЫЕ бумаги и выписка из приказа «О награждении… за боевые заслуги.… Посмертно»

Я в десятый раз протянул палец к звонку возле входной двери. И в десятый раз опустил руку. Конечно, это должен был делать офицер, но наш боевой командир, валялся сейчас со сломанной ногой, и простреленной ключицей в госпитале, а лейтенант, который замещал его.… В, общем, попросил меня это сделать. Мы с Веником жили в одном городе, а у меня выдался внеочередной отпуск после ранения…

Я положил сверток на пол, перед дверью. И решительно вжал до упора кнопку звонка. За дверью послышался женский голос:

- Валюша, посмотри, кто пришел!

Я слышал, даже, как скрипнула дверь в дальней комнате, и то, как к входной двери кто-то идет. Я слышал, но уже пробежал два лестничных пролета. Выбежал из подъезда, и, стараясь укрыться под нависающими балконами второго этажа, быстрым шагом помчался прочь от этого дома. Прочь, от Веника, прочь от Валюши, прочь от того голоса, который попросил ее посмотреть, кто там пришел.



В жизни так много страшного…