via Polit.ru

http://www.polit.ru/culture/2011/04/27/pelevin.html

"Напротив него уселся румяный седой мужчина в строгом черном кителе с
небольшими серебряными крестиками на лацканах.
- Приятного аппетита, - сказал он, улыбнувшись.
- Да бросьте вы, - сказал Андрей.
- Что это вы такой мрачный? - удивленно спросил сосед.
- А вы чего такой веселый?
- Я не весел, - ответил сосед, - я радостен.
- Ну и я тоже, - сказал Андрей, - не мрачен, а задумчив. Сижу и
размышляю.
Доев кашу, он придвинул к себе стакан с чаем и принялся размешивать в
нем сахар. Сосед продолжал улыбаться. Андрей подумал, что сейчас он опять
заговорит, и стал крутить ложечкой быстрее.
- Думать, а иногда и размышлять, - сказал сосед, сделав дирижирующее
движение рукой, - разумеется, полезно и в жизни весьма часто необходимо.
Но все зависит от того, откуда этот процесс берет, так сказать, свое
начало.
- А что, - спросил Андрей, - есть разные места?
- Вы сейчас иронизируете, а они, между тем, действительно есть.
Бывает, что человек пытается сам решить какую-то проблему, хотя она решена
уже тысячи лет назад. А он просто об этом не знает. Или не понимает, что
это именно его проблема.
Андрей допил чай.
- А может, - сказал он, - это действительно не его проблема.
- У всех нас на самом деле одна и та же проблема. Признать это мешает
только гордость и глупость. Человек, даже очень хороший, всегда слаб, если
он один. Он нуждается в опоре, в чем-то таком, что сделает его
существование осмысленным. Ему нужно увидеть отблеск высшей гармонии во
всем, что он делает. В том, что он изо дня в день видит вокруг.
Он ткнул пальцем в окно. Андрей поглядел туда и увидел лес, далеко за
которым, у самого горизонта, поднимались в небо три огромных, коричневых
от ржавчины трубы какой-то электростанции или завода - они были такими
широкими, что больше походили на гигантские стаканы. Андрей засмеялся.
- Чего это вы? - спросил сосед.
- Знаете, - сказал Андрей, - я себе сейчас представил такого
огромного пьяного мужика с гармошкой, до неба ростом, но совсем тупого и
зыбкого. Он на этой своей гармошке играет и поет какую-то дурную песню,
уже долго-долго. А гармошка вся засаленная и блестит. И когда внизу это
замечают, это называется отблеском высшей гармонии.
Сосед чуть поморщился.
- Все это, знаете, не ново, - сказал он. - Иерархия демиургов,
несовершенный уродливый мир и так далее, если вас интересует историческая
параллель. Гностицизм, одним словом. Но ведь счастливым он вас никогда не
сделает, понимаете?
- Еще бы, - сказал Андрей, - слова-то какие страшные. А что меня
сделает счастливым?
- К счастью путь только один, - веско сказал сосед и ковырнул вилкой
в миске, - найти во всем этом смысл и красоту и подчиниться великому
замыслу. Только потом по-настоящему начинается жизнь.
Андрей хотел было спросить, чьему именно замыслу надо подчиниться и
какому из замыслов, но подумал, что в ответ на этот вопрос собеседник
обязательно всучит ему какую-нибудь брошюру, и промолчал.
- Может, вы и правы, - сказал он, вставая из-за стола, - спасибо за
беседу. Извините, у меня просто с утра настроение плохое. Вы, я вижу,
очень образованный человек.
- Так у меня работа такая, - сказал сосед. - Спасибо вам. А вот это
возьмите на память.
Сосед протянул ему маленький цветной буклет, на обложке которого было
нарисовано неправдоподобно розовое ухо, в которое влетала сияющая -
видимо, с отблеском высшей гармонии - металлическая нота с двумя
крылышками, примерно двенадцатого калибра. Поблагодарив, Андрей сунул
буклет в карман и пошел к выходу..."

Виктор Пелевин, "Желтая Стрела"

"Как только в моей жизни появляется что-то похожее на расписание, я переезжаю на новое место. Поэтому можно считать моим распорядком привычку к постоянным переездам. В каждом таком переезде присутствует элемент страдания, связанный с очередным поворотом колеса становления, о котором так пронзительно и точно спел Макаревич. Но одновременно присутствует и радость. Что касается моментов «до» и «после», то они являются умозрительной абстракцией и не могут служить фундаментом ни для одного реального действия. С другой стороны, любое жизненное состояние является по своей природе промежуточным. Так что не ждите искренности. Искренность есть правдивость, сопровождаемая высечением эмоциональных искр. Правду я еще могу вам сказать. Но искры любой нормальный аскет тратит на стихи и девочек."

тут

"Метрах в двадцати от бокса стояли двое – Любочка сначала решила, что они из столовой, а когда подошла поближе, так и замерла: то, что она приняла за белые халаты, оказалось длинными ночными рубашками, и это была единственная одежда незнакомцев. Один из них был толстым и низеньким, уже в летах, а другой – стриженным наголо молодым человеком. Держась за руки, они внимательно разглядывали плакат.

– Обрати внимание, – говорил низенький, причем над его ртом поднимался пар, – на сложность концепции. Как это загадочно уже само по себе – плакат, изображающий человека, несущего плакат! Если развить эту идею до полагающегося ей конца и поместить на щит в руках мужчины в красном комбинезоне плакат, на котором будет изображен он сам, несущий такой же плакат, – что мы получим?

Молодой человек покосился на Любочку и ничего не сказал.

– Ничего, при ней можно, – сказал низенький и подмигнул Любочке, отчего она вдруг ощутила неожиданную неуверенную надежду.

– Мы получим модель вселенной, понятное дело, – ответил молодой человек.

– Ну, это ты загнул, – сказал низенький и опять подмигнул Любочке. – По-моему, это будет что-то вроде коридора между двумя зеркалами, в который ты опять залез без всякой необходимости. Ты вообще в курсе, где ты сейчас находишься?

Молодой человек вздрогнул и внимательно огляделся по сторонам.

– Вспомнил? Ну то-то. Так что ж ты сюда забрел?

– Я насчет смерти хотел выяснить, – виновато сказал молодой человек.

Его собеседник нахмурился.

– Сколько раз тебе говорить – никогда не надо забегать вперед. Но раз уж ты сюда попал, давай внесем некоторую ясность. Представь себе, что каждому из бесконечной вереницы плакатов соответствует свой мир – вроде этого. И в каждом из них есть такой же двор, такие же… стойла для мамонтов… Девушка, как они называются?

– Это боксы, – ответила Любочка. – А вам не холодно?

– Да нет. Ему все это снится. Ну да, боксы, и перед каждым из них кто-то стоит. Тогда место, где мы сейчас стоим, будет просто одним из таких миров, и окажется…

– Окажется… Окажется… Господи!

Молодой человек вскрикнул, выдернул руку и побежал к боксу. Его собеседник выругался и кинулся за ним, на ходу оборачиваясь и виновато всплескивая руками. Оба исчезли за углом.

– Дураки какие-то, – пробормотала Любочка и двинулась дальше. Подходя к прорезанной в огромной двери бокса калитке, она уже думала о другом."

 

Виктор Пелевин, "Вести с Непала".

Это я к чему.. Я, конечно, не как тот, низенький, но иногда то, что я говорю, может иметь схожие последствия. Не для меня - но для него. Для.. А для меня это просто мои слова. Вот незадача..

мне вспоминается цитата из Пелевина:

"Что делали советские люди? Они строили коммунизм. Сначала казалось, что он наступит после революции. Потом эта дата стала отъезжать все дальше, и вскоре стала чем-то вроде горизонта. Сколько к нему ни иди, он все равно там же, где был. И тогда, в качестве последнего рубежа, датой наступления коммунизма был объявлен восьмидесятый год. Мы полетели к нему сквозь космос, под руководством КПСС, с песнями КСП, и, пока хоть осколок этой веры был жив, весь мир дрожал и удивлялся. Но в восьмидесятом году окончательно выяснилось, что вместо коммунизма будет Олимпиада. Все вокруг, как рассказывают современники, еще казалось железным и несокрушимым. Но всего через несколько лет это несокрушимое железо рассыпалось само. Именно потому, что исчез горизонт. Из материи ушел оживлявший ее дух. Стало некуда идти, понимаете?"

...

"Да, конечно. Вы хотите сказать, что формально у прихода Христа нет четкой даты. Но в христианстве, согласитесь, был своего рода эстетический и эсхатологический контур временной перспективы, в которой разворачивался проект. Это millenium, тысячелетие. Был один millenium. Ждали, ждали – никто не пришел. Был другой millenium. Ждали, ждали – не пришел. Теперь третий. Понятно ведь, что пятого не будет? Христианство, только не обижайтесь, давно проехало свой восьмидесятый год. Уже вовсю идет Олимпиада, понимаете?"

Если отбросить христианские коннотации, то и получится. Все ждут Конца Света в 2012.

А ну как будет Олимпиада? А?

Хе-хе.

Мы скоро встретимся едва ль.
За болью боль,
За далью даль,
За дыркой catcher in the rye*,
За раем тоже рай.
За полднем вечер голубой,
За боем буй,
За геем гой.
Проснись и пой, и бог с тобой
Задрыгает ногой.
Товарищ, тырь. Товарищ, верь.
За дурью дурь,
За дверью дверь.
Здесь и сейчас пройдет за час,
Потом опять теперь.
Семь бед - один переворот.
За кедом кед,
За годом год,
И только глупый не поймет,
Что все наоборот.
Милиционер, миллионер,
За торой бор,
За хором хер.
Премного разных трав и вер.
Бутылка, например.
Катюшин муж объелся груш.
За горем Гор,
За Бушем Буш.
Гомер, твой список мертвых душ
На середине уж.
За приговором приговор,
За морем мур,
За муром вор,
За каламбуром договор.
Гламур, кумар, amor.
Мы испекаем каравай.
За киром кар,
За воем вай.
Лжедмитрий был Первомамай,
И я люблю свой край.
Вокруг качается ковыль.
За далью даль,
За былью быль,
И небольшой автомобиль
Вздымает в поле пыль.
Довольно быстрая езда,
Закат,
Вечерняя звезда,
И незнакомые места.
Все это неспроста.

* Ловец во ржи