«Записки мерзкого старикашки» («Несокрушимый») начал 8 лет назад, и до сих пор пишу. Сам не напишешь — никто такого не напишет.

Это типа инверсии «Лолиты». Гениальный мальчик Мамей, 12 лет, имеет доступ в закрытую женскую артель, производящую элитный алкоголь на старом немецком оборудовании (Калининград, 1963). Мужчин в «цех» не пускают, а под ним находят эротическую коллекцию бывшего владельца казино, которая "добавляет градус". Кое-кто робко пробует подгрести к мальчишке, не роняя «советского» морального облика. Но он ужасный трус, «телячьи нежности» ненавидит. С целью его расшевелить, создаётся театральный кружок с привлечением девочек постарше. Он даже придумывает им шикарную сказку для для постановки. Только подсматривать за девочками в дырочку категорически не желает.

К каждой главке я прилагаю картинку, а к этой малевал сам. Для «Фэйса» опус неприемлим.

 

108

Из-за тонзиллита Мамей не ходил в школу неделю. Врачиха смазала ему горло внутри едкой мазью, першить перестало. Родители удивились, когда он сказал «может я уже в школу пойду?».

Он сидел в раздевалке после уроков и ёрзал. Зачем Разилинда хочет встретиться? «После уроков» - чьих уроков? Его, её? Сколько ждать?

Но (!): гараж, «опель»... Тут она и подошла:

-Пошли.

-Куда?

-К нам.

-А папа?

-В Москву послали. За оборудованием.

-А...

-Я чего, зря врала, что живот болит? Пошли. Пока дома никого, но должна придти Марка. И Вероника заходит. Меня проверяет.

-Вероника?

-Она сама говорила «пригласи бы мальчика из кружка». С тобой она даже гараж разрешит.

При волшебном слове автоманьяк вскочил. Вышли на улицу.

-Я сделала сисикандр.

-Это... Венера говорила... Я вообще-то для него другое слово придумал, но вот не знаю...

-Я тебе его покажу. Венера такой разрешит? Лу-Лу поэму сочинила — и тоже не нужно. Всё им не так.

Шли быстро, молча. На ул. Ермака Вита притормозила чтобы сказать:

-Кажется, я заболела.

-Подумаешь. Сидишь дома, горло полощешь.

-Не горло.

-А что?

Она огляделась по сторонам:

-Стыд пропал.

-Ч-чего?

-Раньше был, а теперь нет. Могу теперь такие слова вслух говорить, просто ужас. Даже то, чем девочка от мальчика отличается, - она помолчала. - Микроб, точно говорю. Всё историчка. Кашляет, кашляет.

С Мамея можно было писать Фому Неверующего.

-Да не вру я! Пропал! - она внезапно потащила подол платья вверх, будто проверяла, на месте ли ноги.

-Не на улице же! - перепугался он.

-А… да, - опомнилась она. - Давай в тот подвал зайдём? Надо кой-чего показать. А то не поймёшь, пропал или показалось.

-Чего сразу я-то? Из своего класса мальчикам показывай.

-Им нельзя. А с тобой мы в один кружок ходим.

В Разилинде была магия - чтобы она ни предложила, никто не возражал.

-А может это у многих, просто не говорят?- пожал он плечами.- Спроси родителей.

-Мама в Литве. А папа ничего не знает. Всё бы ничего, но вчера съела конфету. «Белочку». Из Ленинграда.

-Классная конфета…

-Никакого вкуса. Я вспомнила, что ты говорил, что всё стыдное — приятно. А если не стыдно — и приятно не будет? Может, я теперь приятное вообще не чувствую?

-Не! У нас шоколада не хватает, стали вместо него горох добавлять, - успокоил Мамей. -Не бойся, у нас гороха тоже не очень много.

-Сон ещё...

-Сон?

-Что перед всей школой награждают.

-Хороший сон.

-А я неодетая.

-В смысле?

-Совсем.

-Совсем-совсем?

-Да.

-А другие?

-Не, только я.

-А что говорят?

-Ничего. Будто так и надо.

-Просто дурацкий сон. Неприятный, конечно...

-Да вроде даже приятно.

-Но по-настоящему-то на тебя бы ведь пальцем показывали. Значит, дурацкий

-Да?

-Точно-точно. У Венеры Антеевны вообще сон был, что она — статуя у секретного сада, и чтобы войти, надо в ней секретную кнопочку нажать.

-Да? Лу-Лу как раз сочиняет поэму про секретное капиталистическое общество. Это они решило в Аламбик ехать. Друг друга «славненькими» называют. У них, наверно, такие ворота.

Мамея «славненькие» возмутили, но он промолчал.

-О, твой дом уже. В подвал заскочим?

Кончики его ушей порозовели:

-Вита… ты вообще… Стыдоискатель прям.

-Кто?

-Стыдоискатель. Если то, что стыдно, приятно — должны быть те, кто ищет как себе постыднее сделать. Ещё приятнее.

-Ничего я не ищу! Обманула-обманула-обманула. Пошутила просто. А ты и поверил.

-Ничего я не поверил.

Он зашёл домой, кинул портфель, сказал «мне в кружок надо» и они взяли курс на её дом.

-А хотелось бы, чтобы не шутила? - приставала Вита.

-Ничего мне не хотелось!

…

У её подъезда обнаружилась не только Марка, но и Лу-Лу.

-Я закончила поэму... - объявила Лукреция. - Только Мамею её нельзя слушать.

-А я собиралась ему сисикандр показать,- ответила Вита. - Но тебе нельзя смотреть. Нам надо подождать, когда Вероника придёт.

- Давайте я в гараже подожду? - подскочил автоманьяк.

-Один? Совсем дурак? - возмутилась Вита.

-А чего мне сисикандр нельзя? - нахмурилась Лукреция.

-Давайте зайдём, - Вита всунула в замок ключ. - Velnias! Уже здесь. И опять моется! Сколько можно мыться?

-Папа рассказывал о сумасшедшем, у которого была мания чистоты, - заметил Мамей. - Его нельзя было к воде пускать. Особенно с тряпочкой. Не оттащишь.

-Вот знаешь что? Дождись, когда она из ванны выйдет. Скажи что мы спрашивали, можно ли в гараж, а она не услышала. И приходи к нам.

Опять никто не возразил. Троица испарилась. Он заскучал. В гостях, когда взрослые заводили свою болтологию он смотрел на книжки на полках. Здесь с ними было совсем плохо. И выглядели бесперспективно. Лишь на одной обложке лучник на обложке целился в облако. Наверно, хотел застрелить. Но это были стихи немецкими буквами.

-Что с Витой?

Он обернулся. Перед ним застыла Вероника Кронидовна с полотенцем в руках, перепуганная. И голая.

-Это... э-э... она пошла в гараж. С Маркой и Лу-Лу.

Кронидовна спохватилась и прикрылась. Не прошло и дня.

-Лу-Лу — это которая рисует, а Марка...

-Не. Она стихи сочиняет, а рисует Марка.

-Почему в гараже? Как зовут-то эту «Лу-Лу»?

-Лу...Лу... Лукреция. Лукреция Индурцева. Она свой стих хотела им прочитать.

-А здесь нельзя?

-Я услышу.

-Интере-есно, - протянула она, попытавшись упереть руки в боки.

Полотенце скользнуло. Вечно вот моются, и полотенцами прикрываются. Когда Мамея послали занести заявление, и когда к училке по музыке ходил занятие отменить. Та его вообще зубами держала. Их бы шире делали, а то тело по бокам высовывается. Или бока  неправильные?

Вероника повторила:

- Что же за стишки, что Вите слушать можно, а тебе нет?

-Не знаю, - пожал он плечами. - Может, слова не те...

-Не те? А какие?

-Ну... Ну... Там...

-Ну?

-Попа... - он покраснел.

-Та-ак, - протянула Вероника, - Давай-ка послушаем эту балладу о попе .