А ты меня опять не поняла....
Она подошла неслышно... сзади, закрыла глаза ладонями.... Он вздохнул, встал с кресла, взял её руки и обернулся.
-Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда зная ответ.
-Я хочу есть ...– тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь.
-Конечно, давай я потушу овощи, или сделаю салат. Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь.
-Ты знаешь, чего я хочу,- ласково произнесла она.
Её влюбленные глаза не двигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения...
-Ну, хорошо,- вздохнул он, и они пошли на кухню. Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила, не сводя с него настороженного любящего взгляда. Она даже не моргала – все смотрела и смотрела, как он повязывает передник (с Бэмби; она подарила его ему после самого первого раза, а то он закапал любимые светлые джинсы), нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине.... В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.
-Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки. Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил - пока её не стало вызывать только одно. Теперь он её боялся и старался не смотреть.
-Наверное, с картофельным пюре и грибами,- медленно сказала она. Потом, подумав, добавила: – Ты только не обижайся. И затянулась сигаретой.
-Не буду,- сказал он. – Но, может, все-таки не сегодня? Давай хотя бы через пару дней, а? Ведь так мало осталось…а пюре с грибами я тебе и так сделаю... Вкусное...
Она непонимающе посмотрела на него.
-Да нет, ничего,- вздохнул он. И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее, то, что ей было от него нужно. Руки делали все сами, он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой. Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением... И болтает ногами.
Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата. «Я как бог из каких-нибудь чукотских мифов» - хмыкнул он про себя, забывшись. - «Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну, или…»
И осекся, вспомнив, что ему сейчас надо будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки. Придирчиво посмотрел, нет, вроде бы все. Что ж, пора.
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож.
-Какая прелесть! - захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. - ДЛЯ-О-МА-РО-В – по слогам прочитала она и улыбнулась – Это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы…мой крабик. - И мило хихикнула. Он впервые воспользовался им тем же вечером.
-Удобно? – заботливо спросила она.
-Ещё бы, - натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, - Совсем другое дело. Вот что значит техника.
Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе. «Да…тогда они ещё именно занимались любовью», - с грустью вспомнил он. – «А теперь ей от меня нужно только одно. Ладно, неважно. Раньше начну, быстрее кончится»
Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик, он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди... Резко выдохнул и с силой надавил... Сзади сдавленно ойкнули – она никак не могла привыкнуть. Тело как будто плюнуло кровью, она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки... с таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило; он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и вытащить сердце.
То есть то, что от него осталось....
Неуклюжий бесформенный обрубок оказался совсем маленьким... Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит... Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд...
«Пожалуй, тут только на два раза и осталось...» - думал он, взвешивая на ладони когда-то большое сердце – как обычный шмат мокрого мяса. Потом – была не была – положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска, один чуть больше другого. Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами. Грудь захлопнулась как устрица, втягивая боль обратно в себя.
Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и ноже.
-Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.
С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево. Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол перед ней.
-Ешь, а то остынет – строго сказал он.
-Хорошо, любимый, - ответила она и изящно взяла вилку.
Он сидел напротив и смотрел, как она ест.
-Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым.
-Ещё бы, - облизнулась она и посмотрела на него голодными глазами. - Только мало – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта.
-Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, - терпеливо проговорил он.
-Я знаю, - жалобно протянула она. - Но, может, ещё хоть кусочек? Пожалуйста…очень-очень хочется.
Он вздохнул.
-Там на один раз и осталось, любимая. На последний, понимаешь?
-Ага, - грустно вздохнула она. - Так мало…жаль, у тебя такое вкусное сердце. Самое-самое вкусное. Ты самый лучший. Я так тебя люблю.
-Я тоже тебя люблю. Можно твою сигарету?
-Они с ментолом.
-Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом. «Ну, вот почти и все», - сказал он засыпающему Городу. - «Ты извини, но осталось только на раз. Ну, может, на два. И все – как мне жить без сердца? Так что я скоро уйду…ты тут не скучай без меня, ладно? И позаботься о ней, хорошо? Она же не виновата, она хочет как лучше. И я ведь её люблю…»
Он затянулся ещё раз и подумал, как хорошо, что это не последняя сигарета... «Я бы тогда стоял, пытался ей насладиться как-то по-особому», - думал о чем-то грустном. - «Пафосно так, сентиментально. А сейчас я просто курю, потому что впереди есть ещё немного жизни, немного времени, которое можно тратить. Хотя бы на то, чтобы просто курить».
Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона... В этот момент что-то острое ударило его под лопатку... Резкая боль парализовала его тело, он не мог пошевелиться, а острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу. Он согнулся от боли, и что-то сильно толкнуло его через стекло, вниз, к Городу, на холодную улицу... В полёте он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца. Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из улыбок...
Он упал на промерзший асфальт и битое стекло.... Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо. Все его кости были переломаны, гниющая боль пульсировала во всем теле, он не мог пошевелиться – но он был жив, пока живо было сердце. «Я люблю тебя», - прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. – «Доедай, и я, наконец, высплюсь», - подумал он, коченея от холода. Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал, и его волосы покрывались инеем... «Наверное, ты оставила немного на потом, любимая. Глупая... я бы и так отдал тебе все до конца, неужели ты не поняла, любимая??? Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик... только и всего. А ты меня опять не поняла», - думал он, и корчился от холода, и сгорал от боли в переломанных костях, и шептал вверх: «Любимая, любимая, люблю тебя...»
Последний кусочек сердца она съела на завтрак...
Он умер с открытыми глазами, улыбаясь, и его улыбка немного растопила холодное февральское небо...
