Есть женщины, носят яркие сари,
Они красят в красный цвет кончики пальцев.
Есть женщины в черной вуали,
Прячут взгляды впол от пытливых иностранцев.

Ну а я - женщина без одежды!
Нагая! Свернувшись клубком то ли змей, то ли кошкой!
Ну а я - женщина без стыда и надежды!
Кем-то подобрана, кем-то брошена…

Есть женщины - они хороши с красным сухим вином,
Они тоньше кружева и холоднее фарфора!
Есть женщины с вечным вопросом:
Что важней - содержание или форма?

Ну а я - женщина закладка, втиснутая между страниц,
В давно написанной книге я - заметка на полях карандашом!
Мне рукой подать до любой из границ,
Но по утрам я дышу с трудом!

Мне бы только не рассыпаться на стаю перелетных птиц
Мне бы только знать что такое - дом…

Это был тяжелый год. Один из самых тяжелых. Наверое, самый.
Я поняла, что совершенно не знаю как устроен этот мир и что мне с этим незнанием делать.
У меня был тяжелый разрыв отношений. И два нервных срыва. Я знаю теперь, что такое капельница и как хреново, когда ты не можешь контролировать свое тело. И еще знаю, что если тяжело, то это не конец.
У меня было подозрение на рак груди. Долгое ожидание в очередях, бесконечая вереница врачей, анализов, больничных коридоров.
У меня был тяжелый переезд в другую страну. Америка сломала меня пополам, а может даже и в трех местах. И по-моему, ломает до сих пор, каждый день. Порой задаюсь вопросом, зачем мне все это? Но другого развития событий я на данный момент не вижу. Не знаю что тяжелей: финансовые трудности или приспособление к новой окружающей среде? Это оказалось намного сложней, чем начинать новую жизнь в Тюмени 9 лет назад. Интересно выживать, интересно бороться за место под солнцем. Но я люблю Нью-Йорк. Люблю больше Москвы и Доминиканы. Не могу сказать за всю Америку, но то, что я знаю - я люблю. Я с легкостью смотрю фильмы на английском языке, читаю книги без словаря, веду задушевные беседы и жаркие дискуссии с американцами. И да, я люблю английский язык, люблю на нем говорить, люблю мыслить по-английски, люблю мечтать на нем. Могла ли я о таком подумать 9 лет назад, покупая билет Москва - Тюмень? Нет. Рада ли я такому повороту своей жизни? Довольна? Да. Тяжело ли мне? Пиздец как! Но как подсказывает жизнный опыт - стисни зубы и греби вперед. Что, собственно, и делаю. Тяжело это делать одной, но лучше так. Иногда хочется лечь и умереть. Иногда, прийдя в Дамбо, и, усевшись на траву под Бруклинским мостом, в ожидании друзей, хочется закричать от счастья!
Я помню какой я была гордой, когда научилась ориентироваться в Московском метро без карты. Теперь я без карты ориентируюсь в Манхеттене и Нью-Йоркском сабвэй. Ага, прям так уж и сабвэй. Но все же приятно бродить по городу без новигатора.
Люди из прошлого возвращаются. Мировое зло - социальные сети - способствуют этим возвращениям. Я и сама была тем прошлым, пытавшимся вернуться. Глупый эмоциональный порыв. Безрезультатный телефонный разговор. Но люди редко вычеркивают кого-то из своей жизни, я тоже.
Теперь я жду середины лета. Сделав глубоки вдох, медленно плыву под водой.

Люди часто смотрят в небо, люди часто мечтаю быть птицами. Парить высоко в небе, быть свободными и перемещаться в пространстве без забот. Но люди как деревья. Врастают корнями, впиваются, ввиваются в землю. Связанным будто веревкой. Нет, это не плохо. Это бывает тяжело. Бывает тяжело оставаться. Бывает тяжело уходить. Рвать корни, уходить с обжитого места.
Каждый раз, собирая чемодан, я чувствовала легкость и привкус свободы. Но не сегодня. Сегодня было тяжело. Первый раз, за 14 лет скитаний по миру, мне было горько.
Чему научила меня Доминикана? Наверно, самому главному - Здороваться с людьми! Приветствовать каждого, кто идет на встречу, кто обоняет со спины, кто стоит рядом. Приветствовать искренне, из глубины сердца!
Два с половиной года жизни! Это было нелегко, но это удивительный опыт.
Пришло время сделать шаг вперед. Пришло время снова стать маленькой птичкой!

Хлопок дверцы холодильника. Что может проще, обыденней и более бытово, чем что-либо? Но именно этот звук определяет настроение в доме, настроение между людьми, живущими в одних квадратных метрах.
Хлопок дверцы холодильника может быть таким же холодным, как поцелуй для женщины, которую уже не любишь. Чужой, шершавый звук, от которого вздрагиваешь и что-то сжимается внутри! Гремят тарекли в кухне, падает ложка на пол. Там в кухне идет действие: горит свет, пищит микроволновска своим противным голоском, струя белой вспененной воды бьется о жестяное дно раковины. И хлопок холодильника - как завершающий жест всего этого танца. Точка в действии. Тебя не позвали. Тот человек, там в кухне, он один, он тебя не зовет разделить с ним вечерний ужин. А ты здесь один, в комнате с потушенным светом, запахнутыми шторами и кружкой остывшего чая. Вы по разнь. Вы в ссоре. Это холопок семейной неурядицы, хлопок сложных семейных проблем.
Хлопок бывает громкий, звонким, как звук двух встретившихся бокалов на переполненным столом! Белая скатерть уже покрылась первыми жирными пятнами, они распускаются как весенние цветы: красные от венигрета, желтые от маслянистой лоснящейся селедки, розовые от вина, рыжие от пролитого сока. Стол ломится от закусок, шумят люди, о чем-то говорят, шутят, громко смеются. На хлопающую дверцу холодильника никто не обращает внимание, но она такой важный элемент всего этого шума и суеты. Это хлопок застолья, хлопок радости от встречи.
Иногда дверца холодильника хлопает практически бесшумно. Словно ты с другом воруешь арбузы с колхозного поля, ты идешь быстро, под твоими ногами хрустят листья, а твой друг то и дело шипит на тебя, поднося указательный палец ко рту. Вороватый жест, жест таинства и опасности. Ведь да, что-то есть вороватое в том, чтобы съесть полпалки колбасы в три часа ночи, стоя перед холодильником в одних лишь трусах, и пить холодное молоко из пакета. И холодильник твой друг и подельник, сохранит твою ночью тайну, никому не расскажет, лишь тихонько вздохнет прихлопнув дверцей. Это хлопок ночного секрета и сытого довольства.
Хлопок бывает бесцветным. Как пустое серое небо ноября. Вроде что-то есть есть, но в тоже время нет ничего. Затвердевший пластик сыра, завядший пучок петрушки и кастрюля жидкого супа. В жизни так же пусто, как и в холодильнике. Хлопок пустоты, хлопок одиночества.
В каждом доме свой холодильник, каждая рука открывает и закрывает дверцу по-разному. Каждая дверца хлопает по-своему. Каждый хлопок что-то да, значит. Каждый звук дома что-то да , значит…

— Возможность выбора дает нам иллюзию, что мы владем над ситуацией. Но на самом деле обстоятельства владеют над нами и выбор уже давно предрешен. По шагу, по бусинке, по капле скапливаются десятки закономерностей, чтобы в нужный момент превратиться в одну случайность.
— Это как? - с усмешкой спросил он, сминая окурок сигареты в пепельнице.
— Ты приехал ко мне. Ты всегда приезжаешь ко мне вечером и привозишь бутылку воды на ночь. Это закономерность. Сегодня у тебя отменилась встреча. Встречи имеют свойства отменяться это закономерность. Поэтому ты приехал на час раньше. Когда ты приехал, я рисовала в альбоме. Я рисую это закономерность. Поэтому горел свет, играла шумная музыка. Ты пришел, мы выпили чаю, ты выкурил три сигареты. В час ты выкуриваешь три сигареты и это, заметь, тоже закономерность. И сейчас ты уйдешь. Я закрою за тобой дверь, поверну ручку замка. Схожу в душ и после лягу смотреть фильм. Это тоже закономерность.
Она говорила четко, громко, словно по монете бросала на пол и те со звоно отскакивали от плитки.
— А теперь предстать, у тебя все-таки состоялась встреча и ты на ней задержался…
— Встречи иногда длятся дольше положенного и это задерживает людей - еще одна закономерность, - заметил он улыбаясь правым уголком рта.
— Именно! - торжественно воскликнула она, поняв, что он вовлечен в ее игру. - Ты выехал позже, попал в пробку. Пробки в восемь вечера подлая закономерность этого города. Пока ты был в пути я закрыла альбом, приняла душ и легла смотреть фильм.
На этих словах она встала со стула, подошла к стене и щелкнула выключателем. Но казалось, что она до него даже не дотронулась, а просто поднесла палец и повелительно махнула им вниз, и выключатель щелкнул сам по себе, покорно опустив голову, повинуясь приказу ее руки. С непривычки в комнате стало темно, только где-то за спиной еле-еле горел ночник, но свет его был таким тусклым, что был не ярче пламени догорающей свечки.
— Видишь? Как обстоятельства изменяют наши решения, - тихо сказала она.
Вдруг все изменилось. Светлая небольшая комната вдруг стала темной и огромной. Узкая полоска оконного стекла между двух гардин перестала быть черной и стала светло-синей. Откуда-то стали появляться звуки: шум вентилятора, уличные голоса. Она подошла к нему, встала напротив. Теперь кожа ее казалась практический черной с золотым отливом. Ее большие глаза смотрели прямо на него, влажные, блестящие. Будто только что сораварнные, и вымытые в холодной воде, крупные ягоды черной смородины на белом фарфоровом блюдце. И с невероятной силой его вдруг потянуло к ней! Он пытался уловить ее запах, услышать ее дыхание.
— Видишь, как все могло бы быть, если бы обстоятельства сложились иначе? - она гороврила почти шепотом, делая короткие паузы между словами.
Они и раньше оставались наедине. Он думал о ней, прикасался к ней, хотел ее. Но не так как это было сейчас. Его тянуло к ее губам с какой-то неверояной силой, магнитом, минусом на плюс!
— Сейчас ты хочешь остаться, а тогда бы ты хотел уйти, - говорила она тихо, - Выключатель - повелитель человеческих судеб, - послышалась насмешливая нотка в ее голосе, - темнота отлично скрывает румянец смущения.
Она появилась откуда-то из темноты, бесшумно, плавно. Темнота очерчивала конур ее лица, шеи, плеч. Он видел как она улыбается, как взволнованно и глубоко она дышит.
Доля секунды и ее горячие губы прильнули к его рту.
Сейчас он не уйдет, а тогда бы - ушел.

Do you know who am I?
I'm tiger with squinting eye,
I'm hunter! Hidden in the shadows!
I'm the one who can tore the locks of closed doors!

Do you remember who am I?
I'm frozen moment of the liquid time!
I'm cold quiet water in the lake,
Try to catch me! Try to take!

Do you feel who am I?
I'm welkin's deep which peers at you! So quiet!
I'm colors of wild-wild autumn forest,
I'm the pulse of fear in your whited wrist!

Do you tasted who am I?
I'm speed of darkest road at night!
I'm call of obstinate ocean wind
Try to catch me! Try me hold in!

Сапожник без сапог, прыщавый дерматолог, кривозубый ортодонт, фотограф без фотографии.
За пять лет моей фото деятельности, я чаще всего оказываюсь по другую сторону объектива. На то есть множество причин. Наверное, самая главная - я стесняюсь камеры. Точней другого человека за фотоаппаратом. За всю мою жизнь у меня было только 4 фотосессии. Перебороть свое стеснение я не могу до сих пор. Но! Себя же я не боюсь. Поэтому по средствам своего фотоаппарата, штатива, других подручных средств и таймера я делаю фотографии сама себе.
Каждая фотография сделана исключительно мной, от идеи до обработки. Вот некоторые из них

Она не спит, ворочается,
Скребется, ноет, шипит дикой кошкой в груди!
А ты не в силах больше бороться,
Плачешь! Господи, сделай так, чтобы осталось все позади!

Ночами крутишься под одеялом, все никак не спится!
Время застыло на календарных страницах, стоит сломанными часами.
Веришь в приметы, сухой чертополох и начинаешь молиться
Выдавливая слова сморщенными губами.

Вспоминаешь тех, кому было хуже.
Кто угасал в лагерях, задыхался в окопах, в кандалах, кто был сотен пять назад.
Оказывается, в двадцать болеть так глупо от измен чужих,
Когда в тридцать - три наркоза подряд.

Счастье может быть разным. Оно может заключаться в созерцании природы, красоты облаков, гор или моря. Счастье может быть в труде. Как в физическом: расчищать снег во дворе, уборка в доме. Так и в умственном: чтении книг, решении сложных математических задач. Счастье может быть в искусстве, в посещении музеев, библиотек, в рисовании или лепке глиняных горшков. Счастье может быть в движении, в танце, в беге, в ходьбе. Счастье может быть в спокойствии, даже сон может быть счастьем. Счастье может быть в еде или стакане холодной воды. Счастье может быть маленьким или большим, долгожданным или внезапно свалившимся на голову. Счастье может быть в человеке, который рядом с тобой, или который так далеко от тебя. Счастье может быть в телефонном звонке, в письме, во встрече, в прикосновении, во взгляде или в слове. Но оно точно не может быть без одного - счастье не может быть без тебя самого.

и я

Найденная на просторах интернета фотография моего дома вдруг заставила меня вспомнить историю моего детства и историю самого дома.
Почему я решила что это мой дом без всяких опознавательных на то знаков? Потому, что только мой дом имел такой странный подъезд на весь город, отсюда и его (дома) история.
Изначально дом был построен как военное общежитие, с центральным входом. Подъезды по бокам были для эвакуации в случае пожара. Но на моей памяти они всегда были заперты на большие амбарные замки. В доме была планировка обычных однокомнатных и многокомнатных квартир. В каждой комнате, в зависимости от ее размера, проживало от двух до четырех человек.
В 90-м году общежитие превратили в дом с коммунальными квартирами для семей военнослужащих. В одну из таких комнат были заселены мои родители и я. В соседней комнате, которая была меньше, проживал огромного размера дяденька. Жил он один и очень много пил. Ночами он расстилал свою шинель в прихожей перед встроенным фанерным шкафом, выкрашенным в больнично-белый цвет. И разговаривал с ним. А под утро засыпал на шинели в одних трусах.
В 93-м году началась массовая приватизация квартир. Моя мама, работавшая в то время в администрации города, всеми правдами и не правдами добилась собственности. Дяденька съехал, оставив нам в подарок маленький черно-белый телевизор с радиоантенной. Состояние дома было ужасное, как и все состояние разрушенной страны. В то время исчезли амбарные замки с дверей и мне открылся тайный мир заброшенных подъездов. Я находила там картины, мебель, посуду, игрушки, чьи-то письма и открытки, сложенные в коробку. Все это путалось в свете тонких солнечных лучей и летающих золотых пылинок. Этот мир был сказочным, таинственным и только моим.
Спустя год, может два, подъезды вычистили и открыли. Первый, нежилой этаж, разделили фанерной стеной на две части и в правом и левом крыле дома открыли по магазину. Магазин в левом подъезде назывался "Любава", в моем "Каштан". С одной стороны это было удобно. В любую погоду можно было спуститься в тапочках в магазин, купить малиновый йогурт и хлеб, продавщицы знали меня в лицо и иногда мне можно было брать продукты в долг до вечера, пока не приходила с работы мама. С другой стороны это было не удобно вообще. Во-первых бесконечная цепочка людей тянулась с утра до вечера, постоянно хлопала подъездная дверь и в колясочной был вечный сор из оберток и магазинных чеков. Во-вторых у нас завелись мыши. Мы жили на втором этаже и наша квартира находилась как раз над складом. Так у нас появился полосатый кот со сломанных хвостом.
В 97-м году стало совсем тяжело. Начались массовые сокращения. Люди выживали за счет осеннего сбора грибов, ягод и рыбалки. Работающим же переставали платить деньги и выдавали зарплату продуктами питания. В моей комнате стояли мешок с мукой, мешок с сахаром, два мешка с картошкой, в дальнем нижнем углу белого шкафа лежали завернутые в газету груши. Я помню как сама выменивала у соседей два килограмма сахара на четыре банки тушенки.
В 98-м грянул кризис.

1.


2.

Что делать, если ты родился с дырой в груди?
В детстве ты слишком мал, чтобы это понять. Ты не понимаешь почему вокруг тебя нет друзей. Ты смотришь как гуляют дети во дворе, но выйти на улицу тебя никто не зовет. Никто не заходит за тобой по дороге в школу и никто не предлагает тебе зайти за ним.
Мне кажется, то время тянулось вечность. Так медленно, как падают хлопья снега зимой. Это потом, когда становишься старше, ты понимаешь, от чего ты сам себя интуитивно отгораживал и почему к тебе не подходили другие дети, понимаешь что чувствовали интуитивно они. Но это будет потом, в лет двадцать, а тогда, в десять, это было больно.
И когда учитель на уроке русского языка зачитывыет на весь класс твое сочинение как образцово-показательное, ты лишь слышишь предательское шипение за спиной.
Что делать, если в двадцать лет ты понял, что родился с дырой в груди?
Сначала ты окружаешь себя различными людьми, пытаясь ими себя заполнить. Художники, историки, писатели, музыканты. Ты упиваешься общением с ними. Ты до рассвета болтаешь о психологии человека, зачитываясь Козловым, Юнгом, Берном. Ты размышляешь о творчестве Ван Гога, Ван Эйка, Гойи, Рериха. Споришь о добре и зле в книгах разного времени. Ты проезжаешь свои станции в метро, уткнувшись в книжку, прогуливаешь лекции в институте читая книгу, порой, даже не умываясь с утра, ты уже читаешь. Ты ходишь по музеям, выставкам, в консерватории, в театры. Но однажды что-то щелкает и ты понимаешь - не то! Пусто!
Ты разворачиваешься и идешь с совершенно ином направлении. Ты связываешься с кутежниками и прожигателями жизни. Ты жутко пьешь. Начинаешь еще в четверг вечером и заканчиваешь в ночь с воскресенье на понедельник. Пьешь все, что горит и везде, где наливают. Ты не вылезаешь из ночных клубов, а утро встречаешь в каком-нибудь кафе. Где за столиком, с неизвестными тебе людьми, ты задеваешь за живое именно того мальчика, на которого пал твой выбор. Задеваешь разговорами о кварках, о расширении Вселенной, рассказываешь почему Алиса падает в кроличью нору и рассуждает о том, что будет если Землю прорыть насквозь. Ну да, он же не ожидает от девочки, которая пару часов назад выпивала раз десять по пятьдесят грамм водки, без закуски и не морщась, историй о Дарвине и Ламарке, Френсисе Дрейке и Колумбе, о политике Сталина через призму Радзинского и Климова. А потом наступает обед, кафе наполняется людьми, ты закутываешься в шарф, ловишь такси и уезжаешь домой спать. Летом ты бухаешь по-черному во дворе или на балконе у друзей, бухаешь до тех пока все окружающее не суживается до размеров унитазного кольца вокруг твоей головы; зимой ты пьешь в дорогущих барах (опять же до того момента, когда мир сжимается и помещается в кружок унитаза), просаживая всю свою зарплату, ибо совесть (или комплексы), не позволяют тебе выпивать за чужой счет. Но вот однажды, в пьяном угаре, смотря в унитаз, что-то щелкает и ты понимаешь - не то! Пусто.
Классический сюжет. Ты разворачиваешься снова и уезжаешь в Индию. Так в первый раз в твою дыру заглядывает религия. И ты как чумной уже ходишь и поешь мантры, хари Кришна, хари Рама, омываешься в Ганге ( и Ганга отныне для тебя Ганга, а не Ганг), отказываешься от мяса и алкоголя, ходишь на йогу. По возвращению идешь дальше учиться, поступая в очередной ВУЗ. Зачитываешься Индийскими ведами, альтернативной историей, это все перетекает в Родноверие. И ты уже уверенно знаешь, что где-то есть Шамбала, Нибиру. Ты знаешь почти все мудры и асаны, носишь капарду и бусы из рудракши. Но однажды, во время медитации, что-то щелкает и ты понимаешь - не то! Пусто.
Ты бросаешь все, что у тебя есть. Продаешь все, что есть. И на скопленные деньги отправляешься в путь. Ты просто едешь куда-то. Без графика и маршрута. И ты привыкаешь к этим бесчисленным дорогам, самолетам, аэропортам, взлетам и посадкам, к поездам, к сидячим креслам, кондукторам, гостиницам, залам ожидания, остановкам, десяткам километров с рюкзаком на плечах, к боли в спине и ногах, к сгибающему пополам холоду и размазывающей тебя, как масло, жаре. Ты привыкаешь к собственной вони, к грязным простыням, к холодной воде. Ты привыкаешь к рассветам в горах, к закатам на берегу океана, ты привыкаешь к воде горных рек из тающих ледников, к фруктам, сорванных тайком в саду, к чашке чая в чужом доме. Ты идешь. Идешь, идешь, идешь. И понимаешь, что пусто! Пусто внутри тебя, дыра зияет и стала еще больше, потому что еще больше стал ты.
И ты плюешь на все и возвращаешься в городской ритм. С головой ныряешь в работу, проходишь курсы повышения квалификации, тренинги, семинары, мастер классы. Создаешь семью. Создаешь уют и очаг. Но однажды во время секса, что-то щелкает и ты понимаешь - не то! Пусто.
Ты покупаешь билет, улетаешь за границу, бреешься налысо, закрываешься от мира, оставляя иллюзию своего присутствия в нем. Ты учишь языки, сводя к миниму общение на русском, читаешь книги, рисуешь. Но однажды вечером, сидя за столом, что-то щелкает и ты понимаешь... Что делать, если в тридцать лет ты понял, что родился с дырой в груди?
Ты все это время встречал людей. Даже влюблялся. Но спустя время они становились тебе скучны. Даже без слов, взглянув на некоторых, ты уже видишь их насквозь. Угадываешь их слова и поступки. Не то. Пусто.
И если вдруг ты кому-то скажешь об этой пустоте, никто не поверит. Скажут: Выдумка.
Пусто, мать его!