Эй, помчались! Кони бойко

Бьют копытом в звонкий лед;

Разукрашенная тройка

Закружит и унесет.

Солнце, над равниной кроясь,

Зарумянится слегка.

В крупных искрах блещет пояс

Молодого ямщика.

Будет вечер: опояшет

Небо яркий багрянец.

Захохочет и запляшет

Твой валдайский бубенец.

Ляжет скатерть огневая

На холодные снега.

Загорится расписная

Золотистая дуга.

Кони встанут. Ветер стихнет.

Кто там встретит на крыльце?

Чей румянец ярче вспыхнет

На обветренном лице?

Сядет в тройку. Улыбнется.

Скажет: «Здравствуй, молодец…»

И опять в полях зальется

Вольным смехом бубенец.

1904   Андрей Белый

*******

В Индийском океане тишь,

Глядит он кротостью самой;

Волны нигде не различишь,

Кроме дорожки за кормой.

Корабль несется, дня уж нет,

пробили склянки - отдыхай...

Чернея на закатный свет,

Индус поет: "Хам декхта хай".

И восхищаться, и дышать,

И жить бескрайностью дорог -

Без толку! - мог бы я сказать.

Но бросить бы уже не смог!

Слежу ли за игрой старшин,

Ловлю ли женский смех и гам,

Гляжу ли, как офицера

На шканцах провожают дам,

Я думаю про что ушло,

Взгляд утопивши в синей мгле,

И вот я словно бы один

На опустевшем корабле.

Про что ушло, что видел я

В казарме, в лагерях, в бою,

Рассказываю сам себе

И правды сам не узнаю;

Так странно, слишком странно всё...

Что ж, это нынче позади.

Да, было всякое со мной,

Но больше - в будущем, поди.

Да, на заметку я попал,

Я нарушал закон полка,

И сам себя со стороны

Я видел в роли дурака -

Познанья цену я платил

И не был ею возмущен,

А прохлаждался на "губе",

Мироустройством восхищен.

На траверзе возник дымок,

И встал над морем там, вдали,

Горбучий Аден, точно печь,

Которую уж век не жгли.

Проплыл я мимо этих скал

Шесть лет назад - теперь домой

Плыву, солдат, отбывший срок,

С шестью годами за спиной.

Невеста плакала: "Вернись!"

И мать вздыхала тяжело.

Они мне не писали - знать,

Ушли: ушли, как всё ушло.

Как всё ушло, что разглядел,

Открыл, узнал и встретил я.

Как высказать, что на душе?

И я пою. Вот песнь моя:

И восхищаться, и дышать,

И жить бескрайностью дорог -

Без толку!  - мог бы я сказать.

Но бросить бы уже не смог!

Редьярд Киплинг

(перевод с английского О.  Юрьева)

*******

Джозеф Редьярд Киплинг (родился 30 декабря 1865 в Бомбее — умер 18 января 1936 в Лондоне) -  английский писатель, поэт и новеллист. Его лучшими произведениями считаются «Книга джунглей» (The Jungle Book), «Ким» (Kim), стихотворения «Последнее песнопение» (Recessional). В 1907 году Киплинг становится первым англичанином, получившим Нобелевскую премию по литературе. 

*******

Близка студеная пора,

Вчера с утра

Напудрил крыши первый иней.

Жирней вода озябших рек.

Повалит снег

Из тучи медленной и синей.

Так мокрая луна видна

Нам из окна,

Как будто небо стало ниже.

Охотник в календарь глядит

И срок следит,

Когда-то обновит он лыжи.

Любви домашней торжество,

Нам Рождество

Приносит прелесть детской елки.

По озеру визжат коньки,

А огоньки

На ветках – словно Божьи пчелки.

Весь долгий комнатный досуг,

Мой милый друг,

Развеселю я легкой лютней.

Настанет тихая зима:

Поля, дома –

Милей все будет и уютней.

Михаил Кузмин         

*******           

      3 января 1936 года родился русский лирический поэт Николай Рубцов  (3.01.1936 – 19.01.1971).

   «Николай Михайлович Рубцов родился в посёлке Емец Архангельской об-ласти. Детство Рубцова пришлось на тяжёлое для страны время: ему было всего 5 лет, когда началась война. После ухода отца на фронт тяжело заболела и умерла мать. Вот как он описывает это в стихотворении «Детство»:

Мать умерла. Отец ушёл на фронт.
Соседка злая не даёт проходу.
Я смутно помню утро похорон
И за окошком скудную природу.

   Как многие дети тех лет, мальчик попал в детский дом. Там собрались, способные ре-бята: некоторые писали стихи, а Николай ещё и рисовал, хорошо играл на гармони и ба-лалайке. Думали, что он станет художником или музыкантом.
   Один из учителей детского дома вспоминал: «Доброты в нём было через край, довер-чивости было ещё больше: простота, не знающая границ…» Человек благодарный, Руб-цов до последних дней боготворил какую-то няню Шуру за ласку, за её заботливые руки, ведь детям в детдоме этого так не хватало.
   После детдома Рубцов учился в Тотемском лесотехническом техникуме, потом уехал в Ленинград, где работал на заводе – грузил металл в копровом цехе. Через полгода бу-дущего поэта призвали в армию, и он служил на эсминце Северного флота. Об этом рас-сказал он в ряде стихотворений 50-60-х годов.
   В 1962  г. Рубцова без конкурса зачисляют на очное отделение Литературного института имени М. Горького. Здесь он пополняет своё образование, постоянно перечитывая стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева, много пишет сам, любит декламировать, а также напевать под гитару или гармонику свои стихи.
   Был Рубцов угрюмым, мрачным и жил трудно: у него не было дома, имущества, личного архива, даже стихи свои он не берёг и не всегда записывал. «От его внешности не исходило «поэтического сияния», - пишет в воспоминаниях поэт Глеб Горбовский, - трудно было поверить, что такой «мужичонко» пишет стихи или, что теперь стало фактом, будет прекрасным русским поэтом».
   Юношей Рубцов терзался, разрываясь между городом и деревней:

Мужал я под грохот МАЗов
На твёрдой рабочей земле…
Но хочется как-то сразу
Жить в городе и в селе…

   Когда поэту было 26 лет, он уехал в глухую деревню детдомовского детства – и там на-конец-то обрёл поэтическую родину. Затем поэт обосновался в Вологде, где в 1970 г. купил себе дом. Именно Вологда с её садами, храмами, старинными домами стала поэти-ческой музой Рубцова. Ей он посвятил такие стихи, как «Прощальное»,  «Вологодский пейзаж», «Тот город зелёный» и др. Именно в деревне, на древней северной земле, ро-дились такие стихи:

…Одно осталось ясно,
Что мир устроен грозно и прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.

   Начиная с 1967 г. одна за другой выходят книги Рубцова: «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Читатели высоко оценили его творчество, хотя «не секрет, что многие даже из общавшихся с Николаем узнали о нём как о большом поэте уже после смерти», - написал Горбовский.
   …Рубцов жил недолго, он словно предвидел свою смерть: «Я умру в крещенские моро-зы» - и трагически погиб в январе 1971 г., в Вологде».

(Источник публикации – Ушакова О. Д. Великие писатели: Справочник школьника. – СПб.: Издательский Дом «Литера», 2007).

*******

В ГОРНИЦЕ

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро,
Молча принесёт воды...

Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниёт совсем.

Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе...

1963   Николай Рубцов

*******

   «Тихая ночь» - один из самых красивых и самых популярных рождественских гимнов. Сегодня его поют и слушают христиане всех конфессий в самых разных уголках мира. Слова «Тихой ночи» переведены на 300 языков и диалектов. История создания этого гимна Рождеству обросла мифами. Как же все было на самом деле?
В 1816 году в Австрии молодой католический священник Йозеф Мор написал стихотворение, которое через два года легло в основу одного из самых знаменитых рождественских песнопений в мире – «Тихая ночь, святая ночь» (нем. “Stille Nacht, Heilige Nacht”, англ. “Silent Night, Holy Night”).

Тихая ночь

1. Тихая ночь, дивная ночь!
Дремлет все, лишь не спит
В благоговенье святая Чета;
Чудным Младенцем полны их сердца,
Радость в душе их горит.

2. Тихая ночь, дивная ночь!
Глас с небес возвестил:
Радуйтесь, ныне родился Христос,
Мир и спасение всем
Он принес, Свыше нас Свет посетил!

3. Тихая ночь, дивная ночь!
К небу нас Бог призвал,
О, да откроются наши сердца
И да прославят Его все уста,
Он нам Спасителя дал.

Йозеф Мор (рождественское песнопение, муз. Франца Грубера)

*******

   Все мифологизированные версии создания «Тихой ночи» можно условно разделить по сюжетам на три основные группы.
   1) В первой из них акцент делается на чудесное вдохновение, сошедшее в Рождественский сочельник на отца Йозефа Мора, а затем и на автора музыки, органиста Франца Грубера. Вот как эта история изложена в американском документальном фильме 1953 года: незадолго до Рождества в церкви сломался орган, и опечаленный священник пошел бродить по заснеженным горным склонам в поисках душевного равновесия и ответа на вопрос – как же теперь быть? Служить Рождественскую мессу без музыки?! Войдя в один из домов, отец Мор увидел младенца в колыбели и склонившуюся над ним мать. Эта сцена так пронзила его своей простотой и величием, так остро представила то, что было в Вифлееме, что, вернувшись, его преподобие на одном дыхании написал текст песни и отнес органисту Францу Груберу, который так же молниеносно написал самую незатейливую мелодию, рассчитанную на гитарный аккомпанемент. Это было как раз в Сочельник, и той же ночью песнопение звучало в церкви на Рождество. Его слова и мелодию, казалось, и заучивать не нужно – они словно сами звучали в душе. Новый гимн всем так пришелся по душе, что его стали напевать друзьям и знакомым. Так о «Тихой ночи» узнали сначала в округе, потом в стране, а потом и во всем мире.
   2) В XX веке «виновниками» создания мирового шлягера стали … мыши: они прогрызли мехи органа и «заставили» несчастного отца Йозефа Мора спешно писать текст, а органиста Грубера – музыку. Эта версия легла в основу милого австралийского мультфильма 1976 года.
   3) Но самой распространенной стала версия, где главным героем создания «Тихой ночи» становится простой мирянин-органист. У него незадолго до Рождества умер ребенок, жена была вне себя от горя, и, чтобы утешить ее, муж сочиняет чудесную мелодию, к которой местный падре пишет слова.

   Все три версии рождения «Тихой ночи» если и неточны по фактуре, удивительно верно передают сам дух Рождества: утешение, надежду, сострадание, радость, помощь, и потому даже среди самых строгих историков музыки не считаются «пасторальными баснями».

   Сегодня считается доказанным, что текст «Тихой ночи» был создан в 1816 году. Йозефу Мору (Joseph Mohr) в ту пору было всего 24 года: он родился 11 декабря 1792 года в Зальцбурге…
…Как ни парадоксально, но чем популярнее становилась год от года «Тихая ночь», тем меньше людей в мире (и даже в самой Австрии, где она появилась) помнили, кто на самом деле являются авторами шедевра. С самого начала триумфального шествия по миру песнопение считалось народной тирольской песней. К 50-м годам XIX века стали проводиться исследования с целью установления авторства, и музыку песни начали приписывать Михаэлю Гайдну (брату знаменитого композитора Йозефа Гайдна), и также Бетховену, Моцарту и другим именитым музыкантам.
Отец Йозеф Мор к тому времени уже скончался, а настоящий автор мелодии, Франц Грубер, хоть и пытался доказать, что «Тихая ночь» – его произведение, но так и не смог до конца убедить всех в этом. Только в конце XX века были обнаружены партитуры с автографами Мора и Грубера, что окончательно подтвердило их авторство.

   Из всех знаменитых рождественских песен «Тихая ночь», пожалуй, самая нежная и камерная. Это не величественный гимн и не развеселая плясовая – это светлая, негромкая колыбельная. Именно этим она и завоевывает сердца миллионов людей по всему миру. При ее прослушивании хочется тихо и светло улыбаться. А если еще вспомнить, в какое непростое время она была написана, то становится очевидным, что именно сегодня «Тихая ночь» как никогда близка и необходима людям, уставшим от очередных общественных потрясений и тревожных новостных сообщений….
…Поэтому и звучит в «Тихой ночи» – ненавязчиво, но настойчиво – молитва о мире и покое. А ведь они так нужны нам сегодня!

(Источник публикации – сайт Школа Радости, рубрика «рождественские песни»)

*******

Тихо вечер погорает,
Горы золотя;
Знойный воздух холодает –
Спи, мое дитя.

Соловьи давно запели,
Сумрак возвестя;
Струны робко зазвенели –
Спи, мое дитя.

Блещут ангельские очи,
Трепетно светя;
Так легко дыханье ночи –
Спи, мое дитя.

Так легко и так привольно,
Страсти укротя,
В сердце вымолвить невольно:
Спи, мое дитя.

Афанасий Фет

*******
 

Хорошо при свете лампы

Книжки милые читать,
Пересматривать эстампы
И по клавишам бренчать, -

Щекоча мозги и чувство
Обаяньем красоты,
Лить душистый мед искусства
В бездну русской пустоты...

В книгах жизнь широким пиром
Тешит всех своих гостей,
Окружая их гарниром
Из страданья и страстей:

Смех, борьба и перемены,
С мясом вырван каждый клок!
А у нас... углы, да стены
И над ними потолок.

Но подчас, не веря мифам,
Так событий личных ждешь!
Заболеть бы, что ли, тифом,
Учинить бы, что ль, дебош?

В книгах гений Соловьевых,
Гейне, Гете и Золя,
А вокруг от Ивановых
Содрогается земля.

На полотнах Магдалины,
Сонм Мадонн, Венер и Фрин,
А вокруг кривые спины
Мутноглазых Акулин.

Где событья нашей жизни,
Кроме насморка и блох?
Мы давно живем, как слизни,
В нищете случайных крох.

Спим и хнычем. В виде спорта,
Не волнуясь, не любя,
Ищем бога, ищем черта,
Потеряв самих себя.

И с утра до поздней ночи
Все, от крошек до старух,
Углубив в страницы очи,
Небывалым дразнят дух.

В звуках музыки - страданье,
Боль любви и шепот грёз,
А вокруг одно мычанье,
Стоны, храп и посвист лоз.

Отчего? Молчи и дохни.
Рок - хозяин, ты - лишь раб.
Плюнь, ослепни и оглохни,
И ворочайся, как краб!

...Хорошо при свете лампы
Книжки милые милые читать,
Перелистывать эстампы
И по клавишам бренчать.

Саша Черный

*******
 

В вечерний час горят огни...

Мы  этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони!

Я отдыхала у ворот

Под тенью милой старой ели,

А надо мною пламенели

Снега неведомых высот.

И в этот миг с далеких гор

Ко мне спустился странник дивный,

В меня вперил он взор призывный,

Могучей негой полный взор.

И пел красивый чародей:

"Пойдем со мною на высоты,

Где кроют мраморные гроты

Огнем увенчанных людей.

Их очи дивно глубоки,

Они прекрасны и воздушны,

И духи неба так послушны

Прикосновеньям их руки.

Мы в их обители войдем

При звуках светлого напева,

И там ты будешь королевой,

Как я могучим королем.

О, пусть ужасен голос бурь,

И страшны лики темных впадин,

Но горный воздух так прохладен

И так пленительна лазурь".

И эта песня жгла мечты,

Дарила волею мгновенья

И наряжала сновиденья

В такие яркие цветы.

Он держит речь в высокой зале

Толпе разряженных льстецов,

В его глазах сверканье стали,

А в речи гул морских валов.

Он говорит: "Еще ребенком

В глуши окрестных деревень

Я пеньем радостным и звонким

Встречал веселый, юный день.

Я пел и солнцу, и лазури,

Я плакал в ужасе глухом,

Когда безрадостные бури

Царили в небе голубом.

Явилась юность - праздник мира,

В моей груди кипела кровь,

И в блеске солнечного пира

Я увидал мою любовь.

Она во сне ко мне слетала,

И наклонялася ко мне,

И речи дивные шептала

О золотом, лазурном дне.

Она вперед меня манила,

Роняла белые цветы,

Она мне двери отворила

К восторгам сладостной мечты.

Но тих был взгляд моих очей,

И сердце, ждущее спокойно,

Могло ль прельститься цепью стройной

Светло-чарующих речей?"

И дивный странник отошел,

Померкнул в солнечном сиянье,

Но внятно-тяжкое рыданье

Мне повторял смущенный дол.

В вечерний час горят огни...

Мы этот час из всех приметим.

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони.

Николай Гумилев   

(<1903 - 1905>    из книги "Путь конквистадоров")

*******

Над синевою подмосковных рощ

Накрапывает колокольный дождь.

Бредут слепцы калужскою дорогой, -

Калужской - песенной - прекрасной, и она

Смывает и смывает имена

Смиренных странников, во тьме поющих Бога.

И думаю: когда-нибудь и я,

Устав от вас, враги, от вас, друзья,

И от уступчивости речи русской, -

Одену крест серебряный на грудь,

Перекрещусь - и тихо тронусь в путь

По старой по дороге по Калужской.

Марина Цветаева

*******

Весеннее небо глядится

Сквозь ветви мне в очи случайно,

И тень золотая ложится

На воды блестящего Майна.

Вдали огонек одинокой

Трепещет под сумраком липок;

Исполнена тайны жестокой

Душа замирающих скрипок.

Средь шума толпы неизвестной

Те звуки понятней мне вдвое:

Напомнили силой чудесной

Они мне всё сердцу родное.

Ожившая память несется

К прошедшей тоске и веселью;

То сердце замрет, то проснется

За каждой безумною трелью.

Но быстро волшебной чредою

Промчалась тоскливая тайна,

И месяц бежит полосою

Вдоль вод тихоструйного Майна.

1844   Афанасий Фет

___________________________________________________________

Майн -  река в Германии; в 1844 году Фет впервые посетил эту страну.

*******

Всю ночь мела метель, но утро ясно.

Еще воскресная по телу бродит лень,

У Благовещенья на Бережках обедня

Еще не отошла. Я выхожу во двор.

Как мало все: и домик, и дымок,

Завившийся над крышей! Сребророзов

Морозный пар. Столпы его восходят

Из-за домов под самый купол неба,

Как-будто крылья ангелов гигантских.

И маленьким таким вдруг оказался

Дородный мой сосед Сергей Иваныч.

Он в полушубке, в валенках. Дрова

Вокруг него раскиданы по снегу.

Обеими руками, напрягаясь,

Тяжелый свой колун над головою

Заносит он, но - тук! тук! тук! - не громко

Звучат удары: небо, снег и холод

ЗВук поглощают... "С праздником, сосед".

"А, здравствуйте!" - Я тоже расставляю

Свои дрова. Он - тук! Я - тук! Но вскоре

Надоедает мне колоть, я выпрямляюсь

И говорю: "Постойте-ка минутку,

Как-будто музыка?" Сергей Иваныч

Перестает работать, голову слегка

Приподымает, ничего не слышит,

Но слушает старательно... "Должно быть,

Вам показалось", говорит он. - "Что вы,

Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!"

Он слушает опять: "Ну, может быть -

Военного хоронят? Только что-то

Мне не слыхать". НО я не унимаюсь:

"Помилуйте, теперь совсем уж ясно.

И музыка идет как-будто сверху.

Виолончель... и арфы, может быть...

Вот хорошо играют! Не стучите".

И бедный мой Сергей Иваныч снова

Перестает колоть. Он ничего не слышит,

Но мне мешать не хочет и досады

Старается не выказать. Забавно:

Стоит он посреди двора, боясь нарушить

Неслышную симфонию. И жалко

Мне, наконец, становится его.

Я объявляю: "Кончилось". Мы снова

За топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небо

Такое же высокое, и так же

В нем ангелы пернатые сияют.

1920   Владислав Ходасевич

*******

Деревья,

на землю из сини небес

пали вы стрелами грозными.

Кем же были пославшие вас исполины?

Может быть, звездами?

Ваша музыка - музыка птичьей души,

божьего взора

и страсти горней*.

Деревья,

сердце мое в земле

узнают ли ваши суровые корни?

Федерико Гарсиа Лорка

(в переводе М. Самаева)

___________________________________________________________

*Горний (церк.) - небесный, вышний.

*******

За густой пеленой

Наших будничных дел,

За больной маетой 

Наших душ, наших тел,

Сквозь унылые тени

Обид и забот,

Сквозь тугое сплетенье

Житейских невзгод,

За уродливым миром

Пустой суеты,

За угрюмым и сирым

Лицом нищеты -

Мы увидеть должны,

Как прекрасна земля,

Как березы нежны

И легки тополя,

Сердце верного друга

Увидеть должны,

Зелень летнего луга

И трепет весны...

Сердце верного друга 

Увидеть должны,

Зелень летнего луга

И трепет весны.

Сквозь ворчанье, и зов,

И рыданья, и брань,

И сквозь визг тормозов

В предрассветную рань,

За пронзительным плачем

Пожарных сирен,

За концертом кошачьим

Супружеских сцен,

И за воплем орущих

В саду малышей,

За истерикой ждущих

Войну торгашей -

Мы услышать должны

Шепот сонной травы,

Красоту тишины,

Птицу в гуще листвы,

Что во мраке лесном

Задремала, успев

Сочинить перед сном

Колыбельный напев,

И во мраке лесном

Чутко дремлет, успев

Сочинить перед сном

Колыбельный напев.

Жак Брель

(в переводе М. Ваксмахера)

*******

8 апреля 1929 года родился Жак Брель (1929 - 1978), бельгийский франкоязычный поэт, актер и режиссер.

*******