В 1960 г. Ольга Александровна так говорила об Александре Федоровне: "Из всех нас, Романовых, Аликс наиболее часто была объектом клеветы. С навешанными на нее ярлыками она так и вошла в историю.  Я уже не в состоянии читать всю ложь и все гнусные измышления, которые написаны про нее".  

Прошло немало времени, но положение качественно почти не изменилось.  Возникшие много времени назад отрицательные характеристики, изображающие в самом негативном свете  Николая II, а особенно все это касалось Александру Федоровну.   Некоторые авторы ей приписывают просто демонические черты и даже утверждают, что эта женщина изменила ход современной истории.  Жизнь и внутренний мир последней Императрицы фактически никем беспристрастно не изучался.  Лишь можно было читать цепь разнузданных бесконечных сплетен и умозаключений многих авторов из своей головы, ничего не имеющих общего с истинным миром Александры Федоровны. Даже внешность Аликс, как и память о ней, подвергнута отрицательным характеристикам. Вот, что можно прочитать из воспоминаний министра Н.К. Гире, когда он первый раз увидел Принцессу на балу в Зимнем дворце 29 января: " Алиса Гес­сенская некрасива, лицо красное и даже под бровями».   Другой сподвижник Ми­нистра рассказывал всем и каждому, что у Алисы «походка неграциозная, средняя часть корпуса слишком выдаётся».
 

Конечно, это была неправда.   Сохра­нившиеся изображения той поры свиде­тельствуют о несомненной красоте юной Принцессы, но люди видели то, что хоте­ли видеть.   В истории жизни Александры Фёдоровны с этой своеобразной зритель­ной и умственной аберрацией восприя­тия приходится сталкиваться постоянно.   Потом, когда Принцесса станет Цари­цей и начнёт олицетворять собой монар­хическую систему, то появятся уже и непримиримо-враждебные «эксперты», которые начнут измышлять небылицы не только касательно Её внешности, но Её духовного мира, умственных способ­ностей и даже психического состояния.  Столичный бомонд придирчиво рассматривал молодую девушку, кото­рая могла стать супругой их будущего Монарха.  Министр В.Н. Ламздорф, зафиксировал в своём дневни­ке мнение света: «Её находят менее кра­сивой, чем её сестра Елизавета, но у Неё более умное и более выразительное лицо, приятная и приветственная улыб­ка.   В значительной степени англичанка,   Она много говорит по-английски, осо­бенно с сестрой.   
 

Впрочем, сохранились и совершенно иные отзывы об Александре Федоров­не, которые принадлежат людям объективным, сумевшим увидеть в молодой царице не только заурядное лицо маленькой немецкой принцессы.   Великий князь Гавриил Константинович в мемуарах так писал о необыкновенной при­влекательности молодой Александры Федоровны: «Она была писаная красави­ца, высокого роста, она держала голову немного вбок.   В ее улыбке было что-то грустное.   Она была очень величественная, очень породистая.   Редко можно встретить такую красивую и вместе с тем такую породистую женщину, с таки­ми изящными манерами».   Но таких глубоких и внимательных наблюдателей, как Гавриил Константинович, среди обитателей петербургского света оказа­лось немного.

Вот еще одно воспоминание о внешности Александры Федоровны, принадлежит флигель-адъютанту С.С. Фабрицкому: "Она была в полном смысле слова красавицей, в которой соединялось все: царственная осанка, правильные черты лица, большой рост, правильная фигура, изящная походка, грация, большой ум, огромная начитанность и образованность, талант к искусствам, прекрасная память, сердечная доброта и т.п.  Но у нее не было искусства очаровывать, не было умения и желания нравиться толпе.

Также как и Государь, Императрица была очень застенчива, не любила парадных приемов, балов, раутов и т.п.  Застенчивость сказывалась на каждом шагу, а в особенности во время торжественных или прадных приемов.  Наружно это выражалось каким то особенным выражением лица.  Получалось со стороны впечатление, что Императрица в это время переживала нечто мучительное.  Поэтому у многих, кто не знал близко  Ее Величества, составлялось впечатление о ней как о женщине нелюбезной и неласковой". 

Интересные воспоминания об облике Александры Федоровны в день их первой встречи оставила в своих воспоминаниях Лили Ден (подруга Императрицы): "Среди густой зелени неторопливым шагом выступала высокая стройная женщина.  Это была Императрица!  Сердце у меня забилось, я с восхищением смотрела на нее.  Я даже не представляла себе, что она настолько прекрасна.  Никогда не забуду ее красоту, открывающуюся мне в то июльское утро, хотя гораздо глубже в мою память врезался образ Государыни, вынесшей множество невзгод и страданий, - трогательный и святой образ.  С милой улыбкой, глядя на нас с такой лаской, Императрица проронила: "Садитесь, прошу Вас".  Моей нервозности как не бывало.  Мне даже показалось, что Императрица сама стесняется.  Но, как я узнала впоследствии, Государыне, как и ее кузине, Герцогине Файфской, свойственна была застенчивость в присутствии незнакомых лиц.  Однако в Петрограде светская чернь в излишней застенчивости Александры Федоровны усматривала немецкую заносчивость.  То же вслед за клеветниками, говорили и даже некоторые английские авторы."

Императрица, выросшая в одной из самых консервативных монарших семей Европы, она до последних дней оставалась верна ее жестким правилам.  "Во многих отношениях Государыня была викторианкой, - писала Лили Ден. - Вместе с бабушкой (королевой Викторией) она разделяла приверженность закону и порядку, верность семейному долгу, неприязнь ко всему "модерновому".  Свойственна была ей и расчетливость Кобургов, которая так раздражала светскую чернь".

Царица предпочитала скромные пастельные тона, прекрасно подходившие тону ее мраморного точеного лица и всей ее статной и собранной фигуре.  Излюбленными оттенками были белый, кремовый, шафрановый, нежно-голубой, бледно-фисташковый, сиреневый, светло-розовый, а также лиловый, доминировавший в ее гостиной.

Весьма сдержанно она относилась к модным новинкам.  Терпеть не могла фривольные шмиз а ' la directoire с завышенной линией талии и слишком смелым декольте.  Императрица не видела смысла в "хромающих"  юбках, придуманных диктатором моды французом Полем Пуаре.  Она считала неприемлемым экзотический гаремный стиль, не понимала, как дамы могут носить пестрые платья-халаты в китайском вкусе.

Царица предпочитая строгие и слегка консервативные платья с красиво ниспадающими складками, визуально удлинявшими ее фигуру.   В них она выглядела элегантно и даже монументально.  Своим пристрастием к строгим туалетам она нередко вызывала возмущение у вдовствующей императрицы Марии Федоровны, известной любительницы многоцветья и рюшей.  Ольга Александровна так писала об этом: "«Мама нравились броские, с отделкой платья, причем определенных цветов.  Она никогда не учитывала вкусы самой Алики (как ее называла сестра Николая II), —  Зачастую Мама заказывала платья, но Алики их не носила.   Она прекрасно понимала, что ей идут платья строгого покроя...

Во время Высочайших выходов Александра Федоровна надевала парадные, но не слишком роскошные и броские наряды.  В особо торжественные дни она облачалась в традиционное придворное "русское" платье, прозванное  "императорскими доспехами" за тяжесть и неудобство.  В нем она присутствовала на торжествах по случаю 300-летия дома Романовых.  Фрейлина Анна Вырубова сообщала: "Несмотря на усталость, Государыня была поразительно красива в своем голубом бархатном русском платье, с высоким кокошником и фатой, осыпанном жемчугами и бриллиантами; на ней была голубая Андреевская лента".

Помимо парадных платьев в гардеробе Императрицы хранились формы тех полков, шефом которых она была.  Мундиры ей, бесспорно, шли.  В домашней обстановке царица носила удобные, красивые, но недорогие вещи, чрезвычайно простое, скромное белье из тонкого полотна с незатейливыми, но искусными вышивками.  Императрица старалась обходиться без помощи слуг.   По утрам самостоятельно принимала ванну, прибирала волосы, сидя перед зеркалом, убирала комнату, штопала и вязала как профессиональная мастерица.  В дневных нарядах также ощущалось влияние сдержанного расчетливого викторианства.  Царица предпочитала белые хлопковые или шерстяные платья, ансамбли из строгой блузы и юбки, а также чайные платья для традиционного "файф -о - клок".  Лили Ден оставила описание одного из подобных нарядов:

"Государыня была одета в белое.  Шляпка была драпирована белой вуалеткой.  У нее было белое нежное лицо, но, когда она волновалась, щеки ее покрывались бледно-розовым румянцем.  Рыжевато-золотистые волосы, синие глаза, наполненные печалью.  Гибкий, тонкий, как тростинка стан.  На шее великолепное жемчужное ожерелье.  При каждом движении головы в бриллиантах ее серег вспыхивали разноцветные искры.    На руке простой перстенек с эмблемой свастики - излюбленным ее символом возрождения, - с которой впоследствии было связано множество всяких домыслов и предположений, будто Императрица была склонна к оккультизму.  Эти неуемные люди просто не понимали, что на самом деле значила для нее эта эмблема".

В холодное время Александра Федоровна надевала шерстяные и бархатные платья с небольшим количеством ювелирных украшений.  "Императрица тогда была в ожидании наследника (имеется ввиду февраль 1904 г.), -  писала А.Вырубова. - Помню ее высокую фигуру в темном бархатном платье, опушенным мехом, скрадывающем ее полноту, и длинном жемчужном ожерелье."

Хоть Императрица и считала каждую копейку, любила экономить даже на собственном гардеробе, но пользовалась услугами самых дорогих именитых закройщиц.  Неприлично дорого стоили наряды у мадам Бризак, но отказаться от услуг этой ловкой, хитрой и талантливой мастерицы Александра Федоровна была не в силах.  Среди других салонов-поставщиков Государыни были салон "Мадам Ольга" (принадлежавший Ольге Николаевне Бульбенковой), мастерская дамского портного Павла Ивановича Китаева, располагавшаяся на Невском проспекте д. 68, модная мастерская Надежды Петровны Ломановой-Каютовой в Москве.  Также еще одним поставщиком явл. английский дом моды Redfern, клиентами которого были королева Виктория, принцесса Уэльская, королевы Дании и Португалии.

Императрица весьма внимательно подходила и к выбору тканей.  В 1902 г.  ее верным поставщиком стал купец Василий Иванович Костинский.  Его магазин (Б.Конюшенная д.13) предлагал лучший выбор шелковых и шерстяных тканей, а также высококачественную хлопковую пряжу.  Купчиха Алиса Александровна Гиссер (Галантерейная торговля И.Труфанова на ул. Гоголя дома с 1 по 9), снабжала Императрицу лучшим бельем, английским и французским, а также драгоценными кружевами, шитыми и плетеными.  Меха поставлял купец I гильдии Павел Иванович Лелянов.  Шляпки самых разнообразных фасонов, а также искусственные цветы изысканных форм и оттенков приобретали в магазине Матрены Платоновны Поповой на Караванной улице.

У Царицы часто болели ноги, и она могла носить лишь мягкие, легкие туфельки с длинными чуть заостренными носками.  Атласной она предпочитала замшевую обувь с золотистого, шафранового оттенков или цвета слоновой кости.

В списке императрицы значатся и два парикмахера - Павел Петрович Пинассо и Генри Генрихович Делькроа.  Впрочем, к их услугам Александра Федоровна прибегала в особых случаях, в домашней же обстановке предпочитала укладывать волосы самостоятельно.  Лили Ден свидетельствовала: "Ее рыжевато-золотистых волос никогда не касались щипцы для завивки, прическу она предпочитала самую простую и лишь для праздников и важных приемов изменяла своей привычке и позволяла себе более замысловатую."

Императрицу сложно было уличить в чрезмерном внимании к себе.  На прически и макияж она тратила минимум времени, не полировала ногтей - маникюр не любили ни она, ни ее муж.  Однако Александра Федоровна прекрасно разбиралась в парфюмерии предпочитала тонкие, цветочные ароматы, в том числе запах сирени и ландыша, прекрасно подходившим ее сдержанным, элегантным нарядам.  "Ее Величество любила всякие цветы, - вспоминала Лили Ден, - но в особенности лилии, магнолии, глицинии, фрезии и фиалки.  Любовь к цветам сродни любви к духам., и Ее Величество не была исключением.  Из духов она предпочитала "Белую Розу" парфюмерной фирмы "Аткинсон".  Они, по ее словам, были прозрачными, без всякой примеси, и бесконечно ароматными.  В качестве туалетной воды она использовала "Вербену".

Из драгоценностей Александра Федоровна более всего любила жемчуг, кото­рый украшал ее ожерелья, кольца, броши, серьги.  Одним из самых известных ювелиров конца XIX — начала XX века считался «поставщик Его Императорско­го двора» Карл Фаберже».   Изысканные безделушки, рамки для фотографий, сто­ловая посуда, уникальные ювелирные изделия изготовлялись в его мастерской, чтобы стать украшением европейских королевских дворцов, засверкать на ве­чернем туалете светских львиц, сделаться предметом гордости состоятельных людей.   Сама Александра Федоровна любила драгоценности.  Она умела их носить, знала, что когда, надлежит надеть, а когда украшать себя драгоценностями не следует  . Обладать подобными вещами она стала лишь в России!  В детстве и девичестве, кроме скромных колец и брошей, в ее распоряжении ничего не имелось.   Однако она никогда не хвасталась стоимостью самих драгоценностей, хотя Ей принадлежали и уникальные ювелирные предметы.

Кроме любимого занятия рукоделия, Государыня любила проводить свободное свое время за чтением.   Среди книг императрицы можно встретить многое — от ро­мантических повестей до научных книг и богословских трудов. На ее столе лежали издания по астрономии, философии.   Но основным чтением императрицы остава­лись назидательно-религиозные книги, из которых она старательно выписывала ци­таты и целые главы в свою тетрадь.    Она бессчетное число раз перечитывает книгу Дж. Р. Миллера «Домостроительство, или Идеальная семейная жизнь», переписы­вая оттуда пространные фрагменты: «День свадьбы нужно помнить всегда и выде­лять его особо среди друтих важных дат жизни. Это день, свет которого до конца жиз­ни будет освещать все другие дни. Радость от заключения брака не бурная, а глубокая и спокойная.   Над брачным алтарем, когда соединяются руки и произносятся святые обеты, склоняются ангелы и тихо поют свои песни, а потом они осеняют счаст­ливую пару своими крыльями, когда начинается их совместный жизненный путь...»;   «В устройстве дома должен принимать участие каждый член семьи, и самое полное семейное счастье может быть достигнуто, когда все честно выполняют свои обязан­ности», — вряд ли подобные сентенции могли заинтересовать светских дам, совер­шенно иначе относящихся к семейной жизни и своим обязанностям в ней.

Одной из главных книг для Александры Федоровны всю жизнь оставалась Библия, к которой она возвращалась каждый день.    Любопытно, что на столике около ее дивана Священное Писание трогательно соседствовало с другой ее лю­бимой книгой «Происхождением видов» Чарльза Дарвина...

«Алике читает много, главным образом стихи, философские и религиозные произведения — и, на мой взгляд, слишком много, — вспоминал ее брат Эрни, — но у меня не хватало мужества бороться с этим, потому что в ее ближайшем окру­жении не было никого, кто был достаточно образован, чтобы удержать ее пыт­ливую душу в рациональных рамках».

В детстве Александра, как и все девочки ее круга получила добротное музыкальное образование.  Ее учитель музыки, директор Дармаштатской оперы, высоко оценивал музыкальные дарования юной принцессы.  Главным инструментом Императрицы было фортепиано.  Ее музыкальный вкус выражался в любви к Вагнеру.

Став императрицей, Александра Федоровна не оставила своих занятий музыкой.   Более того, после 1905 г. императри­ца пригласила в Александровский дворец профессиональных педагогов.  Она играла дуэты с пианистом профессором Кюндингером, тот приходил к ней каждую неделю на несколько часов.   Брала уроки пения у профессора Н.А. Ирецкой из Кон­серватории.   Видимо, эти занятия были связанны с желанием императрицы петь дуэты со своими подросшими дочерьми.    Николай II приходил на половину жены послушать, как она и Вырубова в четыре руки играли любимые им Пятую и Шестую симфонии Чайковского.    Те, кто слышал игру императрицы, утверждали, что  «Ее  Величе­ство была великолепной пианисткой и играла с удивительным подъемом».

Александра Федоровна, по словам А.А. Вырубовой, обла­дала «чудесным контральто».   Естественно, бывали и домаш­ние концерты.   С императрицей пели дуэтом баронесса Мария Штакельберг (в девичестве Каульбарс), сестры Танеевы,  гра­финя Эмма Фредерикс, а также «госпожа X и госпожа Z — две известные оперные певицы».   Однако вскоре эти домашние концерты прекратились.   Официальным предлогом стали про­блемы с сердцем, они возникли у Александры Федоровны примерно в 1908 г.

Снова обращусь к воспоминаниям С.С. Фабрицкого: "Императрица  Александра Федоровна была редко образованной и воспитанной  женщиной.  По своим знаниям она была ходячей энциклопедией, при этом отлично рисовала, играла, знала рукоделия и владела несколькими языками в совершенстве.  Любимый язык после русского, на котором через несколько лет царствования Ее Величество говорила и писала свободно и читала наших классиков, был английский, а затем французский.  По немецки во дворце никогда не говорили, хотя Ее Величество владела им в совершенстве.  Между собой Государь с Императрицей говорили на английском с исключительной целью, чтобы Его Величество не мог бы забыть этот язык.  С детьми сначала долгие годы говорилось только по -русски, а затем по очереди по-английски и по-французски, дабы дать возможность Детям изучить практически эти оба языка".

Использованная литература -

1. Боханов А.Н. "Святая царица".  -М.: Вече, 2006. - 304с.

2. Хорошилова О.А.   Костюм и мода Российской Империи.  Эпоха Николая II. - М.: Этерна, 2012. - 464с.: ил.

3. Зимин И. Взрослый мир императорских резиденций. - М.: Центрполиграф, 2011. - 560 с.

4. Крылов-Толстикович А. "Последняя императрица. Санни - Аликс - Александра. - М.: Рипол Классик, 2006. - 344 с.:илл.

5.  Император Николай II.  Откровения в подлинных воспоминаниях Свиты Его Величества. - / Сост.В.М. Хрусталев. - М.:АСТ, 2013. - 511 с.

от себя: "Многие ставили в упрек, что Александра Федоровна не та Императрица, все она делала не так, и вообще была не "русская" Царица, была "чужой среди своих". Эта глава дает опровержение таким стереотипным взглядам на последнюю русскую Государыню. Может быть когда-то исчезнет бесследно эта бесконечная клевета на нее и на последнего Императора. Глава составлена из выдержек цитат книги Боханова А.Н. "Святая царица". "
-----------------------
«Матушка Императрица» — традиционное обыденное титулование корононосительницы отражало исконные народные представления. Они возникли задолго до того, как Петр I в 1721 году провозгласил Россию Империей. Раньше этот православный народный титул звучал несколько иначе «Матушка Царица». Но и до Петра и после неизменно сохранялось иное обращение и обозначение: «Государыня».

Брак с Россией — больше чем просто должность или обязанность. Он у Александры Федоровны одухотворялся великим чувством любви, которая у Нее никогда не имела никаких изъятий. Мера его — беспредельная полнота. По-другому Она — Жена, Мать, Царица — любить не умела. Чувство это не изменялось даже в самые тяжелые периоды жизни. Когда была уже на краю мира сего, в заточении и унижении, но любовь к России оставалась чистой и высокой.

С исчерпывающей полнотой выразила это в одном из писем в декабре 1917 года. «Как Я счастлива, что Мы не за границей, а с ней (Россией) все переживаем. Как хочется с любимым, больным человеком все разделить, вместе пережить и с любовью и волнением за ним следить, так и с Родиной. Чувствовала слишком долго Ее матерью, чтобы потерять это чувство — мы одно составляем и делим горе и счастье. Больно Нам она сделала, обидела, оклеветала и т.д., но Мы ее любим все-таки глубоко и хотим видеть ее выздоровление, как больного ребенка с плохими, но и хорошими качествами, так и Родину родную».

Когда летом 1914 года началась мировая война, то Александра Федоровна поступила так, как только и могла поступить: пошла служить России, которая вступила в период тяжелых испытаний. Она без устали занималась организацией лазаретов и санитарных поездов. Все придворные автомобили и экипажи были отданы на перевозку раненых. Цветы из царских оранжерей, изделия придворных поваров и кондитеров — все отправлялось раненым. Как-то заявила Царица лейб-медику Е.С. Боткину (1865—1918), пока идет война, она ни себе, ни дочерям "не сошьет ни одного нового платья, кроме форм сестры милосердия". Она умела держать данное слово.

Примечательный случай произошел в октябре 1914 г. Уже шла война, старшие Дочери работали сестрами милосердия в госпитале, куда почти ежедневно поступали раненые с фронта. Вид этих несчастных, разговоры о зверствах врага зажигали душу огнем праведной ненависти. И Татьяна Николаевна не сдержалась и позволила Себе гневный монолог о «зверях-немцах». А рядом стояла Мать, родом из немецкого Дармштадта! Когда Татьяна поняла, что могла задеть чувства любимого человека, то Ей сделалось невыносимо горько на душе. Немедленно написала письмо - покаяние «ангелу Маме».

«Пожалуйста, прости Меня, дорогая Мама если когда-нибудь невольно Я обидела Тебя, сказав что-нибудь о Твоей прежней родине, но, в самом деле, если я действительно что-то говорю, не подумав, что могу Тебя задеть, потому что, когда Я думаю о Тебе, Я представляю, что Ты наш ангел, дорогая Мама, что Ты, и всегда забываю, что это не всегда было так, что у Тебя была другая родина, прежде чем Ты приехала сюда, к Папе».
Конечно, Александра Федоровна не держала никакой обиды. Она сама ненавидела и презирала кайзера Вильгельма и его бесчеловечное воинство. Но от «первой родины» не отрекалась.  В ответном письме заметила: «Я абсолютно понимаю чувства всех русских и не могу одобрять действия наших врагов. Они слишком ужасны, и потому их жестокое поведение так Меня ранит, а также то, что Я должна выслушивать. Как ты говоришь, Я вполне русская, но не могу забыть Мою старую родину».

Она совершенно определенно и не раз о том говорила. После начала Мировой войны на волне антигерманской истерии многие подданные Царя, носившие германофонные фамилии, решили не искушать судьбу и принять русские фамилии. Когда по этому поводу за советом к Ней обратился полковник В.Э. Шуленбург, то Царица произнесла слова, которые могли бы стать эпиграфом к любому сочинению о русских и русскости. «Разве фамилия заставляет любить или не любить свое Отечество, быть верным своей Родине и своему Государю? Дело не в фамилии, а в том, как относишься к своим обязанностям по отношению к Родине. На то, что говорят злые люди, обращать внимание не стоит. Вы слыхали: Меня обвиняли, что Я англичанка, теперь — Я им немка. Но Там... — Царица показала рукой наверх... — Там знают, кто Я. А это главное. Моя совесть спокойна. Я — русская. Я — православная».

Однако чувство грусти не проходило, когда Она думала о том, что безумные самомнение и амбиции Кайзера Вильгельма привели к тому, что Ей пришлось прекратить всякое Общение со своими дорогими родственниками, оставшимися в Германии, теперь «по ту сторону фронта».   Как призналась Царица в начале войны полковнику Лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка шталмейстеру Высочайшего Двора Ф.В. Винбергу (1861—1927): «Я не хочу теперь о Себе думать; личные Мои чувства отстраняю от Себя.   Но подумайте, в каком трудном положении Я нахожусь относительно Моих близких родных в Германии. Мой брат, Великий герцог Гессенский, посылает против нас свои войска.   Муж Моей сестры, Принцессы Ирэны, Принц Генрих, стоит во главе действующего против нас флота».   Она прервала с сестрой и братом общение, что стоило Ей немалых моральных мук.

Невзирая на все бестолковости русской жизни, Александра Федоровна полнокровно любила Россию. Это была страна простых и в общем-то добрых людей, а эти качества Она превыше всего ценила. Потому никогда не позволяла высказать критику или возмущение по поводу русских, даже после революции, когда бывшие подданные творили невероятные жестокости в стране, а к Ним Самим не проявляли никакого великодушия. Она-то как раз его проявляла, воспринимая эти безумства как поведение распоясывавшихся детей. А на детей разве можно обижаться?

За несколько месяцев до гибели написала Вырубовой из Тобольска: «Какая Я старая стала, но чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребенка, и люблю Мою Родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения. Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из Моего сердца и Россию тоже, несмотря на черную неблагодарность к Государю, которая разрывает Мое сердце, — но ведь это не вся страна. Болезнь, после которой она окрепнет. Господь, смилуйся и спаси Россию!»

Александра Федоровна была русской патриоткой. В этом чувстве не было никакого высокомерия или нелюбви к другим народам и культурам. Она была русской, потому что была православной. Именно Православие испокон веков открывало людям путь в Русский Дом, смысл существования и историческое предназначение которого вне Православия, помимо Православия понять и ощутить невозможно. Царица же была здесь своя, став истинно русской не по «составу крови», а именно органически, по духу.
Замечательно точно об этом написала Лили Ден:«Государыня была более русской, чем большинство русских, и в большей степени православной, чем большинство православных». Госпожа Ден могла это ответственно утверждать. Она не только любила Александру Федоровну, но она достаточно хорошо знала Ее. Уже в заточении в Тобольске Александра Федоровна сказала доктору Е.С. Боткину: «Я лучше буду поломойкой, но Я буду в России». Эта фраза отразила всю глубину той меры любви, которую испытывала Царица по отношению к стране, ставшей для Нее навсегда родной.

В Записных книжках Александры Федоровны за 1915 год встре­чается поразительное по глубине размышление о любви к Родине, о тех видимых и невидимых источниках, которые питают и оду­шевляют это великое чувство.

«Истинная патриотическая любовь к Родине не бывает мелоч­ной.  Она великодушна.   Это не слепое обожание, но ясное видение всех недостатков страны. Такая любовь не озабочена тем, как ее будут восхвалять, а больше думает о том, как помочь ей выполнить ее высшее предназначение.   Любовь к Родине по силе своей близка любви к Богу.   Любовь к своей Отчизне сочетает в себе преданную сыновнюю любовь и всеобъемлющую любовь отцовскую, часто трудную, и эта любовь не исключает любви к другим странам и все­му человечеству.   Во всех видах любви, которые выше простых ин­стинктов, есть что-то таинственное, и это же можно сказать о пат­риотизме.   Патриот видит в своей стране больше, чем видят другие, Он видит, какой она может стать, и в то же время он знает, что много в ней остается такого, что увидеть невозможно, так как это является частью величия нации.   Хотя и видимы ее поля и города, eе высшее величие и главные святыни, как и все духовное, — это сфера невидимого».

Государыня, безусловно, искренно и сильно любила Россию, совершенно также, как любил ее и Государь.    Так же, как Государь, смотрела она и на русский народ: хороший, простой, добрый народ.   Это не были слова.  Это было глубокое убеждение, проявлявшиеся у нее и на деле.  Уже будучи арестованной в Царском Селе, Государыня, бывало выйдет гулять в парк.  Ей расстелят коврик, она присядет на него, и сейчас же вокруг собираются солдаты охраны, подсаживаются к ней, и начинаются разговоры.  Государыня разговаривала с ними и улыбалась; разговаривала без принуждения себя, и никто не разу не слышал, чтобы кто-либо из солдат осмелился бы ее обидеть во время таких бесед.  В Тобольске многие из хороших солдат перед увольнением приходили к ней и к Государю прощаться, и она обыкновенно благославляла их образками.

Битнер рассказывает, что однажды у нее с Государыней произошел сильный спор, вызванный несходством оценки побуждений, делавших простого русского человека беспринципным и безжалостным красноармейцем.  Государыня, увидя из окна пришедший из Омска какой-то отряд красноармейцев, сказала: "Вот, говорят, они нехорошие".  Они хорошие."  Битнер стала ей возражать, доказывая, что многого она не видит и о многом ей не рассказывали, скрывая от нее.  В результате горячего спора обе женщины расплакались.  У Битнер разболелась голова, и она не смогла прийти вечером в этот день к Царской Семье.  Государыня прислала к ней камердинера, звала ее и написала письмо, прося Битнер не сердиться на нее.  "В этом случае, - говорит Битнер, - она, по-моему, вылилась вся, какая она была".

Окружавшие удивлялись силе ее ненависти к Германии и Вильгельму.  Всегда сдержанная и владевшая собой, она не могла касаться этого предмета разговора без сильного волнения и злобы.  Когда она говорила про революцию, еще тогда, когда не было никаких большевиков, она с полным убеждением предсказывала, что такая судьба постигнет и Германию.  Мысль ее при этом была определенная: революция в России - это не без влияния Германии, но  за это  поплатится сама тем же, что она сделала и с Россией.

"Меня считали немкой, - говорила она. - Если бы знали, как я ненавижу Германию и Вильгельма за то зло, которое они сделали для моей Родине".

Никто от нее никогда не слышал слова, сказанного на немецком языке.  Она говорила хорошо по-русски, пользовалась французским  и чаще английским языком.  Дети же даже плохо владели немецким языком, и нелюбовь матери к Германии и Вильгельму всецело передалась и детям, которые выказывали ее даже в мелочах.  Так, подарки, полученные ими однажды от Вильгельма, они раздали прислуге. 

материал из - 1.Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

                        2. Дитерихс М.К. "Убийство Царской Семьи".- М.: Вече, 2007. - 512с.

 Александре Федоровне было суждено прибыть в столицу Империи в тени погребального катафалка.   Она думала, что у нее будет достаточно времени, чтобы подготовиться к переезду в Россию, но судьба распорядилась иначе.   Сразу же она была обязана начать играть публичную общественную роль, ту партию, которая Ей всегда была не по душе.   У нее не было никакой возможности сразу же адаптироваться к неожиданным условиям своего бытия, которое так было не похоже на все другие исторические примеры.
Она уже имела представления о русской истории и знала, что такого еще не случалось.   Ее полная тезка, супруга Императора Николая I Александра Федоровна (1798—1860), прежде чем стать Императрицей в 1825 году, 8 лет была Цесаревной.   Бабушка Николая II - Императрица Мария Александровна (1824—1880) 14 лет являлась женой наследника Престола.   Да и Ее свекровь Императрица Мария Федоровна почти 15 лет пребывала в качестве Цесаревны.   За такой срок можно многое и многих узнать и понять.   У нее же совсем иное испытание: Она будет выходить замуж не за Великого князя, Наследника Престола, а за Царя!!!     И сразу же должна стать первостепенной общественной фигурой, которой ничего не прощают и ничего не забывают.

Да и не была она для многих желанной.   С первого дня "каждое лыко" ставили «в строку». Амбициозный Министр финансов С.Ю. Витте (1849—1915), увидев Ее первый раз, нашел, что она красива, но успел разглядеть «нечто сердитое в складке губ».   Генеральша Александра Викторовна Богданович, наслушавшись разговоров сановников, записала в дневнике: «Новую Царицу не хвалят, находят, что у Нее злое выражение лица и смотрит Она исподлобья».   А известная «жрица декаданса», поэтесса и эссеистка Николаевна Гиппиус (1869—1945) уже в эмиграции заключила «Царица никому не нравилась и тогда, давно, когда была невестой Наследника.   Не нравилось Ее острое лицо, красивое, но злое и унылое, с тонкими, поджатыми губами, не нравилась немецкая угловатая рослость».   Не те складки губ, не то выражение лица, не те очертания фигуры, не та манера разговора...

Недостатки» зафиксированы в большом количестве мемуаров и дневников современников. Этот какой-то оголтелый критический эстетизм невольно поднимает вопросы, которые у «гидов по лабиринтам русской истории», как правило, никогда не возникают.   А какая у нее должна быть фигура, какая должна была быть манера, какие надо было иметь "складки", чтобы вызвать симпатию?   Можно смело сказать: таковых никогда бы не удалось отыскать.   Поэтому уместно речь вести не об облике Императрицы, а о психопаталогической природе самих представителей русского "общества".

Приблизительно об этом же писал в своих воспоминаниях учитель царских детей Пьер Жильяр: "Задача, выпавшая на долю молодой Царицы, была не из легких.   Ей нужно было привыкнуть к своему положению Императрицы, и притом в обстановке самого пышного европейского двора, наиболее подверженного интригам и проискам различных кружков.  Она привыкла к скромной жизни в Дармштадте и испытала на себе строгий церемониал английского двора.  Понятно, что она должна была чувствовать себя неподготовленной к своим новым обязанностям, и ее должна была смущать внезапная и резкая перемена образа жизни.  Чувство ответственности и горячее желание посвятить всю себя служению на благо великого народа,  Царицей которого она внезапно стала, возбуждали в ней пыл и в то же время пробуждали в ней неуверенность.

Она мечтала, однако, лишь о том,  чтобы найти доступ к сердцам своих поданных.  Но она не умела им это выказать, и ее врожденная застенчивость губила ее благие намерения.  Она очень скоро почувствовала, что бессильна заставить понять и оценить себя.  Ее непосредственная натура быстро натолкнулась на холодную условность обстановки двора.  Ее начинания были не нужны в атмосфере косности (у нее было горячее желание улучшить судьбу женщин из простонародья, создавая больницы, родильные приюты; она хотела основать профессиональные школы и т.д.).  В ответ на свое доверие она ожидала найти искреннюю и разумную готовность посвятить себя делу, настоящее доброе желание, а вместо того встречала пустую, безличную придворную предупредительность.

Несмотря на все усилия она не научилась банальной любезности и искусству затрагивать все предметы слегка, с чисто внешней благосклонностью.  Дело в том, что Императрица была прежде всего искренней, и каждое ее слово было лишь выражением ее внутреннего чувства.  Видя себя непонятой, она не замедлила замкнуться в себе.  Ее природная гордость была уязвлена.  Она все более и более уклонялась от празднеств и приемов, которые были для нее нестерпимым бременем.  Она вела себя сдержанно и отчужденно, но  Двор эти свойства принимал за надменность и презрение.  Но те, кто приближался к ней в минуты страдания, понимали сколько чуткости и потребности самоотвержения скрывалось за этой видимой холодностью".

В период царствования Николая II сановно-придворный мир уже насколько «раскрепостился», настолько «эмансипировался», что Царя и Царицу многие воспринимали как людей «из публики». Времена благовейно-трепетного отношения к Царским Особам канули в Лету.   К Венценосцам сплошь и рядом предъявляли претензии обывательского толка, забыв и не желая вспоминать, что Они вознесены на Богоустроенное место.

Тезисы о «не тех царях» популяризировали не только фигуранты типа Гиппиус, Витте и прочих подобных «очевидцев», не говоря уже о разношерстной компании историков-фальшивомонетчиков.   Самое удивительное, что негативно тенденциозные измышления распространяли некоторые царские родственники еще при Их жизни, а некоторые не постеснялись оглашать непристойности и после Их гибели.
Внук Николая I Великий князь Александр Михайлович (1866—1933) написал в эмиграции мемуары, наполненные не только инсинуациями против своего двоюродного племянника Николая II и Александры Федоровны, но и злобными выпадами против Православия.   Он заявлял, что учение Православной Церкви «лицемерно», что оно якобы порождало «антисемитизм» и «ксенофобию».   В своем кощунственном самодовольстве Александр Михайлович отбросил все допустимые нормы и возводил прямую хулу на одного из величайших святых — Преподобного Серафима Саровского.    Внук Царя уже не чувствовал и не понимал, что такое святость. А потому, не стесняясь, говорил о своем «отвращении» к Нему.

Уж если Великий князь в данном случае дошел до подобного предела низости, то надо ли удивляться, что он писал только гадости про Венценосную чету.   Здесь невольно встает органический вопрос-объяснение, касающийся существа революционной катастрофы 1917 года. Каким образом русская Монархия могла исторически выстоять, если многовековые основы властиустроения, и главная среди них — духовная осененность Власти в глазах монархического истеблишмента, ничего уже не значили? Александр Михайлович — частный, но показательный пример.

Александра Федоровна, с детства  испытав и многократно пережив  одиночество и нелюбовь окружающих, встретив подобное отношение в России, отнеслась к нему с чувством смиренного безразличия.    В декабре 1916 года признавалась Супругу: «Когда я была молода, Я ужасно страдала от неправды, которую так часто говорили обо Мне (о, как часто!), но теперь мирские дела не затрагивают Меня глубоко».
Почти до самого конца не стремилась ничего изменить.   Hезадолго до отречения Николая II однажды в сердцах с горечью заметила: «В глазах России Я всегда неправа».   Очень тонко эту трагическую коллизию передал в своих воспоминаниях Сидней Гиббс:  «Я думаю, Ей не доставало чувства "театральности", присущего русской натуре; кажется, что русские скорее играют в жизнь, а не живут.   Императрице, выросшей под попечительством своей бабки, Королевы Виктории, это было чуждо.   Неудивительно, что такая фундаментальная разница между Нею и людьми при Дворе и была основой того отчуждения, которое отмечают почти все те, писал о Ней».

Лили Ден: "Даже в 1907 г., всего 2 года после окончания русско-японской войны, было не до веселья, поскольку еще многие семьи носили траур по погибшим, поэтому те лица, которые искали увеселений при Дворе, были разочарованы.  Государыня придерживалась того мнения, что война еще слишком свежа в памяти всех, чтобы предаваться развлечениям.  Она была совершенно искренна, но ее взгляды не встретили сочувствия в светских кругах.  Светская чернь, враждебно настроенная против Государыни, заявляла, будто Императрица Всероссийская принадлежит обществу, а не себе самой.  И обязанность ее в том, чтобы исполнять роль великолепного носового украшения на увеселительном корабле: война, дескать, позади, а свету нужны все новые и новые удовольствия и пустые забавы. 

Петроградское общество состояло из отдельных партий; каждый великокняжеский двор имел свою собственную клику.  Особенно падким на удовольствия, пожалуй, был двор Великой княгини Марии Павловны, супруги Великого князя Владимира Александровича.   Великие князья в большинстве своем жили веселой жизнью.  Как правило они обладали красивой внешностью - совсем как герои романов.  Многие из них были большими поклонниками Императорского балета, а также танцовщиц из этого балета. 

Когда в 1907 г.  Петроградская жизнь, как полагали была скучна, люди не отказывали себе в дорогостоящих удовольствиях.  По воскресеньям ходили смотреть балет, а по субботам - во Французском театре - очень модное место встречи влюбленных, где чересчур глубокие декольте дам сочетались с изобилием ювелирных изделий.  После спектакля было принято отправляться в ресторан Кюба или в "Медведь", где слух ужинающих услаждали музыканты великолепного румынского оркестра.  Никто не думал уходить из ресторана раньше 3 часов утра".

от себя:  Царская семья была далека от "тусовочных" посиделок, особенно императрица, для которой главным в жизни оставалась ее семья - муж и дети.  Поэтому те ожидания салонных встреч, балов при Дворе в те тяжелые времена для страны светская чернь не встретила, а той среде нужны были бурные эмоции, слухи, сплетни и веселье.   В большей степени это исходило от того, что им нечем было себя занять, было много свободного времени, а хотелось чего-то нового, а новое они получали от сплетен из салонов, потому что своя жизнь была пуста и скучна.  Поэтому и требовали от Императорского Двора праздников.  Поэтому нравственная чистота Императрицы и была встречена в штыки.  Праздность жизни, зависть к Императорскому Двору, честолюбие правящего класса и привело к такому концу.

"Выполняя многочисленные церемониально-династические обязанности, Государыня смотрела на окружающий придворно-аристократический мир с холодным отчуждением, прекрасно сознавая фальш и враждебность его.    Эти качества Александра Федоровна распознала очень быстро.   Уже вскоре после замужества Царица писала немецкой приятельнице, фрейлине сестры Ирэны Прусской баронессе Рантцау: «Я чувствую, что все, кто окружает Моего мужа: неискренни и никто не исполняет своего долга ради долга и ради России.   Все служат Ему из-за карьеры и личной выгоды, и Я мучаюсь и плачу целыми днями, так как чувствую, что Мой Муж очень молод и неопытен, чем все пользуются этим.    Сестра Елизавета не раз пыталась убедить Александру Федоровну, что надо уметь «очаровывать».   В 1898 году она Ее наставляла «Твоя улыбка, слово — и все будут Тебя обожать... Улыбайся, улыбайся, пока у Тебя губы не заболят, и помни, что все, покидая твой дом, уйдут с приятным впечатлением и не забудут твою улыбку.    Ты такая красивая, величественная и милая.   Тебе так легко понравиться всем.    Вспомни добрые улыбки тети Алисы и Минни.    Пусть твою улыбку тоже все знают Весь мир говорит о твоей красоте, твоем уме, а сейчас пусть заговорят о твоем сердце, которое так нужно России и которое так легко угадать в твоих глазах."

Однако Александра Федоровна была слишком искренней и цельной натурой, все формы лицедейства, фальши были органически противны ее душе.    Она владела даром любви, умела быть преданной, сердечной и нежной, но она никогда не умела (да и не хотела уметь) изображать, "играть чувства".    Все показное для нее мало что значило.

Молодая Императрица со своим мужем сразу же после панихид и венчания разместились в Аничковом дворце, так началась семейная и монаршая жизнь Александры Федоровны.   Занимали шесть комнат на первом этаже, где раньше жил Николай Александрович с братом Георгием.    И Он, и Она понимали, что Марии Федоровне будет нелегко пережить одиночество, и первые месяцы Супруги оставались с ней под одной крышей.

Вдовствующая Императрица Мария Федоровна считала нормальным положение, при котором повелитель Империи жил с Женой не в своем доме (Дворец принадлежал Марии Федоровне), подчиняясь расписанию, составленному матерью.   Как вспоминала позже сестра Николая II Великая княгиня Ольга Александровна, «под крышей Аничкова дворца находился как "старый двор", так и "новый двор". Положение было действительно неестественным ».

Однако Император так чтил мать, что готов был терпеть неудобства.    Александра же Федоровна беспрекословно принимала все, что дорого Мужу, и никаких претензий не предъявляла, хотя в столичном обществе начали циркулировать слухи о «вражде» двух императриц.   На самом же деле Царица Александра ни словесно, ни письменно, ни в узком кругу и уж тем более на публике ни единожды не позволила Себе как-то задеть свекровь.    Письма, адресованные «дорогой» и «любимой Матушке», подписывала как «любящая дочь».   Это были не пустые выражения.   Брат Императрицы Эрнст-Людвиг позже написал: «С самого начала многие родственники, особенно Михень, были настроены против нее.   Они называли ее «cette raede anglaise» (чопорная англичанка)... Императрица Мария была типичной свекровью и Императрицей.    Алике, с Ее серьезным и твердым поведением, была нелегкой Невесткой для такой честолюбивой свекрови». Молодая Императрица чувствовала себя здесь квартиранткой.

Ники был целыми днями занят; Ему надо было постигать сложнейшую механику государственного управления. Александре Федоровне надо было осваивать нравы и вживаться в сложный светский и придворный мир Петербурга.   Она должна была научиться «играть по правилам», которые были изобретены совсем не для Нее. Самая большая сложность — взаимоотношения с Императрицей Марией Федоровной, главным образом с ее двором.    С первых шагов отношения не стали складываться, и вины в том Александры Федоровны не было.
Она была тиха и смиренна, старалась ни в чем не перечить свекрови.   Мария Федоровна постепенно стала возвращаться в столь знакомый и дорогой для нее придворный мир.   Теперь уже не было Александра III, «ее Саши», которого она любила многие годы беззаветно и который заполнял всю ее жизнь.    Он ушел, а она осталась на этой, как говорила, «грустной земле».   Но грустить не давали, Придворные и сановники все время к ней обращались, взывали, умоляли: помочь, посодействовать, принять меры, проявить милость.   И она мало-помалу начала выходить из своей траурной отрешенности.    Во имя покойного она должна помогать дорогому Ники.
Мария Федоровна в какой-то момент вдруг решила, что обязана заниматься государственными делами, хотя за почти 14-летнее время правления Александра III она к ним не имела касательства, да и никогда ими не интересовалась.   Теперь же ей показалось, что она может себя проявить там, куда категорически не допускал покойный супруг.     Ники был слишком деликатен.    Он не мог и не хотел обижать Своим невниманием дорогую Мама, а потому с ней советовался о некоторых кадровых назначениях.   Другие темы с ней не обсуждал.
Нo и этого было достаточно, чтобы плодились слухи о том, что теперь в России чуть ли не правит Мария Федоровна.   Приближенные вдовствующей Императрицы эти слухи и порождали, и муссировали.    К чести Марии Федоровны надо сказать, что на политическую роль она никогда не претендовала, хотя наиболее ретивые клеветники все время старались подталкивать именно в этом направлении.

Придворный мир и придворная политика — вот вотчина, вот призвание старой Императрицы.    Она чувствовала себя здесь уверенно и властно.    Император оставил за ней все придворные прерогативы: и весь придворный штат, полагаемые супруге Императора.    Она сохранила все привилегии на коронные драгоценности, право назначения фрейлин и служащих придворного ведомства, заведование ведомством Императрицы Марии (крупнейшим благотворительным учреждением в России), как и Красным Крестом.     Расписанием жизни Двора составлялось в первую очередь исходя из ее желаний.

Молодая Императрица и по закону и по традиции получила Собственный Двор, но распоряжалась здесь Мария Федоровна.     Она не только «подбирала» штат служащих и фрейлин, но даже заказывала для Невестки по своему вкусу туалеты, которые Ей совсем не нравились.    Александра Федоровна все это сносила молча, без возражений.

Великая княгиня Ольга Александровна, которой тогда исполнилось лишь 12 лет, навсегда запомнила недоброжелательное отношение к Александре Федоровне, которым была пропитана атмосфера Аничкова дворца.    «Чтобы Алике ни делала, — вспоминала Княгиня через многие годы, — все, по мнению двора Мама, было не так, как должно быть.   Однажды у Нее была ужасная головная боль; придя на обед, Она была бледна.    И тут же я услышала как сплетницы стали утверждать, будто Она не в духе из-за того, что мама разговаривала с Ники по поводу назначения каких-то Министров.    В период Ее пребывания в Аничковом дворце — я это помню, — стоило Алике улыбнуться, как злюки заявляли, что Она насмешничает.   Если у Нее был серьезный вид, говорили, что Она сердится».


Если принять во внимание, что многие «злюки» принадлежали к родовитым фамилиям, имевшим огромный вес в высшем обществе, то нетрудно понять, насколько быстро весь петербургский бомонд был «надежно информирован». Императрица Мария Федоровна не имела душевного расположения к Алисе-Александре ни в раннюю пору Ее жизни, ни потом, когда она стала Супругой Сына Николая. Нет, она никак это не демонстрировала; она для этого была слишком воспитанной и деликатной. Но она любила обсуждать события чужой жизни, любила узнавать «мнение света». И здесь таилась западня, в которой в конце концов и оказалось ее мировоззрение. Она почти сплошь слышала о Невестке сведения скептического свойства.

Постепенно, когда мера этого негатива превысила все пределы, Мария Федоровна стала относиться к молодой Императрице явно критически и уже не стеснялась делать выпады по Ее адресу в присутствии разных лиц.     Александра же Федоровна никогда подобного не позволяла по отношению ни к каким, даже самым нелюбимым родственникам, не говоря уже о свекрови.    Когда умер Александр III, то Ее так потрясло горе Марии Федоровны, что Она молила Бога, чтобы Императрица признала Ее за дочь.    В конечном итоге подобного не случилось, но Александра Федоровна в том повинна не была.

Не может не поражать степень негативного восприятия Александры Федоровны, проявившаяся буквально с первых дней пребывания в России.     Не только уважения к Царскому Сану не наблюдалось; многие люди не готовы были проявлять к Ней обычного человеческого участия и снисхождения.    Она оказывалась «вино¬ватой» даже в ситуациях, которые не Ею режиссировались.    Недоразумения начались с самого начала.     Первые назначения фрейлин к новой Императрице состоялись в день свадьбы, 14 ноября.    Но Александра Федоровна смогла их принять лишь 19 ноября.     Из этого тут же была раздута целая история.    Как Она могла так Себя вести?     Она пренебрегает Своими обязанностями, «фраппирует» общество и дискредитирует представительниц благородных семейств!    А у Александры Федоровны даже помещения Своего не было, где бы Она могла устроить прием! Надо было просить дозволения у вдовствующей Императрицы и ждать ее решения.

С обстоятельствами никто считаться не хотел.    Дядя Царя Великий князь Владимир Александрович и его супруга Мария Павловна обсуждали и осуждали этот «нонсенс» даже на обеде у австрийского посла в Петербурге графа А. Волькенштейна!     Эта великокняжеская чета уже в те дни «не любила» новую Царицу!    Как написал позже весьма сведущий в придворной жизни генерал А.А. Мосолов (1854—1939), «Великая княгиня Мария Павловна, женщина умная и властолюбивая, пожелала стать наперсницею и опекуншею Государыни, но сразу получила холодный и решительный отпор, благодаря чему и стала неприязненно относиться к Императрице.    Таким образом, Царица имела против себя Двор вдовствующей Государыни и могущественный двор Марии Павловны, к которому примыкало все петербургское общество".

Желающим постичь русскую историю периода заката Монархии необходимо ясно понимать, что многократно повторенное утверждение не есть показатель правдивости.    Мнение толпы, суждения многих не являются индикатором достоверности.    История бесчисленное количество раз доказала, что правда часто на стороне единиц, а не на стороне массы.    Это особенно верно там, где начинается мир высоких духовных ценностей Христианства.    Истинных Угодников Божиих всегда на земле были единицы, и почти всегда Им приходилось идти против привычных общественных настроений, приходилось нести человечеству Свет Христов наперекор мнениям и суждениям обычных людей.    Потому Их так часто не понимали, не хотели слушать, шельмовали, преследовали и убивали.     Они своим словом, личным примером Богопреданности не давали омертветь человеческой душе, беспокоили человеческую совесть, мешая людям комфортно устроиться на земле без Бога.    Потому-то жизнь Святых Подвижников неизбежно сопровождали хула и клевета.

материал из - Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл. + Ю.А. Ден "Подлинная царица". - М.:Вече, 2009. - 304 с.

на фотографиях Императрица на благотворительных базарах

Еще одной излюбленной идеей императрицы было создание в России школы для нянь и гувернанток.  Она писала в Англию, прося выслать ей правила, с помощью, которых можно было бы «потихоньку начать действовать».   Это заведение она моделировала по образцу школы для нянь, устроенной женой принцa Кристиана в Лондоне.  Невзирая на многочисленные трудности она провела в жизнь и это свое начинание: школа была открыта в Царском Селе в 1905 г. между Гатчинским ш. и  Баболовским парком (Красносельское шоссе, 9).  Императрица регулярно посещала ее, до самых последних дней планировала улучшения и дополнения.  В связи с этими проектами императрица писала принцессе Баттенбергской (17 июня 1902г.) что «все новое — необыкновенно трудно, но и столь же интересно — особенно, когда все берешь под свой контроль.   А это единственный спо­соб довести дело до конца».  Специальные архитектурные журналы сообщали, что здание Школы строится «в англо-саксонском стиле» или «в стиле английских коттеджей».   Об этом заведении также можно прочесть в следующей главе, сейчас же здесь находится школа № 409. 

Развивая благотворительную деятельность, Александра Феодоровна боролась не только с инер­цией, но и с яростной оппозицией всему новому.   Наи­более частым аргументом, выдвигаемым против­никами ее начинаний, был тот, что в России всегда возникали проблемы с изысканием средств на по­добную частную благотворительность, поэтому в ито­ге неизбежно приходилось обращаться за помощью к правительству.   Когда же государыне удавалось преодолеть все эти препятствия, ей приходилось внимательно следить за тем, чтобы проекты не бы­ли положены «под сукно».    Порой ей приходилось выдерживать настоящие битвы за возможность реализовать свои планы, и хотя много идей удалось воплотить, часть замыслов так и не продвинулась дальше. 

На свою благотворительность Императрица не­редко тратила весьма значительные суммы из соб­ственных доходов.   Как бы странно это ни звучало, но личные средства царицы были не столь уж вели­ки, и ей часто приходилось сокращать собственные расходы ради возможности поддержать свои заве­дения.   Мало кому известен тот факт, что деньги на содержание школы для нянь шли из кошелька самой императрицы.   А во время войны (октябрь 1915 г.) произошло неслыханное событие: в секретариате им­ператрицы новым просителям было сказано, что с деньгами им придется подождать до января 1916 года, поскольку императрица уже раздала свое го­довое содержание различного рода благотворитель­ным учреждениям, поддерживающим вдов и си­рот.    Когда в 1898 году в стране разразился голод, императрица из своих собственных средств отдала 50 000 рублей (около 5 000 фунтов), чтобы хоть как- то облегчить страдания людей в наиболее пострадав­ших от голода регионах.

Она ясно осознавала необходимость создания профессиональных школ для девочек и выступила с предложением преобразовать так называемые «патриотические школы» в более современные за­ведения.   Но это оказалось ей не под силу: идея выз­вала целую волну протестов, и официальные чинов­ники, ответственные за эти школы, не сочли нуж­ным вносить туда какие-либо изменения.   Алексан­дра Феодоровна лишь нажила себе врагов среди знатных дам, патронировавших эти школы, кото­рых императрица назвала старомодными и непрактичными.  К этой теме еще раз возвращалась, но так и не успела она воплотить это в жизнь. 

Под покровительством Александры Федоровны с самого начала оказались родильные приюты и «дома трудолюбия», где призревались, получая профес­сию, сироты и падшие женщины.   Она хотела учредить такие заве­дения во всех концах России, но не встретила поддержки ни среди сановников, ни среди общества.   Не надеясь больше на обществен­ный отклик, Она стала учреждать заведения Собственными усили­ями и на Собственные средства.

Так в Царском Селе появилась «Школа нянь», а при ней приют для сирот на 50 кроватей (об этом уже сказано было выше).   Там же Она основала и инвалидный дом на 200 человек, предназначенный для солдат-инвалидов.   Кроме того, в Петербурге была учреждена Школа народного искусства, куда принимались девушки со всей России и где они обучались ре­месленным искусствам.   Заинтересованное участие принимала Им­ператрица в делах туберкулезных больных.   Несколько санаториев в Крыму появилось благодаря усилиям Александры Федоровны.   В своей преданности милосердному служению.   Александра Федо­ровна доходила до неслыханного.   Она вместе с Дочерьми посещала туберкулезных больных, причем совершенно бесстрашно подходи­ла и разговаривала с теми, у кого была самая тяжелая форма тубер­кулеза.   У некоторых придворных такая смелость вызвала полуоб­морочное состояние...

Всю свою жизнь Она лично посещала больных, привозила ле­карства, фрукты, цветы, но главное — доброе слово Царицы.   Об этом мало кто знал и, как вспоминала А.А. Вырубова, «Государы­ня запрещала мне говорить об этом».   Милосердное служение Ца­рицы публику занимало мало, а точнее сказать, не интересовало вовсе.    Вот кого Она приняла, как приняла, кому улыбнулась, кому протянула руку, какое выражение было у Нее на лице — подобные темы были первоочередными в мире светских новостей.

Уже в первый год своей русской жизни Александра Федоровна загорелась мыслью устроить большой благотворительный базар, чтобы собрать средства на нужды богоугодных заведений. Заведу­ющий ее канцелярией, граф Н.А. Ламздорф (1860—1906), которого Она хорошо знала еще по Германии, где тот несколько лет воз­главлял российскую миссию в Вюртемберге, посоветовал провести мероприятие в самом центре столице, в Эрмитаже.    Александре Федоровне идея понравилась.   Она сказала о том Ники, и тот сразу же одобрил. Начались приготовления.

Однако у многих в столице новость вызвала явное недовольство.   Возмущались торговцы: их обошли, пригласили организовать тор­говлю какого-то пастора-англичанина, начавшего выписывать мас­су товаров из-за границы.   Недовольны были великосветские дамы — патронессы различных благотворительных организаций: их не на­шли нужным привлечь.   Чины полиции и дворцового ведомства тоже сетовали: такое мероприятие будет проведено рядом с царс­кими покоями в Зимнем дворце, туда бесконтрольно привозят мас­су нераспечатанных ящиков, а вдруг в них спрятана бомба!

Конечно, никто открыто не высказывался, но за кулисами много шушукались и осуждали, осуждали, осуждали.   К началу декабря 1895 года, когда открылся сам базар, столичная публика уже была соответственно настроена.   Народу в залах собралось множество; все горели желанием не столько принять участие в судьбе «бедных сиро­ток» (хотя и покупок много делалось, но большей частью по мелочи), сколько поглазеть на царский выход.   Это было одно из редких за тот год появлений Венценосцев перед своими подданными.   Впечатления столичной элиты отразил в своем дневнике граф В.Н. Ламздорф.

«Появившись вчера на базаре, Их Величества, видимо, произ­вели не очень благоприятное впечатление.    Они, как рассказыва­ют, имели боязливый вид; особенно застенчиво держала себя мо­лодая Государыня; правда, Она вошла в зал величественно, но по­том ограничилась поклонами, которые были слишком подчеркну­тыми и слишком частыми; не произнесла при этом почти ни едино­го слова.   Присутствующие заметили нервные взгляды, которые Ее Величество бросала на потолок. Имелась целая тысяча других при­знаков того, что Она чувствовала себя далеко не свободно.   Руку Она протягивала с некоторой напряженностью; поскольку Она высоко­го роста, рука оказывалась прямо у губ тех дам, которых ей пред­ставляли, и Она лишь предоставляла им поцеловать руку. То не­многое, что Государыня говорила, выглядело жеманно; Она оказа­лась менее красивой, чем на портретах, где Ее лицо изображается овальным, в то время как оно скорее квадратное».  Столичный высший свет вынес свой очередной беспощадный вердикт.

Одна из наиболее ярких страниц в истории российской благотворительности — благотворительные базары.   Обычно они проводились как светские праздники, на которых по высоким ценам продавались изделия, выполненные различными обществами или просто частными лицами, которые хотели помочь бедным, сиротам и бездомным.

  на фото Императрица во время посещения одного из благотворительных базаров

Особое внимание российского общества было обращено на борьбу с туберкулезом.    По указу Императора Николая II в С.-Пе­тербурге в 1910 г. была образована Всероссийская лига для борьбы с туберкулезом.    Годовщину ее основания было решено ознаменовать устройством народного Туберкулезного дня.   Эта идея принадлежит Императрице Александре Федоровне.   Проводили его очень широко, по всей стране.   В Петербурге он получил название Дня Белого Цвет­ка и первый раз был устроен 20 апреля 1911 г.     День Белого цветка вызвал такой отклик среди населения, что стал проводиться не ме­нее четырех раз в год.    Цветы были разные, каждый символизиро­вал   какую-то одну проблему.    Букеты из белых ромашек раздавали вдень борьбы с чахоткой, букетики из колосьев ржи — при сборе впользу голодающих крестьян, люди, которые покупали розовые Цветы, помогали сиротам.

Вот как описывает его в своих воспоминаниях Н.В. Саблин: «Императрица организовала 4 больших базара в пользу туберкулезных в 1911, 1912, 1913 и 1914 гг. во время пребывания Царской Семьи на отдыхе в Крыму.   Перед началом акции в районные комитеты развозили заготов­ленные букеты из искусственных ромашек, листовки и памятные жетоны. Курсистки — слушательницы Высших женских курсов и Женского медицинского института забирали букеты и расходи­лись по городу.   Цветы они укладывали в небольшие бело-желтые корзины.   Ленты и заколки продавщиц тоже должны были быть ярких тонов.   Лучше всего сборы шли на трамвайных остановках.

Такие базары принесли массу денег.  Императрица сама работала, рисовала и вышивала для базара и, несмотря на свое некрепкое здоровье, весь день стояла у киоска, окруженная огромной толпой народа.  На базар публика проходила через красиво оформленную арку.  Все утопало в цветах, были разбиты газоны, установлены фонтаны и киоски.  Царский павильон изнутри был декорирован лиловой материей.  Николай II, граф Фредерикс приветствовали всех участников базара.  Александра Федоровна с Алексеем в Царском павильоне,  а Великие княжны в другом павильоне, продавали изделия собственной работы, альбомы, открытки, фотографии, парфюмерию. Все были одеты во все белое. На базаре-празднике играли 2 оркестра и балалаечники.  Весь сбор 24532 рубля.

Организаторы особенно подчеркивали то, что ценен  каждый пятачок. Прейскуранта на букеты не было — каждый давал сколько может, и за копейку, и за рубль полагался одинаковый букет.   Жертвователям, дававшим 5 руб. и более, вручали  памятный  значок.    Отчет о собранных средствах и их использовании печатался в газетах.   В 1911 г. День Белого Цветка прошел по всей России.

В 1912 г. в Дне Белого Цветка участвовали и царские  дети.   Хорошо известна фотография: Августейшие дети в Итальянском дворике белого Ливадийского дворца позируют фотографу фон Ганну «перед тем, как отправиться по улицам Ливадийского имения и дальше шли в город собирать средства на борьбу с чахоткой, как  называли тогда туберкулез.  Многие служащие и жители Ливадии рады были получить маленькую ромашку из рук Великих Княжон, особенно, от Цесаревича Алексея.

Царские дети на празднике Белого Цветка 1913 г.

на празднике Белого Цветка в 1912 г.

на празднике Белого Цветка в 1912 г.

По просьбе и поддержки Императрицы в Петербурге был создан гос. ортопедический институт.  Еще в 1894 г. при Максимилиановской лечебнице работало ортопедическое отделение, руководимое  известным специалистом К.Х. Хорном, у которого была своя частная клиника на Фонтанке.  Посетив ее в янв. 1901 г. Александра Федоровна  и предложила создать государственный ортопедический институт.  Он согласился и подал записку с проектом, состоящего из больницы на 100 коек, приюта для 50 калек и протезной мастерской.  Заведение не только бы объединило бы "стационарную и  амбулаторную клинику, но и служило бы образцом для учреждения и развития других подобных заведений".  В нем предусматривалось также и подготовка врачей-ортопедов.  В этот институт в числе первых пациентов попали пострадавшие при покушении 12 августа 1906 г. на П.А. Столыпина, тогда на его даче на Аптекарском острове взрывом бомбы революционеры убили 30 и ранили 60 человек.

3-х этажное здание заложили 21 сентября 1902г. по проекту придворного архитектора Р.Ф. Мельцера.  Оно строилось в тенистом парке на средства самой Императрицы (истрачено было ок. 1 млн. руб.) и под ее контролем.   Сейчас это здание сохранилось и его можно увидеть в глубине Александровского парка у м. Горьковская в С-Петербурге (рядом у Петропавловской крепости).  Подробно об этом здании и других сохранившихся благотворительных заведениях Александры Федоровны можно прочитать в следующей главе.

Кроме всего перечисленного Царицей-мученицей было основано еще одно благотворительное заведение – «Общество охраны материнства и грудных детей в Царском селе.  Учреждено в 1912 г. С целью оказания в пределах г. Царское Село материальной и медицинской помощи неимущим женщинам во время беременности, родов и всего периода кормления ребенка.  Мысль организации общества, определение цели и его круга деятельности принадлежали Александре Федоровне.  Руководил обществом известный врач, профессор Николай Васильевич Ястребов.   По мысли Государыни был составлен и «временный» устав.  Он назван был так, чтобы изменять его сообразно с выясняющимися обстоятельствами жизни, так как Общество это являлось первым в России, захватывающим для забот весь период материнства, а потому должно было само вырабатывать порядок своей деятельности,не имея прецедента.

В деятельность Общества входило: устраивать врачебные консультации для беременных и кормящих женщин, а также для детей.  Устраивались здесь ясли и дневные приюты для детей до семи лет, с тем чтобы рабочие женщины, оставив там спокойно могли работать; выдача беднейшим матерям приданного для ребенка и необходимых для ухода за ребенком предметов, а в исключительных случаях — пособия вещами и деньгами пока женщина не найдет себе рабочее место. Также помогали приданным и деньгами бедным девушкам г. Царское Село, чтобы они не уклонялись от вступления в законный брак и от материнства, и многое другое входило в деятельность этого общества. 

 Первым делом общества было реорганизация родильного приюта в Царском Селе.  Был осуществлен ремонт здания, заменено старое оборудование и дополнен медицинский персонал.  Каждая палата теперь имела собственный вход из коридора, устроены изоляционные палаты и лазарет.  Было также выделено помещение для консультаций для матерей и детей, для кипячения молока, его стерилизации и хранения, устроена столовая, квартиры для врачей, акушерок и других служащих были приведены в порядок.  Приют имел 25 кроватей.  Приют находился в г. Царское Село – Павловское ш., д. 14.  Это учреждение являлось первым в России частным родильным приютом.

Использованная литература - 1. Буксгевден С.К. Жизнь и трагедия Александры Федоровны,  Императрицы России: в 2-х томах. - М.: Лепта Книга, Вече, Грифъ, 2012

2. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

3. Буксгевден С.К. Венценосная мученица. - М.: Русский Хронографъ, 2010. - 526с.

В предыдущей главе было освещено о благотворительных учреждениях, созданных под покровительством Императрицы Александры Федоровны.  Здесь я хочу отразить судьбу 3 из них: 1. гос. Ортопедический институт, что сейчас находится в Александровском парке, 5 в С-Петербурге у м. Горьковская, 2. Школа нянь в Царском Селе по адресу: Красносельское шоссе, 9, сейчас здесь располагается школа № 409, 3. Общество охраны материнства и грудных детей в Царском селе по адресу: Павловское ш., д. 14.

Начну с истории Ортопедического института описанного в 2-х томнике воспоминаний Буксгевден С.К.: 3-х этажное здание института заложили 21 сентября 1902 г. по проекту придворного архитектора Р.Ф. Мельцера.  Фасад здания облицевали светлым глазурованным кирпичом, доставленным из Зигерсдорфа в Германии.  Из-за русско-японской войны оборудование института затянулось и только 3 марта 1906 г. он открыл свои двери для пациентов.  К этому времени Хорн умер (кому Императрица предложила создать это мед. учреждение) и директором назначили Р.Р. Вредена, чье имя институт носит  и в наши дни.

  на фото здание института сегодня

фото института нач. XX века

Расположенная на верхнем этаже и увенчанная маковкой церковь освящена была позже 22 декабря 1906 г. местным благочинным о. Иоанном Каменским.  К этому дню Императрица подарила икону "Моление о чаше" и облачения. 6 образов в складно одноярусном с позолотой иконостасе, вырезанном из светлого дуба на фабрике Ф.Мельцера, написал молодой К.С. Петров-Водкин, ставший также автором сделанной в Лондоне фирмой Дультона наружной мозаики с изображением Иверской Божией Матери, которая до сих пор украшает апсиду.  Ранее над ней возвышалась небольшая звонница с девятью колоколами, отлитыми в Гатчине на заводе В.Орлова. Запрестольный образ "Спаситель на престоле" исполнил академик Н.А. Бруни, повторивший свою мозаику для православной церкви в Дармштадте.  Утварь была сделана на известной фабрике П.И. Оловянишникова в Москве.  Игуменья Таисия из Леушинского подворья подарила образа Спасителя и Божией Матери.

Вот как исторически описывает эту церковь Антон Успенский в своем блоге, цитирую выборочно "Акцент центрального корпуса – домовая церковь Спаса Целителя со звонницей и луковичной главкой, от которой сохранился барабан.  Фасад украшен изображением Иверской Божией Матери работы Кузьмы Петрова-Водкина.  Это одно из самых ранних панно в технике майолики, появившееся на фасадах петербургских зданий.   Изготовлением панно занималась лондонская фабрика Дультона. В церкви находился складной иконостас из дуба фабрики «Мельцер и К», совладельцем которой был сам архитектор.   Иконы были написаны Кузьмой Петровым Водкиным.  Церковная утварь была утрачена в 1920-х годах, сегодня алтарную часть церкви хотят восстановить".

Храм, приписанный к Троицкому собору, в обычное время использовался как аудитория, и тогда алтарь закрывался занавесом.  На нижнем этаже здания размещалась часовня для панихид.  Первым священником церкви был о. Николай Иоанович Серяков, участник Русско-японской войны.  Проект надстройки и расширения института, предложенный И.А. Претро, был одобрен в конце 1916 г., но осуществить его не успели.  Церковь была закрыта 13 декабря 1921 г., ее убранство в апреле 1924 года передали в Троицкий собор.  Сейчас в помещении  - аудитория Научно-исследовательского института травмотологии и ортопедии им Вредена.  С 1988 г. основное здание института находится на ул. Академика Байкова.

Интересные воспоминания оставил нам русский эмигрант доктор Ю.И. Лодыженский, который работал в институте перед войной: "Ортопедический институт считался в Петербурге наиболее богато оборудованным лечебным учреждением после "Оттовского" акушерского института, отличавшегося даже излишней роскошью.  Наш институт возник по инициативе молодой Государыни, при содействии ее массажиста и ортопеда Хорна...  Он как и Вреден, был англичанином и, видимо, в своем деле достаточно опытным и добросовестным работником.  Его и назначили первым директором института, который числился почему-то по ведомству внутренних дел и имел хорошо обеспеченный бюджет.   Штат его состоял из директора, старшего ассистента, 3-х младших, которые менялись каждые 3 года, врача, заведующего гимнастическим залом и массажем, и врача, заведующего ортопедической мастерской, 6 общинских сестер (Пб Кресто-Воздвиженскойобщины Красного креста - по времени своего возникновения она была первой в России) и нужного числа административного персонала, санитаров и сиделок.  Те, кто жили в институте, были отлично размещены.  Каждая сестра имела свою комнату и пользовалась общей столовой, в начале здесь жили 3 младших ассистента, но потом их комнаты были отведены под палаты.  В нижнем этаже размещались: канцелярия, склады, мастерская и замечательно оборудованная кухня.  Во втором: амбулатория, лаборатория, рентгеновский кабинет, библиотека (красиво отделанная темным деревом и очень обширная),

Библиотека сегодня

, большой "холл", где посетители надевали обязательные халаты, ординаторская, три большие отдельные палаты (бывшие ассистентские квартиры) и квартира директора.  Весь 3 этаж был занят палатами - большими общими и маленькими одиночными, меньшего размера.  Затем шли перевязочные, комната врачей и операционные - главная очень большая, в которой, вероятно предполагалось устроить аудиторию, но это не осуществилось.  На 4 этаже помещались сестры и другой низший персонал.

Всюду царил образцовый порядок, все было выкрашено белой краской и уложено белыми торцами.  Этажи были соединены широкими лестницами и лифтом.

этажи и лестничные пролеты сегодня

Дверь лифтовой шахты сегодня

Лестницы соединяли коридоры главного здания с боковым корпусом, в котором помещался гимнастический зал, а над ним очень хорошая, уютная церковь, куда стекались по воскресеньям ходячие больные, а лежачие слушали издали церковную службу через широко раскрытые двери.  В обширном институтском здании имелось три подъезда - амбулаторный, он же хозяйственный, врачебный и для посетителей, а также директорский.

подъезды сегодня

В довольно большом саду было несколько хозяйственных небольших построек, а также особое помещение для "опытных" собак и кроликов и экспериментальная операционная и лаборатория.

Старшим ассистентом состоял русский грек Виктор Викентьевич Дуранте.  На нем, в сущности, и держался весь порядок в институте, и им же определялись добрые отношения, царившие среди персонала... все серьезные операции делал Вреден, а Дуранте лишь ассистировал.  Работал там и Владимир Александрович Бетехтин... под его непосредственным наблюдением изготовлялись аппараты для наследника, и Бетехтин сам их примеривал, сопровождая Вредена во дворец.

Ортопедический институт в Петербурге был в то время почти единственным и, во всяком случае, наилучшим оборудованным специальным лечебным учреждением, поэтому к нам стекались по всей России.  В институте числилось 70 мест, но при желании число кроватей могло быть удвоено (это было во время войны).  Большинство больных лежало бесплатно, также бесплатно производились все операции...  Всегда было много больных детей".

Опять обращусь к блогу Антона Успенского: "Газета "Русский врач" в год открытия института охарактеризовала его как "новый лечебный дворец", где были уютные палаты, максимум на 4 человека, хорошо оснащенные операционные и лаборатории, великолепные условия для восстановительного лечения. Существовал гимнастический зал с механическими лечебными аппаратами и в подвальном помещении зал водолечения. У истоков создания Ортопедического Института стоял доктор медицины Карл Хорн. По его плану вся свободная территория была превращена в сад. Помимо больничных помещений в здании находились квартира директора и комнаты трех младших ассистентов. В одном из подсобных строений находилась собственная электростанция, построенная специально для лечебницы. Фасады здания выложены глазурованным кирпичом берлинской фабрики Шельдта, который и сегодня в отличном состоянии. Цоколь отделан серым сердобольским гранитом, составляющим легкий контраст декоративным наличникам окон из желтого и зеленого глазурованного кирпича.

Стеклянный фонарь-эркер на одном из боковых крыльев обозначает место бывшей операционной.

Парадная симметричная лестница ведет на второй этаж, охватывая объем лифтовой шахты.

Стены отделаны высококачественной плиткой, сохранился гардероб с полками для головных уборов и оригинальными чугунными вешалками.   Ими пользуются до сих пор, но они находятся под охраной как декоративно-прикладные ценности.

Напольная плитка выпущена знаменитой фирмой «Вилерой и Бох» (Villeroy & Boch), оформившей множество питерских домов и существующей до сих пор.

В каптерке хранятся исторические жардиньерки, предназначенные для операционной и бюсты Хорна и Вредена. Несмотря на такое незавидное соседство с фаянсом, состояние этих реликвий хорошее. Они дожидаются грядущего ремонта. В интерьере многое неплохо сохранилось, но крыша здания с прогнившими деревянными стропилами - самое слабое его место.

В советское время в здании размещался ленинградский НИИ травматологии и ортопедии, носивший имя Романа Вредена – основателя оперативной ортопедии. Научная и педагогическая база института помогла появлению и формированию многих именитых специалистов в этой области медицины.
Сегодня здесь находится Северо-Западный филиал Российской академии правосудия, бегают студенты, размещается несколько фирм-арендаторов.
Здание бывшего Ортопедического института – архитектурный образчик эпохи модерн, в котором целостно решен весь комплекс задач – от технологических и функциональных до планировочных и декоративных. Здание имеет статус объекта культурного наследия федерального значения.  Своими силами администрация даже понемногу реставрирует мебель, да и про историю здания не забывает - на стене института висит очень подробная информация о здании с фотографиями, откуда я и переснял исторические виды."  Вот такую интересную информацию я подчерпнула из блога Алексея Успенского и из воспоминаний в 2-х томах Буксгевден С.К. "Жизнь и трагедия Александры Федоровны".

Второе благотворительное учреждение Государыни, о котором хочу рассказать в этой главе - это Школа нянь в Царском Селе по адресу: Красносельское шоссе, 9, сейчас здесь располагается школа № 409.  Здание было построено в 1904 г. архитектором С.А. Данини.  Школа нянь было облицовано цветной радомской плиткой и черепичной крышей.  Эркеры, резолиты и ряды больших окон улучшали освещенность комнат и использовались в построени главного фасада с несимметричными боковыми звеньями.  Динамичный акцент вносила остроконечная шатровая башня. 

здание школы нянь фото нач. XX века

здание школы сегодня

Двухэтажное здание школы обращено фасадом и детскими на юг и разделяется на 3 части, из них в средней помещались: классная, лаборатория, бельевая, квартира начальницы.  Левое коыло принадлежало приюту: здесь помещались детские с относящимися к ним помещениями (теплая стеклянная веранда, ванная, буфетная, прачечная, комната сестры милосердия, аптека).  В правом крыле находились помещения нянь, а также комната для кормилиц.  На 3-м этаже-мансарде находился лазарет для детей и нянь.  Столовая для нянь, кухня, гладильня, детская молочная, кладовая и помещения для прислуги в особой одноэтажной пристройке.  В подвале находились баня, прачечная и центральное отопление.  при школе была устроена своя молочная ферма на 6 коров.

Интерьер кухни фото 1905 г.

Это была образцовая школа - больница. Архитектор Данини смог удовлетворить как санитарным, так и учебным требованиям, показав себя мастером интерьеров. Такое учреждение было новаторским и образцовым по постановке медицинского, учебного и педагогического процессов.

Среди инициатив зодчего заслуживает внимания идея вывода медицинских учреждений из центра города на границы садов и парков. Все медицинские сооружения, созданные по его проектам, окружены клумбами с цветами, полянками, деревьями, которым отведена своя роль в процессе реабилитации больных. Эти приемы нашли свое широкое воплощение в середине XX века.

Устроенная по мысли и на средства Александры Федоровны школа нянь была рассчитана на 50 воспитанниц, а состоящий при ней приют на 50 детей.  Директором школы был детский врач, ученик профессора К.А. Раухфуса - Владимир Петрович Герасимович.  В число воспитанниц принимались девицы в возрасте не моложе 16 лет, а в исключительных случаях - молодые женщины.  Воспитанницы принимались на 2 года (этого достаточно, чтобы обучить их теоретическому и практическому уходу за ребенком дошкольного возраста) на полное содержание и получали от школы одежду и учебные пособия.  Годовая плата 360 руб. в год, для лиц неимущих устанавливались бесплатные вакансии и стипендии, преимущественное право на стипендии и бесплатный прием предоставлялись детям воинских чинов, пострадавших на войне.

Воспитание детей - дело сложное и ответственное, требующее специальных знаний и особого призвания.  Судьба подрастающего поколения тесным образом связана с безукоризненным проведением ухода и питания в первые годы жизни ребенка.  Это учреждение и ставила себе целью идти навстречу этим потребностям.  Ввиду серьезности этих задач требования к воспитанницам были высоки.  Это должны были быть здоровые, достаточно сильные и крепкие работоспособные девушки не моложе 16 лет, т.к. няни моложе вряд ли могут пользоваться доверием матери.  Все воспитанницы разделялись на 2 курса, т.е. ежегодно могли оканчивать 25 нянь.  Обучение подразделялось на общее (теоретическое) и специальное.  Центр тяжести лежал на последнем, т.е. на практическом обучении.  С этой целью при школе был устроен образцовый детский приют, приспособленный для 50 детей, в возрасте от рождения до 7 лет.

Каждая воспитанница имела питомца, за которым и ухаживала 2 года обучения.  Теоретический курс имел целью поднять культурный и интеллектуальный уровень воспитанниц, развить в них вкус ко всему хорошему, прекрасному и гармоничному в природе, литературе и жизни.  Поэтому в число предметов были включены природоведение, литература, Закон Божий, начала педагогики, рисование и пение.  При этом было обращено, чтобы няня научилась направлять пытливый ум ребенка к познанию окружающего мира.  Няня должна уметь помочь матери пробудить в ребенке любовь к Богу, обучить его начальным молитвам, любви и пониманию природы.  Специальный курс имел целью сделать работу няни сознательной, проникнутый пониманием, а не механикой.  Он был разделен на 2 года и заключал в себе следующие предметы: анатомию с физиологией, гигиену, оказание первой помощи в несчастных случаях и детские заболевания.Для развития у воспитанниц любви ко всякому труду помимо ухода за ребенком воспитанницы  исполняли все хозяйственные работы по школе, участвуя во всей школьной жизни (шили, мыли окна, топили печи, участвовали в проверке провизии и т.д.).

Ее Величество придавала большое значение Школе нянь в воспитательном смысле.  Великие княжны часто посещали эту Школу, где они незаметно обучались приемам по уходу за детьми в самом молодом возрасте.  Школа преследовала 2 цели: выпускать хорошо обученных по уходу ха детьми нянь, а также дать приют детям неимущих родителей или сиротам.   Директором школы состояла О. А. Павлова (внучка Пушкина).   Раухфус был врачом-консультантом и председателем попечительского совета школы.   Будучи лейб-педиатором Двора в чине действительного тайного советника, Раухфус общался с императорской семьей и имел возможность лично выдвигать те или иные проекты. Он, несомненно, был главным идеологом этого учреждения.   Содержалась школа всецело на собственные средства Императрицы.

Из дневника Николая II (28 мая 1905 г): "...в 2 ¹/_² поехали на освящение только что выстроенного здания Школы нянь.  После молебна осмотрели все помещения сверху донизу.  Очень уютно, практично и никакой роскоши.  Заведует школой Раухфус, а строил наш архитектор Данини. Присутствовало довольно много дам. Вернулись после 4-х...» .

При большевиках школа была разграблена и упразднена.  Во время Второй мировой воны здание было частично разрушено и в последствии перестроено до неузнаваемости, что изменило его неповторимый архитектурный образ.  Сейчас это 3 этажное здание барачного типа с расположенной здесь школой № 409.

С 1914 по 1917 год здание школы отдано под госпиталь.

С 1917 по 1941 год школа становится санаторием для детей с ослабленным здоровьем.

1941 -1958 год здание школы было разрушено. 1958 году приступили к восстановлению здания, причем облик здания был полностью изменен.

1960 год Открытие школы.  1 сенября 1960 г. в восстановленном здании открылась общеобразовательная восьмилетняя школа №409.

3.  Павловское шоссе 14. Общество охраны материнства и грудных детей в Царском селе (Приют Дрожжиной)

Рядом с дачей Юсуповой (Павловское шоссе, 12) на местах № 3 и 4, также отведенных в 1855 г., первое время находилась дача поручика лейб-гвардии Царскосельского Стрелкового батальона Франца Девиена.  При доме находились надворные службы: конюшня, прачечная,сарай, навозный ящик и отхожее место. Архитектор  сводит их под одну крышу.

К моменту постройки здания под охрану материнства и грудных детей владельцем этого участка земли была М.А. Дрожжина.  В 1905г. 25 сентября здесь было заложено 2-х этажное каменное здание родильного приюта, находившееся в глубине участка.   Живописное здание с мансардным полуэтажом и башенкой расположено  было в глубине парка на месте снесенной деревянной дачи.  Фасады облицованы светлой керамической плиткой.  Арх. Данини  обратился к мотивам романской архитектуры.  Не отказался архитектор и от излюбленного фахверка во фронтонах.

Приют  был образцово оборудован.

8 января 1907 г. «Родильный приют для охраны материнства и грудных детей им. М. А. Дрожжиной» начал принимать рожениц.

Приют был открыт поспешно, без официальной процедуры утверждения его устава властями. Во главе приюта стоял комитет, членом которого была и Дрожжина. Данини занимался всеми финансовыми и хозяйственными делами, главный врач В. А. Бритнев заведовал медицинской частью. Приют был рассчитан на 25 кроватей и при условии содержания рожениц в течение 9 дней позволял принимать 1000 родов в год. В приют круглосуточно бесплатно принимались бедные и малоимущие жительницы Царского Села и окрестностей. Кроме того, два раза в неделю желающие получали бесплатную консультацию гинеколога и бесплатные лекарства. Персонал приюта состоял из 28 человек, включая четырех акушерок (в Дворцовом госпитале их было только две), часть служащих постоянно проживала в приюте. Одна из палат обслуживалась воспитанни¬цами Школы нянь, проходивших в приюте практику.

Родильный дом быстро зарекомендовал себя благодаря образцовой постановке дела и современному оборудованию. Администрации дома пришлось даже требовать при приеме рожениц справки из полиции «о бедности», чтобы иметь возможность отказывать в помощи состоятельным людям.

Здесь была и приютская церковь, устроенная во имя святых покровителей супругов Дрожжиных, была освящена 23 Февраля 1907 г. митрополигом Санкт-Петербургским и Ладожским Антонием (Вадковским) в сослужении с ризничим Александро-Невской Лавры архимандритом Софронием и сонмом местного духовенства.

Помещение церкви, находившееся на втором этаже, прямо под колокольней позволяло вмещать до 300 человек. Снаружи здание было отделано облицовочным кирпичом, а его восточный фасад был увенчан куполом. На звоннице храма находились 5 колоколов (самый большой из которых весил 10 пудов 29,5 фунтов).

До 1941 г. в здании бывшего приюта размещался Детскосельский санаторий для туберкулёзных детей. 

С 1945 по 1951 годы в одном из корпусов санатория располагалась городская больница им. Семашко. В 1946 году в г. Пушкин главврачом больницы направляют Рачинского В.Б. С первого дня он возглавляет родильное отделение и одновременно — главный акушер-гинеколог района. 

К настоящему времени здание внешне сохранилось (за исключением купола), в помещении церкви находится столовая. Любопытно, что на звоннице до сих пор сохранились деревянные перекладины и скобы для крепления колоколов.

Со стороны Павловского шоссе находится историческая ограда, сооруженная на подпорной стене.

Сейчас в здании располагается стационарный Противотуберкулезный диспансер.  (материал об этом здании взят из - http://tsarselo.ru/content/0/yenciklopedija-carsko...sse-14-priyut-drozhzhinoi.html )

Источники -

1. Буксгевден С.К. Жизнь и трагедия Александры Федоровны,  Императрицы России: в 2-х томах. - М.: Лепта Книга, Вече, Грифъ, 2012

2. (http://school409.ucoz.ru/) +

3. http://www.tsarselo.ru/content/0/read1881.html#.Uj7wsMCGgp4+

4. http://a-uspensky.livejournal.com/48771.html

5. http://tsarselo.ru/content/0/yenciklopedija-carsko...sse-14-priyut-drozhzhinoi.html

Александра Федоровна не ошиблась в Анне. Она оказалась морально стойкой и благодарной ученицей.   Она оказалась настоящим другом.   Незадолго до смерти Царица написала, что «гордится ею».

Вот, что писал о доброте и отзывчивости Александры Федоровны флигель-адъютант С.С. Фабрицкий : "Императрица была исключительно доброй и снисходительной.  Доброта Ее Величества сказывалась во всем, но в особенности в Ее отношениях к людям, в Ее постоянных заботах о всех мало-мальски Ей известных лицах, впавших во временное тяжелое положение, при заболевании и т.п.  Помощь оказывалась широкая, как денежная, так и моральная.  Трудно себе представить, какой массе лиц Ее Величество помогала выйти из материальных затруднений, скольким детям оказала помощь в воспитании и какую массу больных призрела в различных санаториях.  Императрица обладала редко развитым чувством долга, и это как бы давало Ей возможность быть упорной во многих случаях, когда по ее понятиям так требовал долг."

ИСТОЧНИКИ - 1. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.; 2. Император Николай II.  Откровения в подлинных воспоминаниях Свиты Его Величества. - / Сост.В.М. Хрусталев. - М.:АСТ, 2013. - 511 с.

Про Александру Федоровну писали и говорили, что в России она стала «экзальтированной фанатичкой», что Она сде­лалась «мистичной», что квалифицировалось «знатоками» как признак чуть ли не психического расстройства.   Ничего подобного, конечно же, не существовало и в помине.   Она была христианкой и тогда, когда стала Царицей под сводами помпезного Зимнего двор­ца, и тогда, когда Ее убивали ночью в тесном екатеринбургском под­вале.   Полнота религиозного чувства Царицы не подлежит сомне­нию.   Она всегда жила Богом, ее душа Ему неизменно и целиком принадлежала.           

Искренность и глубина ее Христапреданности наперед обрека­ла Александру Федоровну на светское одиночество.    Хотя в России Православие по закону считалось государственной религией, а жизнь Империи была выстроена по церковному календарю, но в высшем обществе России властвовали уже совсем другие настрое­ния и представления.    Нет, никто, почти никто публично с истори­ческой верой не порывал: ходили в храмы, причащались, пости­лись.    Но все это по большей части являлось лишь обрядоверием, в котором не было полноты и высоты религиозного переживания, характерного для Александры Федоровны.    И то, что Ее русский избранник был таким же глубоким и полным христианином, как и Она, явилось счастьем Алисы-Александры. Если бы этой духовной симфонии не существовало, то вряд ли Принцесса из Дармштадта стала бы Русской Царицей.

С первых дней пребывания в России Она была потрясена не толь­ко ложью и лицемерием придворно-сановного мира по отношению к Ники, но и по отношению к Богу.     Участвуя в процессиях и в по­минальных панихидах, Она невольно вновь и вновь убеждалась, что даже в таком трагическом случае люди больше думали о зем­ном, чем о небесном.

Во время бесконечных литий (только в Москве во время следо­вания от вокзала до Кремля состоялось десять служб по упокоению Александра III) Александра Федоровна видела, сколько пустой суеты вокруг.   Сановники и при­дворные все время о чем-то переговаривались, толкались, старались занять наиболее заметные, «выигрышные» места.    Некоторые дамы даже умудрялись по несколько раз на дню менять «траурный на­ряд», как будто они присутствовали на премьере в опере!    Молит­венное усердие редко кто из окружающих проявлял.     В то же время видела, что у простых людей при поминании Александра III текли слезы, многие падали на колени, рыдали и причитали при виде царского гроба. На лицах же господ «из хорошего общества» слезы появлялись крайне редко...

Александра Федоровна не верила мнению толпы.  Она имела ясное представление об испорченности человеческой природы, слишком хорошо знала Священное Писание.    Толпа никогда не бывает права, прав всегда лишь Всевышний.    Он — Истина, Любовь, Жизнь. Достойно внимания и почитания лишь то, что от Него и для Него.

Лили Ден в воспоминаниях заметила, что больше всего на све­те Александра Федоровна любила Бога.   Подруга Царицы была пра­ва. Государыня Сама о том много раз писала и говорила.   Бог — Все.    Это — свет, радость, надежда.    То, что Он посылает, следует со сми­рением и благодарностью принимать. Горести — испытание, но и милость Его велика.    Во всем жизненно главном — Он, и только Он.   И Александра Федоровна знала: Она щедро одарена Всевышним.    Господь послал Ей Ники, которого Она любила преданно и безза­ветно почти четверть века.

"Так же, как и Государь, Императрица была исключительно верующей и православной, изучив особенности нашей религии до тонкости.   Все церковные службы Ее Величество простаивала от начала и до конца, ничем не отвле­каясь и все время усердно молясь.  Когда здоровье не позволяло больше ей долго стоять на ногах, она сидела во время служб, но посещала их аккуратно". (Фабрицкий С.С.  из воспоминаний флигель-адъютанта Государя).

Также глубоко почитала Александра Федоровна и таинство причастия.  Вот что можно узнать об этом из ее письма к Николаю II                      в окт. 1914 г.: "Какое счастье, что мы причастились перед твоим отъездом - это дало мне силы и покой.  Как важно иметь возможность причащаться в подобные минуты и как бы хотелось  помочь другим вспомнить о том, что Бог даровал это благо всем - не только как нечто обязательное раз в году во время Поста, но и для других случаев, когда душа жаждет этого и нуждается в подкреплении.  Когда я нахожусь наедине с людьми, которые, как мне известно, переживают сильные страдания, я всегда касаюсь этого вопроса, и с Божией помощью мне во многих случаях удается объяснить, что это - всем доступное, благое дело и что это дарует облегчение и покой болящему сердцу".

Вера царицы была настолько глубока и всеохватна, любовь к Иисусу Христу столь цельной и абсолютной, что этими своими качествами она действительно походила на  Христову Невесту.  Она жила не только с верой в сердце, но - жила Верой.   Если бы этого не было, она бы никогда не смогла перенести то, что ей ссудило Провидение.

Много о религиозности Императрицы описывает труд М.К. Дитерихса "Убийство Царской Семьи" - Государыня была сильно религиозной натурой.  У такого человека как она, это не могло  быть ни лживым, ни болезненным.

Ее вера в Бога была искренняя и глубокая.  Как человек, не терпевший по природе какой-либо лжи, она, приняв Православие, приняла веру не по форме, не по необходимости, а всем сердцем, всем разумом, всей волей.  Иной она не могла быть.  Ее вера, ее набожность были искренни, глубоки и чисты.  Никакого ханжества в ней не было и по натуре не могло быть.  По основе христианского учения она верила всем сердцем в силу молитвы, верила до конца.

Чрезвычайно характерное явление обрисовывается различными показаниями свидетелей в свойствах религиозности Государыни.  Мужчины считали Государыню истеричной и полагали, что на этой почве в ней развилась религиозная экзальтация.   Женщины категорически отрицали наличие у Государыни истеричности и совершенно отвергали возможность болезненного проявления ее религиозного чувства.

Подробное изучение натуры, характера и психологии покойной Государыни по многочисленным ее письмам приводит к заключению, что суждение женщин в отношении религиозности Государыни, безусловно, соответствует истине.   Вероятно, действительно женщины более способны воспринимать веру и религию до конечной глубины, чем мужчины.   Ни в одном письме Государыни к кому бы то ни было, совершенно не проявляется истеричности.   Чистая и глубокая вера в Бога, сопровождаемая всегда бесхитростным, спокойным, здравым суждением рассудка, - вот чем отличаются беседы Государыни с близким ее сердцу и духу людьми в многочисленной переписке.   Никакой экзальтации, никакой искусственности, никакой фальши не чувствуется в ее словах.   И только натуры очень хорошие, в свою очередь религиозные, но не способные воспринимать веру до конца, могли видеть в Государыне религиозную экзальтацию и приписывать ей истеричность - болезненное явление, до сих пор не объятое и не исчерпанное наукой.

Мария Густавовна Тутельберг (камер-юнгфер Государыни): "Государыня была глубоко религиозная женщина.   Она верила в силу молитвы и верила глубоко, что Распутин наделен даром молитвы, что от его молитвы легче делается Алексею Николаевичу.   Вот так Ее Величество и относилась к Распутину.   Когда он был убит, Ее Величество была сильно огорчена. Тогда и Его Величество был , вероятно, обеспокоен этим.   Он в момент убийства Распутина был в Ставке.

Помню, что однажды  я высказала Ее Величеству свое некоторое сомнение в личности Распутина.   Я сказала Ее Величеству, что Распутин простой, необразованный мужик.  На это Ее Величество мне сказала: "Спаситель выбирал Себе учеников не из ученых и теологов, а из простых рыбаков и плотников.   В Евангелии сказано, что вера может двигать горами", - и показывая на картину исцеления Спасителем женщины, Ее Величество сказала: "Этот Бог и теперь жив.   Я верю, что мой сын воскреснет.   Я знаю, что меня считают за мою веру сумасшедшей, но ведь все веровавшие были мучениками".

"Этот Бог и теперь жив" - это религия православного честного русского человека, религия и Божьих Помазанников русского народа.  Тутельберг, Волков, Жильяр, Чемадуров, Битнер, Кобылинский -  люди близко стоявшие и видевшие жизнь и правду этих Помазанников Божьих, - все в один голос свидетельствуют: это были люди, сильные христианской верой, верой своего народа.   Они не боялись клеветы и грязи, потому что совесть их была чиста перед Богом.   Они не переставали в простоте Христовой верить в Бога и готовы были стать мучениками за веру своего старого русского народа.

Они и стали для Православной Церкви мучениками, отдав жизнь за воскресение народа.

Источники - 1. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

                   2. Дитерихс М.К. "Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале. -                      М.:Вече, 2007.- 512 с.

от себя:  Хочу здесь затронуть одну из самых загадочных и громких предметов обсуждений о Государыне и ее частной жизни - это тему Григория Распутина.  Начну опять с воспоминаний Пьера Жильяра:

"Александра Федоровна с полным убеждением приняла свою новую религию и в ней черпала большое облегчение в часы волнений и тревоги".  Особенно, это было связано с рождением наследника престола Алексеем Николаевичем.   В частности с наследственной болезнью - гемофилией.  "Она знала ее - эту страшную болезнь: ее дядя ,ее брат и 2 племянника  умерли от нее.  И вот ее единственный сын, этот ребенок, который был дороже всего на свете, был поражен ею, и смерть будет сторожить его, следовать за ним по пятам, чтобы когда-нибудь унести его, как унесла стольких детей в ее семье.

Нет, надо бороться, надо спасти его какой угодно ценой.  Невозможно, чтобы наука была бессильна; средство спасения, быть может, все же существует, и оно будет найдено.  Доктора, хирурги, профессора были опрошены, но тщетно, они испробовали все способы лечения.

Когда мать поняла, что от людей ей ждать помощи нечего, она все надежды возложила на Бога.  Он один может совершить чудо!  Шли месяцы, долгожданное чудо не совершалось, приступы повторялись, все более жестокие и безжалостные.  Самые горячие молитвы не приносили столь страстного проявления милости Божией.  Последняя надежда имела крушение.  Бесконечное отчаяние наполнило душу Императрицы, ей казалось, что весь мир уходит от нее.  И вот в это самое время к ней привели простого сибирского мужика - Григория Распутина.  Этот человек ей сказал: "Верь в силу моих молитв, верь в силу моего заступничества - и твой сын будет жить".  Мать уцепилась за надежду, которую он ей подавал, как утопающий хватается за руку, которую ему протягивают; она поверила ему всей силой своей души.  Уже с давних пор она была убеждена, что спасение России и Династии придет из народа.

Трудно было бы понять нравственную власть Распутина над Императрицей, если не знать той роли, которую играют в религиозной жизни православного мира странники и странницы - это люди, не облеченные саном священника, и не монахи (хотя установилась привычка неправильно называть Распутина монахом).

Странник- это богомолец, который кочует из монастыря в монастырь, из церкви в церковь, ища правды и живет подаянием верующих.  Он идет по безбрежной русской земле, направляя свой путь, как приведется, либо привлекаемый святостью места или людей.

Старец - это аскет, живущий обыкновенно в монастыре, а иногда и в затворе, наставник душ, к которому  обращаются в минуты смятений и страданий.  Часто бывает, что старец - это бывший странник, положивший предел своим скитаниям и поселившийся где-нибудь, чтобы окончить дни свои в созерцании и молитве.

Вот определение, данное Достоевским в его "Братьях Карамазовых":

"Старец - это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю.    Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением.   Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, через послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то-есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли". 

Бог дает старцу указания, нужные для вашего блага, и открывают ему пути, по которым он должен вести вас к спасению.  Старец - это страж идеала и правды на земле.  Он является хранителем Священного предания, которое передается от старца к старцу до пришествия Царства Правды и Света.  Некоторые из этих старцев достигают замечательной нравственной высоты и чтутся в числе святых Православной церкви.

Обращение в православие Государыни было следствием искренней веры.  Православная религия вполне отвечала ее мистическому настроению, и ее воображение должно было прельститься стариной и наивностью обрядов этой веры.  Распутин был облечен в ее глазах обаянием и святостью старца.

Таковы были чувства, с которыми Императрица относилась к Распутину и которые были так гнусно извращены клеветой.  Они имели своим источником самое благородное чувство, какое способно наполнить сердце женщины, - материнскую любовь". (П. Жильяр)

А вот, что мы читаем про Императрицу и Распутина на страницах исследований А.Н.Боханова: "

Александре Федоровне "сфера невидимого" была доступна.  Она обладала зрелым метафизическим зрением, которое развивала и совершенствовала с ранней юности.  Потому жизнь святых чудотворцев, подвижников, простых странников и отшельников была ей близка, понятна, была ей желанна.  Когда она встречалась с монахами и юродивыми, когда входила в келью затворницы, куда до того не ступала нога ни одной аристократки, то руководствовалась христианским порывом прикоснуться к подлинному духовному величию русского народа.  Те, кто целиком посвятил себя служению Богу, и являлись истинными представителями Святой Руси, мечта о которой запечатлелась в русском народном сознании прочно и давно.  Это была тоска по идеалу, алкание его.  Царица всей душой стремилась стать "своей" для этого заповедного мира.  И она ею стала.

Эта устремленность среди прочего проявлялась в ее отношении к Распутину.  Ничего "личного" в этих отношениях никогда не существовало, хотя по этому поводу было сказано и написано невероятное количество гнусностей.  Грязным людям всегда ведь кажется, что все кругом погрязли в тенях порока.  Надо прямо сказать, среди современников и среди последующих сочинителей такого рода "свидетелей" и "исследователей" всегда оказывалось предостаточно.

Александра Федоровна с горечью вновь и вновь убеждалась, хотя это так трудно было принять, что Истинная Вера уже ничего (почти ничего) не определяет в жизни большинства из тех, кто ее окружал ее по праву должности или по статусу происхождения.  Но она точно знала и другое: там, где кончаются золоченые палаты, там, где завершается светская "ярмарка тщеславия", там и начинается подлинность человеческих отношений.

И Распутин являлся как раз человеком из того дальнего, но такого близкого по духу мира.  Он нес любовь к Богу, он умел сказать трепетное слово о Боге.  Замечательно полно об этом высказалась cама Императрица.   По Ее словам, Распутин «совсем не то, что наши митрополиты и епископы. Спросишь их совета, а они в ответ: "Как угодно будет Вашему Величеству!".   Неужели Я их спрашиваю за­тем, чтобы узнать, что Мне угодно?»

Конечно, Распутин не был святым.   За такого Александра Фе­доровна его никогда не держала, чтобы там ни писали и ни говорили. Но Григорий отмечен благодатью Божией, его молитва угодна Господу.   Он слышит ее и посылает милость.   Царица не раз воочию убеждалась в этом чудесном явлении Милости Всевышнего.   А по­тому и верила Распутину, как поверила бы любому другому подоб­ному человеку.    Он спасал Цесаревича.   Во время обострения болез­ни он предсказывал день и даже время суток, когда Ему станет луч­ше.   Он уверял Мать, что Цесаревич, дожив до 14—15 лет, пойдет на поправку и станет со временем вполне здоровым мужчиной.   Все это сбывалось. Какое сердце могло бы не испытывать благодарнос­ти? Александра Федоровна никогда не относилась к числу небла­годарных.

Допущенная во внутренний мир Семьи, Анна Вырубова потом поясняла: «Что бы ни говорили о Распутине, что бы ни было не­обычного в его личной жизни, что бы он ни сделал в политическом смысле, в одно я всегда буду верить относительно этого человека.   А именно в то, что он был ясновидящим, у него было второе зре­ние, и он использовал это, по крайней мере иногда, для благород­ных, святых целей. Предсказание выздоровления Цесаревича было одним из примеров.   Он часто говорил нам, что произойдут опреде­ленные вещи, и они на самом деле происходили». Александра Фе­доровна придерживалась точно такого же взгляда.

Сохранилось свидетельство Великой княгини Ольги Александ­ровны об удивительном примере благотворного вмешательства Рас­путина в казалось бы безнадежные обстоятельства.   Дело происхо­дило в 1907 году. Именно тогда Александра Федоровна впервые воочию узрела силу молитвы Распутина.    Сообщение Ольги Алек­сандровны тем более значимо, что она никогда не входила в число распутинских «симпатизантов» и была очевидцем событий, о ко­торых другие или не знали вовсе, или судили с чужих, часто недо­брожелательных слов.

Летом 1907 года Цесаревич, гуляя в парке, упал.   Произошло внутренне кровоизлияние.   Начались страшные боли, Ребенок корчился в страшных муках.   «Бедное Дитя так страдало, вокруг глаз были темные круги, тельце Его как-то съежилось, ножка до неузнаваемости распухла.   От докторов не было совершенно никакого проку.   Перепуганные больше нас, они все время перешептывались... Было уже поздно меня уговорили пойти к себе в покои.   Тогда Аликс отправила в Петербург телеграмму Распутину.   Он приехал во Дворец около пополуночи, если не позднее.   К тому времени я была уже в своих апартаментах, а поутру Аликс позвала меня в комнату Алексея.   Я глазам своим не поверила.   Малыш был не только жив, но и здоров.  Он сидел на постели, жар словно рукой сняло, от опухоли на ножке не осталось и следа, глаза ясные, светлые.   Ужас вчерашнего вечера казался невероятным, далеким кошмаром».

Царица рассказала золовке, что Распутин даже не прикасался к Цесаревичу, он только стоял в ногах у кроватки и молился.  Завершая свой рассказ, Ольга Александровна заметила: «Разумеется, нашлись люди, которые сразу же принялись утверждать, будто молитвы Распутина просто совпали с выздоровлением моего племянника». Это был расхожий аргумент, которым всегда старались отмести все разговоры о чудодейственных способностях Друга Царской Семьи.   Ольга Александровна об этом прекрасно знала, но она знала и другое и о том не умолчала.   «Во-первых, любой доктор может вам подтвердить, что на такой стадии недуг невозможно вылечить за какие-то считанные часы.   Во-вторых, такое совпадение может произойти раз-другой, но я даже не могу припомнить, сколько раз это случалось!»   Это было чудо, которое Императрица с радостью и благодарностью принимала...

Что же касается вообще сплетен, то они Александру Федоровну мало задевали.   Исключение составляли лишь случаи, когда им начинали верить близкие люди.   Некоторым Она сама старалась объяснить абсурдность их: свекрови Императрице Марии Федоровне или добродушной золовке Ольге Александровне.   Другим ничего не объясняла, лишь удивляясь их легковерию и податливости к чужому и недобросовестному мнению.   В некоторых случаях сплети даже вызывали улыбку, например, когда Вырубова с хохотом рассказывала, что, как она узнала в Петербурге, оказывается, она «живет с Распутиным» и даже регулярно «ходит с ним в баню!»  Как можно было подобным глупостям верить? Но верили же!

Их соединяла вера в Бога, перед Лицом Которого «Царь всея Руси» и простой смертный были равны.   Истинно верующие люди — Николай II и Александра Фе­доровна — чувствовали и видели Христапреданность Григория Рас­путина.   С 1907 года началась история систематического общения Гри­гория Распутина с Царем, Царицей и Их Детьми.    В конце того года он впервые молитвой облегчил страдания Цесаревича Алексея, и именно с этого момента Царица признала в нем не просто народно­го толкователя христианских заветов, но и спасителя Сына.   Она ему была благодарна, и с каждым новым случаем явления Распу­тиным земного чуда Ее признательность лишь увеличивалась, и в конце концов Она окончательно убедилась, что Григорий — «чело­век Божий».    Александра Федоровна называла его «Другом» и это слово всегда писала с большой буквы.

Последние десять лет существования монархии Венценосцы встречались с Распутиным регулярно, и это общение приносило Им душевный покой, умиротворение, тихую радость от ощущения бла­гости Света Небесного. Крестьянин из Сибири рассказывал, пояс­нял, наставлял, и хотя его речь была далека от литературного со­вершенства, но то, о чем он говорил — о любви, смирении, вере и надежде, — было так желанно Августейшим Слушателям, было так Им необходимо. 

Распутин толковал сложные истины и церковные догматы не­ожиданно просто и убедительно.   Эта простота, доходчивость, красочность объяснений отвлеченных категорий и символов поражала многих и далеко не ограничивалась кругом «истерических сто­личных дам», как о том все еще нередко пишут.   Среди прочих в числе «симпатизантов» Распутина находились и блестяще образо­ванные церковные иерархи (архимандрит Феофан), и выдающие­ся проповедники, чья искренняя приверженность Православию стала еще при их жизни легендарной, — протоиерей Иоанн Крон­штадтский .

Когда Распутин стал бывать в Царском дворце, о нем редко кто и слышал.   Но сам факт появления в царских чертогах необычного посетителя немедленно вызвал всплеск интереса.   Появились слу­хи, версии, объяснения.   Пришла известность.   Причем ореол ее был явно негативного свойства.   Никто не мог понять, что может быть общего у Повелителя Империи и какого-то «темного мужика».   Новость пугала и озадачивала тех, кто к Венценосцам имел нелу­кавую симпатию.

В начале 1912 года на вопрос сестры Царя Великой княгини Ольги Александровны, как Аликс может доверять какому-то му­жику, Царица без обиняков заявила: «Как же Я могу не верить в него, когда Я вижу, что Маленькому всегда лучше, как только он около Него или за Него молится».   Такой очевидный признак из­бранничества перечеркивал все нелицеприятные характеристики, неоднократно долетавшие (родственники и некоторые придворные очень в этом деле старались) до ушей Матери Царицы, имеющей на руках больного Сына, все помыслы Которой были направлены лишь к Его спасению.

Отношения между Царицей и Распутиным цементировались только тем, что по пятам за престолонаследником ходила смерть.   Уже после падения Монархии, давая показания следователю Чрез­вычайной комиссии Временного правительства, архиепископ Фео­фан, которого многие считали «жертвой распутинских интриг», со всей определенностью заявил о характере отношений Царицы и Распутина.

«У меня никогда не было и нет никаких сомнений относитель­но нравственной чистоты и безукоризненности этих отношений. Я официально об этом заявляю, как бывший духовник Государы­ни. Все отношения у Нее сложились и поддерживались исключи­тельно только тем, что Григорий Ефимович буквально спасал от смерти своими молитвами жизнь горячо любимого Сына, Наследника Цесаревича, в то время как современная научная медицина была бессильна помочь.

Граф Фредерикс однажды в интимной беседе спросил Государя, что такое представляет собой Распутин, о котором все так много говорят.  Его Величество ответил совершенно спокойно и просто:  "Действительно, слишком уж много и, по обыкновению, много лишнего говорят, как и о всяком, кто не из обычной среды принимается изредка нами.  Это только простой русский человек, очень религиозный и верующий...  Императрице он нравиться своей искренностью; она верит в его преданность и в силу его молитв за нашу Семью и Алексея... но ведь это наше совершенно частное дело... удивительно, как люди любят вмешиваться во все то, что их совсем не касается... кому он мешает?"

ИСТОЧНИК -1. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

Бог, чтобы стать ближе всем, создал матерей.  Материнская любовь как бы воплощает любовь Бога, и она окружает жизнь ребенка нежностью

Императрица Александра Федоровна

«Главным центром жизни любого человека должен быть его дом.  

Это место, где растут дети — растут физически, укрепляют своё здоровье и впитывают в себя всё, что сделает их истинны­ми и благородными мужчинами и женщинами.  
В доме, где растут дети, всё их окружение и всё, что происходит, влияет на них, и даже са­мая маленькая деталь может оказать прекрасное или вредное воздействие.    Даже природа вокруг них формирует будущий характер.    Всё прекрас­ное, что видят детские глаза, отпечатывается в их чувствительных сердцах.   
Где бы ни воспитывался ребёнок, на его характере сказываются впечат­ления от места, где он рос.   
Комнаты, в которых наши дети будут спать, играть, жить, мы долж­ны сделать настолько красивыми, насколько по­зволяют средства.     Дети любят картины, и если картины в доме чистые и хорошие, то чудесно на них влияют, делают их утончённее.    Но и сам дом, чистый, со вкусом убранный, с простыми укра­шениями и с приятным окружающим видом, ока­зывает бесценное влияние на воспитание детей».  (Императрица Александра Федоровна)
 

В 1895 году у царской четы родилась пер­вая дочь, Ольга.    Александра Фёдоровна писала своей сестре, принцессе Виктории: «Тебе пишет сияющая, счастливая мать.     Можешь представить себе наше бесконечное счастье теперь, когда у нас есть наша драгоценная малышка, и мы можем заботиться и ухаживать за нею».

Ольга с родителями 1896 г.

Александра Федоровна придерживалась английских методов воспитания.    Простота, аккуратность и обязательность во всем.    Это прививалось детям буквально с первых дней.    Они должны были всегда ясно понимать, что такое «хорошо» и что такое «плохо», что можно делать, а чего делать не полагается.    Они ни на минуту не должны были забывать о своем царскородном происхождении, а потому должны быть сдержанными и великодушными. «Дорогая Мама » им это с малолетства объясняла, четко очерчивая границы дозволенного.

Если Отец готов был порой прощать шалости, непослушание, несоблюдение придворного этикета, то Александра Федоровна ни­когда не проявляла снисхождения к слабостям.    Она Себе их не про­щала, не оставляла незамеченными и у Детей.    В этом не было ни­какого «тиранства»; Александра Федоровна никогда в разговоре с Детьми даже не повысила голос.    Она действовала убеждением и неотразимой логикой, против которой не находилось никаких контраргументов.

Мать готовила Их к взрослой жизни, прекрасно понимая, что, какой бы она в дальнейшем ни была, организованный человек сможет легче все перенести, все выдержать, чем тот, который потакает своим сиюминутным прихотям.    И все Дети выдержали ниспосланные испытания.    Даже в самые безысходные моменты по­здних месяцев семейной жизни никто из них ни разу не « сорвался», никто не рыдал, не причитал.     В последний земной срок Родители и Дети явили потрясающий пример семейной целостности, великой духовной мощи, аналогов которому в истории отыскать просто невозможно.

 Мать объясняла Дочерям главные ценности жизни, раскрывая смысл земного существования человека.    В январе 1909 года пис­ала четырнадцатилетней Ольге: «Старайся быть примером того, какой должна быть хорошая, маленькая, послушная девочка.     Ты у нас старшая и должна показывать другим, как себя вести.  Учись делать других счастливыми, думай о Себе в последнюю очередь.    Будь мягкой, доброй, никогда не веди Себя грубо или резко.    В манерах и речи будь настоящей леди.      Будь терпелива и вежлива, всячески помогай сестрам.   Когда увидишь кого-нибудь в печали, старайся подбодрить солнечной улыбкой….».

От себя:  Читая воспоминания близких или письма Императрицы восторгаешься тем, насколько Александра Федоровна была для дочерей близким другом, мудрым советчиком, разговаривая с ними как с равными себе, уважая их чувства, печаль и радость.     Приведу здесь выдержки одного из писем Государыни к старшей дочери Ольге (в тот период жизни, когда Великая Княжна вступила в период первой влюбленности, первых волнений юношеской любви), в котором она трепетно успокаивает свою дочь:

«Я уже давно заметила, что ты какая-то грустная, но не задавала вопросов, потому что людям не нравится, когда их расспрашивают...    Конечно, возвращаться до­мой, к урокам (а это неизбежно) после долгих каникул и веселой жизни с родственниками и приятными моло­дыми людьми нелегко... Я хорошо знаю о твоих чувствах к... бедняжке.    Старайся не думать о нем слишком много, вот что сказал наш Друг.    Видишь ли, другие могут за­метить, как ты на него смотришь, и начнутся разгово­ры...    Сейчас, когда ты уже большая девочка, ты всегда должна быть осмотрительной и не показывать своих чувств.    Нельзя показывать другим свои чувства, когда эти другие могут счесть их неприличными. Я знаю, что он относится к тебе как к младшей сестре, и он знает, что ты, маленькая великая княжна, не должна относиться к нему иначе.    Дорогая, я не могу написать все, на это потребуется слишком много времени, а я не одна.

Будь мужественна, приободрись и не позволяй себе так много думать о нем.    Это не доведет до добра, а только принесет тебе больше печали.    Если бы я была здорова я попыталась бы тебя позабавить, рассмешить — все было бы тогда легче, но это не так, и ничего не подела­ешь.    Помоги тебе Бог.    Не унывай и не думай, что ты де­лаешь что-то ужасное.    Да благословит тебя Бог.    Крепко целую.    Твоя старая мама».

А вот другое ее письмо к дочери:

«Дорогое дитя!     Спасибо за записку.    Да, дорогая, когда кого-нибудь любишь, то переживаешь с ним его горе и радуешься, когда он счастлив.    Ты спрашиваешь, что делать. Нужно от всего сердца молиться, чтобы Бог дал твоему другу силу и спокойствие, чтобы перенести горе, не ропща против Божией воли.    И нужно старать­ся помогать друг другу нести крест, посланный Богом.    Нужно стараться облегчить ношу, оказать помощь, быть бодрой.    Ну, спи спокойно и не слишком забивай свою голову посторонними мыслями.    От этого не будет толку.    Спи спокойно и старайся всегда быть хорошей девочкой.    Да благословит тебя Бог.    Нежные поцелуи от твоей старой мамы».

От себя:  Какое единение и родство душ дочери и матери!!!!     Читая успокаивающие слова Александры Федоровны к Великой княжне Ольге  «Если бы я была здорова я попыталась бы тебя позабавить, рассмешить — все было бы тогда легче»,   понимаешь, что она всегда была рядом с ними в любых ситуациях, на любом расстоянии и свой богатый жизненный опыт Императрица передавала своим детям.     Это еще один пример того насколько Александра Федоровна была мудрой, умной и дальновидной во всех отношениях.     И только время показало насколько ее взгляды на жизнь и воспитание детей имело под собой образцовый пример для будущих поколений.

«Императрица была идеальной женой и идеальной матерью.    Она разделяла с детьми все их радости и печали и с подлинным энтузиазмом участвовала в их играх и развлечениях.    Она сама выкармливала своих детей, и пока те были совсем маленькими, в ее будуаре все время стояла их колыбель.    Когда она перестала кормить свою 4 дочь (Анастасию), она написала в письме к сестре, принцессе Баттенбергской: «Это так тяжело – теперь ее придется передать на воспитание няням; этот момент навевает на меня меланхолию, поскольку она сейчас все время со мной или в соседней комнате». (С.К. Буксгевден)

Александра Федоровна с Ольгой и Марией

Образованием детей тоже заведовала Александра Федоровна.   Пьер Жильяр, вспоминая первые свои уроки с Ольгой и Татьяной, кото­рым было тогда соответственно десять и восемь лет, так описывал отношение Императрицы к учебным занятиям дочерей: «Императрица не упускает ни одного моего слова; у меня совершенно ясное чувство, что это не урок, который я даю, а экзамен, которому я подвергаюсь...

В течение следующих недель Императрица регулярно присутствовала на уроках детей...   Ей часто приходи­лось, когда ее дочери оставляли нас, обсуждать со мной приемы и методы преподавания живых языков, и я всег­да поражался здравым смыслом и проницательностью ее суждений».     Жильяр явно был удивлен таким отноше­нием Государыни и «сохранил совершенно отчетливое воспоминание о крайнем интересе, с каким Императрица относилась к воспитанию и обучению своих детей, все­цело преданная своему долгу».    Он рассказывает о том, что Александра Феодоровна хотела внушить дочерям внимательность к наставникам, «требуя от них порядка, который составляет первое условие вежливости...   Пока она присутствовала на моих уроках, я всегда при входе находил книги и тетради старательно расположенными на столе перед местом каждой из моих учениц.    Меня никогда не заставляли ждать ни одной минуты».

Не один Жильяр свидетельствует о таком внимании Государыни к учебным занятиям детей.    Софи Буксгевден также пишет: «Ей нравилось присутствовать на уроках, обсуждать с учителями направление и содер­жание занятий».    Да и сама Александра Федоровна рассказывала Императору в письме:   «Дети начали свои зимние уроки.    Мария и Анастасия недовольны, но Беби все равно.    Он готов еще больше учиться, так что я сказала, чтобы уроки продолжались вместо сорока пятьдесят минут, так как теперь, слава Богу, он гораздо крепче».

То, что царские дети никогда не сидели без дела, вовсе не значит, что они вообще не отдыхали.   Детские игры Государыня тоже считала делом, причем делом весьма важным: «Просто преступление — подавлять детскую радость и заставлять детей быть мрачными и важными...    Их детство нужно по мере возможности наполнить радостью, светом, веселыми играми.    Родите­лям не следует стыдиться того, что они играют и шалят вместе с детьми.    Может, именно тогда они ближе к Богу, чем когда выполняют самую важную, по их мнению, работу».

Императрица с дочерьми на балконе Александровского дворца 1908 г.

Вот как охарактеризовала педагогическую деятельность Императрицы современный автор М.Кравцова в книге «Воспитание детей на примере святых царственных мучеников».     Родителей, которые захотят послушаться мудрого совета Императрицы Александры Феодоровны, эти слова могут предостеречь сразу от двух ошибок.    Пер­вая: у взрослых есть склонность резко ограничивать ребячьи забавы, при этом часто забывают, что дети есть дети и нельзя постоянно приносить их игру в жертву занятиям, пусть даже самым важным.       Вторая ошибка: пустить ребенка на самотек, не интересуясь его занятия­ми в часы досуга, как, например, делают многие мамы, разрешая детям часами напролет играть в компьютер­ные игры.    Организовать детскую игру ненавязчиво и мудро — большой талант.      К счастью для себя, царские дети не знали компьютеров и у них были мудрые, лю­бящие родители, всегда готовые разделить их забавы, а потому и отдых великих княжон и наследника всегда был веселым и здоровым.

Если бы сейчас родители сами играли с детьми или хотя бы просто вдумывались, во что играют и как раз­влекаются их чада, можно было бы избежать многих бед.      Это не преувеличение.   Что такое для ребенка игра?    Акт творчества, познания, первые уроки жизни. Нормаль­ная детская игра развивает ребенка, учит его принимать решения, быть самостоятельным.     Правда, это не значит, что детские игры надо строго регламентировать.     Иначе родители, испугавшись впасть в первые две ошибки, со­вершат третью — станут постоянно вмешиваться в игру ребенка «со своей взрослой колокольни», желая сделать ее правильной и «развивающей». (М.Кравцова)

Приведу еще одно письмо (тоже к старшей дочери), в котором мы читаем какое живое соучастие принимала Императрица в жизни своих детей (пускай даже на расстоянии):  «…И то, что любящая вас старушка мама всегда болеет, также омрачает вам жизнь, бедные дети.    Мне очень жаль, что я не могу больше времени проводить с вами и читать, и шуметь, и играть вместе, но мы должны все вытерпеть».    Вот, что об этом говорить сама Александра Федоровна: «…Для настоящей матери важно все, чем интересуется ее ребенок.    Она так же охотно слушает о его приключени­ях, радостях, достижениях, планах и фантазиях, как другие люди слушают какое-нибудь романтическое повествование.    Пока живы родители, ребенок всегда остается ребенком и дол­жен отвечать родителям любовью и почтением.     Любовь детей к родителям выражается в полном доверии к ним».

Вновь обращусь к труду М.Кравцовой -   Чему же учила детей Императрица Александра Фео­доровна?    Из письма к дочери Ольге: «Девочка моя, ты должна помнить, что одна из главных вещей — быть веж­ливой, а не грубой и в манерах, и в словах.   Грубые слова в устах детей —  это более чем некрасиво.   Всегда обдумы­вай свое поведение, будь честной, слушай старших...»

«Дети должны учиться самоотречению, — рассуж­дала императрица. —  Они не смогут иметь все, что им хочется. Они должны учиться отказываться от собствен­ных желаний ради других людей.    Им следует также учиться быть заботливыми.    Беззаботный человек всегда причиняет вред и боль – ненамеренно, а просто по небрежности.    Для того чтобы проявить заботу, не так уж много нужно — слово ободрения, когда у кого-то не­приятности, немного нежности, когда другой выглядит печальным, вовремя прийти на помощь тому, кто устал. Дети должны учиться приносить пользу родителям и друг другу.    Они могут это сделать, не требуя излишне­го внимания, не причиняя другим забот и беспокойства из-за себя.     Как только они немного подрастут, детям следует учиться полагаться на себя, учиться обходиться без помощи других, чтобы стать сильными и независи­мыми».

Много внимания Императрица уделяла отно­шениям между детьми.    Царская семья была очень дружной, все проявляли друг к другу внимание и искреннюю заботу.    Именно крепкая дружба и сплочённость помогала выстоять семье в тяжёлые времена.

Императрица с дочерьми и Алексеем 1907 г.

Из дневника Александры Фёдоровны: «Меж­ду братьями и сёстрами должна быть крепкая и нежная дружба.    В наших сердцах и нашей жизни мы должны беречь и растить всё красивое, ис­тинное, святое.    Дружеские связи в нашем соб­ственном доме, чтобы они были глубокими, ис­кренними и сердечными, должны формировать родители, помогая сблизиться душам.     Нет в мире дружбы чище, богаче и плодотворнее, чем в семье, если только направлять развитие этой дружбы.    Молодой человек должен быть более вежливым со своей сестрой, чем с любой другой молодой женщиной в мире, а молодая женщи­на, пока у неё нет мужа, должна считать брата самым близким в мире для неё человеком.     Они должны в этом мире охранять друг друга от опас­ностей и обманных и гибельных путей».

«Каждая преданная сестра может оказать та­кое сильное влияние на своего брата, которое будет вести его, как перст Господа, по верной жизненной дороге.    В своём собственном доме, на собственном примере покажите им всю возвы­шенную красоту истинной благородной женствен­ности.    Стремясь ко всему нежному, чистому, свя­тому в божественном идеале женщины, будьте воплощением добродетели и сделайте добродетель для всех настолько привлекательной, чтобы порок у них всегда вызывал только отвращение.     Пусть они видят в вас такую чистоту души, такое благородство духа, такую божественную святость, чтобы ваше сияние всегда охраняло их, куда бы они ни пошли, как защитная оболочка или как ангел, парящий над их головами в вечном благословении.     Пусть каждая женщина с помощью Божией стремится к совершенству…    А братьям, в свою очередь, следует охранять сестер».

Один из главных секретов успеха в воспитании был прост: отец и мать принимали своих детей, столь непохожих друг на друга такими, какими их сотворил Бог, не пытаясь «уровнять» детей или в чем-то переломить их нрав.     Александра Федоровна понимала жизнерадостность юности и никогда не сдерживала девочек, если они шалили и смеялись (М.Кравцова)

Христианские принципы жизни царской четы ста­новились принципами воспитания детей: «Мы всегда должны думать о том, чтобы наша помощь другим при­носила им какую-то пользу, учила их чему-то, изменяла к лучшему характер, делала их мужественнее, сильнее, искреннее, счастливее.    В мире много людей, впавших в отчаяние, и мы должны иметь сказать им слово на­дежды или сделать доброе дело, которое выведет их из безысходности и даст силы вернуться к радостной, полной жизни.    Любовь — это самое великое в мире.    Мы должны стараться, чтобы все, что мы делаем, вся наша жизнь были на благо другим людям.    Мы должны так жить, чтобы никому не навредить, чтобы наша жизнь служила примером для других...  Даже то, что нам не нравится, мы должны делать с любовью и тщанием, и перестанем видеть то, что было нам неприятно.     Мы должны оказывать помощь не толь­ко, когда нас об этом попросят, но сами искать случая помочь…      Наш Господь хочет от нас, чтобы мы не предавали доверия.     Верность — великое слово.    Наполните любо­вью свои дни. Забудьте себя и помните о других.    Если кому-то нужна ваша доброта, то доброту эту окажите немедленно, сейчас.     Завтра может быть слишком позд­но.     Если сердце жаждет слов ободрения, благодарности, поддержки, скажите эти слова сегодня.    Беда слишком многих людей в том, что их день заполнен праздными словами и ненужными молчаниями, что они откла­дывают на потом свою заботу о ком-то.    Мы не можем достаточно ясно представить себе, что многие вещи, если не сделать их сейчас, не следует делать вообще.    Не укло­няйтесь от своих обязанностей, какими бы они ни были неприятными.     Невыполненный долг в этот день оставит чувство пустоты, а позднее придет чувство сожаления.    Делайте что-то нужное в каждый момент своей жизни.    Каждый день, когда мы делаем что-нибудь хорошее в верности своей Христу, возвышает нас и устанавливает более высокую планку для нашей судьбы.

Любовь не вырастает, не становится великой и со­вершенной вдруг и сама по себе, но требует времени и постоянного попечения...

Всегда любить — это долг» (царица-мученица Алек­сандра Феодоровна).

Источники - 1. Боханов А.Н. "Святая царица". - М.: Вече, 2006.- 304с., илл.

2. Кравцова М. Воспитание детей на примере святых царственных мучеников. - М.: Вече, 2013. - 208 с.

3. Покаяние спасёт Россию. О Царской семье. /Сост. Т.Н. Микушина, О.А. Иванова, Е.Ю. Ильина.– Омск:  Издательский Дом «СириуС», 2013. – 264 с., цв. и ч.-б. илл.

4. Буксгевден С.  Венценосная мученица. - М.: Русский Хронографъ, 2010. - 528 с.