Публикация Светланы Линс 

Глава 9. «Гуманитарная помощь в полном смысле этого слова». 

Я вернулся в Киль, и через несколько месяцев оказался в городе Могилеве, в Беларуси. Был приглашен сопровождать гуманитарный груз, как переводчик. В то время, в 1991 году, в Шлезвиг-Гольштейне было очень мало русских, которые говорили бы одновременно на русском и немецком — попасть на жительство в Германию было для них нереальным делом. Так вот, мы везли подарки для детей, пострадавших от чернобыльской аварии.Как только мы приехали, нас, конечно же, приняли на самом высоком уровне. Мы удивлялись щедрому столу – все было заставлено тарелками с салатами, колбасой и красной рыбой. А мы-то думали, что едем помогать голодающему и погибающему от радиации народу. Тут же стояли бутылки водки, но никто из нас особо не пил, так как мы все по очереди сидели за рулем, и ответственность за груз была большой. Пикник был устроен на природе, на опушке леса. Мы измерили там радиационный фон – он был в пределах нормального, могилевский район лишь частично пострадал от радиации.Привезенный нами гуманитарный груз на следующий же день после прибытия стал куда-то исчезать. Администрация Могилева говорила нам, что это все идет особо нуждающимся людям, которых мы и в глаза не видели. Но Могилев – город небольшой, и до нас быстро дошли слухи о том, что гуманитарная помощь «перекочевывала» в частные руки, а оттуда – на вещевые рынки. Убедиться в достоверности этой «неофициальной» информации не составило для нас особого труда. Тогда мы приняли решение нашей небольшой командой, что оставшийся груз мы сами развезем детям по детским домам, интернатам и школам Могилева и области.Надо сказать, что после случившейся трагедии в Чернобыле, вся Германия приняла участие в помощи пострадавшим людям. Почти каждая семья собрала небольшой подарок, в котором были практически новые вещи — шоколад, детские игрушки, одеяла, подушки, постельное белье и пр. Люди приносили все аккуратно упакованное и украшенное красивой оберточной бумагой. И в это было вложено столько человеческого сострадания и душевного тепла, что мы просто не могли допустить того, чтобы все это пропало или было продано на вещевых рынках. 

 
Публикация Светланы Линс 
 

Все эти события, развод с семьей и смерть матери, перевернули всю мою душу — я уволился с работы и уехал к своему приятелю в Москву. Мне казалось, что я начну там новую жизнь, и все, что произошло со мной уйдет, как дурной сон. Но мои надежды устроить свою жизнь на Родине не оправдались. Я так и не смог привыкнуть к жизни в России – многое мне казалось странным. Почему, например, ступеньки в подъезде, где я жил, почти разрушились, и люди равнодушно перешагивали через них? Я купил цемент, взял шпатель и устроил все так, как надо.Но почему-то соседка сказала Андрею, у которого я жил: «Смотри, Андрюха, чей-то там твой немец изгаляется». Многие выражения русского языка мне были непонятны. Поэтому я пошел на Тверской бульвар, встал возле памятника Пушкину и слушал, как общаются русские мужики между собой – и ничего не мог понять! Я записал некоторые из услышанных на площади слов в свою книжечку и вечером показал Андрею – тот почему-то от хохота чуть на пол не упал… Так я познакомился с народным наречием под названием «мат».Оказывается, почти все мужчины и даже женщины в Москве употребляли выражения, которые никогда не произносили ни моя мать, ни бабушка, ни мой второй отец. Я все это скрупулезно перевел на немецкий язык – теперь я был вооружен! Однажды я даже вставил одно из записанных слов «не пи…и» в разговоре с одним русским и, мне кажется, после этого он меня сильно зауважал. Свой в доску, значит!Конечно, я пишу об этом с хорошей долей юмора! На самом деле, мне очень жаль, что великий русский язык безвозвратно исчезает. И вместо него появляется какой-то уродливый эрзац, проникший, как я полагаю, в речь из тюремного жаргона – но такое было время! Многие в России сидели в тюрьмах, там был свой порядок и словарный строй – и это все «выплыло» на поверхность… к сожалению.Мой приятель Андрей и его жена в то время, когда я у них гостил в Москве, работали в газете журналистами. Однажды Андрей повез меня на Рублевку, чтобы показать дома «новых русских» и, если удастся, их самих. Дома действительно поразили меня своим размахом и какой-то безвкусицей одновременно. Андрей предупредил меня: «Если кто-то выйдет из домов, ты не гляди на них, а как будто ты тут прогуливаешься…» Но, когда из одного из домов вышел охранник и сделал угрожающие жесты в нашу сторону – мол, проходите, не задерживайтесь, — я чуть не обмер от какого-то непонятного чувства – я не думал, что увижу такое злобное и уродливое лицо! «Батюшки-светы! – почему-то воскликнул я в душе. — А где же русские люди? Куда они все подевались?» 

 
Публикация Светланы Линс 

Глава 5. «Как я стал доктором Моллем» 

Не найдя никого из родственников в Ноймюнстере, я нашел более-менее сухой подвал, натаскал туда тряпок, валявшихся под грудой кирпичей, и соорудил из них великолепную постель. Она казалась мне самой уютной постелью в мире, так как до сих пор я спал в лесу, как дикий зверь, скрываясь от людского глаза – теперь же уснул, как убитый! 
После долгих скитаний я вернулся туда, где прошла моя юность. И хоть моей сестры Татьяны, ее мужа и детей я не нашел – на душе у меня было почему-то спокойно. С ними все должно быть в порядке! Почему-то я был в этом уверен – как оказалось впоследствии, так оно и было. Они уехали всей семьей на остров Зюльт на севере Германии и там, в идиллии, в своем домике, переживали трудные времена… 
Рано утром, когда только первые лучи солнца стали проникать из-за свинцовых туч, я продолжил свой путь в Киль. В городе я был уже через четыре часа, так как ноги сами бежали домой. Шел я и бежал лесными дорожками. Не объяснить мое возбуждение по поводу скорой встречи с моими родными! Прибыв в город, я не узнал Киль – так он был разрушен! Наша улица лежала под грудой камней и кирпичей – почти все жилые дома разбомбили англичане и американцы (Киль, ведь, город стратегический – здесь строили и строят подводные лодки, яхты и корабли всякого рода, поэтому наши противники в первую очередь разрушали верфи и военные базы). 
Везде царил хаос, но наш дом каким-то чудом остался не разрушенным – только крыша полностью провалилась внутрь дома. Позже мне сказали, что бомба влетела, проломив крышу, в дом и…не взорвалась. Может быть, ее остановили тяжеленные старинные книги и альбомы марок, которые собирал и лелеял мой отчим. А может, «помогло» и то, что мои мама и бабушка сидели в подвале, держа перед собой икону Казанской божьей матери и молились… 
Как бы то ни было, наш дом и два соседних сохраняют и по сегодняшний день тот стиль архитектуры, который был задуман в 1900 году, и люди с восхищением смотрят на них , проходя по Дювельсбекер Вег. 

 
ПУБЛИКАЦИЯ СВЕТЛАНЫ ЛИНС 

Вступительное слово редактора 

Судьбы русских эмигрантов первой волны и по сей день вызывают к себе неподдельный и устойчивый интерес. Перелистывая страницы жизни целого пласта российского общества, выброшенного революцией за пределы отчизны, мы не только открываем для себя новые подробности и факты неизвестной нам истории, но и постигаем внутренний мир этих людей. И, в первую очередь, их благородство, душевную щедрость и безусловную любовь к Родине, сохраненную в сердце, независимо от того, как жестоко она с ними обошлась. 
Сегодня я с огромным удовольствием и глубоким трепетом представляю Вашему вниманию воспоминания Александра Молля, российского эмигранта первой волны, живущего в Киле (Германия). Читая его воспоминания, еще раз убеждаешься в том, что главная ценность любого общества – творческий потенциал людей, его составляющих, и возможность этот потенциал реализовать. Жаль, что такие люди были вынуждены покинуть Россию, чтобы уцелеть. А многим из них эмигрировать не удалось, их истребили… 
На мой вопрос, что подвигло Александра взять на себя такой нелегкий труд, в том числе и душевный, — писать эти воспоминания, он ответил: «С возрастом человек возвращается в мыслях туда, где он родился. Для меня это – моя родная Александровка, что неподалеку от нынешнего города Кирова. А я — один из тех романтиков, который не разочаровался в России, а сохранил свой язык, свою русскость, несмотря на столь малый возраст, в котором был привезен в Германию в 1927 году. Вся моя семья, пережив революцию 1917 года, изгнание из Родины, лишение заводов и фабрик, Вторую мировую войну, всегда надеялась вернуться В Россию. И мои воспоминания — это желание того, чтобы следующие русские эмигранты не забывали свою Родину, сохраняли свою культуру, язык, находясь за границей, передавали ее, своим детям.» 
Должна также отметить, что воспоминания Александра Молля смогли увидеть свет при активном содействии и помощи его жены, Натальи Молль, в подготовке этой рукописи к публикации. Особая благодарность ей за это. 

Итак, читайте воспоминания (10 глав) Александра Молля: