Публикация Светланы Линс 
 

 

Все эти события, развод с семьей и смерть матери, перевернули всю мою душу — я уволился с работы и уехал к своему приятелю в Москву. Мне казалось, что я начну там новую жизнь, и все, что произошло со мной уйдет, как дурной сон. Но мои надежды устроить свою жизнь на Родине не оправдались. Я так и не смог привыкнуть к жизни в России – многое мне казалось странным. Почему, например, ступеньки в подъезде, где я жил, почти разрушились, и люди равнодушно перешагивали через них? Я купил цемент, взял шпатель и устроил все так, как надо.Но почему-то соседка сказала Андрею, у которого я жил: «Смотри, Андрюха, чей-то там твой немец изгаляется». Многие выражения русского языка мне были непонятны. Поэтому я пошел на Тверской бульвар, встал возле памятника Пушкину и слушал, как общаются русские мужики между собой – и ничего не мог понять! Я записал некоторые из услышанных на площади слов в свою книжечку и вечером показал Андрею – тот почему-то от хохота чуть на пол не упал… Так я познакомился с народным наречием под названием «мат».Оказывается, почти все мужчины и даже женщины в Москве употребляли выражения, которые никогда не произносили ни моя мать, ни бабушка, ни мой второй отец. Я все это скрупулезно перевел на немецкий язык – теперь я был вооружен! Однажды я даже вставил одно из записанных слов «не пи…и» в разговоре с одним русским и, мне кажется, после этого он меня сильно зауважал. Свой в доску, значит!Конечно, я пишу об этом с хорошей долей юмора! На самом деле, мне очень жаль, что великий русский язык безвозвратно исчезает. И вместо него появляется какой-то уродливый эрзац, проникший, как я полагаю, в речь из тюремного жаргона – но такое было время! Многие в России сидели в тюрьмах, там был свой порядок и словарный строй – и это все «выплыло» на поверхность… к сожалению.Мой приятель Андрей и его жена в то время, когда я у них гостил в Москве, работали в газете журналистами. Однажды Андрей повез меня на Рублевку, чтобы показать дома «новых русских» и, если удастся, их самих. Дома действительно поразили меня своим размахом и какой-то безвкусицей одновременно. Андрей предупредил меня: «Если кто-то выйдет из домов, ты не гляди на них, а как будто ты тут прогуливаешься…» Но, когда из одного из домов вышел охранник и сделал угрожающие жесты в нашу сторону – мол, проходите, не задерживайтесь, — я чуть не обмер от какого-то непонятного чувства – я не думал, что увижу такое злобное и уродливое лицо! «Батюшки-светы! – почему-то воскликнул я в душе. — А где же русские люди? Куда они все подевались?» 

«Да разве ж это люди?» – усмехнулся моей наивности Андрей… Кстати, он давно собирался вместе с семьей уехать в Германию. Но доказательств того, что его дедушка был немцем, у него не было – на работу в Германию он устроится не мог, так как его немецкий был не совсем хорош… Короче, никаких оснований остаться в Германии у него не было. И вот, через какое-то время, когда я уже уехал из Москвы, раздается звонок в дверь и на пороге стоят… Андрей со своей женой и маленькой дочкой.Оказывается, им удалось бежать из России через Финляндию (это было в 1990 году – уже можно было ездить за границу, но не всем давали визу) и теперь они полагали каким-то образом остаться у меня, в Германии. Я, конечно же, приютил их в небольшой квартирке, которая пустовала в моем доме, помог им писать письма во все инстанции – приходило много безразличных, канцелярских ответов и все они были на одну тему – Андрей с семьей должен вернуться обратно в Россию! За время ожидания у Андрея родилась еще одна дочка Лиза, он успел подучить немецкий и английский, подрабатывал, где мог, по-черному. В отчаянии он написал письмо в посольство Канады и неожиданно получил положительный ответ – они могут получить в Канаде вид на жительство!Так, я каким-то образом помог советской семье адаптироваться на Западе и найти там свой кров. Через 19 лет Андрей и Лиза приезжали ко мне в гости. По всему было видно, что они уже были настоящими канадцами. О Москве никто из них не вспоминал.Только вот я мысленно все время возвращаюсь в наш заснеженный дом в Александровке – по большей части, в своих снах. Мне кажется, я бы ни за что не убежал от этой красоты… хотя это, конечно же, мои иллюзии. Той России, в которой я жил, уже больше не существует, и Андрей показал мне обратную сторону медали…Итак, после трех месяцев пребывания в Москве, я вернулся в свой Киль, но все чаще стал ездить в Россию как турист и предприниматель. Я решил заняться бизнесом, как мои отец и дед, способствовать сближению двух близких друг другу народов. Но вот беда! Куда бы я не прилетел, даже в такой малоизвестный город с труднопроизносимым названием Сыктывкар, ко мне сразу же приставляли человека, который сопровождал меня повсюду.Однажды я обхитрил представительницу властей, которую ко мне приставили, и скрылся незаметно с ее поля зрения – мне не нужен был посредник, так как я и сам прекрасно говорил по-русски и мог договориться с людьми без всякого переводчика и наблюдателя. Вечером, когда я возвратился в гостиницу, ее чуть кондрашка не хватила – она должна была пасти «немца» и вдруг его упустила! Мне было даже жаль на нее смотреть – как она расстроилась! «Где же вы были?» — кинулась она ко мне с упреками – Вы же знаете, как опасно ходить одному по городу! Вы же — иностранец, и я отвечаю за вас головой!»Я ехидно смотрел на нее и думал: «Как изменила советская власть этих женщин! Какие они стали мужественно-начальственные и в то же время жалкие и запуганные! В ней даже нет никакого кокетства. Наверное, если бы я предложил ей пойти со мной в номер, ее бы уволили с работы…» Так я изучал мою Россию уже совсем с другой стороны. 

Конечно же, когда я ездил в Россию, я собирался посетить мою родную Александровку, которая, как выяснилось, уже не существовала и была поглощена большим поселком городского типа под названием Думиничи. Также побывал я и в нашем Апрелевском заводе грампластинок под Москвой.Когда я приехал в Думиничи, меня охватило какое-то невероятное душевное волнение, как будто из одного из домов может выйти мой отец и сказать: «Ну, Сашка, долго же мы с тобой не виделись!» Но это были только мои фантазии… Вместо «явления отца» я увидел старушку, сидевшую на лавочке возле полуразваленного дома, и обратился к ней: «Где здесь была раньше усадьба Моллей?» Она в ответ махнула рукой куда-то вглубь деревни, и я пошел искать наш дом. 

То, что я нашел, были лишь остатки фундамента, поросшие густой травой, и что-то вроде заброшенного колодца — у нас вода была проведена прямо на кухню… Я долго стоял в задумчивости и смотрел на камни, как будто они могли заговорить… Мое оцепенение прервал худенький старичок, который подошел ко мне и спросил: «Неужто сам Молль приехал?» Я посмотрел на его тщедушную фигурку, облаченную в неказистую сильно поношенную одежду, на сморщенное личико, но, как не силился, мне не удалось узнать в нем кого-то из его предков. «А ты что, меня признал?» — поразился я.«Как же, барин, не признать! Вы — точная копия вашего батюшки!» — тут он замялся и попросил меня сходить в сельский магазин и купить бутылочку, чтобы выпить за встречу, мол, пенсию еще не скоро дадут. Мол, он так рад, так рад нашей встрече, что без бутылки тут никак не обойтись. Ну, я сходил и был удивлен скудости товаров, которые лежали на почти оголенных полках в магазине. Надо сказать, запах там был особенный — пахло селедкой, хлебом и какими-то специфическими конфетами, такие можно встретить только в России.Когда я вернулся с бутылкой водки, буханкой хлеба и конфетами (колбасы я в продаже не увидел), то старичок деловито взял бутылку и начал пить прямо из горла. Чем немало меня удивил, так как я еще не видел, чтобы водку пили, как лимонад. Потом деловито предложил отпить и мне – я отказался пить, и, поблагодарив его, отдал ему хлеб с конфетами. Сам же, сделав несколько фотоснимков, пошагал в сторону автобусной остановки… 

Тяжелое и тревожное чувство плотно охватило мою душу – будто я побывал на похоронах какого-то очень хорошего человека, несвоевременно умершего. И этим «человеком» была прежняя Россия. Меня потрясли те разительными перемены, которые невольно бросились мне в глаза в сопоставлении «того» времени и настоящего. Сейчас в деревне жили, как мне показалось, одни старики, а тогда это село было полно молодежи. Это была даже не деревня, а цветущий сад! Сюда было не стыдно приглашать даже особ, которые служили при императоре Николае Втором, как это делали мои дедушка и отец. Сейчас от литейного завода, возле которого сосредотачивалась основная жизнь поселка, остались одни руины. 

В деревне нет нормальной дороги, нет никакой работы, кроме поддержания огородов пенсионерами, чтобы не заросли бурьяном, но и это не всегда им удается. С невыразимой грустью и болью, переполнявшей мою душу, шел я по пыльной деревенской дороге, вспоминая – сколько лет я мечтал вернуться сюда! Моя деревня снилась мне по ночам, и я ее возносил в своих грезах – мечта была сладкой, как пасхальный пряник! Теперь же в душе было одно разочарование… Моя мама уже никогда больше не увидит тех мест, где родились трое ее детей, где она была любимой женой и где прошли ее лучшие, молодые годы.Из поселка Думиничи я отправился в Москву – меня сопровождал на своей машине один мой старый знакомый, отставной военный, русский офицер. Он был и шофером, и телохранителем и человеком, который мог подсказать мне, как поступать в том или ином случае. Иностранцу, который один путешествует по России, приходилось в те времена очень трудно! Надо было знать, где обменять валюту, чтобы тебя не обманули и потом не проследили и не ограбили, как было, например, с моим сыном  в его первое путешествие по России.Откуда ему было знать, что очаровательная девушка, которая заговорила с ним в ресторане и просила проводить ее до дома, была обыкновенной наводчицей, и мой бедный сын вернулся в отель, где я его ждал, без денег и с разбитым лицом. Жаловаться было некому! Милиция, увидев, что мы иностранцы, даже и не думала разыскивать грабителей…Расположившись в одном из московских отелей, я отправился наутро в Апрелевку, чтобы поговорить с директором фабрики граммофонных пластинок. Меня встретили очень холодно, и первым делом директор спросил: «Имеете ли вы документы на фабрику как наследник?» Я сказал: «Все документы, подтверждающие, что Молли являются наследниками фабрики, хранятся в Московских архивах». На что директор коротко ответил: «Вот и отправляйтесь в архив за вашими документами». На этом он простился со мной, сославшись на занятость. У него почему-то было злое и вместе с тем испуганное лицо…Конечно же, ни в какие архивы меня, иностранца, не пустили. Моему брату Георгу Моллю удалось за приличные деньги раздобыть копии документов на владение фабрикой, но это тоже не принесло никакого результата. Шла перестройка. Некоторые воспользовались этим хаосом и прикупали недвижимость в Москве и Московской области за бесценок. Так и Апрелевка была поделена между мафиозными структурами, и борьба между ними идет и до сих пор. Если не за здание, уже пришедшее в негодность, то за огромный участок земли, который имеет миллионную стоимость, и близость Москвы увеличивает эту стоимость с каждым годом… Если бы знал об этом мой дед… 

Окончание. Главы 9 и 10 читаем - http://www.liveinternet.ru/users/olga-777/post276179743/

«Александр из Александровки. Воспоминания эмигранта первой волны»