ИЗ ПИСЕМ ПРЕПОДОБНОГО АМВРОСИЯ ОПТИНСКОГО

Спас на престоле с предстоящими Михаилом и Ксенией Тверскими

"Если есть на земле утешение и радость, то это в пустынном безмолвии. Люди отлучают нас от Бога, а пустыня приближает к Нему". 

Православие в Болгарии со стороны понять очень трудно. С одной стороны, каждый русский турист или паломник с радостью, как и в любой православной стране, откроет для себя, что богослужение совершается на таком родном церковно-славянском языке. Но не во всяком храме можно причаститься, даже в воскресный день, в самых больших монастырях едва ли больше 10 монахов…

Монашество - это на всю жизнь.
- Батюшка, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к вере?
- Я родился в православной воцерковленной семье. Мама воспитала меня в православной вере. С детства она не просто водила меня в церковь, а приобщала к церковным таинствам, к духовной жизни. Мы старались всей семьей часто причащаться - и не только в Великий, Рождественский посты, но и вне пощений.
После школы я решил поступить в Духовную семинарию.
- А как Ваши сверстники относились к тому, что Вы ходите в храм, да еще и в Семинарию решили поступать?
- Нормально, и даже с уважением. Спрашивали, у кого какие были вопросы, о церковной жизни. А я старался по мере возможности отвечать.
- Батюшка, а почему именно монашество, а не белое духовенство? Значит, это призвание?
- Я родился в Молдавии, а народ там православный и отношение к Православной Церкви у него хорошее. После школы я поступил в Кишиневскую Духовную семинарию, которая находится на территории Свято-Вознесенского Ново-Нямецкого Кицканского мужского монастыря. И это очень повлияло на мой выбор. Наблюдение монашеской жизни вблизи сыграло свою роль - я укрепился в своем желании посвятить всю жизнь служению Богу.
Я думаю, что неправильно говорить, что это призвание некоторых. Все мы призваны Богом, и Он всех нас призывает к Себе. Все зависит от того, кто отзовется на этот призыв Божий.
- А как Ваши родители приняли Ваш выбор?
- И мама, и папа нормально отнеслись к этому. Правда, мама переживала, что я был еще молод. Мне было восемнадцать лет, когда я стал послушником. Единственный совет ее был, чтобы я не торопился с принятием монашеского пострига: "Не торопись, потому что монашество - это на всю жизнь. Это ни на день, ни на два, ни на год, на всю жизнь."
Православие в Болгарии
- Батюшка, расскажите пожалуйста, как Вы оказались в Болгарии?
- После того, как я закончил Кишиневскую духовную семинарию, мой научный руководитель предложил мне обучаться в Болгарии, в Софии, на Богословском факультете.
- Почему в Болгарии, а не в Киеве или в Москве?
- Желающих обучаться в Москве, в Киеве, в Троице-Сергиевой Лавре было много, а поступить в Московскую духовную академию очень сложно. В Болгарию меня бы направили по обмену, то есть я бы учился на Богословском факультете в Софии без поступления. Также мне была очень интересна эта православная страна.
- Болгария похожа на Молдавию?
- Нет, не похожа. Потому что болгары - это славяне, а молдаване принадлежат к другой группе - к романской. Румыны и молдаване похожи между собой по традициям и обычаям, а болгары и молдаване - в вере православной.
- Скажите, пожалуйста, а что Вы думаете делать после окончания обучения на Богословском факультете в Софии?
- Конечно, пути Господни неисповедимы, но думаю вернуться в Молдавию, преподавать в Духовной семинарии или в Духовной академии. Если будет возможность преподавать в светском учебном заведении, конечно же, с удовольствием воспользуюсь ею.

- Когда Вы приехали в Болгарию, что Вас поразило? Есть ли отличия в вере? Многие отмечают, что в Болгарии происходит оскудение веры. Так ли это?
- Да, на самом деле это так. Во-первых, удручающая картина в воскресные и в праздничные дни - храмы в Болгарии полупустые. Нет такой церковной жизни, которую я видел в Молдавии, на Украине, в России, в Греции, в Сербии. Здесь как-будто духовное омерщвление .
- А почему это, на Ваш взгляд, происходит?
- Я искал ответы на этот вопрос, но ответить на него очень трудно. Нужно хорошо знать специфику болгарского народа, менталитет, историческое прошлое.
- Возможно, сказывается зависимость от Турции в течение нескольких столетий?
- Я думаю, что нет. Под турецким владычеством были и греки, и сербы. Но в Сербии и Греции храмы в воскресные дни заполнены до предела.
- В советское время были ли гонения на православных в Болгарии?
- Да, в те времена были. Но не такие, как, скажем, в СССР. Почти ни одного храма в Болгарии не было разрушено. То есть все церкви, все монастыри сохранены. Не было гонений против священнослужителей, против православных. Коммунистический режим в Болгарии довольно лояльно относился к Православной Церкви. Единственный случай, это убийство архимандрита Бориса в Благоевоградской епархии одним ревностным коммунистом. Но это - исключение.
- Батюшка, а молодежь приходит в храм?
- Приходит, но только чтобы зажечь свечку, перекреститься, попросить священника прочитать молитву о здравии.
- А как Вы относитесь к тому, что болгарские прихожанки не носят платков?
- Я думаю, что в каждой православной стране есть свои традиции, свои обычаи. Если в России православные женщины носят платки, то здесь, на Балканах – нет. Почему я говорю на Балканах? Потому что платками не покрывают голову не только женщины Болгарии, но и Греции, Сербии. Это местная традиция – ходить женщинам в храм без головных уборов, без платков. Думаю, не нужно русским туристам, паломникам возмущаться по поводу того, что болгарки не носят платков. Это же их традиция.
- Батюшка, очень многие русские паломники удивляются, почему в болгарских храмах на литургии не всегда причащают. Почему так бывает?
- Да, это проблема в Болгарии. Потому, что в турецкий и в царский период, в период коммунизма люди очень редко ходили в храм и очень редко причащались. Да и в России в советский период православные тоже не всегда имели возможность принять Святых Христовых Таин. Обычно ограничивались причастием несколько раз в году, в том числе в Великий пост. Сейчас же мы замечаем перемены в православной жизни России - духовное возрождение, воцерковление многих. Люди ходят в храм, причащаются часто, чуть ли не каждое воскресенье. А в Болгарии имеется негласное учение, что православные должны причащаться не более четырех раз в год, то есть во время постов. К сожалению, эту точку зрения поддерживают многие священнослужители, архипастыри Болгарской православной Церкви. Хотя мы не находим ни в Священном писании, ни в учениях святых отцов подтверждения того, что православные христиане должны причащаться только четыре раза в год.
Несмотря на то, что и Вы, и я заметили омерщвление духовной жизни в Болгарии, как бы отсутствие церковной жизни, нужно признать, что это - святая земля, здесь чуть ли не на каждом шагу святыни. В этой небольшой стране насчитывается около пятисот православных монашеских обителей. Представляете?
- И все действующие?
- Да, все монастыри действующие, но, к сожалению, полупустые. Самый большой Ставропигиальный монастырь в Болгарии - Рыльский, насчитывает… одиннадцать монахов. Он считается самой большой болгарской обителью. В Болгарии в самом деле очень много святынь и святых – это преподобный Иоанн Рыльский – покровитель болгарской земли, святой Климент Охридкий, святой равноапостольный князь Борис, царь Петр, Преподобная Параскева и многие другие. И мы верим, что молитвами этих святых угодников Божиих и на Болгарской земле произойдет духовное возрождение.

Игумен Лонгин (Чернуха): Люди в черном.

Православие — монахолюбивая религия. Монахи окружены ореолом таинственности, уважения и преклонения. Но что происходит внутри этого ореола? В чем состоит подвиг монахов? Как они строят отношения с другими людьми? Смотрят ли они телевизор? Об этом и многом другом мы расспросили игумена Лонгина (Чернуху), насельника Киево-Печерской Лавры.
Есть такой стереотип: в монастырь уходят от несчастной любви, от разочарования в жизни, от разбитых надежд — в общем, убегают от действительности. Что на это можно ответить?

Я думаю, что такой стереотип сложился под влиянием романтизма. Этому направлению этической и философской мысли в европейской культуре в XVIII-XX веках присущ некий драматизм и страстность, вообще крайности человеческой натуры. Как правило, последователи романтизма плохо понимали духовную сущность монашества. Оно воспринималось ими трагично, и ему противопоставлялась полная ярких красок и приключений жизнь. А уход в монастырь — это была своего рода смерть человеческих надежд, в лучшем случае окруженная ореолом загадочности и печали.

На самом деле в православной традиции правильное отношение к монашеству заключается в ясном понимании того, что это путь постоянной внутренней борьбы, преодоления своего эгоизма. Это очень динамичная внутренняя жизнь, своего рода подвиг. И тут скучать не приходится. Я не говорю об отклонениях в духовной жизни, например, когда человек впадает в уныние.

Правда, не могу и уверять в том, что в монастыре никто не может оказаться именно по тем причинам, которые Вы перечислили. Человеческие истории бывают очень разными. Мне знаком случай, когда в Лавру пришел молодой человек из-за не сложившихся отношений с девушкой. Он в один миг оставил престижную работу и оказался в числе послушников, при этом ничего не зная о характере монастырской жизни. Парень изо всех сил старался добросовестно выполнять любое послушание, какое бы ему ни поручили, но со временем понял, что разлад в личной жизни не повод к уходу в монастырь. Сейчас он женился, у него замечательная жена. Но монастырский период своей жизни он вспоминает с благодарностью Богу. Все-таки он не впал в отчаяние из-за жизненной неудачи, не загулял, не запил, как это часто бывает в подобных ситуациях. В большинстве известных мне случаев монашество принимали по твердому убеждению в том, что в другом состоянии человек не сможет максимально послужить Богу и ближнему, во всей полноте раскрыться как христианин в исполнении Божественных заповедей. Такое внутреннее убеждение трудно описать и выразить словами. Но это не эмоции, а именно осмысление, определение себя в этой жизни.





Нет ли соблазна за своим стремлением к монашеской жизни усмотреть некое избранничество, посчитать себя особенным, богоизбранным?

Соблазн есть. Никто полностью не застрахован от самообольщения и глупости. Но тут надо понимать, что все христиане уже избранники Божьи. А это избранничество дает не столько привилегии, сколько ответственность и обязанности. И еще нужно помнить, что «сила Божия в немощи совершается», что «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».

Что обещает монах при постриге?

Монах дает обет нестяжания, послушания и целомудрия. Нестяжание — это преодоление любви к материальному, к неге и роскоши, смирение плоти, умение довольствоваться малым. Послушание — это приобретение смирения через послушание настоятелю, духовнику и братии, это преодоление своего «Я», приобретение внутренней тишины и мира. Целомудрие проявляется в телесной чистоте, чистоте мыслей и чувств, отсутствии лжи и лицемерия, великодушии и благородстве.

Чем подвиг монаха отличается от подвига любого христианина, ведь, по большому счету, нестяжание, послушание и целомудрие заповеданы всем христианам?

В идеале в монашеской жизни этот подвиг усиливается, приобретает особую остроту. В народе существует такая поговорка: «Свет монахам — Ангелы, а мирянам — монахи». Кажется, это точное определение разницы между монахами и мирянами.

«Умереть для мира» за одну ночь, наверное, невозможно. Умирать приходится всю жизнь?

Нужно учиться умирать. И для этого может понадобиться вся жизнь. Помните историю, когда в монастыре умирал один старец высокой духовной жизни? Лежа на смертном одре, он проливал слезы. Братия с недоумением спросила, отчего старец так скорбит, ведь всю свою жизнь он провел в покаянии. На это старец ответил: «Я еще и не начинал каяться»…

В чем состоит подвиг послушания? Возможно ли послушание в наши дни?

В наши дни послушанию учиться сложно, потому что мало опытных духовников. Но и послушники очень слабы. Говорят, что если бы были послушники, то были бы и старцы. Для послушания необходимы глубокая вера в Бога, сила воли, терпение, рассудительность и смирение. Другими словами — трудолюбие, добросовестность и скромность. Может ли быть послушание в наши дни? Да, может. И я знаю таких людей. Во всяком случае, в нашем монастыре они есть.

Святые отцы говорят не только о подвиге послушания, но и о добродетели рассуждения. Может ли монах сегодня быть в полном послушании у духовника, или все же должен рассудительно подходить к благословениям?

Если монах считает, что какое-то духовное лицо, к которому он обращается за советами и молитвами, действительно его духовник, то он должен быть у него в полном послушании. Если же отношения более условны, т.е. духовное лицо — просто мудрый и опытный советчик (это, кстати, может быть и сравнительно молодой священник или монах (монахиня)), то речи о полном послушании тут нет. Но хочу заметить, что послушание не исключает рассуждения. Просто в вопросе звучит противопоставление этих понятий. На самом деле и послушание требует рассуждения, и рассуждение без послушания не стяжаешь. Но в двух словах объяснить мне это сложно, да и у самого не хватает достаточного духовного опыта.

Зачем монаху менять имя? Зачем красивые черные одежды?

Иное имя и иные одежды должны служить монаху напоминанием об иной жизни, которую он принял. Одновременно это и напоминание другим людям о том, что есть такая иная жизнь. Конечно, тут может возникнуть гордыня, тщеславие, самолюбование. Но дьявол ведь всегда пытается все исказить, опошлить, испортить… Кроме того, форма организовывает и дисциплинирует, смиряет.





Книги, телевизор, интернет — допустима ли такая связь с внешним миром, от которого монах отрекся?

Все это способы передачи информации. Поэтому все зависит от содержания информации и целей ее получения. Если нарушаются этические нормы, то это вредно и греховно, и не только для монахов. Если же информация душеспасительна (а православный ресурс в Интернете достаточно богатый, существуют православные телеканалы и телепередачи, не говоря о книгах) — то почему бы ими не воспользоваться? Но, с другой стороны, монах может ограничиться лишь небольшим количеством книг, где изложены основы духовной жизни и вероучения. Священнический сан монаха, особенно если ему приходится общаться с интеллигенцией или работать с молодежью, обязывает к тому, что он должен много читать, ориентироваться в вопросах культурной и общественной жизни. В то же время глубокий духовный настрой, чувство такта, отеческая заботливость, простота и мудрость духовника бывают сильнее и убедительнее всех человеческих мудрований.

А музыка, кино? Отпуск?

Многое зависит от уровня духовного совершенства монаха и характера монастырской жизни. Думаю, что каждый монах должен стремиться к тому, чтобы утешать свою душу лишь псалмопениями и словами Божественных и святоотеческих писаний, а упокоение находить в стенах своей келии. Но иногда классическая музыка или хороший фильм могут помочь избавиться от уныния. Если под отпуском понимать возможность поправить свое здоровье или съездить в паломничество (что тоже может быть лекарством от уныния), то это вполне допустимо. Но при всем этом монах должен не забывать о скромности и воздержании.

Как монахи строят отношения с родителями, друзьями?

Однозначно ответить не могу, ведь разные бывают друзья и разное отношение родителей к выбору их детьми монашеского пути. Но хочу обратить внимание на то, что монах должен все-таки нести мир своим близким, утешая их добрым словом, проявляя терпение и любовь, насколько бы далеки они ни были от Церкви, и обязан о них молиться.

Но ведь не только близкие испытывают потребность в монашеском добром слове — сами монахи тоже люди. Имеют ли они право на душевные привязанности к родным людям?

В общении с родными или близкими людьми монах, конечно же, испытывает чувство привязанности к ним, но все-таки статус (и это не формальность, это важное условие монашеского подвига) требует определенного расстояния. Это не отчужденность и не пренебрежение. Это, скорее, духовная осторожность и деликатность, ведь родным или близким (а это могут быть не только родители, но и братья и сестры, дети, внуки) нужно помочь принять родного им человека в его другом состоянии. Зачастую это бывает сложно как для одной, так и для другой стороны. Но тут ничего не поделаешь: путь выбран, и надо по нему идти.

Видимо, существует несколько разных образов монашества. Одно дело — столичный монастырь: проповедь, миссионерство, мелькаешь в телевизоре, статьи пишешь. Другое — скит в непролазной глуши: картошка, капуста и козы. Возможно ли сразу определить свои склонности, чтобы потом не переходить из монастыря в монастырь? Или в такой перемене мест нет ничего плохого?

Не знаю, где больше требуется мужества в преодолении искушений и несении креста: за написанием статьи или чисткой картошки… Думаю, что какой бы труд ни приходилось выполнять монаху — пасти коз или выступать на телевидении — если он это делает ради ближних и ради Бога, то в любом случае будет духовная польза и для его души, и для других. Конечно же, выбирая монастырь, человек должен учитывать свои склонности, чтобы он в определенной мере соответствовал особенностям жизни этого монастыря. Например, горожанину будет тяжело приспособиться к условиям монастыря, который находится где-то в глубинке и уделяет много времени послушаниям на поле или в коровнике. Тут он просто физически может не потянуть. С другой стороны, монах, более привыкший к физической работе, может впасть в уныние, чувствуя за собой недостаток знаний и отсутствие дара слова, которые нужны в монастырях, расположенных ближе к городским центрам. Но это больше относится к монахам, облеченным в священнический сан. Я думаю, что если есть возможность, то хорошо бы монаху чередовать физический труд с умственным. А что касается «сразу определить», то, прежде чем принять постриг, человек проходит период послушания. За это время он должен разобраться и определить: подходит ему этот монастырь или нет, и вообще, годен ли он к монастырской жизни. Но если и появляется вопрос о перемене монастыря, то лучше решать этот вопрос с духовником, а самочинно не поступать.

А не лучше было бы устроить в православном монашестве ордена, как у католиков? Ученые сидели бы в библиотеках, милостивые благотворили, красноречивые проповедовали. Монахи спасали бы душу, служа своими талантами на благо Церкви, и не было бы такой неразберихи с призванием…

Монашеское призвание — это не решение вопроса, чем я буду заниматься в монастыре. Разве в католических монастырях не бывает у монахов проблем с прохождением выбранного ими пути? Монашеское призвание — это быть монахом. А монах должен выполнять ту работу, которая требуется для монастыря. Если же у него для этого есть подходящие способности, то это замечательно! А характер жизни монастыря складывается как-то сам по себе. Мне известно, что на Афоне в некоторых обителях монахи сочетают физическую работу с работой в библиотеке по переводу древних рукописей. Монастырь — это не рабочая организация, которая занимается определенной профессиональной деятельностью. Монастырь — это семья, в которой могут жить люди с разными дарованиями и талантами. Главное — чтобы они все стремились к Богу.

Беседовала Екатерина Ткачева

Бруни Николай Александрович. Свеченосица (В монастыре). 1891

 Михаил Нестеров. Великий постриг. 1898

Илья Репин. Галерея картин и рисунков художника - Монахиня. 1878

Маковский Константин Егорович. Молодая Монахиня.  Северо-Осетинский  худ. музей им. М.С. Туганова

Кустодиев Борис Михайлович. Монахиня . 1908

Павел Корин. Схимница из Вознесенского Кремлевского монастыря в Москве. 1933

В ночь с 27 на 28 октября 1910 года Лев Николаевич Толстой в душевном смятении тайно покинул Ясную Поляну. Уход Толстого сразу же оказался в центре внимания всего мира. "Вся европейская печать захвачена этим событием, а о русской и говорить нечего", - писала в те дни московская газета "Раннее утро".

Последнее испытание гения

Известно, что специального плана поездки у Толстого не было: все зависело от того, как сложатся обстоятельства. Покинув Ясную Поляну, Лев Николаевич и сопровождавший его личный врач Душан Петрович Маковицкий в 16 часов 50 минут прибыли в Козельск, откуда поехали в Оптину пустынь, где пробыли совсем недолго. На следующий день, 29 октября, в 6 часов вечера они отправились в Шамордино, где находилась основанная в 1884 г. оптинским старцем Амвросием Казанская Свято-Амвросиевская женская пустынь. Одной из монахинь этого монастыря была единственная сестра писателя Мария Николаевна Толстая.

Существует множество версий причин бегства Толстого из родного дома. Мария Николаевна расценила уход как последнее испытание, посланное Толстому Богом через самого близкого и дорогого ему человека - Софью Андреевну. Сестра всегда гордилась братом, искренне считала его человеком необыкновенным, и финал его жизни также виделся ей необыкновенным.

Дочь Марии Николаевны княгиня Елизавета Оболенская в своих воспоминаниях, описывая встречу брата и сестры, так передает атмосферу тех трагических дней: "В 1910 году я приехала к матери в монастырь поздней осенью. Она из наших писем знала о той драме, которая происходила в Ясной Поляне весь этот год и которая окончилась уходом и смертью Льва Николаевича. Конечно, все разговоры наши вертелись около этого предмета... Ждали мы долго; наконец, он пришел к нам в шесть часов, когда было уже совсем темно, и показался мне таким жалким и стареньким. Был повязан своим коричневым башлыком, из-под которого как-то жалко торчала седенькая борода. Монахиня, провожавшая его от гостиницы, говорила нам потом, что он пошатывался, когда шел к нам. Мать встретила его словами:

- Я рада тебя видеть, Левочка, но в такую погоду!.. Я боюсь, что у вас дома нехорошо.

- Дома ужасно, - сказал он и заплакал".

На протяжении многих лет Толстой утешал, как мог, любимую и не очень счастливую сестру, с готовностью приходил ей на помощь в трудные минуты, но теперь сам нуждался в ее утешении.

Брата и сестру объединяли не только кровные узы, но также нравственные, духовные устремления и религиозные искания. В их судьбах ярко выразилось страстное искание истины, духовного смысла жизни. Наряду с добротой и отзывчивостью обоим была свойственна прямота убеждений, не допускавшая никаких компромиссов.

В сложных и нередко мучительных философско-религиозных исканиях Толстой отошел от православия, подверг сомнению и критике основные церковные догматы, в то время как путь Марии Николаевны был иной: она все сильнее укреплялась в вопросах веры и последние годы провела в монастырском уединении - в покаянии и молитве. По религиозным вопросам между ними нередко возникали жесткие принципиальные споры, что, однако, способствовало не разладу, а более глубокому взаимопониманию, особенно в старости.

Толстой относился к сестре с неизменной любовью и уважением, часто за принципиальность и откровенность называл ее своей совестью. Маша стала прототипом Любочки в трилогии "Детство. Отрочество. Юность". Личная семейная драма Марии Николаевны - несчастливое замужество, уход от мужа, рождение внебрачного ребенка - отчасти напоминает сюжет романа "Анна Каренина".

[an error occurred while processing this directive]

Другой крест

Мария Николаевна родилась 7 марта 1830 г. и была моложе своего знаменитого брата на два года. Старшие братья - Николай, Сергей, Дмитрий и Лев - очень любили и баловали свою маленькую сестру. Но особенные отношения связывали ее со Львом.

"Дорогой друг мой, Машенька", - так всегда неизменно обращался он к Марии Николаевне в письмах. Переписка между ними, длившаяся более полувека, доносит до нас свет тех сердечных отношений, которые связывали их всю жизнь. Судьба Марии Николаевны Толстой сложилась не очень счастливо. Выданная замуж шестнадцатилетней девочкой за дальнего родственника Валериана Толстого, который был намного старше ее, она поселилась в его имении Покровское Чернского уезда Тульской губернии, родила четырех детей. Она любила своего мужа и была привязана к нему до тех пор, пока не узнала о его многочисленных любовных похождениях. Оскорбленная в своих лучших чувствах, Мария уходит от мужа вместе с детьми. Измена супруга и смерть одного из детей привели к тяжелой душевной драме. Не случайно Мария Николаевна не любила говорить о своей молодости, принесшей ей столько страданий.

И все же в ее биографии есть эпизод, который вызывал у нее светлые воспоминания, - это знакомство и дружба с соседом по имению Покровское Иваном Сергеевичем Тургеневым. В ту пору ей исполнилось 24 года. В один из приездов Тургенева в Спасское-Лутовиново Мария Николаевна и Валериан Петрович нанесли ему визит вежливости. Милая, умная, без всякой позы, прекрасно игравшая на фортепьяно, Толстая очень понравилась знаменитому писателю. В письме к другу, литературному критику П.В. Анненкову, он делился своими впечатлениями: "Сестра его [Толстого] - одно из привлекательнейших существ, какие мне только удавалось встретить. Мила, умна, проста - глаз бы не отвел. На старости лет (мне четвертого дня стукнуло 36 лет) - я едва ли не влюбился". Мария Николаевна, не искушенная в тонкостях светского обхождения, приняла это обожание за подлинное чувство. Однако брат Николенька трезво оценивал эти романтические отношения. "Машенька в восхищении от Тургенева, - сообщает он Льву. - Но Маша не знает света и вполне может ошибиться насчет такого умного человека, как Тургенев".

Романтические отношения с Марией Николаевной вдохновили Тургенева на создание повести "Фауст" - поэтической истории о запоздалой любви. Повесть была посвящена сестре Толстого, а главная героиня во многих чертах напоминала Марию Николаевну. Но, когда, уйдя от мужа, она ожидала от Тургенева решительного шага, писатель проявил нерешительность и, не давая ей более никаких надежд, остался на длительное время за границей.

В это время Лев Толстой находится в Баден-Бадене. Узнав о драме сестры, записывает в дневнике: "Маша разъехалась с Валерианом. Эта новость задушила меня". Он срочно возвращается в Россию и, сняв в Москве дом, поселяется с семьей Марии Николаевны. Не найдя успокоения, она уезжает с детьми за границу. Но путешествия не избавляют ее от боли и одиночества.

В Швейцарии Мария Толстая знакомится с красивым молодым человеком, виконтом Гектором де Кленом. Вскоре их дружба переходит в страстную любовь. Они уезжают в Алжир, где проводят три зимы. В 1863 году от де Клена у Марии Николаевны рождается внебрачная дочь Елена, что для братьев Толстых явилось полной неожиданностью. Обстоятельства сложились таким образом, что брак с любимым человеком оказался невозможен. Положение осложнялось еще и большими долгами, из-за чего нельзя было вернуться домой. В отчаянии Мария Николаевна обращается за помощью к братьям.

В октябре 1863 года Лев Толстой откликается из Ясной Поляны: "Милый, милый, тысячу раз дорогой друг мой Машенька... Кроме любви к тебе, всей той любви, которая была прежде где-то далеко, и жалости и любви, ничего нет и не будет в моем сердце. Упрекнуть тебя никогда не поднимется рука ни у одного честного человека... Одно знай, что судить тебя я и тетенька Т.А. (Ергольская. - Л.П.) не будем и сделать для тебя все, что можно, сделаем".

Тайну рождения Елены Толстые свято берегли, пока она юной девушкой в 1879 году не приехала в Россию. Все это время Мария Николаевна, не находя покоя, металась между Россией и заграницей, где воспитывалась ее дочь и в одном из пансионов учился сын Николай. Душевное состояние было таковым, что ее неотступно преследуют мысли о самоубийстве. 16 марта 1876 г. она пишет Льву Николаевичу: "...как бы я хотела с вами пожить и помочь Соне разделить ее заботы и отдохнуть у вас душой, но нет, крест мой не позволяет. Боже, если бы знали все Анны Каренины, что их ожидает, как бы они бежали от минутных наслаждений, которые никогда и не бывают наслаждениями, потому что все то, что незаконно, никогда не может быть счастием. Это только кажется так, и мы все чувствуем, что это только кажется, а все уверяем себя, что я много счастлива: любима и люблю - какое счастье! Ответ на все трудные положения в жизни есть Евангелие: если бы я его почаще читала, когда незаслуженно была несчастлива с мужем, то поняла бы, что это был крест, который Он мне послал: "Терпевший до конца - спасется", а я хотела освободить себя, уйти от воли Его - вот и получила себе крест другой - еще почище".

Как будто испытывая ее, несчастья преследуют Марию Николаевну. В расцвете молодости, в 1879 году, неожиданно умирает ее единственный сын Николай. Эту смерть она воспринимает как знак свыше. Все чаще она погружается в религиозные размышления, ищет себе духовника и наставника. Им становится протоиерей Архангельского собора в Москве Валентин Амфитеатров. Поддержку и утешение она находит в церкви.

"Без жертвы, без труда спастись нельзя..."

Примерно в этот же период Лев Толстой усиленно занимается богоискательством. В июле 1877 года, работая над завершением романа "Анна Каренина", писатель вместе с Николаем Страховым совершает паломничество в Оптину Пустынь к известному оптинскому старцу Амвросию. 26 июля Лев Николаевич долго беседовал с ним о вере и Евангелии. Писатель произвел хорошее впечатление на оптинских монахов, о чем сообщил ему впоследствии Страхов: "Отцы хвалят Вас необыкновенно, находят в Вас прекрасную душу. Они приравнивают Вас к Гоголю и вспоминают, что тот был ужасно горд своим умом, а у Вас нет этой гордости... Меня о. Амвросий назвал молчуном, и вообще считают, что я закоснел в неверии. А Вы гораздо ближе меня к вере..."

И все же, вопреки мнению старцев, Толстой продолжает размышлять о путях в богоискательстве, увлекается основанием "новой религии" Христа, очищенной от догматов и таинств, религии практической, приближенной к повседневным потребностям людей; она не обещает будущее блаженство, но дает "блаженство на земле". Писатель с предубеждением относился к церковным службам и таинствам; он считал, что верующий может общаться с Богом напрямую, без отправления служб.

Наблюдая за мучительными духовными исканиями брата, Мария Николаевна также пыталась разобраться в сложных религиозных вопросах. Как и Лев Николаевич, она заинтересовалась взглядами крестьянина Сютаева и просила брата приехать вместе с ним к ней, чтобы поговорить "без умных людей, которые только мешают". Их встреча и беседа описана Львом Толстым в трактате "Так что же нам делать?".

Мысль о монашестве окончательно укрепилась в сознании Марии Николаевны в 1889 году, после ее встречи в Оптиной Пустыни со старцем Амвросием, который стал ее духовником и оставался им вплоть до своей смерти в 1891 году.

Некоторое время Мария Николаевна проводит в Белевском женском монастыре в Тульской губернии, откуда 16 декабря 1889 года посылает любимому брату письмо, объясняя в нем мотивы своего решения стать монахиней:

"Ты ведь, конечно, интересуешься моей внутренней, душевной жизнью, а не тем, как я устроилась, и хочешь знать, нашла ли я себе то, чего искала, то есть удовлетворения нравственного и спокойствия душевного и т.д. А вот это-то и трудно мне тебе объяснить, именно тебе: ведь если я скажу, что не нашла (это уж слишком скоро), а надеюсь найти, что мне нужно, то надо объяснить, каким путем и почему именно здесь, а не в ином каком месте. Ты же ничего этого не признаешь, но ты ведь признаешь, что нужно отречение от всего пустого, суетного, лишнего, что нужно работать над собой, чтоб исправить свои недостатки, побороть слабости, достичь смирения, без страсти, т.е. возможного равнодушия ко всему, что может нарушить мир душевный.

В миру я не могу этого достичь, это очень трудно; я пробовала отказаться от всего, что меня отвлекает, - музыка, чтение ненужных книг, встречи с разными ненужными людьми, пустые разговоры... Надо слишком много силы воли, чтоб в кругу всего этого устроить свою жизнь так, чтобы ничего нарушающего мой покой душевный меня не прикасалось, ведь мне с тобой равняться нельзя: я самая обыкновенная женщина; если я отдам все, мне надо к кому-нибудь пристроиться, трудиться, т.е. жить своим трудом, я не могу. Что же я буду делать? Какую я принесу жертву Богу? А без жертвы, без труда спастись нельзя; вот для нас, слабых и одиноких женщин, по-моему, самое лучшее, приличное место - это то, в котором я теперь живу".

Наивно, но от чистого сердца сестра внушает брату простые истины, способные, на ее взгляд, облагородить человека, отрешить его от всего ненужного и наносного, что доставляет страдания и делает жизнь греховной. "...Молитва в церкви, вместе со всеми, тишина, вид этих монахинь, которые стоят, не шевельнутся, пение молодых женских голосов - все это как-то натягивает струны, приходишь домой в хорошем настроении, с которым надо обходиться бережно, и если удастся его сохранить и возобновлять почаще, то поверишь во многое такое, во что ты, к несчастью, не веришь, поверишь, что есть благодать, которая нас животворит и помогает духу брать перевес над телом. Ты скажешь, вероятно, что это просто наше нравственное чувство, действие нашей души и что это зависит от нашей воли, а здесь говорят, что сами по себе мы ничего не можем сделать хорошего и себя переработать без помощи Божьей. Я этому верю, что есть Дух Святой, про которого Христос сказал: "Я умолю Отца и даст вам Утешителя, да прибудет с вами вовек Духа истины, и т.д. "(Иоанн 14:17). А вера в Духа Святого уяснит многое, во что тебе и подобным тебе кажется невозможным верить и во что я верю слепо, без колебаний и рассуждений, и нахожу, что верить иначе нельзя".

Мария Николаевна пытается воздействовать на брата и убедить его в том, что ее путь к Богу - истинный. Ответ Толстого на это письмо неизвестен, но 26 декабря он делает запись в дневнике: "Да, монашеская жизнь имеет много хорошего: главное то, что устранены соблазны и занято время безвредными молитвами. Это прекрасно, но отчего бы не занять время трудом прокормления себя и других, свойственным человеку".

Уважая убеждения сестры, Толстой по-прежнему отрицательно относится монашеству. Он словно не замечает, что вместе с остальными монахинями сестра ежедневно занимается не только физическим трудом, но и благотворительностью, посещает больных и страждущих в богадельнях, участвует в воспитании сирот в местном приюте. Обладая великолепным музыкальным вкусом, помогает регенту в монастыре.

В 1890-е годы Лев Николаевич часто посещал сестру, поселившуюся в Шамординском монастыре. Она жила в маленьком домике-келье, специально построенном для нее по плану старца Амвросия. После его смерти в 1891 году графиня Мария Николаевна Толстая навсегда ушла из мира, став смиренной монахиней Марией. Ей разрешалось иногда посещать родных, и она с радостью гостила в Ясной Поляне. Однажды Лев Николаевич пошутил, что в монастыре "700 дур монахинь, ничего не делающих".

Сестра возразила ему с кроткой улыбкой: "Мы за вас молимся, не все же мы дуры" и вскоре прислала ему собственноручно вышитую подушечку с надписью: "Одна из семисот Ш-х дур". Толстой был смущен этой надписью и сожалел о сказанном. На обороте подушечки вышиты Вифлеемская звезда, крест, пальма, дом, ключи, корона, якорь, сердце, замок, лира, бабочка, фонарь, потир, петух - символический ответ брату о смысле жизни. До сих пор эта подушечка хранится в музее-усадьбе "Ясная Поляна" в кабинете Толстого.

21 марта 1909 года монахиня Мария писала Льву Николаевичу: "...жаль, что ты не православный, что ты не хочешь ощутительно соединиться с Христом... Если бы ты захотел только соединиться с Ним... какое бы ты почувствовал просветление и мир в душе твоей и как многое, что тебе теперь непонятно, стало бы тебе ясно, как день!.. Ты слишком всего любил Его и искал Его искренне и горячо, и поэтому я верю, что Он привлечет тебя к Себе".

В 1910 году, после своего последнего свидания с сестрой, словно предчувствуя, что они больше не увидятся, Лев Николаевич оставил для нее и племянницы Елизаветы Оболенской письмо: "Не могу выразить вам обеим, особенно тебе, голубушка Машенька, моей благодарности за твою любовь и участие в моем испытании. Я не помню, чтобы, всегда любя тебя, испытывал к тебе такую нежность, какую я чувствовал эти дни и с которой я уезжаю. Целую вас, милые друзья, и так радостно люблю вас. Л.Т. 4 ч. утра, 31".

Мария Толстая пережила Льва Николаевича на два года, за день до смерти приняв схиму. Скончалась она 6 апреля 1912 года и была похоронена на монастырском кладбище недалеко от своего домика-кельи. Все последние дни своей земной жизни монахиня Мария тихо молилась и думала о нераскаявшемся брате. Она помнила его слова, когда-то обращенные к ней: "Брат твой по крови и по духу - не отвергай меня".

Настроение сейчас - благодатное



Монастырь


За горами, за желтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.

Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.

Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь -
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.

Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.

Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою.