Их физическая химия была очевидна. Они оба были необыкновенно красивы, и красивы вместе - она такая светлая, а он - такой тёмный. Они казались идеальным дополнением друг друга: тень и свет, Инь и Янь. Когда они начали проводить время вместе, они говорили о своих самых больших разочарованиях и страхах, и о том, что они оба надеялись найти в жизни. Он был более красноречив, чем она могла предположить, и она была удивлена, узнав, что он был глубоким мыслителем. Он рассказал ей о своём беспокойстве, о своём поиске внутреннего покоя, и они оба признали своё разочарование в собственной карьере. Сьюзан призналась: "были времена, когда я плакала, что никто не любит меня ни за что, кроме моего тела". Их связывала и вера. Они говорили о Священном Писании и о том, как "люди злоупотребляли религией", они вместе читали молитву Господа, одухотворенно, чувствуя каждое слово. ...
В основном они пытались отгородиться от мира. Когда-то между окончанием фильма и началом специального выпуска NBC он послал за ней и взял её для отдыха в Аризоне, где он снимался в "Stay Away, Joe". Позже у них была совместная поездка в Лас-Вегас". ...

_____________________________________________
Элвис... пять букв для имени, которое говорит само за себя.
Элвис - это гарантия стиля, элегантности, шарма, красоты. ...Его рост и манера ходить рядом с ним позволяли ему выделяться в толпе.
Он всегда отличался элегантным вкусом и уважительным отношением, особенно на сцене перед своей аудиторией. Вы видели, как он выходил на сцену решительным шагом, сопровождаемым улыбкой, которая озаряла сердца тысяч людей, даже если он скрывал беспокойство и напряжение.
Его движения и жесты всегда выражали ту энергию, которую он вкладывал в свои интерпретации, и трансцендентность, которую он излучал, вовлекала всех.
Несколько лет назад я опубликовал эту фотографию, и один поклонник сказал мне, что это вульгарное изображение.
Здесь... вульгарность - это то, что просто не относится к Элвису.
На этом снимке, кроме всего прочего, мне кажется, что он сидит 😊.
У него была та грация, которая свойственна красивым людям, которые при любом раскладе не могут показаться вульгарными, даже если бы захотели.
Элвис, конечно, не был идеальным... но гарантию "хорошего человека" у него никто не отнимет.
____________________________
На первом фото, то, что назвали вульгарным, а на остальных, Элвис как всегда.

Выдержки из статей, голливудский обозревательницы, Хедды Хоппер, которая, сначала ненавидела, а потом полюбила Элвиса Пресли.
_____________________________________________________
30 января 1965 года: “По стандартам своей золотой эры, в Голливуде осталась только одна настоящая кинозвезда с большой буквы, и Голливуд его почти не знает.У Валентино и Гарбо были культы поклонников по всему миру; они не могли появиться на публике без помощи полиции, чтобы предотвратить беспорядки. И эта пара туфель сегодня не подходит никому в городе, кроме человека, которого международное сообщество молодежи называет ‘Элвис Король’. В Голливуде, его нога никогда не ступала ни в один из его ресторанов, или ночных клубов. Он никогда не ходит на вечеринки и не посещает премьеры. Он снимает дом на время съемок картины, и устраивает там небольшие званые обеды, на которых редко бывают гости, чьи имена вы видите в освещении или заголовках. Когда картина заканчивается, он возвращается в Грейсленд. Там он скрывается с девятью молодыми приятелями, которые сопровождают его повсюду, выполняют все его желания и ревниво ограждают его от всех злоумышленников ”.

27 сентября 1965 года: “Элвис Пресли благодарен киноиндустрии и продолжает доказывать это. С тех пор, как он снимается в кино, он пожертвовал обычный один процент от своей зарплаты в фонд помощи кинопроизводителям — в сумме это составляет 130 000 долларов, — а несколько месяцев назад пожертвовал еще 50 000 долларов ”

В своей книге 1963 года “Вся правда и ничего, кроме” Хоппер рассказала, как ее отношение к Элвису и его менеджеру менялось от плохого к хорошему.

“Каждый раз, когда я выхожу на городской поворот, я тихо извиняюсь перед Элвисом Пресли. Когда я впервые увидела представление, я была в ужасе. Я так и сказала, громко и ясно. Но аудитория Элвиса почувствовала эмоциональное воздействие строк и кричала о своей вечной любви к величайшему явлению, которое я видела в этой стране. Он одно из немногих новых лиц в нашей индустрии, которое превратилось в живую легенду, и нам нужны такие люди мечты, как Элвис, чтобы выжить. Элвису тоже повезло, что у него есть такой агент, как "Полковник", чья жажда денег не превзошла талант его протеже. Хороший агент не позволяет своему клиенту брать на себя больше, чем он может выдержать ”.
На фото Элвис в разных фильмах, и справа: Хедда Хоппер и Элвис Пресли)

ELVIS PRESLEY A LITTLE BIT OF GREEN

Элвису угрожал один тип. так вот в этой песне Элвис дает ответ, называя этого чувака, Джорджи- ты маленький членосос... и так далее... ну дает Король!

То, что Элвис был покорен ее красотой и талантом, я не сомневаюсь.

Magnificent, gorgeous.

Элвис был расточителем и умер с чистой стоимостью всего 5,5 миллиона долларов, хотя за свою жизнь он заработал 250 миллионов долларов. Он дал 1000 концертов за свою жизнь, все распроданы. Он отдал 35 миллионов долларов на благотворительность. Он был щедр до вины. В какой-то момент он купил 10 Mercedes-Benz и 32 дробовика только на Рождество! Он вырос в бедности и не чувствовал себя комфортно со всеми деньгами, которые у него были; таким образом, он отдал их. Элвис говорил: ‘Я хочу поделиться своим богатством с друзьями и миром’. Он давал своему окружению мафии Мемфиса бонус каждый раз, когда он гастролировал. Он гастролировал 10 раз в год!!!! Его менеджер полковник Паркер, однако, всегда брал 50% дохода Элвиса.

СЧАСТЛИВАЯ ЖЕНЩИНА! Не многие женщины могут похвастаться тем, что их поцеловал легенда музыки Элвис Пресли, но 79-летняя Роуз Нокс-Пиблз может, и вспоминает этот момент как один из лучших в своей жизни. Писательница и художница из Лондона отправилась в Лас-Вегас в 1970 году, чтобы посмотреть выступление Элвиса, и тут ей представилась такая возможность: он неожиданно сошел со сцены и прошел через зрителей.
Роуз запомнит это на всю жизнь. Роуз говорит: "Мы с моим мужем Брайаном были поклонниками Элвиса, и мы решили, что должны пойти посмотреть на его выступление. Мы поехали туда и попали на вечернее шоу с ужином. Мы сидели в самом конце". "Все остальные, наверное, дали чаевые метрдотелю и получили хорошие места, а мы нет, поэтому нас посадили сзади. Во время шоу Элвис сошел со сцены и начал ходить по залу. Я не могла поверить в это, он обхватил мое лицо руками и поцеловал меня!" По словам Роуз, она чувствовала себя подростком, хотя ей в то время было 30 лет.
Она пояснила: "Это было совершенно замечательно, и это было все, о чем я думала, - поцеловать Элвиса. Это было великолепно! Конечно, он поцеловал меня в губы! Я просто почувствовала давление его губ, и это то, что я помню. После этого я только подумала, не умыться ли мне?".

Джойс и Барбара. Часть 2.

Джойс еще не успела вылететь в Вашингтон, а Элвис уже искал клочок бумаги с номером Барбары Ли. Он не мог выбросить ее из головы. Высокая, с темно-карими глазами и индейскими скулами, она не только имела чувственность жгучей брюнетки, что любил Элвис, но и была южанкой, что делало ее еще привлекательнее.
«Я верю, ему нравилась моя простота в сочетании с моим соблазнительным образом. В реальности я была просто сельской девушкой, пытающейся выжить и принимающей все, что приносит жизнь, плохое и хорошее».

Следующим вечером, когда она вошла в свою квартиру, зазвонил телефон. Они с Джеймсом только что вернулись с пляжной вечеринки в Малибу. Она знала, это был Элвис.
«Я звонил тебе много дней, дорогая», услышала она знакомый голос. «Где ты была?»
«О, Элвис, меня не было всего один день», рассмеялась она.
«Да? Ну, я чувствую, словно тебя не было много дней!» Его голос был дразнящим, затем стал серьезным. «Я бы хотел увидеть тебя снова. Когда ты сможешь приехать?»
У нее как раз были съемки, поэтому она не могла уехать на неделю. Он настаивал. Как насчет выходных? У нее планы с Джеймсом. Наконец, они остановились на четверге, с тем, чтобы в пятницу она смогла вернуться.

Джо встретил ее в аэропорту и проинформировал, что она не сможет попасть на первое шоу, поскольку Джим Обри был там с актрисой Джо Энн Pflug. Барбара не имела права злиться – она делала то же самое, что и он – но все же она кипела. Джо поместил ее в номере, который Элвис держал специально для ожидающих леди. Там была круглая розовая кровать, покрытая пушистым розовым покрывалом. Она подумала, что это было место свиданий, хотя Элвису было бы удобнее принимать ее в своем собственном номере, «где были все его вещи. Ему было необходимо, чтобы поблизости были его книги и ребята».

Сняв туфли и включив телевизор, она думала о том, что она делает здесь и пыталась поднять свой ослабевающий дух. Наконец, пришел Чарли Ходж и проводил ее в пентхаус. Элвис взял ее за руки и нежно поцеловал. «Я растаяла».

Она была удивлена, что антураж никуда не подевался, и номер был полон роскошных женщин, соревнующихся за внимание Элвиса. Поскольку он сам пригласил ее, Барбара не думала, что ей придется делать то же самое, но Элвис именно этого и ожидал. «Элвис хотел безраздельного внимания женщины. Он хотел, чтобы женщина ждала его и заботилась о нем, и была рядом. Женщина должна была спрашивать разрешения отлучиться в ванную, потому что он все время хотел знать, где находится его женщина».

Она откровенно сказала ему, что ей не нравятся все эти девушки вокруг, что это утомительно и немного унизительно. Он сказал, что понимает, но ей придется либо смириться, либо уйти, и это был сложный расклад карт.

В 3 часа ночи он привел ее в спальню. На это раз пижама была красная, а не черная, и была вручена, а не брошена. В воздухе носился легкий аромат Олд Спайса. Он показал ей гостевую ванную, а сам ушел в свою, и когда она вышла, он ждал ее. Она села на край гигантской кровати, и затем Элвис достал сюрприз для нее.
«Я хочу, чтобы у тебя было это», сказал он, предъявив золотой медальон Иисуса.

Образ Иисуса мог уничтожить подходящее настроение у актрисы, которая приехала в Лас Вегас, чтобы провести ночь с царствующим Королем рок-н-рола. Но Барбара полагалась на религию со времен своего трудного детства, и сейчас Элвис делился с ней частью этого. Бог, Иисус, Библия стали основой их взаимоотношений. Иногда они опускались на колени и молились вместе, и наиболее простым она видела его, когда он сидел на кровати, читая писание и рассуждая о том, что Бог говорит ему. Но в этот самый момент слезы наполнили ее глаза, она прильнула и поцеловала его.

Той ночью он немного напоминал ей героя из Тюремного Рока. «Это была мечта: быть с ним, целовать его, ощущать его запах…»

Через час он начал спрашивать ее о нумерологии. Знает ли она, что это такое? Не имеет понятия, сказала она ему. «Хорошо», сказал Элвис с улыбкой. «Когда ученик готов узнавать, учитель готов учить». Они читали духовные тексты вместе, включая книгу Рам Дасса «Будь здесь и сейчас». «Он был мудр душой», говорит она. «Я любила проводить время с ним наедине, потому что именно тогда вы могли видеть настоящего Элвиса». Хотя в некотором смысле она держала себя в стороне от него. «Я любила его всем сердцем и душой, но не была влюблена в него, потому что по-настоящему я хотела быть с Джимом Обри. Но Элвис был даром, чем-то хорошим, что случилось со мной».

С самого начала он знал, что у нее есть шестилетний сын. Но они не говорили о нем, также как и он не упоминал Лизу Мари, потому что: «Я понимала, чего он хочет, и частью этого была фантазия. А наличие детей привносит реальность в любую ситуацию».

Единственный раз Барбара столкнулась с существованием Присциллы, когда увидела ее вещи в ванной. Но он рассказывал ей об Энн Маргрет, в основном о том, как он ревнует ее к Роджеру Смиту. Хотя он сам предпочел Присциллу той чувственной рыжей, «это заняло у него много времени, чтобы забыть Энн Маргрет. Я могу сказать, когда он говорил о ней, это ранило его чувства».

Элвис и Барбара виделись в течение двух лет и хранили свой роман втайне от всех. Он купил ей коричневый Мерседес, подарил оружие, чтобы она могла защитить себя, и нарядил в красивую одежду и украшения. «Мне понравился маленький коричневый Мерседес. Но Элвис был даже больше взволнован, потому что он по-настоящему любил дарить. Ему нравилось удивлять тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь».

В отличие от Джойс Бова, она знала, что у Элвиса «была девушка почти каждую ночь и по каждому случаю. Но почему бы и нет? Он был Королем. Я не могу обвинять его. Это давало ему разнообразие. И он действительно любил всех женщин. Он ценил всех нас».
-------------------------------------------------------
Отрывок из книги Аланны Нэш «Baby, Let’s Play House»

27 февраля 1970. Два шоу Элвиса в Astrodome. Houston. Texas., под чудовищным куполом Houston Astrodome.
Первые за пределами Вегаса за последние 10 лет.
Первое шоу - 16708, второе 36299 зрителей.
Выезд на машине перед выступлением.

20 февраля 1977 - Coliseum, Charlotte, North Carolina. Фотограф - Кит Алверсон.
Mexican Sundial suit, 12000 зрителей.

"В начале в Колизее здесь и там разбрасывались ноты, которые заставляли вас удивляться, когда, наконец, он собрался сделать это, но, как всегда, тянул, полагаясь на шутки и свою харизму до тех пор, пока, незадолго до 10:45, он пришел к госпел-классике, "How Great Thou Art"...
Когда он подошел к той части, где пропевались слова названия, он звучал как Марио Ланца, высекая целый ряд высоких нот, которые погнали мурашки по позвоночнику даже несгибаемых скептиков, и под крещендо вышел на песню под названием "Hurt".
Продемонстрировав свой диапазон коллекцией нот, которые могли бы порвать нормальный набор голосовых связок в клочья, он закончил тем, что, казалось, было его самым мощным стилем, но не был удовлетворен, и пробормотал группе, "Давайте сделаем эту последнюю часть снова".
И он сделал! И если был кто-нибудь среди плотной толпы, кто думал, что Элвис был случайностью, он, без сомнения, ушел обращенным."
"Charlotte Observer", 21 февраля 1977

Mexican Sundial suit, 12000 зрителей.

Билли Смит делится: "Элвис начал увлекаться верховой ездой. Присцилла всегда хотела иметь лошадь, и Элвис отправился искать ее для нее. Мы и не подозревали, что это послужило началом того, что все мы стали увлекаться лошадьми и одеждой в стиле вестерн". После того как Элвис и Присцилла нашли лошадь для нее, Элвис купил лошадь для Сэнди Шиллинг, чтобы Присцилле не приходилось ездить одной. Это привело к тому, что у всех появились лошади. Элвис решил, что они очень весело проводят время, и захотел, чтобы он сам и все остальные участвовали в этом веселье.

Дьюи, казалось, не заботился о черной музыке или белой музыке — он любил музыку, которая была честной и энергичной; неотшлифованный материал, который захватывал и потрясал вас каким-то неопределенным образом. И он не посылал эту музыку белым или черным людям — он всегда называл нас “хорошими людьми”. Дьюи не заставил слушателя задуматься о мире, из которого была взята эта музыка, — жестком, напряженном мире отдельных питьевых фонтанчиков и закусочных, улиц, которые нельзя было пересечь, и всей запутанной смеси официальных законов и принятых привычек, которые держали людей в страхе и разобщенности. Слушая Дьюи, вы не слышали black and white. Вы только что услышали волнение. Хорошая музыка для нас, хороших людей.
Эта музыка была опьяняющей для такого ребенка, как я. Все остальные взрослые в городе, казалось, так уверенно контролировали ситуацию. Люди пошли на работу. Дети пошли в школу. Семьи ходили в церковь. Дни текли в том же медленном, предсказуемом ритме. Праздник или общественное мероприятие могут немного нарушить отношения, но, во всяком случае, для меня всегда было что-то немного грустное даже в предполагаемых хороших временах.
В двенадцать лет у меня не было никакого реального представления о мире за пределами моих нескольких кварталов в Северном Мемфисе, только смутное, болезненное чувство, что иногда мир взрослых не имеет большого смысла, и я не был уверен, как я когда-нибудь смогу в него вписаться. И хотя я не знал об этом тем летом, я был не единственным ребенком, который начал ощущать это безрадостное однообразие вокруг нас, и, как оказалось, среди нас было немало тех, кто отчаянно хотел верить, что где—то есть что-то еще - что-то, что движется немного быстрее и быстрее.Уайлдер. Когда мы нашли Дьюи, мы почувствовали, что нашли кого-то, кто понял, что нам нужно. Некоторые из нас даже сделали более смелый шаг, отправившись в Дом блюза, музыкальный магазин на Бил—стрит - историческую полосу неоновых магазинов в центре Мемфиса, джазовых заведений и ночных клубов для чернокожей клиентуры - чтобы купить музыку, которую мы слышали в исполнении Дьюи. Или мы отправлялись в Poplar Tunes, музыкальный магазин на краю белой части Северного Мемфиса, чтобы купить песни, которые мы хотели. У меня даже не было проигрывателя, но я пошел и купил несколько 78-х, чувствуя себя секретным агентом на чрезвычайно опасной миссии. В то лето я зарабатывал мелочь на карманные расходы, продавая рекламные проспекты для небольшого рынка по улице от дома моего отца, и почти каждый заработанный цент в конечном итоге тратился на Home of the Blues или Poplar Tunes.
Вскоре после того, как я начал слушать Дьюи Филлипса, и сразу после того, как я купил свои первые несколько пластинок, я узнал, что музыка, которую он играл, может оказывать очень пугающее воздействие на людей. Я подружился с парой мальчиков из футбольной команды "Святые имена", парой братьев по имени Дулитл, и был впечатлен, услышав, что у них есть собственный проигрыватель. Их мать была милой женщиной, которая была очень вовлечена в родительский комитет школы и которая всегда была готова подвозить американских футболистов между играми и тренировками. Однажды, после репетиции, мальчики Дулиттл спросили меня, не хочу ли я провести выходные у них дома. При том, как я жил, я был рад провести выходные с кем-то вне семейного круга. Я быстро сказал "да" и пошел домой собирать вещи. Брать с собой было особо нечего, но, подумав об уик-энде с неограниченным доступом к проигрывателю Doolittle boys, я позаботился о том, чтобы взять с собой стопку из четырех или пяти драгоценных 78-х.
Миссис Дулиттл приехала, чтобы забрать меня, и вскоре я поселился в доме Дулиттлов. В спальне мальчиков я показал им свои записи и спросил, не хотят ли они послушать музыку. Они это сделали. Я думаю, что, возможно, у меня была “Искренне” сестер Макгуайр и, возможно, “Пока я снова не станцую с тобой” Терезы Брюер — оба номера были моими любимыми до Дьюи. Но у меня также была пара вещей, которые я купил на Бил-стрит: песни Лаверн Бейкер и Рут Браун, и, что самое ценное, моя копия “Sixty Minute Man”.
Если бы мы остановились на сестрах Макгуайр, все могло бы сложиться по-другому, но я поставил “Sixty Minute Man” на проигрыватель и включил его настолько громко, насколько это было возможно (что на проигрывателях в то время было не так громко). Мальчики Дулиттл начали улыбаться и кивать, и я почувствовал себя довольно большим — эти поездки на Бил-стрит окупились.
Я буду рок-эм, ролл-эм всю ночь напролет, я шестидесятиминутный человек.
Однако на этот раз шестидесятиминутный человек длился всего около тридцати секунд. Миссис Дулитл ворвалась в комнату, направилась прямо к проигрывателю, вытащила иглу из диска и взяла пластинку.
Она развернулась, и я увидел ярость в глазах этой леди, не похожую ни на что, что я когда-либо видел раньше. Милая, милая, любящая водить машину родительская мама была заменена женщиной, почти дрожащей от ярости. Голосом более жестким и резким, чем все, что я когда-либо слышал от миссис Дулитл, она сказала: “Ты не будешь играть эту ниггерскую музыку в моем доме”.
Затем, приложив немного усилий, она сломала пластинку, которую держала в руках, пополам, и продолжила собирать остальную коллекцию и разбивать их тоже. Даже сестры Макгуайр.
“Собирай свои вещи обратно”, - сказала миссис Дулитл.
Через несколько минут я уже сидел дома, без особых планов на выходные, без возможности завести пару новых друзей и без коллекции пластинок. С тех пор я понял, что музыка обладает огромной, глубокой и порой непредсказуемой силой. И я понял, что записи R & B, которые я начинал так сильно любить, были не просто песнями — они были чем-то большим. Это были высказывания. Заявления о чем, я еще не совсем уверен. Но как только я смог накопить достаточно денег — подстригать газоны, разносить рекламные проспекты для местного рынка — я отправился на Бил-стрит, чтобы купить еще пластинок.
Меня так и не пригласили обратно в дом Дулитлов.
Тем летом 1954 года я жил у отца около месяца или около того, когда однажды будним вечером в начале июля папа уехал с дядей Джо, и дом снова был в моем распоряжении. Пару раз снаружи прогремел гром — я не мог сказать, приближался он или нет. Чуть позже девяти я свернулся калачиком на большой кровати и нажал на регулятор громкости Silvertone. Я откинул голову на подушку и слушал, как песня Роя “Good Rockin’” Брауна “Hurry Hurry Baby” подходит к концу.
“Ах, это старая добрая песня — возьми ее у своего папочки -О, Дьюи”, - сказал ди-джей. Были какие-то звуки возни и грохота, как будто Дьюи ударил в свой микрофон. “Кыш, кто—нибудь, помогите мне с этой штукой для сбора гороха”.
Мои мысли начали немного блуждать, и я смутно осознавал, что Дьюи делает одну из своих импровизированных реклам пива Champagne Velvet, а затем играет еще пару песен. Возможно, я думал о том, как я собирался заполнить долгий отрезок летних дней впереди. Затем что-то привлекло мое внимание.
“Берегитесь, добрые люди”, - сказал Дьюи. “У меня здесь есть кое-что настолько хорошее, что когда я услышал это, я чуть не проглотил свой золотой зуб. У нас здесь новая пластинка, которая еще даже не просохла, и этот маленький номер поет прекрасный молодой человек, который всего год назад получил свою ди-плому в средней школе Хьюмса прямо там, в Северном Мемфисе…Как насчет этого?”
Моя голова оторвалась от подушки. Средняя школа Хьюмса находилась всего в нескольких кварталах от дома моих мамы и папы. С задней части игровой площадки начальной школы Святых Имен можно было смотреть прямо через пустырь на территорию Хьюмса. Моя мама и моя тетя Джинки учились в Хьюмсе. Мой двоюродный брат Тедди только что закончил там первый год обучения. Я вбил себе в голову, что однажды стану одним из тех взрослых на вид детей в Хьюмсе.
До этого момента для меня музыка, которую вы слышали по радио, не казалась связанной с реальным миром вокруг нас — она существовала только как материал, который доносился из динамика вашего радио или который вы могли купить в музыкальных магазинах. Время от времени Дьюи мог упомянуть, что тот или иной музыкант был из Мемфиса, но Мемфис был огромным местом в моем сознании. Думаю, я имел некоторое представление о том, что в Мемфисе были музыканты, но я действительно понятия не имел, где эти люди жили, и еще меньше представлял, как они писали свои песни, делали свои записи и доставляли их таким людям, как Дьюи. Это была загадка, над которой у меня действительно не было особых причин задумываться. Вы просто включили радио и услышали музыку.
Но теперь Дьюи говорил, что мальчик, который должен был жить всего в нескольких кварталах от меня, на самом деле записал свой собственный альбом. Дьюи ввел песню, сказав, что он сам впервые услышал ее всего за день до этого, любезно предоставленный мистером Сэмом Филлипсом — не родственник, я бы выучил — на

Служба звукозаписи Мемфиса. Это была кавер-версия старой мелодии Артура “Большого мальчика” Крудапа. Сначала я не расслышал имени мальчика из Humes; это было что-то старомодное.
Заиграла пластинка, и мальчик из школы Хьюмса начал петь. Он звучал великолепно. Музыка была простой, всего пара гитар и мощный бас, но звучала она непохоже ни на что другое, что я когда-либо слышал. Ритм был спокойным и драйвовым одновременно — не совсем блюз, не совсем кантри. У мальчика из школы Хьюмса был сильный, но в то же время нежный голос. Сразу же он взлетел до сладких высоких нот, звучащих так, как будто ему не потребовалось никаких усилий, чтобы достичь этого.
Теперь все в порядке, мама, во всяком случае, ты…
Временами он звучал жестко и пел с невероятной уверенностью, но в его голосе была небольшая дрожь, которая как бы притягивала вас. В том, как он пел, можно было почувствовать и легкую улыбку, и боль. Какой бы тайный мир азарта ни скрывался под скучной поверхностью взрослой повседневной жизни, похоже, этот парень из школы Хьюмса нашел его.
Песня закончилась слишком быстро, и голос пропал. Голос мальчика из школы Хьюмса.
Элвис Пресли. Так, по словам Дьюи, звали певца. Теперь я полностью проснулся. И я хотел услышать эту песню снова. Дьюи, должно быть, знал, что некоторые другие слушатели будут чувствовать то же, что и я, потому что после перерыва на радиостанции Дьюи снова сыграл песню. И снова. И снова. Дьюи делал это иногда, когда ему действительно нравилась запись, и ему явно нравилась эта. Думаю, я слышал эту совершенно новую песню шесть или семь раз. И это звучало так же хорошо каждый раз, когда Дьюи играл это.
Все в порядке, все в порядке…
Мне это уже понравилось даже больше, чем “Шестидесятиминутный мужчина”.
Но новая запись оказалась лишь половиной острых ощущений от шоу той ночи. Еще немного повозившись с микрофонами, Дьюи сообщил нам, что мальчик из школы Хьюмса сидит прямо здесь, рядом с ним, “прямо здесь, на уровне журнала в beeeyoootiful Chisca Hotel” (по какой-то причине “мезонин” для Дьюи всегда был “журналом”). Песня мальчика получила такой восторженный отклик со всего города, что Дьюи позвонил, чтобы пригласить его в студию. Его мама и папа отправились на его поиски, наконец нашли его, сгорбившегося в кресле в задней части кинотеатра Suzore # 2, и привели его прямо в the Chisca, чтобы пойти в прямой эфир с Дьюи.
Я бы солгал, если бы сказал, что точно помню, что было сказано в ту ночь этим новым певцом. Но я помню, что, услышав речь Элвиса Пресли, я был так же взволнован, как и услышав, как он поет. Его голос был высоким и мягким, как и его певческий голос, но в разговоре он не был таким ровным — было слышно, что он нервничает. Он был предельно вежлив с Дьюи, называл его “сэр” и благодарил за воспроизведение записи. Он казался хорошим парнем, может быть, даже немного застенчивым, но всегда крутым. Он даже звучал хорошо, когда заикался и запинался во время большинства своих ответов. Мне тоже захотелось заикаться.
Дьюи поблагодарил его за то, что он был там, сыграл “Все в порядке” еще раз, а затем продолжил свой путь к выходу. Я наконец выключил Silvertone и снова лег. Может быть, Дьюи снова сыграет эту песню завтра вечером. Я надеялся на это, потому что хотел услышать это снова. И я хотел еще немного послушать Элвиса Пресли.
Больше всего я хотел познакомиться с этим мальчиком из школы Хьюмса.
За годы учебы в "Святых именах" мне довольно хорошо вдолбили в голову важность молитвы, но, насколько я мог судить, это не принесло мне никакой пользы. Сначала я подумал, что, может быть, я просто неправильно молюсь, потом я подумал, что, может быть, я недостаточно важен, чтобы мои молитвы были услышаны. Наконец, где-то в третьем или четвертом классе у меня появилось смутное подозрение, что вся система - это просто еще одна вещь, которую взрослые считают полезной для вас, но в которой на самом деле нет никаких заметных преимуществ. Например, есть овощи.
Однако этой ночью я решил попробовать еще раз. Я не становился на колени у кровати. Я не складывал руки и не щурил глаза. Я просто лежал в постели и смотрел в потолок. Я подумал о том мальчике из школы Хьюмса. Как бы я ни слушал песню в тот вечер, я не мог напевать мелодию, которую он пел, — она уже ускользала. Но чувство, которое подарила мне эта песня, никуда не делось. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это за чувство, потому что это было чувство, к которому я не привык.
Это была надежда.
Так что я составил небольшую импровизированную молитву, просто так. Глядя в потолок, руки по швам, я молился: смотри, район не такой уж большой. Просто дай мне познакомиться с этим парнем. Пожалуйста.
Я уже знал, что надежда была опасной вещью в Северном Мемфисе — обычно она приводила к большему разочарованию, чем если бы вы шли по жизни без нее. И я не ожидал, что моя теперешняя молитва, какой бы простой она ни была, имеет больше шансов быть услышанной, чем любая предыдущая молитва. Но в эту липкую летнюю ночь, когда звук труб, скрип половиц и раскаты грома были заглушены одним сильным голосом из школы Хьюмса, казалось, что немного надежды и немного молитвы не повредят.
Ветер в парке Гатри стих, и послеполуденный воздух стал немного горячее и тяжелее. Мы вырвались из толпы и приготовились к спектаклю. Когда я подошел к линии схватки, я почувствовал себя накачанным и не мог дождаться, когда мяч полетит в мою сторону. Возможно, мне следовало нервничать, играя со старшими детьми, но я знал, что делаю, играя в футбол. Если бы я наткнулся на этих парней, поющих или играющих на гитарах, и меня попросили присоединиться, я бы не смог сделать шаг вперед. Но забегать с уклоном и ловить пас — я чувствовал, что все эти долгие, тяжелые тренировки на полных площадках в Holy Names подготовили меня к этому конкретному моменту.
“Вперед!” - крикнул Элвис Пресли.
Я рванул вниз по боковой линии, чуть выше половины скорости, и когда я увидел, что Красный начал поворачивать, я побежал так быстро, как только мог, вверх и через поле. Элвис переправил мяч Красному, и когда парни на заднем поле шагнули к нему, я пролетел прямо мимо них. Квотербек прорвался вправо и бросил.
У него был неуклюжий стиль владения оружием, но мяч попал в мою сторону сильно и быстро — спиральная пуля нацелилась прямо перед тем местом, куда я бежал. Я поднял руки и намотал его, чувствуя, что нет ничего более естественного в мире, чем получить идеальный пас от квотербека, чья пластинка крутилась по радио. У защитников не было ни малейшего шанса поймать меня, но я продолжал бежать на полной скорости до конечной зоны.
Когда я вернулся к своим товарищам по команде, мне захотелось улыбнуться, но улыбка казалась чем—то, что мог бы сделать маленький ребенок. Я сохранил свое игровое лицо.
“Хорошие руки, малыш”, - сказал Рыжий. Он поздравил меня.
“В нем что-то есть”, - сказал квотербек. “У нас идет игра”.
В то воскресенье я поймал гораздо больше передач на поле Гатри. Тоже сделал пару перехватов. И получил по заднице не менее дюжины раз. Я не знаю, как долго мы играли, но я бы продолжал играть всю ночь.
Мне не нужно было спрашивать Рэда — и я не слышал, чтобы кто-то еще произносил его имя, но я знал, что каким-то непостижимым образом моя маленькая молитва на радио Северного Мемфиса была услышана. Я встретил парня из школы Хьюмса. Я не был уверен, должен ли я благодарить Бога или Дьюи Филлипса, но вот я был в парке Гатри с Элвисом Пресли.
Кроме слушателей Red, Hot & Blue, это имя ничего бы не значило ни для кого в Северном Мемфисе в это конкретное воскресенье. Элвис Пресли в тот день все еще был девятнадцатилетним водителем грузовика в Crown Electric Company - год после окончания средней школы и меньше недели в карьере звукорежиссера, которая не давала никаких гарантий превращения в постоянную работу. В тот день в нем не было ничего, на что можно было бы указать, что действительно делало его похожим на звезду. Его волосы, хотя и были эффектно причесаны, были среднего песочно-каштанового цвета — не крашеные, черные как смоль, которые станут такими знакомыми позже. Во многих отношениях он был просто еще одним бедным ребенком из Северного Мемфиса из правительственных проектов в Лодердейл-Кортс.
Но даже когда он срывался, блокировал, падал и играл так же усердно, как и все мы, там было что-то еще. Он не столько выделялся, сколько стоял особняком. Он был не просто еще одним взрослым ребенком, не просто еще одним крутым парнем. И не ваш типичный самоуверенный квотербек. 

 Он уже был звездой своего собственного фильма, но он не играл.
Был только один способ, с помощью которого Elvis's cool немного больше походил на комедию. У него была выдержка и решительность, и он мог бросить мяч, но он не был прирожденным спортсменом — не таким, каким был Ред. Это становилось очень ясно, когда Элвис начинал бегать по открытому полю. Эти его свободные ноги, казалось, выстреливали во все стороны сразу, как сумасшедшие ноги Хирша, и, казалось, ему требовались дополнительные усилия, чтобы просто продолжать двигаться вперед.
Ближе к концу игры мне пришло в голову, что Ред, Элвис и трое других парней постарше на самом деле не разговаривали друг с другом так, как будто они были какими—то знакомыми, лучшими друзьями - они тоже только узнавали друг друга в тот день. Я не думаю, что кто-то что-то говорил об Элвисе на радио, но я бы предположил, что это был ледокол, который собрал этих парней вместе. Позже я узнал, что Элвис был чем-то вроде неудачника и аутсайдера в школьные годы, и теперь, благодаря песне, которая звучала на шоу Дьюи Филлипса, он наконец нашел парней, с которыми можно было тусоваться. Музыкальные таланты Элвиса в конечном итоге принесли ему почти все, чего он хотел в своей жизни, но в тот уик-энд все, чего он хотел, это поиграть в футбол с группой парней, и выход его первой пластинки помог этому случиться. На самом деле, я случайно появился в парке Гатри, вероятно, в последние выходные жизни Элвиса Пресли, в которые ему было бы трудно найти шестого человека для футбольного матча три на три

. 

  1

ЕСЛИ Я МОГУ МЕЧТАТЬ

11 июля 1954 года началось как жаркое, ленивое воскресенье, просто еще один липкий летний день в Северном Мемфисе. А я был тощим двенадцатилетним ребенком, живущим в маленьком кирпичном дуплексе, который мой отец снимал на Бридлав-стрит, и искал какой-нибудь способ побороть скуку еще одного знойного дня.

Мой отец работал в длинные смены на фабрике Firestone, и в то воскресенье, в его выходной день, он спал. Мой самый близкий друг — соседский парень Уэйн Мартин — уехал куда-то на прогулку со своей семьей. Казалось, что я буду один в течение дня, поэтому я решил убить немного времени, прогулявшись до парка Гатри.

Парк находился примерно в полумиле от дома моего отца, вниз по Челси-авеню, открытое поле с чахлой травой и пыльными участками, разбитое перед начальной школой и общественным центром. Рядом с улицей был детский бассейн, а чуть дальше была игровая площадка, несколько баскетбольных колец и поле для игры в подковы — где я научился наслаждаться приятным звоном обуви, ударяющейся о железный столб.

Когда я прибыл в парк, дневную жару нарушил легкий ветерок, дующий с реки Миссисипи. Там было несколько мам, наблюдавших за своими плещущимися малышами в детском бассейне, и куча ребят постарше на траве. Я решил прогуляться до общественного центра, чтобы посмотреть, не происходит ли внутри чего-нибудь интересного. Небо было туманным, по-летнему серым, и я думаю, что я потерялся в собственной дымке. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что мое имя выкрикивают с другого конца парка.

“Джерри! Привет, Джерри. Иди сюда!”

Это был один из старших ребят на траве. Я узнал в нем местного парня по имени Ред Уэст, одного из самых крутых парней, которых я знал в Северном Мемфисе. Рэд был свирепым игроком в мемфисский футбол в средней школе Хьюмса, и он и его семья жили в малоимущем жилом комплексе с очень подходящим названием Hurt Village. Просто знание того, что парень был из Херта, придавало ему своего рода авторитет на поле боя в Северном Мемфисе. Ребята в моем районе шепотом рассказывали истории о грубых бандах, которые скрывались вокруг Херта, и о том, как тебе повезет выбраться оттуда живым, если ты когда-нибудь будешь настолько глуп, чтобы ходить по проектам в одиночку ночью.

Я не был уверен, откуда Ред знает мое имя, но я подумал, что он может знать моего старшего брата, Билли Рэя, который был довольно сильным футболистом в частной средней школе, которую он посещал на другом конце города. Возможно, Ред слышал, что я становлюсь приличным широким слушателем в команде из моей католической начальной школы, "Святые Имена". Футбол был единственной вещью, в которой я чувствовал себя хорошо. Мои оценки были паршивыми, у меня было мало друзей, но на футбольном поле Святых имен я впервые почувствовал вкус личного успеха. На самом деле не имело значения, откуда Ред знал меня — я не собирался игнорировать звонок. Я начал с группы старших мальчиков, пытаясь добавить в свою походку нотку Брандо из The Wild One.

“Привет, Рэд”, - сказала я, когда добралась до них, сразу возненавидев тот факт, что мой голос звучал так слабо, так молодо. Совсем не Брандо.

Я не знал других парней и не обращал на них особого внимания. Я предположил, что они были либо от Hurt, либо от Humes.

Рэд на мгновение пристально посмотрел на меня.

“Джерри, нам не хватает игроков для игры вшестером. Хочешь поиграть в мяч?”

Из всех вопросов, которые, как я думал, может задать мне Ред, я не предвидел этого. Шанс поиграть в футбол с Ред Уэстом и несколькими детьми постарше? Конечно, я был в.

“Конечно, Рэд. Я буду играть”.

“Тогда ладно”, - прорычал он. “У нас есть игра. Полная блокировка. Прикосновение двумя руками. Давайте очистим  поле ”.

Рэд и еще пара парней ушли, чтобы выяснить, что происходит за пределами поля и на линии ворот. Два других игрока начали разминаться, делая длинные передачи друг другу. Я не сводил глаз с Реда, который не был по-настоящему большим парнем, но в любом случае был внушительной фигурой. У меня было ощущение, что с ним даже игра в футбол будет жесткой и грубой.

С набором поля ребята перегруппировались.

“Наш мяч”, - сказал Рэд. “Мы возьмем Джерри. Остальным вернуться к защите ”.

Трое парней отделились и заняли позиции в конце поля. Я последовал за Редом и еще одним мальчиком, и мы тесно прижались друг к другу за нашей стартовой линией схватки. Рэд передал мяч другому мальчику.

“Что за игра, чувак?” Рэд спросил его.

Я посмотрел на этого парня, которого Ред только что сделал нашим квотербеком — действительно посмотрел взглянул на него впервые — и почувствовал толчок.

Это был он.

В этом другом парне не было ничего такого, что сразу поразило бы вас. На нем были простые рабочие брюки и белая футболка. У него были прыщи на лице и шее. Он был довольно худым. Он, конечно, не выглядел круче, чем Ред Уэст.

Но он был крутым, которого я никогда раньше не видел лично. Его волосы были смазаны бриалином и зачесаны наверх и собраны в очень впечатляющий "утиный хвост - именно такой образ я хотел, как только смог уйти от неодобрительных монахинь из школы "Святых Имен". Тебе пришлось немного поработать над такими волосами, и ты должен был знать, что это делает тебя вероятным малолетним преступником в глазах взрослых жителей Северного Мемфиса.

Было что—то в том, как этот парень встал и наклонился к толпе - беззаботный, но серьезный. Что-то немного развязное, но тоже дерзкое. Это выглядело так, как будто он изображал Брандо, даже не пытаясь.

Это должен был быть он.

За пару ночей до этого я услышал по радио совершенно новую песню - настолько новую, что пластинка еще даже не вышла — и был поражен, узнав, что вокалистом был мальчик из средней школы Хьюмса в Северном Мемфисе. Это казалось мне удивительным — как у парня из моего района могла быть песня на радио? И при этом отличная песня — песня, которая действительно выделялась среди всех горячих R & B записей, которые я слышал на шоу в тот вечер. Последние два дня я задавался вопросом — какой парень в Северном Мемфисе мог бы сделать такую запись и получить ее на радио? Этот парень напротив меня в толпе выглядел так, как будто он мог, сделать это.

GEORGE KLEIN делится: "Мы поднялись на служебном лифте, поднялись на этаж Элвиса и начали идти по коридору к его номеру, когда с лестничной площадки выскочил парень с фотоаппаратом и сказал: "Мистер Пресли, можно вас сфотографировать?".
Это был молодой парень, и сразу было неясно, был ли он просто фанатом или профессиональным фотографом. Однако для охранников это не имело значения, потому что они тут же схватили его, прижали к стене и скрутили ему руки. Кто-то схватил его фотоаппарат и был готов открыть его, чтобы уничтожить пленку.
"Стоп, стоп, стоп", - кричал Элвис. "Не делайте этого. Отпустите его". Все замерли. Этот парень мог быть как сумасшедшим с жвачкой, так и парнем с камерой, а охрана считала, что они просто выполняют свою работу.
Элвис дал сигнал всем оставить парня в покое и собраться вокруг него. Это было похоже на то, как если бы он был квотербеком, управляющим группой.
"Смотрите", - сказал он. "Этот парень выскочил и удивил нас - я это понимаю. Но он сказал: "Мистер Пресли, можно вас сфотографировать". Он не начал делать снимки и не попытался убежать. Он уважительно попросил и сказал "пожалуйста". Я не хочу, чтобы вы так грубо обращались с этими людьми".
Он вышел из объятий и обратился к парню с лестничной площадки. "Мистер, вы профессиональный фотограф?"
"Нет, сэр, мистер Пресли", - ответил парень.
"Сколько снимков у вас есть в камере?"
"Двадцать четыре".
"Послушайте, сэр, поскольку вы вежливо спросили меня, можете ли вы меня сфотографировать, я собираюсь оказать вам ответную услугу. Итак, что вы хотите? Экшн-снимок? Улыбка? Приемы карате? Пойдемте".
Парень заулыбался, как счастливый ребенок, и начал щелкать пальцами для частной фотосессии с Элвисом. Элвис принимал всевозможные позы, даже предлагал ракурсы, с которых парень должен сниматься. Когда ролик был закончен, Элвис протянул парню дружеское рукопожатие и еще раз поблагодарил его за то, что тот вежливо попросил фотографии. Он сказал окружающим его парням, что хочет, чтобы этот инцидент стал уроком.
Большинство людей, которые хотели приблизиться к нему, были хорошими людьми, не заслуживающими автоматической грубости.
Я часто думаю об этом инциденте, потому что считаю, что это отличный пример того, как сильно Элвис любил и ценил своих поклонников". 

Из книги "Элвис: Мой шафер" Джорджа Кляйна.