Страшно подумать, что еще каких-то сто лет назад человечество обходилось без автомобилей.
Лошадиные упряжки на протяжении сотен и тысяч лет были единственно доступным сухопутным средством передвижения. Пересев на автомобили, человечество непростительно быстро забыло о том, что гужевой транспорт был не только нашим прошлым, но и особой, самобытной культурой, которую мы утратили и только в последние годы пытаемся возрождать. 

Экипажи древних народов

Предшественниками колесной повозки были салазки или бревенчатые платформы, под которые подкладывали деревянные катки. Эти-то катки и послужили прообразом для создания колеса. К сожалению, ни дата этого исторического открытия, ни имя изобретателя нам неизвестны. А ведь это было, пожалуй, величайшее изобретение в истории человечества!     

Археологи располагают данными об использовании повозок с двумя осями и четырьмя колесами уже за четыре тысячи лет до нашей эры. Мускульной силой, приводящей повозки в движение, могли служить и люди, и животные. Повозки, оборудованные специальной упряжью, были известны у шумеров за 3500 лет до нашей эры. Запрягали в них преимущественно быков, иногда ослов.

Лошади поначалу использовались исключительно как верховой транспорт. Гордые, капризные и утонченные существа, они не обладали ни мускульной силой, ни тупым упорством, свойственным своим предшественникам по упряжке – быкам. Поэтому они не могли тянуть тяжелые, неповоротливые повозки тех времен по бездорожью или по разъезженным колеям, - а других дорог тогда не знали. Кроме того, и сама упряжь делалась в первое время очень грубой, «неделикатной», - лошадям она сдавливала горло.

Колесницы, достаточно легкие для лошадей, были изобретены, по некоторым данным, около 1800 года до новой эры. Испокон веков сильнейшим двигателем прогресса служили военные нужды. Также и в этом случае: для сражений требовались легкие, маневренные, скоростные повозки, и на их усовершенствование были брошены все силы передовой технической мысли того времени. Было модернизировано и само колесо: на смену сплошному деревянному диску пришло составное колесо со спицами, что значительно облегчало повозку. Обод снаружи обивался железом.

Упряжь делалась преимущественно из кожи и крепких веревок. Хомут был впервые изобретен в Китае только около 475 г . нашей эры.

Подковы, прибиваемые гвоздями, использовались еще древними римлянами, но потом почему-то были надолго забыты человечеством и вновь открыты только в средневековой Европе. До этого в ходу были своеобразные защитные «сандалии» с металлической подошвой, надеваемые на копыта лошадей.

Рессоры у повозок появились только в конце XVII века. Прежде для «мягкости» езды использовалась подвесная система: кузов крепился ремнями к четырем стойкам, расположенным попарно на передней и задней осях.

Что касается экипажей различных типов и назначений, то уже в античные времена существовал весьма широкий «модельный ряд». Изготавливались специальные повозки для поездок по городу и для длительных путешествий, для транспортировки грузов и для перевозки большого числа людей... Экипажи, принадлежащие состоятельным людям, уже в то время отличались элегантной и дорогой отделкой. Самой роскошной повозкой была « каррука », служившая транспортом для вельмож, - высокая открытая карета с откидным пологом от дождя, прекрасно отделанная снаружи и удобная внутри. В ней можно было не только разместиться со всеми удобствами, но и прекрасно выспаться.

Интересно, что у древних римлян было налажено и производство специально оборудованных повозок, именуемых « арцерами », для перевозки инвалидов. Впрочем, такое внимание к последним понятно – увечья в древнем Риме чаще всего получали участники военных сражений, которых древнеримское государство чествовало едва ли не наравне с богами…

Бурный рост античных городов приводил к большому скоплению транспорта на улицах. Встречались и «лихачи», бесшабашное поведение которых приводило к дорожным авариям, нередко с человеческими жертвами. Поэтому уже во времена царствования Цезаря в Риме был установлен новый закон – нечто вроде первых в истории человечества правил дорожного движения…

По дорогам России

Для русского мужика иметь в хозяйстве лошадь и повозку означало крепко стоять на ногах. Понятие «безлошадный крестьянин» было синонимом бедности.

В городах «безлошадных» людей было больше, чем в деревнях. Трудно решалась проблема «стоянки» в условиях дороговизны городской земли: ведь для содержания собственного выезда нужно было иметь и «каретный сарай» для повозок, и конюшню для лошадей. Даже среднему сословию было не по средствам содержать в городе свой собственный экипаж, лошадей и кучера. С другой стороны, извозчичий промысел процветал, и он служил для широких слоев населения достаточно доступным и удобным общественным транспортом.

Практиковались и «комбинированные» варианты. Например, можно было содержать только собственную карету, а извозчика с лошадьми нанимать - либо от случая к случаю, либо заключая с ним помесячное соглашение. Именно такой порядок из соображений экономии ввел у себя А. С. Пушкин, когда поселился с молодой женой в Петербурге.

Зимой колесные экипажи заменялись утепленными санями. Вот как описывает русские сани Х. В. Вебер, ганноверский резидент в России в 1714-1719 годах: «Без удобства саней, употребляемых в России, иностранцу невозможно было бы вынести в дороге сильные морозы. Сани сверху и кругом крепко закрыты и укутаны, так что ни малейший ветер не может проникнуть в них, а по обеим сторонам вделываются маленькие оконца и сумки или карманы для книг, ради препровождения времени, и для съестных припасов; вверху над головою висит фонарь с восковою свечою, которую зажигают с наступлением ночи. В самих санях внутри стелется постель, в которой и лежишь день и ночь во время пути, а в ногах кладутся нагретые каменные плиты или медные фляги с горячей водой, чтобы теплее было в санях; около фляг ставится ларец с вином и водкою, для предохранения этих напитков от мороза, хотя, впрочем, при всех предосторожностях самые горячие напитки замерзают и обращаются в лед. В такой спальне едут и день и ночь, не выходя из саней, разве за надобностью…».

ярмарка тщеславия

Состоятельные люди не могли обходиться без собственного выезда, и это было даже не столько вопросом удобства, сколько вопросом престижа. Показательно, что для обозначения выходов в свет использовалось слово «выезжать», ибо даже в соседний дом немыслимо было явиться пешим, не уронив достоинства знатного человека.

Можно заметить, что подобный обычай бытовал во всем мире и во все времена, однако только в России XVIII века он был раздут до истинного абсурда и немало удивлял иностранцев.

Так, любопытное свидетельство оставил французский граф Сегюр , который сопровождал Екатерину II в путешествии по южным губерниям России, о чем оставил подробнейшие записки. В частности, он с иронией описывал «…обычай, введенный тщеславием: лица чином выше полковника должны были ездить в карете в четыре или шесть лошадей, смотря по чину, с длиннобородым кучером и двумя форейторами. Когда я в первый раз выехал таким образом с визитом к одной даме, жившей в соседнем доме, то мой форейтор уже был под ее воротами, а моя карета еще на моем дворе!»

Поскольку собственный выезд был «визитной карточкой» знатного человека, он отличался необыкновенной роскошью, а сам церемониал – помпезностью. Русский дворянин, историк, писатель Д. Д. Благово записал и издал воспоминания своей бабушки о жизни «в старое время», в том числе там содержится и такое свидетельство:

«У одного богатого барина была золотая карета, обитая внутри красным рытым бархатом, и вороной цуг лошадей в шорах и с перьями, а назади, на запятках, «букет». Так называли трех людей, которые становились сзади: лакей в выездной ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, перед каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках: тульи наподобие сахарной головы, узенькие поля и предлинный козырек.

Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали, на запятках были только лакей да арап, и ездили не в шесть лошадей, а только в четыре, но тоже в шорах, и это значило ехать запросто. Лошадей в то время держали помногу: у батюшки было три цуга: один для него, один для матушки и запасной и, кроме того, несколько лошадей рассыльных для людей, водовозок, так что на конюшнях набиралось лошадей около тридцати, а у кого и больше. Стало быть, и кучеров, и конюхов человек по десяти».

Эти цифры, конечно же, не предел. Так, в мемуарах конца XIX века упоминался некий «петербургский крез В. Н. В-ий , богач один из первых не только в России, но даже во всей Европе», - о нем, в частности, говорится, что «конюшни его вмещали до ста двадцати породистых лошадей; экипажей тоже было не менее ста».

Они прослыли чудаками

Начало XIX века ознаменовалось не только государственными переменами, но и новым стилем всей общественной жизни. Сказалось это и на характере езды, и на внешнем виде экипажей. Церемонии екатерининских времен остались в прошлом. Если раньше знатные люди предпочитали ездить медленно и чинно (подгоняли лошадей только люди подневольные, служивые), то теперь сама жизнь задавала новые темпы, и экипажи с дворянскими гербами стали носиться по улицам с угрожающей скоростью.

Приверженцы старого, «пышного» стиля езды подвергались насмешкам. Так, М. И. Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы», изданной в 1898 году, рассказывает об известном канцлере Куракине. Это был «представитель сластолюбивого XVIII века, великолепный, покрытый бриллиантами и окруженный всегда множеством всякой прислуги. В александровское время, когда сам император ездил в одну лошадь и когда исчезли богатые экипажи и обложенные галунами ливреи, в Петербурге только один Куракин сохранял прежний екатерининский обычай и ездил на вызолоченной карете о восьми стеклах, цугом, с одним форейтором, двумя лакеями и скороходом на запятках, двумя верховыми впереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой».

Упоминаются в книге и другие оригиналы: «Не меньшее любопытство встречал на улицах катавшийся шестериком с форейтором на вынос, в богатой восьмистекольной карете, всегда с дымящимся кальяном в зубах и с десятком жирных котов, бывший владетельный кавказский князь, известный под именем князя Окропира »…

(Как видно из этих описаний, застекленные окна в каретах являлись первым признаком роскоши. Но в случае «дорожно-транспортного происшествия» они могли нанести пассажиру серьезные увечья, ибо это были простые оконные, легко разбивающиеся стекла. Некоторой защитой служили плотные, как правило бархатные занавески, которые задергивались изнутри. Одновременно (и даже в первую очередь) они выполняли функцию современных тонированных стекол – скрывали внутренность кареты и ее пассажиров от любопытных глаз)…

Разнообразие форм и назначения экипажей требовало понимания их уместности или, напротив, неуместности в том или ином случае. М. И. Пыляев , например, повествует о неком «причуднике» Зыбине: «Тогда была мода на высокие фаэтоны для гулянья; Зыбин в этом уродливом экипаже проехал из Петербурга в Москву; на станциях все на него смотрели, как на шута, и мальчишки за ним бежали с криком. Зыбин сам это рассказывал, относя это к невежеству нашего народа».

Но проще всего было в то время прослыть «оригиналом», отмеряя городские улицы пешком. Для знатного человека такое «простецкое» поведение граничило с непристойностью Так, тот же Пыляев рассказывает: «К разряду более заметных былых петербургских чудаков, разгуливавших по Невскому и другим улицам, следует причислить одного знатного иностранца – мистера Рандольфа , посланника Северо-Американских штатов в первые годы царствования императора Николая I. Извозчики, которых он никогда не нанимал и на зазывания которых не отвечал, прозвали его «немым барином»

К началу XX века общественное мнение вполне притерпелось к пешеходам вне зависимости от их знатности и богатства. Это было связано не только с демократическими настроениями в обществе, но и с банальной проблемой перегруженности центральных городских улиц. Даже российский император Николай II нередко прогуливался по Невскому пешком, с небольшой свитой и без охраны…

Такие старые слова…

В литературе прежних лет постоянно встречаются названия различных конных экипажей. Сегодня мы уже плохо представляем себе, как они выглядели. Заглянем к Ожегову, Далю, посмотрим в другие толковые словари, чтобы хоть немного приподнять завесу времени.

Экипаж – это слово французского происхождения, которое стало общим для обозначения легких негрузовых повозок.

Самой роскошной, иногда поистине царственной повозкой была карета. Это большой, закрытый со всех сторон комфортабельный экипаж с окнами и дверцами, - целый дом на колесах.

Экипажем попроще была коляска, - рессорный четырехколесный экипаж с откидным верхом. Для такой коляски употреблялось также название фаэтон. Экипаж с откидным верхом, но только на двух колесах и без козел (то есть без сиденья для кучера) носил название кабриолет.

В литературе нередко упоминается двуколка. Эта легкая открытая повозка об одной оси и на двух колесах была рассчитана максимум на двух человек, - на такой повозке мог разъезжать, собственноручно управляя лошадьми, сельский доктор или посыльный. Для подобных повозок употреблялось еще название шарабан.

Возок, по Ожегову, это крытая зимняя повозка, а также сани со спинкой.

Дрожки – легкий скоростной экипаж, в частности, используемый на бегах.

Нередкими были на просторах России кибитки, - это повозки, крытые тентом, который обычно крепился на каркасе из выгнутых прутьев.

Телега, понятное дело, была простейшей тяжелой повозкой для грузов, но, как свидетельствует история, вполне могла послужить и в качестве пассажирского транспорта для непритязательных ездоков.

Слова «рыдван» и «колымага», которые уже давно стали насмешливыми ругательствами, в далеком прошлом, оказывается, были понятиями вполне пристойными. Рыдваном в старину называлась большая дорожная карета, запрягаемая шестью, а то и двенадцатью лошадьми. Колымагой именовалась без тени иронии тяжелая грузовая повозка. Когда эти вполне заслуженные экипажи устарели технически и на смену им пришли изящные повозки на рессорах с красивыми иноземными названиями, старые слова приобрели, как водится, ироническую окраску и в таком качестве дожили до наших дней.

Назад, в будущее?..

В начале XX века с легкой руки Генри Форда началось массовое производство автомобилей. Теперь уже никто не сомневался, что будущее принадлежит «железным коням», - хотя современникам это будущее казалось фантастическим. Даже Герберт Уэллс в одном из своих романов не обошел стороной эту тему и в 1908 живописал такую картину недалекого будущего: «Автомобили, мчавшиеся на север и на юг, становились все мощнее, все совершеннее, от них было все больше шуму и вони; исчезли запряженные лошадьми фургоны – уголь и товары теперь доставляли большие грохочущие грузовики, автобусы вытеснили омнибусы»… Как видим, писатель-фантаст не ошибся в своих пророчествах.

 Но мог ли он предугадать, что спустя еще одно столетие человечество вновь со всей серьезностью заговорит о возвращении к гужевому транспорту?! А такие призывы в наше время раздаются все чаще и чаще. «Экологически чистые» и весьма экономные в условиях дороговизны топлива, конные экипажи сегодня вполне способны конкурировать с  «железным конем» - автомобилем. Кроме того, конный транспорт отмечен и другими привлекательными чертами: это и отточенная временем красота экипажей, и экзотичность, исполненная в модном сегодня стиле «ретро», и неподдельное благородство, и тот неповторимый колорит исконно-русского душевного размаха, который невозможно воссоздать никакими ухищрениями автомобильного дизайна...(с)информация взята отсюда

В