Кошка, мяукающая у ваших ног, смотрящая на вас — это жизнь, улыбающаяся вам. Это мгновения, когда мы счастливы. Эти моменты напоминают нам, что мы ещё живы. ______________

1.


2.


3.

Прости, мой верный друг, мой Кот.

Так быстро время убежало…

Вон кто-то без зверей живет –

Мне говорят - начни сначала

. А больно как, невыносимо.

Ушел, а мы с дождем остались.

И заменить тебя - неисполнимо

Ведь ты теперь в волшебной дали.

Но каждый вечер тихим шагом

Крадется и в ногах поет.

Душа кошачья, снова рядом.

Она, надеюсь, не уйдет.

Проходят дни, недели мчатся.

Пустует место в уголке.

Вот только в сердце ты остался.

И теплой лапкою в руке.

/Ромашковый кот /

Утренний лес — это чудо из чудес. Можно встать ранним солнечным утром, и отправиться на прогулку. Утренний лес — особенный, он полон знакомых и незнакомых милых ароматов, а листья растений, усыпанные росой, блистают, как драгоценные камни. .

1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.

СТАРЫЙ ПОВАР .

                  В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

             Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов. Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии. Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.

                      Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла. Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя. Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула.

      Человек остановился и спросил:

— Кто здесь? Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

— Хорошо, — сказал человек спокойно.

— Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте. Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо. Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите! — сказал он.

— Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души. — Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик.

— А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал.

— Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спросил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец.

— А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А еще чего вы хотите? Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал: — Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет. — Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте,- сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите. Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи. Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн. Незнакомец играл, глядя в чёрное окно.

— А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь? Старик молчал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.

— Я вижу всё это! — крикнул старик. Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.

— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.

— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.

— Открой окно, Мария, — попросил старик. Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно. Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой. Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь: — Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!

— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец. Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом. Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.

Константин Паустовский «Душевные истории»

      

1.
      

  Сибиряки имели возможность пить чай самого высокого качества, – поясняет знаток сибирской кухни, – поскольку китайский чай, доставленный в Европу не морем, а по суше, ценился намного выше. Соответственно, лучшие его сорта отправлялись на запад именно через Сибирь. В европейских странах был даже такой термин «сибирский чай», который ввел в обиход Дюма-отец, автор «Гастрономической энциклопедии».

            В XIX веке иерархия сортов сибирского чая выглядела так: самым дешевым был кирпичный, изготовленный из грубых нижних листьев чайного куста. Далее шел рассыпной, для которого собирали средние и небольшое количество верхних листочков. А самым дорогим чаем считался цветочный.

               – Цветочный чай не имеет никакого отношения к цветам, – уточняет Игорь Шеин. – Это распространенное заблуждение, жертвой которого часто становятся даже профессиональные историки. Например, в одной монографии, где проводился анализ таможенных документов XIX века, я прочел буквально следующее: «Непонятно, почему сибирский цветочный чай был таким дорогим. Что, в Сибири какие-то особенные цветы? Чем они лучше тех, что растут в европейской части России?» На самом деле слово «цветочный» означает в данном случае лишь то, что чай сделан из типсов – самых верхних почек на кусте, которые напоминают нераспустившиеся бутоны. И тогда, и сейчас типсовый чай могли позволить себе далеко не все, но сибирские купцы предпочитали именно его.

             В иных домах самовар не сходил со стола с утра и до позднего вечера. Самые заядлые «водохлебы» (тоже, между прочим, сибирское словцо) выдували иной раз по сорока стаканов в день. Любую встречу, любую беседу – дружескую или деловую – непременно сопровождало продолжительное чаепитие. И если бы вдруг кто-то из гостей решил уйти, не выпив хотя бы пару чашек с пирожком, с медом или со «сливком», он бы очень обидел хозяев…”

                   Статья Екатерины Виноградовой «Пельмень с родословной», журнал «Неизвестная Сибирь» № 15

Цветы, как люди, на добро щедры И, щедро нежность людям отдавая, Они цветут, сердца отогревая, Как маленькие теплые костры... Ким Жанэ

1.

Цветы подаренные нам самой природой, как символ вечности и красоты

.

               Я думaю о том, что, мoжет быть, любoвь на сaмом деле никoгда не перестaет. Она не прoходит. Онa oстaется с кaждым из тех, кoго мы любили. Пoсле бoли, предaтельств, рaзoчарований… Онa oстается. И мы тoлько думaем, что перестaем чувствoвать. Убеждaем себя в тoм, что все прoшло. Смoтрим на челoвека и пoнимаем, чтo ничего нет. Пустo и хoлодно. Но… Если прикoснуться к свoей душе… к его душе… Нaчинает звучaть. Будто ничего не изменилoсь. Предельная высoта встречи двух душ. Их соприкoсновение. Их близoсть. Люди, личнoсти… Между ними — нет, ничегo невoзмoжно. Пaмять не стереть. Опыт не зaчеркнуть. Мнoгое не прoстить. Но души… Мы остaвляем друг на друге след. След нaшей любви. Слeд нaшей души.

                                                           Лилия Ахремчик

  Оля Майер

              Мы всегда оставляем следы. Мы прикасаемся друг к другу чувствами, глазами, голосами, характерами и мечтами. Мы привлекаем, отталкиваем, возвращаем, взращиваем, прощаемся, приглашаем. Лелеем или разрушаем свои и чужие надежды, ценности и миры... 

            Мы остаемся отпечатком во внутреннем пространстве тех, кого коснулись. Мы не проходим незамеченными, не пропадаем без вести в водовороте жизни, если однажды, пусть на короткий миг, по-настоящему встретились. Даже если потом потерялись. Ушли и не вернулись. Даже если назад – нельзя. Иногда наши следы едва читаемы, покрываются пылью со временем, зарастают травой, смываются ливнями. Но, возможно, когда-нибудь, случайно или намеренно, пройдя по той же дороге, забывший нас вспомнит: мы здесь были. И, может быть, улыбнется.

            Иногда воспоминания о нас остаются осязаемыми, как прикосновение к коже, громкими, как голос в пустой комнате, волнующими, как аромат, принесенный ветром через открытое окно. А иногда мы на всю жизнь впечатываемся в память небрежно брошенным в пересохшем лесу окурком, вспыхнувшим страшным пожаром, съевшим гектары чьей-то души…

               И нельзя отмотать жизнь к началу, засеять поля, сохранить сады и стереть шрамы, которые мы после себя оставили, без разницы – по незнанию или из мести. Есть поступки, которые останутся с нами, даже если нам удалось искупить вину. Помнить о них – важно, чтобы больше слепо и мимоходом не ломать в других людях то живое и хрупкое, что они берегут.

              Да, нельзя переписать то, что о нас уже помнят. Нельзя не сделать того, что уже было сделано. И все же можно продолжать писать свою жизнь. Ведь только от нас зависит, какие воспоминания о себе мы отправим в мир дальше. Для скольких людей мы еще сможем стать дождем в засушливый год, маяком, берегом, гостеприимным домом. Или радугой на еще черном от туч небе, от которой вдруг на душе становится немного светлей.

                 Нужно просто помнить, делая шаг на чужой земле: мы всегда оставляем следы...

                                                                                                      О мудаках

                        А я курю. Да, вредно. Да, глупо. Не ваше дело. Ой, мешаю вам? Извините, а как? Дымлю? Пассивное курение вредит вашему здоровью? На улице многомиллионного города, над которым смог от выхлопных газов автомашин собирается уже в восемь часов утра, вас беспокоит чужая сигарета? Да? Тогда простите великодушно. Я сейчас же затушу сигарету, и мы вместе будем нюхать… Эээ, чем там вообще пахнет этот город? Но я брошу. Когда-нибудь. Наверное, брошу. Один вопрос: все некурящие обязательно должны докапываться до курящих? Если да, то тогда я в некурящую тусовку, похоже, не попадаю. Не хочу стать одним из тех, кто на улице подходит к человеку, специально отошедшему в сторону покурить, и демонстративно морщит нос.

                         А ещё я пью. Ну, в смысле, алкоголь пью. Вредно? Не уверен. Ах, чрезмерное употребление алкоголя разрушают печень? Ну, так и чрезмерное употребление аспирина на пользу не пойдёт. Чрезмерное, понимаете? И, вообще, алкоголь иной раз приносит пользу. Да-да, точно вам говорю. Некоторым людям алкоголь вообще необходим. И я говорю не об алкашах, а о занудах. Ну, вы их знаете, из них ещё никудышные собеседники получаются. Смотришь на одного — хмур вечно, невесел, шуток не понимает, жалуется постоянно, нудит и нудит, нудит и нудит. А нальёшь такому грамм пятьдесят хорошего коньяка, и тот вдруг приятнее становится. Добрее, что ли, интереснее. Анекдоты начинает вспоминать (бородатые, конечно, но хоть так), веселиться начинает. Главное, чтобы рядом караоке не было.     

                                 Кстати, где законы, ограничивающие любителей повыть в караоке? Вот от этого всё зло, от караоке. Когда в пьяной компании кто-то изъявляет желание «попеть в караоке», остановите его. Остановите и будьте настойчивы так, словно запрещаете ему вести автомобиль. Пьяные с микрофоном сгубили больше хороших вечеров, чем пьяные за рулём — жизней. Я не говорю, что караоке — это плохо. Сочетание не умеющего петь и караоке — вот что плохо. Также как и курение — это не плохо. А вот тот мудак, который дымит вам сигаретой в лицо — это плохо. Но он ведь мудак не потому, что курит. Мудак мог бы вообще не курить, но все равно как-нибудь бы вам помешал — на улице в плечо пихнул бы, допустим. И мудаку, будучи на авто, не обязательно быть пьяным, чтобы сбить кого-нибудь. Трезвый мудак тоже полихачить любит. Ему, мудаку, чтобы кого-нибудь убить, даже автомобиль не нужен. Он найдет способ навредить и без этого. Без алкоголя, без сигареты, без машины, без оружия — мудаку вообще не нужны средства, чтобы кому-нибудь навредить. Мудаку нужен шанс. Мудаку нужна возможность. Мудаку нужно право. А способ он сам придумает  .

                    И ещё. Мудак пребывает в заблуждении, что его постоянно хотят обидеть. И все окружающие мудаку кажутся кем? Правильно, мудаками. И, если вы думаете, что вокруг одни мудаки, у меня для вас плохие новости.

Автор: denisslavin

Все, что вы хотите, находится сразу за зоной вашего комфорта. Роберт Аллен.

                  Зона комфорта — главное препятствие на пути к Успеху и достижениям. Людям, застрявшим в привычной будничной рутине, настойчиво цепляющимся за «status quo», практически невозможно помочь. Не позволяйте подобному случиться с вами.

            1.  Разработайте привычку смешивать вещи. Это легкий и простой способ расширить свою зону комфорта и разбудить ваше любопытство.

               Слушайте новую музыку. Я смешиваю вещи, пробуя слушать новую музыку каждый месяц. Я прослушиваю лучшую музыку на популярных музыкальных сайтах. Я скачиваю некоторые из альбомов и пробую слушать. Например, я могу теперь с удовольствием послушать что-нибудь из рэпа, классики или тяжелой музыки, чего раньше я никогда не слушала.

           2.     Попробуйте новую пищу. Каждую неделю мы стараемся приготовить новый рецепт из наших поварских книг. Это чаще всего вкусный эксперимент и он помогает нам найти новый неожиданный вкус. Такие небольшие новшества позволят вам не застревать в старой колее. Они позволят вам открыть для себя массу новых интересных вещей. Да и вообще это просто весело.

           3. Разработайте привычку делать то, что вам нужно малыми шагами. Что держит нас в нашей зоне комфорта, так это опасение, что то, что нам предстоит сделать сразу — огромное и страшное. Делать это маленькими шагами является решением этой проблемы. Это позволяет растянуть зону комфорта, а медленное выполнение делает это менее неудобным и страшным.

            4. Станьте более общительным. Допустим, вы хотите стать менее нервным и неловким в общении с людьми. Чтобы решить эту проблему, вы можете разбить ее решение на небольшие шаги. Шаг первый — первый раз сказать людям «привет». Второй — принять активное участие в беседах на работе или в школе, чтобы разработать разговорные мышцы. Через некоторое время вы будете чувствовать себя более комфортно. И, таким образом Вы сможете расширить свою зону комфорта еще немного больше.

               5   Стать более эффективными. Вы можете начать только с одного рабочего часа в день, когда вы полностью сосредоточены на наиболее важной задаче в полной тишине (это значит, не допускать постороннего шума и выключить все отвлекающее вас от работы, такое как Интернет, телефон, чат, стоит закрыть дверь в офис и т.д.). А потом вы можете вернуться к нормальной жизни. На следующей неделе вы можете добавить час и работать два часа в сутки полностью сосредоточенным. Шаг за шагом вы построите очень мощную привычку, которую вы бы никогда не выработали за один раз.

               6. Создать что-то новое. Возможно, когда вы соберетесь начать делать свои собственные продукты, вы будете сомневаться. Создать инфопродукт, обучающий курс или целую книгу, будет казаться вам сложной задачей, определенно вне вашей зоны комфорта.

             Сделайте небольшой шаг и напишите небольшую электронную книгу для начала, которую будете предлагать бесплатно новым подписчикам. Не бойтесь строить великие планы, ставить высокие цели и покидать зону своего комфорта!

           Это нормально – чувствовать дискомфорт, когда ты меняешься. Делая то, что воспринимается как дискомфорт, мы растем и развиваемся. Приучайте себя выходить за рамки привычного, “заплывайте за буйки”, расширяйте зону комфорта! ( из интернета )

https://www.liveinternet.ru/users/4607208/rubric/2553874/

Малоизвестные факты о полете Гагарина

                            1. Первый полет в космос готовили в спешке, поскольку от разведки поступило сообщение, что американцы планируют запуск космического корабля на конец апреля. Руководство СССР не могло этого допустить и дало команду опередить американцев любым способом.

                            2. Интересно, что предварительно было подготовлено три сообщения о полёте Гагарина в космос. Первое — «Успешное», второе с просьбой помощи в поиске, если он упадёт на территории другой страны или в мировом океане, и третье — «Трагическое», если Гагарин погибнет.

                             3. До полёта не знали, как человеческая психика будет вести себя в космосе, поэтому была предусмотрена специальная защита от управления Востоком в порыве буйства. Чтобы включить ручное управление, Гагарину надо было вскрыть запечатанный конверт, внутри которого лежал листок с кодом, набрав который на панели управления можно было бы её разблокировать

                               4. Выполнив один оборот вокруг Земли, в 10:55:34 на 108 минуте корабль завершил полёт. Из-за сбоя в системе торможения спускаемый аппарат с Гагариным приземлился не в запланированной области в 110 км от Волгограда, а в Саратовской области, в районе села Смеловка.

                               5. Во время заключительной стадии полёта Юрий Гагарин бросил фразу, о которой долгое время предпочитали ничего не писать: «Я горю, прощайте, товарищи!».

                                           Источник https://gazeta-delovoy-mir.ru/2019/04/12/12-aprelya-den-kosmonavtiki-interesny/

https://www.liveinternet.ru/users/4248621/rubric/1908445/

Схема из интернета .

/

             С Днём Кошек !!!!🐱🐱🥎🥎🥰💐🐱😘🐱🐱   В этот день я желаю каждой кошечке любви, здоровья, любящих хозяев, тёплого дома, сытости и игривого настроения. Пусть шёрстка будет густой, носик мокрым, кнопулечки на лапулечках мягкими, а жизнь замечательной! И, разумеется, желаю каждому хозяину самых милых и приятных минут с их любимцами!/c/

.

Особо выделим безмятежность и невозмутимость кошек.... ХОРОШЕГО НАСТРОЕНИЯ!

1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.


12.


13.


14.

             Белый, старый кот выросший вместе с детьми остался теперь со стариками. Они не очень благоволили к нему. Его нашли и принесли дети и когда они выросли и разлетелись, вдруг стал не нужен. Его пинали и прогоняли из комнаты в комнату, а он ждал. Всё ждал, что вернутся его любимые детки.

                  Теперь вот пришлось продать большую квартиру, которая оказалась и слишком велика и не по карману. Они переехали в маленькую квартирку из двух комнаток. Больше им теперь было не надо. И пожилой мужчина в день переезда посадил большого белого кота в переноску и отвезя его на другой край города, выпустил его возле баков с мусором.

             Ничего, говорил он своей жене, проживёт. Не он первый и не он последний. А кот никуда не ушел. Он не мог поверить, что его бросили. Он много дней боялся отойти всё надеясь, что подъедет машина и из неё окликнут его. Но чудес не бывает на этом свете.

                  И голод, холод и жажда взяли своё. Он наблюдал за другими одичавшими сородичами и научился. Научился доставать еду из баков с мусором, пить из луж и прятаться от собак. И превратился из белого откормленного красавца в серого худого кота со слежавшейся шерстью. Маленький полный мальчишка всегда попадал в переделки. Его били. Били за полноту. Били за задумчивость и за то, что любил классическую музыку. Так они и сошлись.

          Однажды после очередной порции неприятностей малыш сидел на бордюре и всхлипывая пытался съесть бутерброд из ранца. К нему подошел большой худой кот непонятного цвета. Он голодными глазами посмотрел на бутерброд и тихонько жалобно мяукнул.

              Малыш вдруг поперхнулся бутербродом и смотря на пушистого страдальца сказал: Садись рядом. Я не страшный. Я котов люблю. И вытащив из бутерброда котлетку, положил рядом, а сам продолжил есть оставшуюся булку. Кот осторожно подошёл и сев рядом принялся уплетать свою часть бутерброда. Теперь полный малыш перестал драться и плакать. У него появилась своя большая тайна. Он выходил из дому и садился на привычное место и через пару минут подходил новый пушистый знакомец. Так они и обедали. Кот котлеткой, а малыш булкой.

                Однажды родители решили осторожно проследить что произошло с их ребёнком и куда теперь он ходит, если не возвращается домой избитым. Они осторожно следили за ним. Не знаю, что они рассчитывали увидеть, но когда заметили, как их сын садится на бордюр в углу соседнего двора и кормит старого кота со слежавшейся шерстью своей котлеткой, а потом гладит его и разговаривает, то устроили дома семейный совет.

             На этот совет и был вызван полный малыш. И отец встав сказал такие слова: -Сынок, мы тут с мамой совершенно случайно увидели куда ты ходишь и кого кормишь. Мальчишка хотел закричать и объяснить, чтобы кота не трогали, ведь он его друг. Но отец поднял правую руку и ответил: -Я горжусь тем, что у меня такой сын. Я горжусь тобой, сынок. Ты вырастешь настоящим человеком. И ещё вот что. Приводи-ка домой своего товарища. Пусть живёт у нас и мы найдём чем накормить его.

       Маленький полный мальчик бросился к отцу и обнял его, тот поднял его на руках и поцеловал. Малыш схватил котлетку и выскочив во двор побежал на своё заветное место. Кот как всегда ждал его. Мальчишка бросился к нему, погладив поднял на руки и понёс. И первый раз за всё это время бывший белый кот вдруг почувствовал, как дрогнуло его окаменевшее сердце. Он прижался головой к теплой детской щеке и тихонько мяукнул.

              Теперь огромный белый и вальяжный кот провожает своего подросшего товарища и встречает из школы. Они садятся за стол обедать и мальчик гладит своего белого друга по голове, а тот улыбается.

                Олег Бондаренко

.

Так же , как снег , сыплются на людей счастливые чары и сказки.

               Константин Пустовский

https://anthrax-urbex.livejournal.com/32902.html

.

АЛЕКСАНДР ПОДЖИО

Это превосходный и достойный уважения человек, который предан мне сердцем и душой, и я не знаю, как выказать ему свою признательность. М. Н. Волконская — А. М. Раевской, 14 июня 1841 года

«Превосходного» человека, как нетрудно догадаться, звали Александром Викторовичем Поджио.

           Он родился в 1798 году в Новороссии, в Николаеве, был итальянцем по происхождению и католиком. В юности Александр воспитывался в Одесском институте (частной гимназии). Вместе со своим старшим братом Иосифом он приходился княгине Марии Николаевне Волконской дальним родственником — кузеном.

  Александр Викторович еще в 1814 году был причислен к лейб-гвардии Преображенскому полку, где к 1823 году дослужился до чина штабс-капитана. После этого его перевели (по не совсем понятным для историков причинам) майором в Днепровский пехотный полк, расквартированный на юге России. Оттуда Поджио спустя полтора года вышел в отставку («по домашним обстоятельствам») с чином подполковника. С 1821 года Александр Поджио был членом Северного общества, а с 1823-го — заодно и Южного. На тайных сходках бравый офицер выделялся активностью и красноречием, причем частенько предлагал заговорщикам предпринять самые решительные меры, вплоть до уничтожения всей августейшей семьи. (Правда, после ареста и препровождения в Петербург его энтузиазм быстро сошел на нет, и поведение отставного подполковника Поджио в ходе следствия временами выглядело, мягко говоря, сомнительным, жалким.)

     Его осудили по I разряду — и по конфирмации вместо смертной казни приговорили к вечной каторге. (Срок каторжных работ Поджио, как и у других злоумышленников, впоследствии неоднократно сокращался.) Сначала Поджио содержался в Кексгольмской крепости, потом в Шлиссельбурге, а в январе 1828 года он был доставлен в Читинский острог. Позднее его вместе с прочими государственными преступниками перевели в Петровский завод. 

   С 1839 года декабриста обратили на поселение в Усть-Куде Иркутской губернии. Сын иркутского купца Н. А. Белоголовый, учебными занятиями которого в первой половине 1840-х годов руководил А. В. Поджио, вспоминал о своем «почтенном учителе и друге» так: «Длинные черные волосы, падавшие густыми прядами на плечи, красивый лоб, черные выразительные глаза, орлиный нос, при среднем росте и изящной пропорциональности членов, давали нашему новому наставнику привлекательную внешность и вместе с врожденною подвижностью в движениях и с живостью характера ясно указывали на его южное происхождение. Под этой красивой наружностью скрывался человек редких достоинств и редкой души. Тяжелая ссылка и испорченная жизнь только закалили в нем рыцарское благородство, искренность и прямодушие в отношениях, горячность в дружбе и тому подобные прекрасные свойства <…>, но при этом придали ему редкую мягкость, незлобие и терпимость к людям, которые до конца его жизни действовали обаятельно на всех, с кем ему приходилось сталкиваться».

        Сближение Марии Николаевны с Александром Поджио, «итальянцем, сохранившим весь жар и все убеждения юношества» (Е. И. Якушкин), произошло в Петровском заводе в начале тридцатых годов и не стало тайной за семью печатями для окружающих. Не случайно С. Г. Волконский в 1832 году просил каторжанина как-то повлиять на только что ставшую матерью княгиню Волконскую: он тогда уже знал, что его жена прислушивается к словам «доброго кузена» Александра Викторовича. Кто-то из декабристов трактовал отношения Волконской и Поджио как обыкновенную дружбу, кто-то был склонен видеть в них нечто большее. Последние (преобладавшие), однако, руководствовались в основном слухами и догадками. К сожалению, они порою прибегали и к оскорбительным публичным заявлениям. Например, печально известный «декабрист-провокатор» И. И. Завалишин (родной брат Дмитрия Завалишина) «на всех перекрестках трубил про бедную М. Н. Волконскую, что она вторая Мессалина». Определенную лепту в дело посрамления Марии Николаевны внесли и «сибирские жители», а также отдельные позднейшие мемуаристы.

     Напомним читателям, что Александр Поджио в течение некоторого времени преподавал детям княгини ряд предметов и потому бывал в доме (вернее, в домах) Марии Николаевны регулярно, а иногда и ежедневно. Особенно много занимался он с «дорогим другом» Мишей Волконским, к которому относился с необычайной нежностью. Помянутые обстоятельства также были учтены и прокомментированы современниками. Приведем для наглядности кое-какие фрагменты текстов, в которых речь шла о том, насколько «плотно прилепился» (С. Гессен) Александр Поджио к княгине Марии Волконской. Из письма декабриста Ф. Ф. Вадковского к П. Н. Свистунову от 13 января 1840 года: «Что касается семьи Волконских — на нее жалко смотреть. Бедный старый муж решительно устранен. Жена ведет хозяйство, с утра до вечера окружена братьями Поджио, злословит и с ними и с кем попало над Сергеем Григорьевичем, доводя скандал до того, что поддерживает все унижения, которые его заставляют сносить. Словом — это отвратительно!» В воспоминаниях сибиряка, записанных И. И. Благовещенским, находим, в частности, следующее: «Поджио обыкновенно ночевал у Волконской. У Волконской был даже сын Михаил — „вылитой Поджио“. Связь их продолжалась и в Иркутске, где дома их находились в соседстве…» Из мемуаров чиновника Л. Ф. Львова: «Она (Волконская. — М. Ф.) любила посещать выстроенный домик Иосифа Поджио на отведенном ему участке близ Иркутска, на самом берегу Ангары…» А в письме Е. И. Якушкина (сына декабриста) к жене (1855) выделим такие строки: «Много ходит невыгодных слухов про ее (Волконской. — М. Ф.) жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь ее — дети не Волконского». Тот же Е. И. Якушкин, повествуя о первом замужестве Нелли (дочери княгини) и упорном сопротивлении С. Г. Волконского этому браку, утверждал, что Мария Николаевна «не хотела никого слушать и сказала приятелям Волконского, что ежели он не согласится, то она объяснит ему, что он не имеет никакого права запрещать, потому что не он отец ее дочери».

         Итак, и декабристы, и «лица, знавшие декабристов», усматривали в отношениях княгини Волконской и Александра Поджио самую натуральную связь. Лев Толстой решительно отвергал «рассказы про роман между Поджио и Волконской». «Я не хочу верить, — говорил он, — так часто выдумывают такие легенды и чернят память людей». Ведя речь исключительно о «памяти», писатель, однако, не учел, что многие пикантные побасенки про княгиню и пылкого итальянца получили хождение еще при жизни Марии Николаевны. Невзлюбившие Волконскую лица распространяли их едва ли не по всей Сибири — и поселенцев, желающих бросить в княгиню камень, становилось все больше и больше. (Заодно упомянем, что в любовники Марии Волконской иногда определялись и иные декабристы — такой чести удостоились, например, Михаил Лунин и Иван Пущин.)

         В тридцатые годы XX века О. И. Попова собрала и изучила почти все доступные материалы, касающиеся данной темы. Поработав в Пушкинском Доме с документами княжеского архивного фонда, она предположила, что «чьей-то заботливой и тщательной рукою изъято из архива Волконских всё то, что могло бы пролить свет на самую интимную страницу ее жизни, на источник ее семейной драмы. В архиве Волконских, — сообщала исследовательница, — не нашлось ни одного письма А. В. Поджио к М<арии> Н<иколаевне>. Сохранились лишь немногочисленные письма его к Сергею Григорьевичу и Михаилу Сергеевичу, почти все относящиеся к годам после смерти М<арии> Н<иколаевны>. Исключительная близость Поджио к семье Волконских, подтверждаемая его биографией и указанными выше письмами, заставляет думать, что большая их часть была уничтожена самой М<арией> Н<иколаевной> перед кончиною или позднее членами ее семьи. Вряд ли почти полное отсутствие писем лица столь близкого к семье Волконских можно объяснить случайностью, тем более, что архив Волконских дошел до нас в прекрасной сохранности».

          Кроме того, О. И. Попова отметила, что и в напечатанных воспоминаниях княгини Марии Волконской немало недосказанного и непонятного в тех местах, где мемуаристка упоминает имена Александра Поджио и его брата. Попова вполне допускала, что «дети М<арии> Н<иколаевны> — Михаил и Елена — были детьми и Поджио». В этом случае «становится понятной и пламенная любовь к ним М<арии> Н<иколаевны>, — писала О. И. Попова. — В них она нашла не только смысл и содержание своей жизни, не только с помощью их создала в трудной и сложной семейной обстановке какой-то свой неотъемлемый уголок жизни, в них она нашла те реальные нити, которые, вопреки всей внешней обстановке, прочно и тесно связывали ее с любимым человеком»[864]. Такова была, по мнению биографа, суть «семейной драмы» княгини Волконской, «истинную причину которой мы узнаем всё же не от нее самой, а от лиц, непосредственно наблюдавших ее жизнь».

      В определенной мере аргументированной и смелой, лишенной свойственного большевизму ханжества, гипотезе О. И. Поповой, изложенной в сборнике «Звенья», была уготована в СССР странная, как бы двойственная судьба. Значительная часть советской научной и культурной «общественности» сразу и практически безоговорочно приняла ее. В неформальном общении специалистов и любителей романтической истории вопрос о «внебрачных похождениях» княгини вполголоса обсуждался как вопрос окончательно решенный, непроясненный разве что в интимных подробностях. Однако идеологические условия в стране постепенно менялись, мифы режима становились всё жестче и примитивнее — и посему с некоторых пор в официальной печати княгиня Волконская начала превращаться (и вскоре, естественно, превратилась) в кристально чистую, верную соратницу несгибаемого борца за свободу, едва ли не в убежденную революционерку, «декабристку», которая вслед за мужем бросила вызов «царизму». О спорных, «человеческих» фактах биографий такой категории лиц вещать не рекомендовалось. И поэтому в сочинениях декабристоведов и литераторов, посвященных Марии Волконской, о «чрезвычайной дружбе» княгини и Поджио приходилось в послевоенные времена или вовсе умалчивать, или говорить крайне осторожно, мельком, в основном посредством глухих намеков. Тема «романа» Марии Волконской и Александра Поджио была тогда почти полностью вытеснена из пространства текущей историографии в сферу кулуарных бесед высокопросвещенной публики, знакомой со старыми изданиями.

           А в 1989 году Н. П. Матханова попыталась закрыть эту скользкую тему окончательно. Она издала в Иркутске (с тщательными комментариями) мемуарное и эпистолярное наследие А. В. Поджио и в предисловии к книге остановилась на проблеме отношений М. Н. Волконской и итальянца. Н. П. Матханова заново изучила все имеющиеся документы, придирчиво проверила доводы О. И. Поповой и в итоге пришла к такому заключению: «Бесспорно, что А. В. Поджио был очень близок к семье Волконских и очень привязан к М. С. Волконскому, это подтверждают и впервые публикуемые в настоящем издании письма А. В. Поджио. Но ни одного не только прямого указания, но и намека на особый характер отношений А. В. Поджио и М. Н. Волконской не обнаружено. Никаких прямых утверждений в воспоминаниях и письмах декабристов, их родных и друзей также не найдено. Версия О. И. Поповой не может считаться доказанной».

         Однако Н. П. Матханова, ставя под сомнение популярную давнюю гипотезу о «романе» княгини Марии Николаевны, так и не смогла эту гипотезу убедительно опровергнуть. Желания ее, вне всякого сомнения, были благими — а вот контраргументы оказались далеко не безупречными. В частности, исследовательница почему-то не придала никакого значения красноречивому письму А. В. Поджио к С. Г. Волконскому, датируемому мартом 1832 года (об этом документе уже не раз велась речь). Да и введенные Н. П. Матхановой в научный оборот письма Александра Поджио к сыну княгини, Михаилу Волконскому, наполнены такой безграничной любовью, так откровенны, что напоминают (подчеркнем: напоминают) родственную переписку. К тому же Н. П. Матханова не заметила ряд многозначительных фактов, к примеру, следующий: в записках и письмах А. В. Поджио практически отсутствует имя его старинного знакомого, некогда принимавшего итальянца в Северное общество, — М. С. Лунина (который, как упомянуто выше, в Урике был увлечен княгиней). Критикуя методику Н. П. Матхановой, нельзя, однако, не согласиться с ее репликой касательно отношений А. В. Поджио и княгини М. Н. Волконской. «…Эта сторона его (Поджио. — М. Ф.) жизни, — пишет исследовательница, — к сожалению, вызывала и до сих пор вызывает чрезмерное любопытство, продиктованное далеко не научными интересами».

      Таким образом, на сегодняшний день в литературе и общественном сознании сосуществуют два полярных взгляда на характер многолетней дружбы княгини Марии Волконской и Александра Поджио. Долгая полемика так и не выявила преимущества сторонников той или иной версии, ибо обе версии до сих пор не подкреплены неопровержимыми фактами.

             Прогнозируем, что и в будущем лица, вознамерившиеся писать о «романе» Марии Николаевны, не сумеют добыть каких-либо решающих аргументов и будут опираться исключительно на косвенные исторические источники, личные понятия о морали и собственную интуицию. Мы, признаться, считаем означенную ситуацию самой что ни на есть закономерной и счастливой. Пусть тайна взаимоотношений княгини и Александра Поджио так и останется навсегда неразгаданной тайной — их тайной. Для тактичных же исследователей, однажды коснувшихся данного сюжета, будет, видимо, вполне достаточно слов, посредством которых Мария Николаевна определила место Александра Поджио в своей жизни: «Это превосходный и достойный уважения человек, который предан мне сердцем и душой, и я не знаю, как выказать ему свою признательность».

              Ведь «преданность сердцем и душой» все же важнее того, о чем судачили кумушки XIX века и до чего пытались и поныне пытаются докопаться иные биографы княгини Волконской. Отставной штабс-капитан Иосиф Викторович Поджио умер 6 (или, быть может, 8) января 1848 года в иркутском доме Волконских, куда он, словно чувствуя неизбежное, приехал из селения Усть-Куда за два дня до кончины. О последних же десятилетиях жизни Александра Поджио можно поведать немало интересного.

            После смерти брата Александр Викторович окончательно, официально переселился из Усть-Куды в Иркутск. Там в 1850 году он неожиданно женился на Л. А. Смирновой, классной даме Иркутского девичьего института, «урожденной москвичке и без всякого состояния, но чрезвычайно доброй» (Н. А. Белоголовый), которая была моложе декабриста ровно на четверть века. Современники говорили, что, узнав об этом браке, «Волконская с горя захворала». В 1854 году у супругов Поджио родилась дочь Варя, которая (став в замужестве Высоцкой) дожила до советских времен. Вскоре окончилась николаевская эпоха…

          После амнистии 1856 года восстановленный в правах Поджио решил остаться в «дорогой и всегда памятной Сибири». Он занялся огородничеством и мукомольным делом, потом по старой привычке давал частные уроки и в конце концов пустился в золотоискательство — но нигде не сумел найти свою жилу. В 1859 году невезучий шестидесятилетний предприниматель возвратился-таки в Россию. Отныне в отношениях Александра Поджио с Волконскими наступил новый период. «Ни его женитьба, ни изменившиеся условия жизни семей Волконских и Поджио после амнистии не в силах были разрушить их глубокую взаимную привязанность, — пишет О. И. Попова. — Жизнь Волконских и Поджио была тесно сплетена до конца их дней». Сергей Григорьевич, давно свыкшийся со своей полуотставкой, до самой гробовой доски относил Александра Викторовича (прозванного «Дядькой») к числу закадычнейших друзей. Волконские встречались с вернувшимся Поджио, всячески старались помочь ему, «пробивавшемуся между жизнью и смертью», в непростых финансовых (наследственных) делах, устраивали денежные ссуды Александру Викторовичу, привечали его молодую и симпатичную жену и конечно же переписывались с декабристом. Писал в ответ и он, причем особенно часто Поджио посылал нацарапанные дурным почерком весточки князю Михаилу Сергеевичу Волконскому, своему любимцу и былому ученику, а теперь уже взрослому и вполне респектабельному человеку. Весьма примечательно, что многие из этих проникновенных посланий завершались (равно как и мартовское 1868 года послание Александра Викторовича к Нелли) традиционной, почти неизменной, напоминающей родительскую (сызнова подчеркнем: напоминающей) формулой: «Все мои тебе благословения»)

       В опубликованной Н. П. Матхановой сотне писем Поджио к прочим лицам точно таких концовок больше нет, а отдаленно похожих, кажется, всего четыре и применены они явно бессистемно — можно сказать, случайно.)

           В эпистолярном диалоге с Михаилом Сергеевичем зачастую упоминалась и М. Н. Волконская. Обращаясь к Мишелю, Поджио охотно делился воспоминаниями о ней, величал княгиню «достойной» и даже «святой матерью», говорил о ее «великом смирении. А в письме, датируемом осенью 1871 года, декабрист назвал Марию Николаевну просто «мамой». Впрочем, все это опять-таки ничего толком не доказывает… С лета 1861 года по предложению Нелли Александр Викторович занял должность управляющего имением Шуколово Дмитровского уезда Московской губернии. (Усадьба и земля принадлежали внуку княгини Волконской — сыну Нелли от первого мужа, Д. В. Молчанова.) Мало-мальскими достижениями на новом поприще он похвастаться, увы, не мог. «Сел не в свои сани и взялся не только за шаткое дело, но и не по силам и взгляду», — писал тогда С. Г. Волконский. А в мае следующего года Поджио сообщили о серьезном недомогании Марии Николаевны. Он мигом бросил все дела и поспешил к ней, в имение Воронки Козелецкого уезда Черниговской губернии (владение второго мужа Елены Сергеевны, Н. А. Кочубея). В Воронках декабрист прожил подле угасающей княгини более года, разделяя с другими «уход и заботы о больной», и в глубоком унынии покинул поместье вскоре после кончины Волконской.

              С тех пор черниговские Воронки стали для него святой, вожделенной землей. С осени 1863-го и до весны 1864 года Поджио сопровождал Нелли в заграничном путешествии. (Они с семьями посетили тогда Италию, где больной чахоткой муж Елены Сергеевны завершил свои дни.)

         Вернулся восвояси Поджио ненадолго и спустя всего несколько месяцев вновь отправился в Европу, на сей раз в Швейцарию.

              Летом 1868 года Александр Викторович наведался с семейством в Воронки, поклонился праху Марии Николаевны — и опять, как ни уговаривали его остаться насовсем, отбыл за границу. Через какое-то время Поджио обосновался во Флоренции. (Там на исходе 1865 года он получил известие о смерти С. Г. Волконского.) А весною 1873 года семидесятипятилетний Поджио сам занемог, слег и, ощущая приближение конца, попросил, чтобы его как можно быстрее отправили в Россию. Полуживого старика с немалыми трудами отвезли все в те же Воронки. В Воронках он вскорости и испустил дух — на руках преданной Нелли, Елены Сергеевны (в ту пору ставшей уже Рахмановой). Это случилось 6 июня 1873 года. Накануне кончины Александр Викторович Поджио высказал горячее пожелание, чтобы его похоронили в углу воронковского сада, аккурат возле часовни над могилами М. Н. и С. Г. Волконских. Его предсмертная воля была исполнена. Он лег в ту же землю. Много всякой всячины понаписано про отношения М. Н. Волконской и А. В. Поджио, однако на два любопытных обстоятельства, неразрывно связанных с этой волнительной и туманной историей, никто из сочинителей, кажется, не обратил заинтересованного взора.

           Прежде всего, биографы не оценили должным образом занятную ономастическую рокировку, произведенную главными героями нашей книги в начале 1830-х годов: Пушкин тогда назвал своего ребенка, дочь, Марией, а самым коротким сибирским другом княгини стал Александр, «достойный уважения человек» с инициалами А. П. А вот и второй факт, похоже, более значимый. Сопоставление ряда свидетельств и нехитрые подсчеты показывают, что некое сближение Марии Волконской с этим Александром (А. П.) началось в Петровском заводе только после того, как Мария Николаевна узнала о бракосочетании другого A. П. — Александра Пушкина. Наверное, какой-нибудь романтический писатель XVIII или XIX столетий выразился бы на сей счет так или приблизительно так: поступок поэта сделал оскорбленную княгиню одинокой и свободной.

           Данными соображениями мы, пожалуй, и завершим короткий очерк о «романе»

Александра Поджио и княгини Марии Николаевны Волконской.

Источник

https://biography.wikireading.ru/181780

О декабристах немного без романтики  

Исследования по истории русского города. Факты, обобщения, аспекты

               Середа Уже в XVIII в. Середа (Упино) была богатым торговым селом.

           В 1826 г. крестьянин с. Широкова О. А. Горбунов основал в соседнем с Середой сельце Киселеве раздаточную контору и сновальню. В 1830 г. появилась раздаточная контора Скворцовой (затем - И. И. Скворцова) в д. Фроловке около Середы333. В 1837 г. в Середе было 633 жителя334. В описании помещичьего имения 1858 г., в которое входила д. Фроловка и еще 5 деревень, сообщается, что из 456 чел., занятых промыслами, 252 были текстильщиками, в том числе 103 - ткачами335. Другими промыслами были плотничество и портняжество. В описании подчеркивается, что промыслы местные, но некоторые крестьяне «отходят на ближайшие от деревни фабрики». Такими фабриками были заведения Горбуновых и Скворцова. В 1866 г. на них работало (в самих заведениях) 189 рабочих, а ежегодная выработка продукции, ткавшейся по селам, превышала 70 тыс. кусков. По данным 1871 г., на середских мануфактуристов ткали в одном только Нерехтском у. крестьяне 15 приходов336.

                   Сохранилось интересное сообщение середского священника о занятиях его прихожан, представленное по запросу губернского статистического комитета в 1871 г.337 Он писал, что «жизнь населения обеспечивается преимущественно земледелием и разного рода торговлею, а ручное ткачество миткаля, косынок и прочего служит только пособием. Означенное ручное производство лиц, специально и исключительно посвящающих ему себя, не занимает, а составляет предмет занятий крестьян только в период времени, свободный от земледельческих работ. Ткацкий промысел в Середе был организован как мануфактура. «Крестьяне богатые, - писал тот же священник, - занимаясь точею миткаля, косынок и прочего своими семействами, раздают еще бумажную пряжу в основах бедным, которые на них и работают». Ткачеством занимались преимущественно женщины и дети с 10-летнего возраста. «Некоторые мужчины снуют основы, но большая часть их занимается торговлею» (хлебом, льном-волокном, скотом и т. п.). Положение изменилось с постройкой вблизи с. Середы фабрик. В 1869 г. построили бумаготкацкую фабрику бр. Горбуновы (в Киселеве), в 1871 г. - И. И. Скворцов (в Фроловке), в 1876 г. - А. А. Клементьева (в Киселеве). В 1892 г. Горбуновы построили бумагопрядильную фабрику, в 1907 г. построил бумаготкацкую фабрику И. М. Наседкин (в д. Обухове), в 1908 г. была построена бумагопрядильная фабрика Товарищества мануфактур, основанных И. И. Скворцовым (ее фактическими владельцами были Павловы, фабриканты из с. Писцова).

                  Рост числа рабочих крупнейших фабрик (Товарищества мануфактур бр. Горбуновых, Товарищества мануфактур, основанных И. И. Скворцовым, и фабрики А. Клементьевой) был следующим: в 1879 г. - 2496 чел., в 1890 г. - 3888, в 1900 г. 11429, в 1908 г. - 9545 чел., в том числе на фабриках первых двух владельцев 5903 и 2869 чел. Всего накануне Октября в Середе работало свыше 12 тыс. текстильщиков. Данные о составе рабочих имеются по фабрикам Товарищества мануфактур бр. Горбуновых за 1896, 1897 и 1912 гг. и Товарищества мануфактур, основанных И. И. Скворцовым, за 1912 г.338 На фабриках Товарищества мануфактур бр. Горбуновых в 1896, 1897 и 1912 гг. из учтенных соответственно 2352, 2007 и 4276 рабочих к селениям Нерехтского у. оказалось приписанными 2293, 1816 и 4177 чел. На фабрике Товарищества мануфактур, основанных И.И.Скворцовым, в 1912 г. из 3774 рабочих 3674 чел. (97%) были из Костромской губ.

                В 1912 г. общее число рабочих на середских фабриках составляло около 11 тыс. чел., из учтенных 7,9 гыс. чел. 7,8 тыс. были уроженцами Костромской губ., а из них не менее 6,2 тыс. чел. - уроженцами Нерехтского у. Полученное соотношение рабочих по месту приписки подтверждается и другими источниками. В 1899 г. 92% рабочих середских фабрик были из 9 волостей Нерехтского у., 64% были из 5 ближайших волостей339. В 1911г. из общего числа рабочих, которых в 1908 г. было 9,5 тыс., а в 1913 - 11,5 тыс., было учтено 9416 уроженцев Костромской губ., при этом уроженцы Нерехтского у. составляли 9332 чел., а уроженцы Середского фабричного района - 2480 чел.340

                Рассмотрим теперь данные о социальном составе рабочих.

                      В 1897 г. семьи Середского фабричного района поставили 64% рабочих середских фабрик. Из 1444 учтенных семей 350 было беспосевных (24%), 569 - безлошадных (39%).

                 Если в 1911 г. Нерехтский у. в целом больше половины фабричных поставил из оторванных от земледелия семей (таковыми мы считаем безлошадных), то Середский район и в 1897, и в 1911г. дал из таких семей меньше половины фабричных. Чем это объяснить? По-видимому, разгадка таится в том, что семей без дома в деревне в Середском районе в 1911 г. было всего 44. Именно близость дома к фабрикам позволяла фабричным обрабатывать землю силами своей семьи или вообще сохранять ее за собой, нанимая «управщиков» и давая этим самым «основание» земским статистикам относить себя к группе занимающихся земледелием. Из 9332 уроженцев Нерехтского у. было опрошено о наследственности работы на фабриках 8794 чел. Оказалось, что у 5918 чел. (67%) родители на фабриках не работали, у 2862 чел. (33%) - работали, 19 чел. являлись рабочими в третьем поколении. Следует помнить, что эти цифры указывают лишь на рабочих «в заведении» и совершенно не отражают работу на дому. Зная о широком и давнишнем распространении последней, мы не можем отнестись с доверием к сообщению, что из 7304 рабочих старше 15 лет 6543 человека до поступления на фабрику занимались якобы только земледелием (да еще учитывая при этом, что 1686 человек из них жили в Середском районе).  Правильным будет считать, что эти 6543 человека в подавляющем большинстве пришли из крестьянских семей, сочетавших фабричную работу на дому с обработкой земли своей семьей.

                   Почему в 1911 г. так значительно было число впервые поступивших на фабрику?

                   Резкое увеличение числа рабочих произошло между 1890 и 1900 гг. и между 1908 и 1913 гг. Несомненно, оно было вызвано постройкой в 1892 и 1908 гг. бумагопрядилен. Нужда в рабочих немедленно удовлетворялась за счет местных, кадров. Это свидетельствует о том, что кадры были уже наготове и из рабочих-надомников с легкостью превратились в «чисто» фабричных.

                     Выше приведено сообщение середского священника о том, что в 1871 г. жители его прихода занимались ткачеством в свободное от полевых работ время. Обследование 1899 г. показало, что 51% хозяйств Середы был полностью оторван от земледелия, 42% занимались им частично и только 7% хозяйств были чисто земледельческими. В Середе было 32 лавки, трактир и несколько постоялых дворов343. В 1897 г. фабричный центр включал в себя Середу, Киселево, Фроловку и рабочие поселки фабрик Товарищества мануфактур бр. Горбуновых, ткацкой и прядильной фабрик Павловых и ткацкой фабрики Клементьевых. Фабрика Павловых - это фабрика Товарищества мануфакгур, основанных И. И. Скворцовым, у Фроловки. Фабрика Клементьевых - возле Киселева, в котором было 13 домов приписных крестьян и 114 домов «посторонних» жителей, т.е. фабричных рабочих. В самой Середе насчитывалось 500 приписных жителей и 867 человек наличного населения.

         В 1911г. в фабричном центре Середе было 13654 чел. Из 5009 учтенных семей только 190 было приписных (777 чел.), 3155 семей (10390 чел. или 76%) полностью порвали с деревней, 1664 семьи (2487 чел., или 18%) еще имели дом и родных в деревне. Таким образом, 11167 человек (82%) составляли уже коренное население фабричного центра, не связанное с иными поселениями, и только 18% жителей могло еще не считать его своим домом.

          В 1917 г. фабричный центр насчитывал 16650 человек и объединял следующие поселения: с. Середа, поселки Середа, Киселево, Фроловка, Фотеиха, М.Никольское, Некрасове, Лопатино, Девичья Гора, Обухово, деревни Киселево, Фроловка, Б. Кучиха, М. Кучиха, Кучиха и Лопатино

       В 1941 г. село Середа было переименовано в город Фурманов. Источник: ]https://statehistory.ru/books/YA--E--Vodarskiy_Issledovaniya-po-istorii-russkogo-goroda--Fakty--obobshcheniya--aspekty/25

Автор Татьяна Петрова ( Глухова )

История Фурмановского района История города Фурманова (в прошлом село Середа) уходит корнями в глубину веков.

               До нас дошли лишь некоторые сведения о том, каким селение было в начале XVII века: оно носило тогда двойное название Середа-Упино и принадлежало князю Дмитрию Черкасскому (подарок Ивана Грозного братьям своей невесты Кабардинской княгини Марии Темрюковны Черкасской (вторая из семи жён), а с 1696 года - князю Барятинскому, сподвижнику Петра I. Позднее село перешло во владение Е. И. Бибиковой, сестры декабристов Сергея и Матвея Муравьевых-Апостолов. С середины XIX века владельцем Середы был историк Бантыш-Каменский, друг А. С. Пушкина по переписке.

               Не сохранилось официальных документов о происхождении названия села.               Некоторые исследователи полагают, что базарным днем здесь была среда (середа), отсюда и название. Другие считают, что названо село Середой по той причине, что находилось оно на середине пути между Шуей и Нерехтой и между Иваново-Вознесенском и Плесом.

      В середине XVIII века через территорию нынешнего города пролегал почтово-торговый тракт, соединявший Нерехту и Шую. Его называли еще "Екатерининским большаком", так как этому тракту уделяла особое внимание императрица Екатерина II.

      Он проходил по нынешним центральным улицам города - Парижской Коммуны, Октябрьской, Социалистической, Большой Фурмановской. В народе трасса до сих пор так и называется Большой дорогой. По преданию, именно по Большой дороге со стороны Нерехты в 1795 году через Середу-Упино проезжал в свою вотчину, село Сараево, великий русский полководец А. В. Суворов с камердинером П. Дубасовым.

      В пути они делали остановки в Нерехте и селе Фряньково. До настоящего времени на участках Большой дороги, от Фрянькова в сторону Арменок, еще встречаются остатки булыжной мостовой, следы придорожных кюветов. Издавна люди в этих местах занимались промыслами, земледелием. Летом растили лён, выделывали пряжу, а длинными зимними вечерами ткали холсты.

            Правительственный указ 1775 года, разрешивший "всем и каждому заводить разного рода станы и производить на них всевозможные рукоделия", положил начало возведению небольших ручных льняных, суконных, хлопчатобумажных мануфактур.

            История села Середа связана с возникновением в ХIX веке текстильной промышленности. В период с 1826 по 1908 годы в селе были выстроены две крупные текстильные фабрики братьев Горбуновых, фабрики И. И. Скворцова и А. А. Клементьева, бумаго-ткацкая фабрика Н. М. Наседкина, бумаго-прядильная фабрика товарищества мануфактур И. И. Скворцова / Павловы. Братья купцы Малаховы возвели в селе Дуляпино ткацкую фабрику. «Военно-статистическое обозрение Российской империи» за 1848 год говорит: "Селение Середа - один из центров фабричной промышленности. Лучшие ярмарки, на которых производится продажа лошадей, в селе Середе-Упино.

         Занятия населения - тканье миткаля, льнопрядение, отлучной плотничный промысел". В конце XIX века с развитием текстильной промышленности в уезде началось возведение железных дорог. Братья Малаховы, владельцы фабрики в Дуляпине, построили станцию Малаховскую, а затем совместно с середскими фабрикантами Горбуновым и Павловым, используя государственную ссуду, проложили железнодорожную ветку Середа - Нерехта. В то же время от станции Малаховской до Дуляпина через болотистую местность построена мощеная дорога для перевозки товаров гужевым транспортом - так называемый Малаховский тракт.

               Благодаря росту предприятий разрасталась и увеличивалась территория будущего города.

         В центральной части исторического центра Середы находились: церковь Вознесения Господня, волостное правление, церковно-приходская школа, памятник царю Александру II. Напротив церкви располагалась усадьба купцов Поплавских. Рядом - дома торговцев Чирковых, Истоминых, Мироновых, Стуловых, Медведевых и других. Здесь же располагалась пожарная охрана и общественный трактир. Накануне Октябрьской революции в Середе работало около двенадцати тысяч текстильщиков.

            Предприятия Середских фабрикантов по тому времени занимали значительное место в текстильной промышленности России. В 1918 году они были национализированы. 27 июля 1918 года былое село Середа получает статус города и становится центром Середского уезда. Границы и уездные органы власти официально утверждены 2 августа 1918 года на уездном съезде Советов рабочих и крестьянских депутатов.

     С развитием текстильной промышленности рос и развивался город. Уже по переписи 1939 года в нём проживало 36 060 человек. Развивалась социальная сфера. Имелись радиоузел, две почты, телеграф, телефонная станция, кинотеатр. К услугам горожан было три библиотеки (две фабричные), три больницы, роддом. Каждое утро малыши спешили в детские сады, ребята постарше - в школы.

                13 марта 1941 года город Середа был переименован в город Фурманов в связи с 15-летней годовщиной смерти писателя и революционера Дмитрия Андреевича Фурманова, который родился и провёл в Середе первые шесть лет своего детства. По названию города получил своё название и район.

      С тех пор город Фурманов является административным центром Фурмановского района. В годы Великой Отечественной войны около 11 000 фурмановцев стали ее участниками, из них 5 649 человек домой не вернулись. За мужество и героизм 3200 фурмановцев-фронтовиков были отмечены орденами и медалями, шестеро воинов удостоены звания Героя Советского Союза, двое стали полными кавалерами ордена Славы.

               С 1996 года город и район составляют единое муниципальное образование.

      На фурмановской земле выросли и прославили её видные учёные, талантливые артисты, писатели, поэты, художники, скульпторы. В числе их художники В. Егоров; К. Максимов; Д. А. Трубников (его имя носит картинная галерея в Фурманове); скульптор и художник Ю.Г. Ушков; композитор В. Холщевников, получивший международное признание; замечательный поэт М. Дудин; учёный Н. Рубцов и учёный - лесовод академик А. Яблоков.

  Источник                https://turizm.ivanovoobl.ru/areas/furmanov/history/