Да, сейчас мне просто интересно. Интересно понять, насколько я сильна. Какова глубина моей, человеческой слабости и когда я начну пытаться повернуть назад. Только уже не даст никто. А…может? Да нет, все это вранье. Это было бы счастьем, если бы нельзя было назад, а так… Лазейка оставлена, только она не спасение мое, а мучение. Потому что каждый раз, глядя туда в узкую щелку, я буду колебаться, жалеть, сомневаться, метаться… Каждый раз – горечь от недосягаемости того, что находится, казалось бы, в двух шагах… А если уйду туда, сверну в сторону с пути – буду жить тихо и спокойно, безмятежно и… Нет, не счастливо. Для начала мне придется убить себя своими руками. Придушить, чтоб не дергалась. Чтоб не погибать медленно от яда своего же предательства. Предать себя – легко? «Себя» означает не интересы «эго», а то, чем живешь, дышишь, как живешь.
Убивать себя слишком больно, я не позволю.
Провал между «здесь и там» ширится, а я одной ногой на одной стороне, другой – на второй.
Почему нельзя совместить?

Похоже, и правда земного счастья мне ждать бессмысленно. Счастье вообще ждать бессмысленно: оно либо есть, либо его нет. Иногда говорят, что надежда - глупое чувство. Так вот, самое глупое чувство - это ожидание некоего абстрактного счастья, которое теоретически когда-то должно наступить.
Под "земным счастьем" я подразумеваю то, что обычно входит в круг вещей, создающих ощущение счастья в среднем у людей в этом мире.
Говорить, что мне на это совсем плевать не очень честно. Мне не все равно. И не потому, что я так жажду этого благополучного "счастья". Причина в том, что от этого становишься изгоем. Опять. Хотя это лучше, от этого, по крайней мере, не тошнит.

Радужное крыло - из серии того, что появляется вдруг ниоткуда. Оно не ПРИдумано, не ПРОдумано, не НАдумано, оно увидено на мгновение и нарисовано с натуры. :)
Мир такой, словно в нем бесконечно много тонов звучит сразу, звуки носятся в воздухе, сливаясь, осуществляя непредсказуемый синтез, переливаясь всеми оттенками. Они растворены в воздухе, нет, больше, он из них сделан! Я не смогу это передать, поэтому рассказываю, как это… Наверное, немного похоже на пленки в воде.

Огонек...

Интересно было бы написать фантастический рассказ довольно тривиального, казалось бы толка: люди изобретают машину времени. Но путешествуют на ней не в свое необъятное прошлое и не в зыбкое будущее, а к самым истокам, когда зарождалась жизнь на этой планете. Людям свойственно во все времена задаваться вопросом: «Кто мы? Откуда пришли? Куда идем?» И искать ответы на них всю жизнь. Мне кажется даже, что им это жизненно необходимо, без этих вопросов человечество обеднеет и, может быть, вымрет от тоски по неизвестному, ибо если дать ответ на самый главный вопрос, жизнь многих может опустеть. Нет, я, конечно, понимаю, что знания о происхождении органического мира вовсе не снимают многочисленные «метафизические» вопросы… Но…По-моему, в мире некоторые вещи должны оставаться тайной.
В продолжение этой идеи забавно было бы придумать (тоже в одном из фантастических рассказов) машину абсолютного познания и посмотреть, что будет с человечеством. Интересно, способны ли люди существовать без познания? Впрочем, я обольщаюсь по поводу людей. Кажется, я догадываюсь, что произойдет. Через короткое время планету покроет стадо высших приматов, в эволюции обладающих одной особенностью – черезвычайно быстрой дегенерацией центров лобных долей головного мозга. Обладая машиной абсолютного познания, они могут не напрягаться, добывая себе пропитание… И этим стадом очень легко управлять.
Пока нам есть, куда идти, мы идем. Апоптоз человеческой души – быстро и безболезненно. Надо только загородить бескрайний горизонт дровяным сараем.
Интересно, откуда у людей берутся идеи о жизни, т.е., о том, что такое жизнь?
Это не то, что они скажут вам в ответ на прямой вопрос. Большинство просто не может это произнести, свое жизненное кредо, да и сформулировать его часто не так просто. Это то, что определяет существование человека здесь. Это маленький внутренний вектор, заключающий в себе понятия о том, как события проистекают в мире и как он с ними взаимодействуют. Это и так называемые предчувствия будущего, в каждой ситуации и вообще (а на самом деле, банальное моделирование с более или менее сильным воздействием на ткань событий), это то, что человек ждет от жизни. Это его желание (а чаще – нежелание) жить. Странно, но практически каждый человек чуть ли не с рождения хочет умереть. Причем, по собственной воле. Очень мало тех, кто по-настоящему хочет жить и намерен это осуществлять. Иногда мне кажется, что существование чего-либо структурированного – некий парадокс, по крайней мере, это относится к биологическим системам. Необходимо все время преодолевать сопротивление, образно говоря, волн хаоса, постоянно захлестывающих сгустки живого. Каждое живое существо рано или поздно распадется на свои компоненты, тем самым снизив внутреннюю энергию системы, придя в равновесие со средой. Может, я не совсем была неправа, когда говорила, что каждое живое существо носит в себе бомбу замедленного действия?
От жизни здесь, в таком состоянии, у меня возникает ощущение вечного сопротивления, необходимости быть натянутой струной, тетивой, летящей стрелой, рассекающей воздух. Мне все время необходим вектор, которым я живу в данный момент, иначе я растворюсь в окружающей среде, это гораздо проще, чем кажется. Да, и это вопрос о смысле жизни. Безусловно, смысл придумывают себе искусственно, как тот самый вектор, благодаря которому и живут. Правда, для меня этот вектор меняется в зависимости от жизненного периода.
О растворении в мире. Почему-то здесь бытует мнение, что растворение в окружающем мире – это очень трудная задача, к выполнению которой, тем не менее, надо стремиться, и тогда ты достигнешь растворения, блаженства, нирваны… etc. А, по-моему, раствориться, распасться на элементарные частицы, легче легкого, и это ждет всех вне этих крошечных островков материальности – сгустков упорядоченности. Гораздо труднее существовать. Да, если говорить строго, никакой дискретности там, за гранью материальности, нет, это противоречит различию «там» и «здесь» по критерию упорядоченности.
И поэтому – жить и еще раз жить, пока мы здесь, пока есть возможность быть чем-то отграниченным от окружающего мира, быть индивидуальностью.

Не удержалась, стащила эту дивную коллекцию столовских очепяток:)
Кстати, иногие блюда мне сильно знакомы.... ;) И это неудивительно, т.к. собрана она в столовых МГУ.
Холодные закуски

Садат розовый
Салют университетский
Морковь тертая с ябломками
Студент говяж. с хреном
Салат мясной без яйца
Окурок в/к
Ветчина с зеленью
Бутерброд с горбушкой

Первые блюда

Суп расовый по-литовски
Суп молочный на м/б
Суп-пюре морковный с генками
Щи из квакш. капусты

Вторые блюда

Шницель из гов. 3-47
Шницель говяж. 4-32
Рулет мясной с лицом
Биточки из барачины
Сосиски тварные
Цаплята жареные
Биточки рыбные из Амура
Минтай жераный
Теща жареная
Запеканка их твор. со смет.

Гарниры

Сверла туш.
Каша грозная

Напитки

Напиток из мела
Напиток из гранатового напитка
Сок канц.
Кака на молоке
Чай 0-60 0-90 (Голод)

Зав. производством
Калькулятор

26 часов бесконечной тайги, белого горизонта, сливающегося с высоким северным небом, три реки - Вель, Вычегда и Сысоль, пойманные в своем противоречивом переменном течении, застывшие в одном мгновении, которое здесь длится 180 дней и зовется "периодом с устойчивыми отрицательными температурами"... Ближе к Сыктывкару, начиная от Микуни - коми-деревни, погруженные по уши в белую вату, где по утрам жители пролагают себе дорогу к выходу.
Проезжаем деревню.
От заборов - лишь тропки из колышков,
Все скрыто под снегом.

Самое лучшее место в плацкарте - верхняя боковушка. Можно валяться хоть целый день и смотреть в окно.
...Утром мела метель. Я лежала на верхней полке и смотрела в ее холодные глаза. В них было что-то убаюкивающее, даже усыпляющее. А сейчас выглянуло солнце и светит сквоз ьеловые лапы пронзительно ярко. Пронзительно - для моего сердца. Оно будит ощущение такого цемяцего счастья, которое обычно для нас слишком... Когда задаются вопросом: "А может ли человек быть таким счастливым?"

Там настоящая зимняя весна.
26 часов туда, обратно столько же.

Тороплюсь жить. Рву траву жизни охапками, пью крепкий отвар из нее, затягиваюсь, не могу оторваться...
Пока я здесь, чувствую ценность этого времени, оно пульсирует во мне. Это даже не минуты и часы, это мой внутренний ритм, в потоке которого я живу!

Пахнет весной. Чую, как пахнет.
Безумно тянет в дорогу, в крови бродят по жилам, не дают покоя песни дороги, древние, принадлежащие бродячему народу, который мне близок... Он иногда всплывает в памяти как что-то очень родное - дым костра и следы ступней в пыли...

Беспросветная усталость. Раздражает всё и все. Кидаюсь на людей и на весь мир. Кто попал под горячую руку -извините.
Очень некрасиво повела себя с Веником - она болеет, а я, как капризный ребенок, стала требовать, чтобы она считала результаты. Я не успеваю. Ну и пусть, и черт с ним, с этим практикумом.
Любая информация извне напрягает, любая просьба кого угодно приводит в ярость и отчаяние.
Все, меня временно нет, кто не понял. Выживаю, на большее не хватает. Перекусываю провода.

Каждое мгновение твоей жизни бьется, трепещет у тебя в руках, оно живое! И выскальзывает из рук через мгновение…

Жизнь - маленький сгусток бытия в бесконечном океане хаоса. Кажется, что это словно выброс, вспышка упорядоченности, и в ней, как в стеклянном новогоднем шарике со снегопадом - мир, система, отграниченная, самостоятельная, развивающаяся. И в ней начинается отсчет времени. В бесконечности времени не существует.

Фотография одной стены дома Булгакова, там, где раньше была Нехорошая квартира.

***
Проталина в мартовском небе.
Солнечный диск проступает,
Словно из-под воды.


Не успеваю рисовать то ,что вижу, поэтому пытаюсь описвать словами, которые, увы, далеко не всегда столь ярки, как хотелось бы. И все же моменты нарождающейся весны хочется сохранить в памяти, а посему...
"Я, не уставая, стенографирую эту жизнь". Так сказал Ланцберг, очень правильно, мне кажется.
Интересно подумать о том, каков тот роман, который каждый из нас пишет о своей жизни на ее протяжении? Какой он в представлении разных каждого из...? Наверняка, для некоторых это бесконечная мыльная опера, построенная из ограниченного набора сюжетов, чередующихся между собой, различающимися лишь именами персонажей. Причем весьма часто это многоактное произведение имеет крен в одну определенную сторону (ровно в ту, куда идет главный задвиг в мозговом механизме). И тогда оно превращается в сплошной день сурка.... И, что самое интересное, многие переносят это весьма спокойно, стоически, я бы сказала. (Впрочем, возможно, они этого просто не замечают) А беда-то всего в одном каком-нибудь винтике, в запавшей шестеренке, которую бы найти и поправить, и тогда жизнь пойдет дальше своим чередом. Но, к сожалению, далеко не всем под силу решиться выйти из круга и больше не бегать по нему, словно тот самый пони. Как всегда страшно.
Еще встречаются любители приключений. У тех жизнь - захватывающий роман, мало не покажется. Адреналин при прочтении обеспечен, а уж при прожитии - и подавно. Мноим и бегать не надо за авантюрами, они у них и так за хвост цепляются. Только вот... Бегут, бегут, не останавливаясь, не оглядываясь, изыскивают все более изощренные ощущения, пытаясь понизить порог чувствительности... Только вот порог не понижается, а повышается, и приходится тратить все больше времени на новые ухищрения. Времени своего здесь пребывания. а в конце пути обнаружить, что в груди давно стало пусто. внутри все выжжено острыми ощущениями, а ни на что другое времени и душевных сил не хватило, а куда они делись - непонятно. А если понятно, то очень горько.
Есть те, роман жизни которых - нечто среднее между "Повестью о настоящем человеке" и "Оводом". Главное - чтобы все было пристойно, без оплошностей, промахов и несуразностей, а то образ героический рассыплется как карточный домик. Дело жизни - как можно больше подвигов во имя других, а еще лучше - во имя всего человечества, желательно без конкретизаций. Подобный тип, как, впрочем, и все другие, имеет разновидности. Скажу только, что часто от подобных романов веет благородными страданиями (опять же, во имя, главное только - не ради себя любимого). При этом автор, как правило, мыслит широкомасштабно, глобально, а не разменивается на пустяки вроде близких или там судьбы своей собственной...
Жизнь некоторых больше похожа не на книгу, а на картину, большое полотно. Существование одних - размытая акварель с просветами в туманном небе, сквозь которые проступают остроконечные пики гор, или многоцветье, отражающеся в каплях на утреннем, омытом грибным дождем, лобовом стекле... Это может быть картина, написанная маслом, где пламя свечи медленно разгорается во тьме сырой каменной башни, а свет выхватывает из темноты очертания ноздреватого рыхлого известняка, являющие собой ступени, уходящие вверх винтовой лестницей... Или серое утро, пропитанное сыростью, впитавшее в себя все оттенки бледно-розового рассвета, кремового неяркого солнца и мучнистого тумана, в котором растворилось небо. Мелкие капли дождя повисли в плотной пелене тумана и остались так висеть, словно их нанизали на невидимую нитку... Четкий силуэт дерева черной тушью на влажном листе белой бумаги для акварели., и это, безусловно, черно-белая графика...
Или цветные карандашные наброски, пестрые и разнообразные, как мелькающие эпизоды жизни-карусели...
Да я ведь хотела совсем о другом написать, но вышло что-то не то. Или то? Неважно.
А хотела я сказать, что бывает еще мозаика, когда каждый кусочек любовно укладывается на свое место, а потом из, казалось бы, никак не связанных частиц слагается картина жизни, а мозаика (особенно если она подобна византийской) замечательно преломляет свет и кажется совсем разной с разных углов зрения. Мягкое рассеяние света придает ей неяркое, но ровное сияние...

***

Деревянные города севера
Вижу во сне.
Запах досок - скрипят
Под ногами.
Лес отправляется
В дальнее плавание.
Двина-река,
Текущая в море -
На восходе
Она превращается
В лаву.
Стыки бетонных плит.
Подбрасывает на перехлестах.
Сквозь щели в них
Прорастает трава –
Северная, низкорослая…
Восход или закат?
Мы едем целую ночь,
А солнце – у горизонта
Бродит,
Словно оно устало
И голова болит,
А сон не идет…
Но утро пришло –
И солнце встает..!
Сквозь болота, туманы
Через ленты бесконечного асфальта,
По бетонным плитам,
По лишайниковым тропам,
Мимо речек лесных,
Сквозь расплавленный воздух на трассе.
Через белые ночи,
Бессонные, терпкие, горькие,
Угарную голову
И мысль –
«Не дойдем»
Добралась до
Деревянного
Севера
Живьем.

"Сыр плавленый российский". У меня странная тяга к упаковкам и этикеткам. Вот одну даже в записную книжку вклеила, для общей законченности натюрморта. Читаю все этикетки, ибо пишут на них иногда забавное. Например, есть пищевая добавка "Сюрприз-плюс", без малейшего намека на состав ее подобным образом указывают на упаковке. Видимо, чтобы никто не догадался.
Ворох календариков, этикеток, фантиков, ручек и спичек, бумажек со списком продуктов на кухню и раскладка для похода, адрес водителя из Болгарии и зеленый шарик... Как ни странно, этот мелкий мусор иногда вызывает теплые воспоминания и улыбку в глазах.

Дыхание опасности, запутавшейся в волосах. Как ни странно, люблю такое ощущение, когда мне в ухо дышит неизвестность, а я стою на грани. Кажется, что именно в таких ситуациях тебе раскрывается целый мир, распахивает свои крылья, а ты глядишь в его огромное, черное ночное беззвездье.
За минуту проносится все, что с тобой было и то, что еще будет. А если за горло тебя берет отчаяние, медленно ослабь захват его жесткой руки и осознай, где ты стоишь. Когда ты поймешь, что терять, собственно говоря, нечего, тебе станет хорошо и спокойно. Do all your best и будь истинно самим собой, и тогда ты сможешь.
Волны бьются о скалы. В темноте все по-другому. Здесь обычно ночью сумерки, но штормовая ночь – исключение. В глазах рябит от лишайников под ногами. Понимаю, что по тропкам ориентироваться бесполезно, единственное, что у нас есть – это море. Я могу ночью блуждать не то что в незнакомом месте, а даже там, где бываю каждый день. Поэтому в темноте я чувствую себя заброшенной в громадное незнакомое пространство, затерянной в нем, дальней точкой в небе среди тускло мигающих звезд. Раньше, очень давно, я чувствовала себя совершенно одинокой и открытой всем ветрам под шатром звездного неба. Оно меня обезоруживало, сдирало все покровы, и я растворялась, терялась, блуждала в нем. Но в какой-то момент все изменилось, оно стало для меня родным и знакомым, почти что крышей дома. Это было не привыкание, а очень резко всплывшее, возникшее воспоминание, подарившее доверие…
Это не только, не все. Грани многообразны в своих проявлениях. Но… не бойтесь их. Потому что за каждой гранью следует что-то новое, недавно народившееся, и его рождение зависит от того, кто совершает переход. За каждой ночью – новый рассвет, за каждым пожаром – ремонт и новые обои. За каждой аварией – новое восприятие мира. За каждой смертью – новая ступень, за каждым рождением – грядущая жизнь…

Огонек неуверенно ползет по спичке, то вспыхивая, то затухая. Скоро он упадет в желтоватое озерцо воска, и свет опять кончится. До следующей спички. Самодельная свечка часто гаснет, и слабый сумеречный свет из мутного окошка лишь дает намеки на то, что есть внутри избы. Сырость висит спутанными ватными клоками, она на стенах, потолке, балках перекрытия, затыкает дыру в окошке. Лица проступают сквозь сумеречную рябь… Их не видно, но они вокруг, свет лишь иногда отражается в глазах, смотрящих из темноты. Люди прижались друг к другу, сбились в комок. За окном гуляет ветер, на Белом шторм, и языки волн лижут лишайниковые скалы, но не снесут их с лица Земли… А внутри безветренно.. Рождается звук, сначала неуверенно в тишине, за него хватается следующий, еще и еще, мелодия обхватывает всех кольцом и приближает друг к другу и к огоньку, и появляется песня, уносящая всех вместе далеко отсюда, из этого затерянного мира на берегу Белого моря. «Ты тогда уже знал лучше нас…» И вот уже скалы превращаются в стылые камни Ронсеваля, и в ладонях у каждого дрожит звенит клинок пьянящей стали… Но вдруг, как волна, как ветер, бьющийся в окно, врывается: «По судну «Кострома» стучит вода…», а затем приходит ночь. Нет, сама ночь уже давно здесь, пришло слово «ночь», зацепилось за сознание, повисло и крутится, не уходит. Ночь.., ночь… <Да, недавняя ночь была совсем другой: даже эта штормовая светлее, чем та. «Эта ночь легла как тот перевал, /за которым исполненье надежд…» Той ночью мы стояли недалеко отсюда, на мысу, и смотрели в море. Но вокруг не было никого, а лишайниковые тропки плутали звериными следами. Мы шли по гребню мыса как по спине большого чудища, Рыбы-кит, лежащего в море с панцирем из скал. Нам больше никто не мигал фонарем из бухты, мы возвращались в неизвестность…>
В ночь на берег вынесло большое выбеленное солью дерево, утром мы нашли его у лагеря. Горело оно, потрескивая и разбрасывая искры. Ветер с моря раздувал костер, искры летели на штормовки, погибая от первого соприкосновения с ними, оставались лишь черные звезды на одежде от них и белые звезды от пепла. Правда, они больше походили на снежинки…

На факультете хочется дестроя?
Странная мысль... Не моя. Впрочем, понятно, откуда она взялась.

Только я бы сказала, что вокруг не сплошное созидание, а сплошной застой.
Так что, господа революционеры, видимо, welcome, вход открыт...
Только бы по косточкам собрать потом все, да так, чтобы складно получилось (хех...)

Однако (с другой стороны моей личности просит слова некое существо) я бы предложила всем, имеющим явный избыток дестроя внутри себя и недостаток его снаружи, отправиться реализовывать его в другом месте!

(Это не я, не я... )

Я не противоречу сама себе, меня просто бывает много, надо же всем слово дать