Настроение сейчас - меня не существует

- Почему ты улыбаешься? Почему смотришь вверх? Готова пройти через всю ту грязь и жалость, поселившиеся в мире навсегда? Неужели не видишь этого страха, этой мерзости что вокруг тебя? Или все равно, как будет больно думать? Дышишь? Все еще дышишь?..
[hr]
Я думаю, почему так часто люди опускают глаза. В те редкие минуты их жизни, когда они могут оставаться на едине с собой, они закрывают и опускают их, и нет мысли посмотреть наверх. Никто никогда не смотрит наверх.
Так больно осознавать, что все происходит именно так, как это видно со стороны. Но сторон так бесконечно много, что смотреть можно вечно и никогда не разглядеть в этом правды. Ведь со стороны птицы, что летит в небесах, мы лишь жалкие муравьи, что копошаться где-то внизу. Со стороны собаки, что лезит мокрым носом, утыкаясь им в холодные руки, мы те, кто никогда не научаться чувствовать по-настоящему. А ведь мы не чувствуем, действительно не чувствуем. Запах той крови, которая есть всегда вокруг нас. Неужели в лесу не слышно запаха крови? Легкого запаха Жизни, которую видим мы лишь в своих собратьях. Мы не знаем о существовании червей под землей, не чувствуем запаха их крови, не подозреваем об их жизни, пока не видим их. Мы научились доверять своим глазам, что страшно уже смотреть нам на солнце, потому что глаза говорят "больно!". И после этого говорим, что МЫ повелители? Но так ли это, когда упраляют нами...
А время.. Время оно бесконечно, еще длинее, чем бесконечное растояние от мелкой меня до огромного, безграничного тогда солнца. А ведь у него тоже есть жизнь, и по сравнению с временем, оно так же жалко, так же мало, так же обречено на смерть, как и мы по сравнению с ним. Мне теперь еще старшнее верить, что я никогда не сомгу не замедлить, не остановить, не ускорить того времени, оно таковым будет недолго, лишь пока кому-то надо будет. Мне казался один день неделью, однако он уже прошел и остальные дни бегут неодолимо. Их вечный марафон. О да, бесконечен...
И я думаю обо всем этом, сидя в автобусе. Те минуты когда я могу предоставить себя самой себе, ибо уже никак не могу заставить машину ехать быстрее. И тогда яркое солнце, на которое я смотрю не отрывая глаз, из которых льются горячиее блестящие слезы, отливает тем нежно оранжевым по светлому голубому небу. На улице ветер, но сквось старое грязное окно я все равно чувствую тепло солнца... сейчас там, снаружи, хорошо, как никогда раньше и никогда позже. Потому что не может прошлое и будущее быть лучше настоящего, ведь оттуда чувства не доносятся сюда. Я смотрю, как на улице, слушая музыку, сидит на остоновке девочка и раскачивает ногами, напевая что-то себе под нос, я вижу как улыбается девушка, сидящая рядом со мной, я слышу, как играют наушники где-то недалеко. Но никто из тех, кого я слышу, вижу, чувствую, не слышит, не видит и не чувствует этого. И мне обидно за них, и из-за этой обиды я хочу опустить глаза, но останавливаюсь, пусть плачут те, кто уже сдался, не задумавшись, а я посмотрю верх, на огромное великое небо. Пусть будет небо под Аустерлицем и я буду смотреть на него вечно. Пусть цвет его будет меняться, пусть оно плачет, пусть оно смеется, я буду смотреть на него, восхищаться им. И когда я это понимаю, сквозь тяжелый замох сигарет, я услышу легкий, сладкий аромат белых роз. Они ведь есть, но вы не чувствуете, вы опустили глаза.. вы сдались.
Я не буду сдаваться.
Я буду смотреть вверх.
Мне больно, ведь я так хочу порой, иногда так сильно, что нету сил терпеть. И хочется выйти на улицу и закричать от горя, почему почему, не идет эта сука любовь и не смотрит в мою сторону! Почему я не такая как все, или что во мне не так?! Однако, я понимаю, что нет ничего, что могло бы убить меня, только я сама могу себя предать. А если предам.. убью, опущу глаза, навсегда. Уже тогда не будут приходить мысли о жизни, что на краю песочницы, не будут.
Вэт именно поэтому я улыбаюсь.
[hr]
- Дура..