Мое знакомство, а потом и долголетняя дружба с Иваном Мозжухиным - первым актером российского кино - начались очень давно. Это был 1912 год. Оба мы были чудесно молоды, легкомысленны, веселы и свою работу в кино не считали ни работой, ни искусством. Впрочем, и само кино тогда было очень молодо. Первые шаги "немого младенца" были робки и неуклюжи, но в том, что этот ребенок будет ходить, сразу же не было никаких сомнений. Настоящие, серьезные актеры не хотели играть для кино. Они не считали это искусством. Мы были предоставлены самим себе и играли как кому вздумается. Это было жуткое время. Позже появились первые режиссеры - Бауэр, Чардынин, Протазанов, Старевич, работавший с куклами и искусственными птицами, и фильмы начали постепенно становиться все лучше и серьезнее. Стали появляться и актеры кино. Появилась Вера Холодная - очень красивая женщина, только что вышедшая замуж, которую я уговорил начать сниматься. Появились Мария Горичева, Тамара Гедиванова, позже Вера Коралли - балерина Большого театра, Полонский, Рунич, Максимов. Сразу же выяснилось, что удачнее всех "выходит" Мозжухин. Он был очень фотогеничен и как-то сразу уловил тот внутренний ритм, который надо было сочетать с ритмом киноаппарата. Он был "статуарен" и, что самое главное, прекрасно чувствовал свет. У него были "самоигральные" глаза, и к тому же он был еще и красив. Ивану Мозжухину повезло, он сразу занял положение ведущего актера. А после "Пиковой дамы" и "Отца Сергия" по Толстому он был уже признанным "Королем Экрана". Его имя становилось все более и более популярным в России и разгорелось в яркую звезду на европейском горизонте, когда он уехал вместе с Ермольевым и его труппой в 1920 году за границу.
Карьера Ивана Мозжухина была воистину блестящей. Тот успех, та популярность, то восхищение, которые выпали на его долю, редко достаются актерам. И все же он не ценил этого. Я до сих пор не уверен в том, любил ли он свое искусство. Думаю, что нет. Во всяком случае, он тяготился съемками и даже на премьеры своих собственных картин его нельзя было уговорить пойти. Зато во всем остальном он был живой и любознательный человек. От новых философских теорий Марселя Пруста до крестословиц, его интересовало все. Необычайно общительный, большой "шармер", веселый и остроумный, он покорял всех. Даже своих врагов, которых у него, как у всякого выдающегося артиста, было достаточно. Пятиминутным случайным разговором он умел, что называется,"купить" человека, даже самого враждебного ему. Его огромные заработки позволяли ему все. Он как бы не замечал денег. Целые "банды" приятелей, а иногда и совершенно посторонних людей жили и кутили на его счет. Он любил компании и платил за всех. Деньги лились, как вода, но приходили новые, и все начиналось сначала. Он был настоящей и неисправимой "богемой", и никакие мои советы и уговоры на него не действовали. Он буквально сжигал свою жизнь, точно предчувствуя ее кратковременность. Вино, женщины, друзья - это было главное, что его интересовало. Потом книги, к остальному он был равнодушен. Он никого не любил. Может быть, только меня немного, и то очень по-своему. У нас было много общего в характере, и в то же время мы были совершенно различны. Но я как-то еще с юности имел на него влияние. "Ты мой самый дорогой, самый любимый враг!" - полушутя-полусерьезно говорил он. Из Парижа он попал в Америку. В Холливуде, где "скупали" знаменитостей Европы как товар,
им занимались мало. Когда Иван приехал в Холливуд, его выпустили в два-три нарочно неудачных картинах, где он играл то великого князя, который устраивает еврейские погромы, то большевика, который расстреливает невинных аристократок, как куропаток на охоте. Наивная американская публика, которая имеет привычку переносить на актера личные качества, тех лиц, роли которых он играет, невзлюбила его. Артист вернулся в Европу. Здесь он еще играл несколько лет, то во Франции, то в Германии, зарабатывая все еще огромные деньги. Но карьера его уже шла к закату. Говорящее кино окончательно убило его. Голос его
не был фотогеничен. Так начался его конец. Каждая картина - была новой победой заговорившего Немого. Иван пробовал приспособиться, или, вернее, его пробовали приспособить к нему, это не удавалось. Несколько попыток сыграть в говорящем кино не увенчались успехом, да, кроме того, от слишком "широкой" жизни на лице его появились следы, спрятать которые уже не мог никакой грим. Он старел. Фильмовый век необычайно короток. Кроме того, он был актером старой школы, и американские актеры забивали его
своей нарочитой простотой и естественностью. Новая школа заключалась в том, чтобы не "играть" кого-то, а - быть им. Он этого не мог усвоить. Я очень любил Ивана, несмотря на все его недостатки и странности. Прожив с ним столько лет вместе, я очень привык и привязался к нему. В длинной веренице друзей, приятелей и знакомых он был для меня самый близкий и самый дорогой человек. Однажды он сыграл Кина. Я никогда не забуду того впечатления, которое оставила во мне эта роль. Играл он превосходно. И подходила она ему, как ни одна из ролей. Он точно играл самого себя - свою жизнь. Да и в действительности он был Кином. Жизнь этого гениального и беспутного английского актера до мелочей напоминала его
собственную. В последнем акте Кин умирал на широкой белой постели. За окнами его комнаты бушевал ветер. Старый суфлер - его единственный друг - сидел у его ног на кровати. Жизнь постепенно покидает Кина. Силы его слабеют. "Дай мне конец из "Гамлета",- говорил Кин-Мозжухин. И старый суфлер, перелистывая книгу, тихо шепчет ему предсмертные слова датского принца: "Что это? Возвращение Фортинбраса? Судьба ему передает корону!.. Горацио, ты все ему расскажешь!.."- говорит умирающий Кин... И навеки закрывает глаза. Я был уже в Шанхае, когда пришло сильно запоздалое известие о том, что Мозжухин болен, что у него скоротечная чахотка, что лежит он в бесплатной больнице - без сил, без средств, без друзей. Я собрал всех своих товарищей - шанхайских актеров, и мы устроили в "Аркадии" вечер, чтобы собрать ему деньги на лечение и переслать в Париж. Шанхайская публика тепло отозвалась на мой призыв. Зал "Аркадии" был переполнен. В разгаре бала, в час ночи, из редакции газеты мне сообщили: Мозжухин скончался. Я
опоздал со своей помощью. Продолжать программу я уже не мог. Меня душили слезы. Все роли Ивана Мозжухина были вехами русской кинематографии за границей. Этот актер воистину прославил на весь мир русскую кинематографию, с ее подлинным драматизмом и романтическим дуновением. Его жизнь была как стремительный и сжигающий полет, слава, деньги, любовь, успех - все... И все сожжено, все пронеслось, как ураган.
А.Н.Вертинский. "Воспоминания о И.И.Мозжухине" Китай, 1939-1940
