Латинское – initio «начинать, посвящать, вводить в культовые таинства» initiation, «совершение таинств, мистерий»), переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т.п.), и обряд оформляющий этот переход. Иногда в узком смысле – переход в число взрослых, брачноспособных. Обряды инициации также называются переходными или посвятительными обрядами. В отличии от многих других обрядов, инициация включает в себя миф, как составную часть: во время обряда неофиту сообщаются мифы племени, который может знать только взрослый или специально посвященный. С другой стороны, многие мифы имеют явные черты сходства с обрядом инициации, его структурой и символикой, строятся по той же модели что и обряды инициации. Особенность структуры этих обрядов – их трехчастность: все они состоят из выделения индивида из общества (т.к. переход должен происходить за пределами устоявшегося мира), пограничного перехода (длящегося от нескольких дней до нескольких лет) и возвращения, реинкорпорации в новом статусе или в новой подгруппе общества. При этом инициация осмысляется как смерть и новое рождение, что связано с представлением о том, что переходя в новый статус, индивид как бы уничтожается в своем старом качестве; налицо также мифологическая интерпретация пространства: вход за пределы замкнутой территории, освоенной, приравнивается к смерти. Отсюда важнейшая в героических мифах и волшебных сказках. Воспроизводящая ритуальную схему инициация часть сюжета – испытания, которым герой подвергается в царстве мертвых или на небе, где живет солнечный бог, у индейцев часто отец героя или всеобщий «великий отец», подобный Байаме или Дарамулуну австралийских племен – установитель и патрон обрядов инициации), или в другой стране, населенной злыми духами, чудовищами и т.п. С этим же связан мотив проглатывания героя чудовищем (изначально – тотемным животным) с последующим его освобождением из брюха чудовища, также отраженный сказкой и мифом, ср. и мотив пребывания группы мальчиков во власти демонической лесной старухи. Подобную символику инициации можно найти в североавстралийских мифах о сестрах Ваувалук, сына одной из которых проглатывает и выплевывает радужный змей, или о старух Маутинге, из живота которой вырезают проглоченных ею детей. Аналогичные рассказы служат объяснительными мифами к инициации у индейцев-квакиутль и во многих других архаических обществах. Пребывая в чреве чудовища или в контакте с лесными демонами (т.е. после выделения из коллектива и возвращения в него), герой тем самым демонстрирует свою стойкость, приобретает духов-помощников, магические силы, власть над стихиями, а в мифах о культурных героях добывает людям космические объекты или культурные блага, уничтожает чудовищ, мешающих их мирной жизни. Известную связь с инициацией имеют и обычные указания на повышенный эротизм героя (знак его силы и знак достигнутой зрелости), который иногда принимает его деструктивный характер насилий или кровосмешения. Инцестуальные действия могут быть использованы в сюжете мифа и как мотивация временного изгнания героя из социума, трудных задач, поставленных ему отцом (невыполнение должно привести его к смерти). В связи с инициацией трактовал изгнание Эдипа В.Я.Пропп. На инициационный характер испытаний героя указывает тот факт, что гонителем часто оказывается родной отец – солнечный или иной бог, жестоко испытывающий своего сына и, казалось бы, стремящийся его извести, в конце концов мирящийся с сыном или побеждаемый им. Смерть культурного героя часто мыслится как неокончательная, остается надежда на возвращение из царства мертвых, оживление в будущем. В этом случае можно говорить о «подразумеваемом» воскрешении, сопоставимом с инициацией. Возможна также связь с инициацией мифов об умирающих и воскресших богах (Осирисе, Адонисе и т.п.) хотя следует учитывать разницу между инициационным и инкарнационным сюжетами ( в первом, человек уходит в тот мир и, приобретая что-то возвращается «к нам», во втором, персонаж из иного мира приходит «к нам» теряет нечто и возвращается в тот мир).
Вообще мотивы, связанные с инициацией можно найти практически в любом сюжете, включающий момент «становления» героя, т.е. начинающемся с его рождения или детства. Целый ряд больших эпических текстов объясняется в связи с инициацией – в узком смысле, например «Махабхарата», во всяком случае основоположная для ее сюжета тема изгнания пандавов) – или в более широком (ср., например трактовку «Одиссеи» или мифа о Гильгамеше как сюжета шаманской инициации). Однако связи инициации с мифом этим не исчерпываются. Так, инициация в некоторых чертах воспроизводит космогонические мифы, поскольку выведение инициируемого индивида за пределы социальной структуры, для
совершения перехода подразумевает определенную степень расшатывания этой структуры, внесение некоего «возмущения» в нормальное состояние коллектива и последующее возвращение в нормальному существованию по завершении обряда. Как показал современный мифолог М.Элиаде, инициация воспроизводит ситуацию возникновения хаоса и нового творения из него упорядоченного космоса (ср., частые случаи демонстративного нарушения запретов и других норм социального порядка в начале ритуала.
Сопоставление мифа с инициацией обладает значительной объяснительной силой. В частности инициация возможно, объясняет распространенный в сказках и мифах т.н. юниорат, т.е. предпочтительность младшего героя: с точки зрения инициации только младший и может быть героем, т.к. для него возможен переход в статус старшего, стало быть, то нарушение устоявшейся ситуации, которое и создает сюжет. Более общее значение имеет сходство самих структур инициации и мифа, эпоса и волшебной сказки На основе этого сходства был сделан ряд попыток распространить сопоставление на другие повествовательные жанры, в том числе и на фольклерные. Если для одних случаев (например, текстов прямо ориентированных на инициацию, как «Золотой осел» Апулея (посвящение Исиде) или типологически сравнимых с инициацией, как «Божественная комедия») это сопоставление имело непосредственный смысл (ср. возможно, и европейский роман воспитания с его обязательным путешествием), то для других оно должно рассматриваться лишь как совпадение универсалий повествования. Видимо инициация действительно содержит модель всякого повествовательного текста (например выделение индивида из коллектива может лежать в основе самого понятия героя, уход и возвращение через волшебную сказку – стали рамкой для большинства сюжетов, характерный ритм потерь и приобретений также обнаруживается во многих жанрах). Поэтому необходима известная осторожность и в сопоставлениях мифов с инициацией, т.к. есть опасность принять за содержательное и специфическое сходство, возникающее лишь из общих законов повествования.

Лит: Ксенофонтов Г.В., Пропп В.Я., Лотман Ю.М., Мелетинский Е.М.,
«Мифы народов мира»