Сантьяго

Прошлой осенью одна из исполнительниц на отечественной джазовой сцене Нина Шацкая  путешествовала по Чили. И любезно поделилась с «ТВ ПАРКОМ» своими воспоминаниями. Кордильеры, вулканы, айсберги и даже таинственные статуи на острове Пасхи — в путевых заметках певицы все это оживает, приглашая читателей собственными глазами увидеть такую далекую, но такую прекрасную страну!

Покручивая глобус, я вспоминала школьные уроки географии, а точнее контурные карты, раскраской которых очень любила заниматься. Почему-то запомнились красно-коричневые Кордильеры. Могла ли я в застойно-советском детстве вообразить, что увижу их воочию?

Итак, Сантьяго. Едва переступив порог номера в отеле, я испытала первое чилийское потрясение. В окне сверкали белоснежными пиками горы из моих контурных карт — Кордильеры!

—Очень хочется удивляться!— поведала я Константину,
бывшему соотечественнику, а ныне чилийцу.

—Тогда в Сан-Антонио, на рыбный базар!

 

У пирса десятки рыбачьих лодок выгружали улов. Рыбу и кальмаров разделывали прямо под открытым небом. У кромки воды, пофыркивая и почесываясь пыльными ластами, лежали тюлени: этот базар — их возможность найти корм. Пеликаны, как тяжеловесная эскадрилья, то взлетали, то приземлялись, совсем неграциозные. Некоторые, устроившись на крыше базара, свешивали длинные клювы и норовили выхватить добычу из рук.

К полудню мы выбрались к океану, к шумному накату изумрудных волн. Вместо пляжа тут расстилались яркие клумбы, среди них сверкал стеклянны­ми стенами знаменитый ресторанчик, некогда излюбленное место поэта Пабло Неруды и его друзей Фиделя Кастро и Че Гевары. Одно из правил настоящих путешественников гласит: лучшая национальная кухня там, где питаются аборигены. И в этом мы смогли убедиться, отведав местное фирменное блюдо — пастэль из крабов.

 

 

 

Пукон

 

Утренним рейсом самолет унес меня в столицу региона Араукания, в Темуко, один из популярных чилийских курортов. А точнее в городок Пукон у подножия вулкана Вилларика. Гид Патрик встретил меня радостной тирадой: наконец-то закончился ливень, едва не перешедший в потоп! Дорога от Темуко до Пукона заняла полтора часа, временами трасса утопала в лужах, больше похожих на озерца. На обочинах валялись смытые бурными потоками деревья, на фоне ярко-синего неба помахивали вечнозелеными лапами араукарии. Неожиданно над их макушками вырос снежный холм в кудряшках дыма — вот он, действующий вулкан!

В прибрежном районе Пукона разлив поглотил пляж и скамейки, через мостик пристани виновато перебегала водная зыбь, фонарные столбы утопали в ней по самые коленки. Минуя ухоженный парк, мы оказались в оте-ле. Распахивая дверь номера,
я предвкушала сюрприз. И не ошиблась: во всю ширину застекленной стены расстилалось ультрамариновое озеро, сливающееся с небом, и в нем — гирлянда заснеженных гор!

Исследовав гостиничный спа, я отправилась на прогулку. Испокон веков тут жили индейцы мапуче, основным занятием которых было разведение лам и вязание. Ремесло не затерялось во времени: туристов повсюду ожидают магазинчики с одеждой — от варежек и смешных вислоухих шапок до свитеров и пончо.

На рассвете я села на подъем-ник: мне предстояло покорить высоту в 2800 метров и заглянуть в кратер вулкана. С высоты открывались горнолыжные трассы Вилларики. В сезон найти свободный номер в близлежащих отелях практически невозможно, но будничным утром склоны выглядели девственно чистыми. Я получила урок пользования альпенштоком, и мы начали восхождение. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее подтаивал снег, покрываясь корочкой наста, и вскоре пришлось обуться в специальные когти. Дойдя до двухтысячной отметки, мы вынуждены были прервать восхождение по причине сильнейшего обледенения. К счастью, дорога обратно оказалась забавным аттракционом — усевшись на подстилку, со смехом и визгом я понеслась к подножию!

Окрестности Вилларики подарили мне множество удовольствий. Я впервые села в седло— под ним была маленькая
лошадка, по характеру напоминающая добрую собаку. Любовалась пейзажами в предгорье, ламами, страусами и стаями упитанных зеленых попугаев. Принимала ванны в тер-маль­ных источниках, научилась ткать коврики и, если бы осталось время, обязательно порыбачила бы на рассвете.

 

 

 

Остров Пасхи

 

Время, отведенное на путешест-вие, стремительно убывало, рассеивая стереотипы о замученных Пиночетом чилийцах. Все настойчивее хотелось задержаться в этом многообразном крае. Но манил и остров Пасхи, самый удаленный населенный остров в мире. На картах он выглядит точкой между Французской Полинезией и Южной Америкой, а именем обязан голландцу Якобу Роггевену, открывшему его в пасхальное воскресенье 1722 года. Я поменяла планы и отправилась на Пасху.

На исходе шестого часа летчик посадил самолет в столице острова и его единственном городе Ханга-Роа. Гид с непроизносимым именем поразил меня оригинальностью имиджа — дополнением к кожаным штанам и сапогам-казакам служила дамская шляпка из соломки. С невозмутимым видом он поведал, что мужское население острова не гнушается заработками интимного свойства и головной убор — напоминание о последней романтической истории. Рассказал о четырех своих чадах, проживающих с мамами на разных континентах, и о том, что намеревается перебраться в Канаду, к одной из подруг. От него я узнала, что остров Пасхи — безлесный клочок суши с неплодородной вулканической почвой и населением 4000 человек. Что на местном наречии называется он Рапа-Нуи, а первыми рапануйцами стали две большие полинезийские семьи, прибывшие на пирогах в 400 х годах. Что, отправляясь на поиски новых земель, полинезийцы брали с собой свинью, собаку и курицу. Что до Пасхи добралась только курица, ставшая символом благополучия.

За разговорами мы добрались до отеля, который больше походил на запущенный пионерский лагерь. Местные владельцы недвижимости не очень обеспокоены комфортом туристов, но те готовы выложить кругленькую сумму и за обветшалое бунгало. Влекут их моаи — статуи из спрессованного вулканического пепла, в которых, по поверью, заключена охраняющая сила предков. Высотой до двадцати метров, они хаотично разбросаны по острову. По картинкам в журналах более известны те, что прилежно стоят на прибрежных платформах. Повернувшись затылками к океану, они словно следят за порядком, устремив пустые глазницы в глубь суши.

Утром, карабкаясь на холм-ка-меноломню, я изучала хмурые моайские лица. Длинноухие, с острыми чертами и выпирающими подбородками, они одновременно похожи и не похожи друг на друга. Забравшись повыше, разглядела высеченные в скале незаконченные фигуры. Каким образом они добирались до побережья, неизвестно, по легенде— «шли» сами, но существует и более прозаичная версия. К моменту первых поселений остров был покрыт лесами. Возможно, для передвижения идолов рапануйцы использовали пальмы, перекатывая многотонные фигуры при помощи бревен. Однозначно можно сказать лишь, что расточительное потребление леса привело к его исчезновению. Появились проблемы с продовольствием, добыча рыбы стала невозможна — не из чего было строить лодки. Для выживания понадобился новый культ, который и учредили жрецы в XVII веке — «культ птичников». Два столетия главного «птицечеловека» ежегодно выбирали путем соревнования. Победитель получал право распределять островные ресурсы, ему обривали голову, брови, красили лицо в красно-черный цвет, и он переселялся в уединенное жилище, где совершал обряды. В чем заключалось соревнование? Как только в скалах соседнего островка Моту-Нуи появлялись птичьи кладки, представители разных семей бросались в кишащие акулами волны. Они плыли добывать яйцо черной крачки, чтобы как можно скорее вручить его предводителю своего клана. А тот вместе с другими островитянами ожидал победителя в церемониальной деревне Оронго — она живописно притулилась на боку вулкана Рано-Као.

На краю кратера я замерла, пораженная его полуторакиломет-ровым диаметром и двухсотметровой глубиной, в которой поблес-кивало озеро. Изучив окрестности с высоты птичьего полета, спустилась к деревне. Побродила между домиками-землянками и полезла в грот, у входа в который, взлетая пенными фонтанами, с грохотом разбивались волны. Там, на поросших мхом стенах, сохранились петроглифы, изображающие «человека-птицу»…

 

 

Патагония

 

Существует легенда, что путешествие в Южную Патагонию может мистическим образом повлиять на ход судьбы. Из Сантьяго до Пунта-Аренас пять часов лету. Самолет приземлился в гус-той туман, что для Патагонии не редкость. Встретивший меня гид с хрестоматийным именем Хулио рассказал историю о невезучем английском туристе, который дважды посетил Патагонию и оба раза попадал в непогоду, когда потрясающие пейзажи скрыты облаками. Мне предстоял длительный переезд до парка Торес-дель-Пайне. Маршрут стартовал от кромки Магелланова пролива, за которым вырисовывались очертания Огненной Земли (когда-то населявшие ее индейцы для обогрева разжигали множество костров). Дальше начиналась Антарктика.

Джип мчался по просторам Патагонии. Сила ветра тут такова,что невозможно одновременно открыть две двери машины — они норовят оторваться и взлететь подобно осенним листьям! Под натиском этого ветра густые облака разлетались, превращаясь в разнокалиберные тучки, отбра­сывающие живописные тени на холмы. Несметное количество овец заполняло предгорье, табуны лошадей подгоняли наездники эль-гаучо в типичных чилийских пончо. Миновав городок Пуэрто-Наталес, из которого отправляются кораблики на прогулки к ледникам, мы въехали в Торес-дель-Пайне, гордость чилийцев! В вышине, распластав трехметровые крылья, парили хозяева неба — кондоры. Нежно-розовые фламинго пританцовывали на тоненьких ножках в мелководье лагун. Время постепенно замедляло свой бег, погружая в вязкую, благостную нирвану. А вскоре и вовсе показалось, что мгновения застыли, предоставив право любоваться главной достопримечательностью — обледенелыми башнями из гранита, образовавшимися 11 миллионов лет назад. Из-за поворотов разноцветными блюдцами открывались озера — изумрудные, бирюзовые, сапфировые, среди них прогуливались стайки пугливых гуанако и лохматые страусы. «Секрет необычного цвета воды в том, что в ней велико содержание различных минералов», — пояснил гид. Добравшись до отеля и отведав дивного чилийского вина, я моментально заснула. И, засыпая, поймала себя на мысли, что Патагония — лучшая лечебница для измученных цивилизацией людей.

На следующий день мы отправились в путь до рассвета, чтобы с восходом оказаться у ледника Грей Глейзер. И вот сквозь лесные заросли проглянула полоска влажного песка. За ней, обрамленная белоснежными пиками, сияла водная гладь, над которой возвышались голубовато-зеленые айсберги. В тишине слышался едва уловимый звон — это падали в воду отколовшиеся маленькие льдинки.

…Самолет влетел в розово багровый закат, от красоты и вдохновения на глаза навернулись слезы. Не успев расстаться, я уже начала скучать по ледникам, озерам и ветрам, я не хотела улетать. До новых встреч, Патагония, я непременно вернусь!

 

http://www.tv-park.ru