Глава 8

 

 

       Исповедавшись, таким образом, у отца Арсения, и получив отпущение грехов, Олег с ватагой, отправился в Краков. Манило его туда по двум причинам. Во-первых: по дороге или в самом городе, можно было бы отыскать следы шайки разграбившей его вотчину. Надо было отомстить за родных и близких, за поруганную землю. Учёба, к несчастью, отступала на второй план. И потом, он так быстро уехал, получив печальное известие, что не успел собраться.  Бросил всё, прихватив только шпагу. И полетел сломя голову. А куда? Ведь заранее знал, что ни кого в живых не застанет и всё же, не вылезал из седла до самого дома. Вещи, книги и конспекты, оружие, купленное для братьев, остались в Кракове. Да мало ли что скопилось за годы пребывания за границей. Очень многое, бросать жалко. Многое собирал для отца, любившего необыкновенные предметы. Теперь, предстояло всё перевезти и схоронить на тёплом озере.  И как-то обустраивать дальнейшую жизнь. А учёбу, дай бог, он продолжит дома. Как всё это сделать, продумает позже.

  А сейчас, по дороге в Краков, останавливаясь в каждой харчевне, на каждом постоялом дворе, Олег и его люди выспрашивали, выпытывали, иногда заглядывая на базары, но, ни чего заслуживающего внимания, пока, узнать, не удалось. Так, слухи, разговоры, да и только.

 

 - Есть! Нашёл! – выпалил Рыжий, ударом ноги отворив дверь, и влетая в горницу.– Дрозд, иди, доложи атаману.

 - Успеется! Князь только что уснул.

 Спокойно ответил тот, не переставая точить саблю.

 - Всю ночь над книгами просидел.  Только что лёг. Нехай отдохнёт.

 - Он же велел в любое время дня и ночи ... –  Дрозд прервал его, не дав закончить.

 - Ну и что? Лучше прыть то, поубавь – и ворчливо добавил. – Велел, велел. Мне рассказывай. А там решим, будить или не будить, докладывать или нет.

 - Вот взгреет тебя атаман по первое число. Сам же всегда говоришь: «слушай князя, слушай князя»,  передразнил его Рыжий.

 - Так это ж вас, балбесов, учу. Сам посуди,  всю ночь не спал. А вечером зван в гости. Какой с него толк и что сможет на дурную голову решить. И потом, что, пожар? Или погоня? Я так думаю. Может, что и толковое принёс, но потерпеть можно.

 - Это верно. Но всё же, князь велел…                                                                                                                                        

 - Опять, за своё. Велел, да велел. А сам-то, голову на плечах имеешь? Толком докладывай.

 - Нашёл одного шляхтича, говорят этой осенью по Руси шастал, с ватагой. Теперь награбленное пропивает.

 - Где?

 - Зоска, из «Трёх поросят», навела. Он, к ним в харчевню повадился.

 - И что? Говорил с ним?

 - Как можно? Он на меня даже и не посмотрел бы.

 - Но хотя бы узнал, где живёт, откуда? 

 - Н…ет. – удивлённо протянул Рыжий –  как? Он и сейчас там  сидит. Думал, пока шляхтич напивается, скорее атаману доложить.

 - Говорю же балбес. Живо назад, да глаз с него не спускать. Я вот только распоряжусь, а  там и тебя догоню. На месте решим.

 Рыжий стрелой выскочил из комнаты. А Дрозд, вложив саблю в ножны, вышел следом. Но направился в противоположную сторону, к стоявшему в глубине двора флигелю.

 - Афанасий, посмотри, что бы князя ни кто не будил. Я к «Трём поросятам». Рыжий что-то там пронюхал. – Приоткрыв дверь, крикнул он.

 - Может доложить атаману?

 - Не стоит. С этим и сами справимся. А проснется, доложишь. Мол, Дрозд и Рыжий сели на хвост одной сволочи.

   В харчевне бушевала не шуточная драка. Кто кого бил не понятно.  Участвовали все.  Рыжий, отбиваясь  от наседавшего на него верзилы, пытался выскочить на улицу. Соперник не пускал, размахивая лавкой, оттеснял от двери. И, казалось, вот-вот его оружие опустится на голову парня. Но, подоспевший во время Дрозд, бросился на помощь и одним ударом свалил верзилу на пол. Затем, схватив дружка в охапку, поволок в угол.

  - Говорю же, балбес. Не  успел прийти, уж и драку затеял.

  - Да я вошёл, они уже дерутся. А чего этот прицепился не пойму.

  - Ладно, не в этом суть. Он здесь?

  - Вон, на столе, шпагой размахивает. – Рыжий кивнул, указывая на центр зала.

 Там, лихо отражал удары, не менее десятка нападавших, бедноодетый шляхтич.

  - Без моей команды, ни слова. А сейчас, за мной! – Скомандовал Дрозд, на ходу вынимая саблю, и бросился в самую гущу  драки. В два прыжка он оказался на столе. Протянул руку и втащил за собой Рыжего, толкнув его в середину, между собой и шляхтичем, принял оборонительную стойку.

  От такой прыти нападающие слегка опешили, но затем с новой яростью принялись атаковать, теперь уже троих. Однако, мастерством, и шляхтич, и подоспевший на выручку Дрозд, на много превосходили своих противников. Им удавалось не только легко увёртываться от ударов, но и помогать более молодому соратнику. А вот ряды нападающих, постепенно редели, а в харчевне становилось тише и просторнее. Наконец, когда большая часть посетителей валялась на полу, а другая, уже не с таким азартом продолжала драку, Дрозд, полу вопросительно, полу утвердительно, сказал, обращаясь к шляхтичу.

  - Уходим, Панове. А то я их знаю. Сейчас налетит подмога, тогда не отобьёшься.

  - Пожалуй. – Кивнул тот. И спрыгнув на пол, направился к двери, не забывая при этом своих спасителей.

 Выскакчив из харчевни, все трое, опрометью скрылись в ближайшем переулке. И как раз, в самый раз. С другой стороны площади, на которой располагались «Три поросёнка», показалась толпа, вооружённая, кто, чем попало, а из соседней улицы выехала городская стража. Это и спасло беглецов. Стража, недолго думая, набросилась на толпу и выбегающих из харчевни преследователей. И, будто нарочно, стала теснить в противоположную сторону. Орудуя копьями и саблями, пытаясь разогнать.

   Дрозд и его спутники, ни чего этого не видели. Они неслись что есть мочи, унося ноги. Петляли по улицам и переулкам, запутывая следы. Наконец молодой шляхтич, отдуваясь, остановился.

  - Уф! И куда теперь? Да, разрешите представиться, пан Казимир Псежински. Не везёт, чертовски. Восьмая неделя, как одни убытки.

  - Просто, Дрозд. А это, мой молодой соратник, Рыжий.

Казимир вопросительно поднял брови.

  - Да, да! Холопы мы. Дружинники нашего князя.

  - А я принял вас за господ. По одежде на холопов не похоже. Да и оружием владеете знатно.

  - Что до одежды, то да, балует нас князь. Ну, а то, что драться, горазды, так то хлеб наш.

  - И по-польски говорите, почти, чисто. А ваш друг, что немой?

  - Нет. Он вашего языка не понимает. А я, ещё, и так могу. – Переходя на итальянский проговорил Дрозд.

  Удивление Казимира было беспредельно.

  - Что ж за князь такой, коль холопы его говорят на нескольких языках? И одеваются как баре?

  - Князь, как князь. Не хуже других, а дружину кормит и одевает не в пример некоторым. Милости прошу к нам в гости, коли деваться некуда. Думаю, хозяин мой не обидится. Да и вы не побрезгуйте. Я, хотя и слуга, но во многом он мне доверяет.

  - Что ж, с превеликим удовольствием познакомлюсь с вашим господином.

  - Тогда в путь! – и переходя на русский, обратился к Рыжему –   Мы тут побеседовали и, все-таки решили, что самый раз отправиться к нам.

  - Не уж-то отсель,  да к князю?

Дрозд, украдкой, так чтоб не заметил пан Казимир, показал ему кулак.

  - Вы, что, Русичи? – поинтересовался тот.

  - Они самые и есть. А ты, Рыжик, бежал бы вперёд. Предупреди князя. Да и Меньшому скажи, пусть о закуске побеспокоится.

Глава 7.

 

  Посланники ограбленного боярина, это были они, вслед за Михайло проследовали в туже горницу, где совсем недавно пировали те, кого они искали. Уселись за тот же стол. И те же девки быстро и сноровисто выставляли на стол заказанную еду и выпивку.

    И никто, ни они, ни Олег со своей ватагой, которые находились в этот момент, совсем не далеко от своих преследователей, в центре села, в гостях у священника, не подозревали об этой близости. Хотя узнать их сейчас было бы трудно. Возка с ними не было, лишних лошадей тоже. И как узнать? Когда там, на лесной дороге, их мог  видеть, только Егорка, мельком, и то не всех.

    Боярин, посылая людей по окрестным сёлам, и не надеялся задержать грабителей. Рассчитал он правильно. Оружие разбойники, конечно, оставят себе. Были они плохо вооружены. Поэтому и не нападали на дороге, надеясь на устроенный ими завал и приближающуюся морозную ночь. А вот лошадей и возок непременно постараются продать и как можно быстрее. Тут-то и можно потянуть за ниточку. И то, что засаду устроили местные, в этом тоже не сомневался. Уж больно подходящее место у Поганой лужи. Кругом сплошные болота. Не сведущий человек ни за что не проедет, не смотря на зиму. Это место и ему самому не раз служило верным, оборонительным рубежом при  защите своей усадьбы. Так что за ниточку, если б она появилась, можно было бы и размотать весь клубок.

 

    А Олег, удобно устроившись на лавке, за столом, накрытым богатой закуской и уставленного всевозможными кубками и чарками, внимательно слушал настоятеля местной церкви. Был тот уже стар, но ещё крепок. С лысой, как шар головой и огромной седой бородой. Знал он его с детства. И сколько помнил, старик был всё таким же. Время, кажется, остановилось для него. Много лет тому назад Олег частенько навещал старого священника, любившего пофилософствовать и поспорить с отцом на богословские темы. И  во многом, его любовь к книгам, а, может быть и способности к наукам, развилась под влиянием этого старца.

  - Нет, не случайная то ватага на вашу усадьбу напала. С прицелом шли.

  - А что у нас брать, жили не особо богато, можно сказать, бедно.

  - О том и речь. Сам посуди, сосед ваш, боярин Галынский, не в пример богаче живёт. И до его усадьбы куда легче добраться. А не тронули. Да и сёла на их пути большие стояли. Ведь нигде, ни слухом, ни духом о той ватаге не было. Видать тайком шли. Только когда назад бежали по харчевням награбленное пропивать стали.

  - Ума не приложу, кому это и зачем понадобилось.

  - А кто от этого выиграл?

  - Видать, Галынский.

  - Так вот, я в прошлый раз говорил, а сейчас повторяю – старик налил очередную чарку и поднял вверх указательный палец – всё дело рук соседа твоего, Галынского. Он, конечно, сам не участвовал, но организовал только он. Не могу я тебе ни чего привести в подтверждении своих слов, но вот, сколько я над всем этим думал, всё время прихожу к выводу, кроме него не кому. Сам знаешь, на вашу усадьбу не всяк и не всегда, проехать мог. Для постороннего проводник нужен. Проводника искать надо.  Через него, я думаю, и на зачинщика выйдешь.

 - Мне бы не только того, кто всё это затеял найти. А, по возможности всех кто в нападении участвовал.

 - Думаю, задачу ты себе поставил невыполнимую. Зброд там сплошной был. Сейчас, небось, по всей Литве и Польше разбрелись, да и осталось их мало. В народе говорят, отец, и братья твои больше сотни порубили. А вот тех, кто вёл их, найти сможешь. Езжай в Краков. По всему видать, побежали, антихристы, в ту сторону. Однако помни: «Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут»

 - Нагорная проповедь, заповедь седьмая. – Машинально ответил Олег. И добавил - Я тоже так думаю. Когда пожарище осматривал, заприметил, поляки то были.

 - Во, во! А по дороге останавливайся во всех харчевнях, что на пути попадутся. Да выспрашивай,  только осторожно. А мужиков у тебя достаточно. Думаю, неплохо, если бы кто из них, кому особо доверяешь, действовал порознь, будто и не знает тебя. Мужик с мужиком более откровенным будет, что от тебя скроют, ему поведают.

 - Размышлял я над этим.

 - Вот и хорошо. Я смотрю, любят они тебя. Береги их, они теперь твоя опора, твоя сила. Один разве в поле воин? Ты без них как без рук, а они без тебя всё равно как стадо без пастуха. Поддержки, сам знаешь ни от кого не дождёшься.  И напрямую к великому князю не сунешься. Кто тебя знает и помнит? Разве такие как я, кто с младенчества тебя знали. А много ли таких? Уехал мальцом, да и тайно. Вернулся мужем неизвестным. 

  - Кто я теперь такой? Ни роду, ни племени. – С грустью проговорил князь. -  Да и вотчина к другому отошла. Живи под кустом – и он махнул рукой.

  - Э… нет, Олегушка. Не чего себя прежде времени хоронить. Род, как раз у тебя знатный. Самому великому князю сродственник.

  - А что толку. К нему не пойдёшь. Да и не знает он меня. Павла ещё, наверное, помнит, а меня нет. И без отчины  остался.

  - Ну, это дело наживное. Здоровье б было и голова на плечах. А она то, как раз у тебя на месте. Время калечит, но оно, же и лечит. Ищи правду. А когда найдёшь, думаю, всё образуется. Что говорит шестая заповедь? – Лукаво улыбнулся он.

     В это время в горницу вошла попадья.

    - Олег, там тебя мужик твой добивается – проговорила она. И обращаясь более к мужу, чем к Олегу спросила -  Впустить что ли?

    Священник вопросительно посмотрел на Олега. Тот, молча, кивнул. А батюшка распорядился

   - Пускай войдёт.

  Попадья открыла дверь, и в горницу вошёл Иван Меньшой. Истово перекрестившись на иконы и поклонившись священнику, промолвил.

   - Князь батюшка, Ульян в харчевню бегал.

   - А что он там позабыл – нахмурившись, спросил Олег.

   - Девка ему тамошняя приглянулась. Я уж отговаривал, да он не послушал.

   - Так в чём же дело?

   - Больно быстро вернулся. Говорит, люди там боярские обедают, погоня, видать.

    После этих его слов священник нахмурился и хотел что-то спросить. Но Олег опередил его вопрос.

   - Погоди, отец Арсений. Сейчас во всём разберусь, а затем поведаю. Разреши я к своим дружинникам выйду?

   - Ступай, коли надо.

      Выйдя из дома священника, Олег пересёк обширный двор и вошёл в небольшую избу, стоявшую тут же, на поповской усадьбе. Его мужики расположились около огромной, на пол избы печки, и занимались каждый своим делом. Как только он вошёл все повскакали со своих мест.

  - Ульянка, так что там в харчевне? Рассказывай.

  - Побежал я, значит в харчевню – краснея начал самый молодой из присутствующих, - а там двое боярских людей обедают.

  - А откуда узнал, они, что в общем зале, мужики, что ли?

  - Да нет, господа. И при оружии. А про них мне Катька, хозяйская дочка сболтнула. Так я сразу как услыхал, сюда бросился.

    Олег на мгновение задумался. Потом, видно решив что-то, распорядился.

   - Бегом назад. Тебя они не знают и не признают. Выведай все, что можно будет. Да не у них же, конечно. У своей Катьки поспрашивай. Видал, как у неё с сестрою ушки на макушке дрожали, как нам прислуживали. И сейчас, наверняка, та же история. А ты, Иван – князь обратился к Ивану Меньшому – бери Афанасия и присмотрите, чтобы  с ним ни чего не случилось. Да не вместе идите, порознь. Вы чуток позже. Ну и заодно мужиков  пораспрашивайте. Может, кто чего помнит о событиях осени. Всем остальным быть наготове. Мало ли что. Может быть, за этими двоими и остальные нагрянут.

    Отдав все распоряжения, Олег вернулся в горницу к священнику.

   - Ну что, сынку – спросил тот. – Натворил что, а мне не сказывал.

   - Да, согрешил я батюшка, прости уж, не сразу покаялся. А шестая заповедь гласит: «Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся». –  И Олег рассказал всё, что произошло с ним за последние сутки.

Глава 6.

 

  Было раннее утро, но народу в харчевню набилось предостаточно, так что все столы и лавки были заняты. А кое-где мужики мостились прямо на грязном полу. Но шумно не было. Стоял ровный монотонный гул множества голосов. По всей видимости, пьяная дурь ещё не успела ударить в головы. Хозяин, предупреждённый дворовыми мальчишками, нервно теребя фартук, встретил Олега и его спутников на крыльце, и низко кланяясь, забегая вперёд, чтобы очистить дорогу, проводил их в задние комнаты.

   - Жду не дождусь Вашей милости – проговорил он, когда за ними закрылась дверь.

   - Ты вот что, Михайло, - Олег уселся за стол, положил на него руки и, пристально глядя на хозяина, продолжил - перво-наперво пошли верного человека к коновязи, а лучше всего сделай сам, надо наших лошадей поставить подалее от любопытных глаз. И как можно быстрее.  Там остался Желна, он всё объяснит. И распорядись, чтоб еду подали. Да приходи сам. Разговор есть.

   - Уже бегу, всё будет сделано, как велено – и Михайло опрометью выскочил из горницы.

Почти тот час же с противоположной стороны открылась другая дверь и две молодые, дородные девицы стали накрывать на стол.

     Спутники молодого князя, да и он сам с увлечением принялись за еду.

     Не успела и половина её исчезнуть со стола, а хозяин уже вернулся. Отворив в горницу дверь, пропустил княжеского дружинника, затем вошёл сам.  

   - Всё ли сделано как я повелел - обратился к ним Олег.

   - Да, Ваша светлость.

   - Присаживайся, и ты Михайло.

 Князь выждал, когда вновь прибывшие расселись и принялись за еду, только после этого продолжил.

– Учить не буду, но долго не тяни, возок и лошадей, на которых указал Желна, продай.  Половину вырученных денег оставь себе. Остальные, отдашь сейчас.

   - Так, где же я Вам, батюшка, сразу столько денег возьму?

   - Я ж не спрашиваю, за сколько ты их продашь, да и цену не называю. По совести действуй. И не прибедняйся, знаю, с кем дело имею. Деньги, найдёшь. Али забыл, как харчевню нажил?

     Последнее замечание явно смутило хозяина. Он с опаской оглядел окружающих. Но, ни кто из спутников князя и глазом не повёл. Зато, прислуживающие за столом девки, видно было, заинтересовались.

   - Чего уши развесили, брысь отсель. – Прикрикнул он на дочерей. – Да тащите брагу.

   - Нет! Больше браги не надо – остановил их князь. – А вот на дорогу, налейте. И впрямь, девки, шли бы вы другим делом занялись. Вон харчевня полна. Матушка, небось, с ног сбилась. А мы уж отобедали  – И вновь обращаясь к Михайло, продолжил.

   - Деньги  нужны, чтобы приодеть моих молодцев. Коли найдешь, что подобающее княжеской дружине, тащи. Хотя я сильно в том сомневаюсь.

   - Нет, батюшка, такого, тут не найдёшь. Это надо в Вильно, али в Краков ехать, можно и в Новогород.

   - Вот! Дорога дальняя, да и вещи не дешёвые. Неси деньги.

     Михайло ещё мялся, встав из-за стола, переминался с ноги на ногу. Но, увидав строгий взгляд молодого князя, поспешно вышел.

   - Желна, как коней устроил? – поинтересовался Олег.

   - Хорошо, князюшка. Наши, в хозяйской конюшне. Сенца  вдоволь задали, да и овса насыпали. А те, что продать велел, его мальцы со двора сразу же и свели. Да и возок боярский с ними – налегая на еду, ответил Желна.

   - Надо было все деньги с него требовать. Ни чего ему не сделается, найдёт, живодёр чёртов. - Крестясь, проворчал Афанасий.

   - Нет, Афонька, не прав ты. Учти, большая дружба поддерживается маленькими подарками.

   - Ни чего себе подарочек! Мне таких деньжищ во век не заработать – подключился к разговору самый молодой из княжеских спутников.

   - Зато теперь он, считай, нами куплен. И молчать о лошадях даже на дыбе будет. А потом, мы за такое дело взялись, что нам  кругом свои глаза и уши нужны.

   - Так ты его, вроде, и так в кулаке держишь.

   - Держать то держу, но у него и свой интерес должен быть. Вот тогда он нам и помощник. В страхе разве долго удержишь. Найдется, кто страшней и переметнётся. А от своего интереса кто ж откажется.

   - Послушай, князь, - наконец отвалившись от стола, проговорил Желна – когда отводили коней, Михайло что-то там шушукался с мужиками. Кабы чего дурного не удумал.

   - Не кручинься, что он может нам сделать? Добро боярское от нас принял? Деньги сейчас принесёт. А значит с нами заединщик. Да и жадный он. От такого куша не откажется. Это он перед вами Ваньку валял. А себе сразу смекнул, какой барыш привалил.

     Так сидели, толковали о том,  о сём, пока не вернулся Михайло. Тот, зайдя в горницу, плотно прикрыл за собой дверь и, оглядевшись по сторонам, вынул из-за пазухи увесистый бархатный мешочек. Хотел, было развязать, но князь, молча его забрал и спрятал в карман.

   - Пересчитай, батюшка.

   - Да нет, ни к чему, думаю, не обидел нас сирот.

   - Что ты, упаси господь.

   - Ну и ладно. Нам пора ребятки. По коням.

     Все повскакали  с лавок  и направились к выходу. Первым шел Дрозд. Широко шагая, он покрикивал на собравшихся в харчевне мужиков, расчищая дорогу.

   - Пропусти, деревенщина. Дорогу князю.

     Но старания его были напрасны. Пьянчуги и так разбежались по углам, как только тот появился в дверях. Шум стих. Все молча, провожали его глазами.

      Олег вышел на крыльцо, глубоко вдохнул морозный воздух и, едва уловимым движение руки, что-то приказал Дрозду. Тот опрометью бросился к  конюшне. И скоро выводил из неё  серого, княжеского коня. Одним, лёгким движением Олег вскочил в седло и загарцевал по двору, поджидая своих спутников. А ещё через несколько мгновений шумная ватага скрылась за поворотом улицы.

 

    Не успел осесть снег, поднятый копытами,  как у другого конца  появились ещё два всадника. Ехали они, не торопясь, время, от времени останавливаясь и что-то разглядывая под копытами лошадей. Михайло, закрывавший ворота, приметив их, забеспокоился и бросился к дому.

   - Лизка - бросил он на ходу одной из девок, недавно прислуживающих князю, - живо приберитесь в горнице. Да и молчок. – Затем, подойдя к группе выпивающих мужиков, наклонился так, чтоб его ни кто кроме них не слышал, и тихо проговорил –

   - Иван, возьми хлопцев – он оглядел сидевших за столом – и живо приберитесь в конюшне, что бы ни каких следов не было. Да и во дворе тоже. Да быстро, быстро.

     Пятеро, вместе с Иваном, стремглав выскочили во двор. И когда вновь прибывшие въезжали ворота, перед их глазами предстала удивительная  картина. Два мужика как будто без толку перебрасывали снег с места на место. Толи, с пьяни дурачились, толи ещё что, но кругом стаял неописуемый беспорядок. Поленница дров была завалена и перегородила дорогу, ведущую вглубь двора и к конюшне. То там, то здесь виднелись раскиданные корзины и бочки. Особенно много их было у коновязи. И только те, которые были приспособлены под кормушку, для лошадей, стояли ровно в рядочек. Пять корзин были, с верхом, заполнены сеном, шестая пустовала.

   - Эй, вы! – крикнул один из приезжих – быстро освободите место для наших коней. А то не ровен час переломают ноги в этаком хаосе.

     Мужики с подобострастьем, то и дело, кланяясь, бросились убирать корзины и бочонки, набросанные у коновязи. Но были они, по-видимому, основательно навеселе. Так как  метались без толку, мешая друг другу. То и дело падая, ругаясь и стеная. Один убирал, другой тут же на это место вновь укладывал корзину.

     Не вытерпев такой бесто0лочи, всадники выехали за ворота, и только там спрыгнув на землю, привязали лошадей к плетню. Оглядевшись по сторонам, будто ища чего-то, направились к харчевне.

     Тут же на крыльцо выскочил Михайло, и низко кланяясь, запричитал –

   - Не извольте гневаться Панове, харчевня полная. Мужиков набилось, ну точно сельди в бочку. Извольте немного подождать, Жена сей момент освободит и приберёт горенку.  Тогда милости просим. А пока, что пожелаете? Вина? Курочку, али поросёночка? Пока дочки с женой приберутся, всё будет к вашим услугам. В отдельной горнице и отобедаете.

   - Ладно. Приготовь пару курочек на вертеле и две бутылки вина. Найдёшь что пригодное для господ? Или у тебя только то, что мужичьё пьёт?

   - Как можно. Обижаете Панове. Село у нас большое, да и стоим на проезжей дороге. Господа часто заглядывают. А посему и для них провиант есть. Не сомневайтесь. Врать не буду, заморских вин нет. Но и наши не хуже. Есть такие, что и сам царь батюшка не побрезговал бы.

   - Ну-ну, говори да не заговаривайся!

   - Ей богу, - Михайло размашисто перекрестился. – Так что, велите, распорядиться?

   - А что, сливянка есть?

   - И сливовая, и вишнёвая. Из малины, клюквы, чего пожелаете.

   - Тащи сливянку.

   - Всё будет готово. Вот увидите, так понравится, что и на дорожку прихватите. Не извольте гневаться, я вас покину, распоряжусь, чтобы быстрее приготовили и места для господ освободили.

     Один из приезжих, по-видимому, старший, нетерпеливо и повелительно махнул рукой, отпуская кабатчика.

      Михайло тут же скрылся за дверью. Господа остались на крыльце, с интересом наблюдая за пьяными мужиками, которые всё пытались привести в порядок двор. Вскоре к ним присоединились еще трое. Дела пошли лучше. И когда место у коновязи было расчищено, один из них подошёл к крыльцу и, кланяясь, спросил:

   - Господа пожелают переставить коней? И сена можем подкинуть.

   - Да, голубчик потрудись. – Брезгливо ответил тот, что был старше. И швырнул в снег медную монету.

     Мужик схватил её, засунул за щёку и побежал со двора.

   - Видать зря мы сюда заехали – медленно, растягивая слова, проговорил младший. – Далеко. Да и Петрович говаривал, будто разбойники к Новогороду подались. А тут ни каких следов.

   - Видно, что так. Здорово им досталось. Вон, Андрей так побит, что дай-то бог, чтоб выжил.  И Остап его утоп, Но проверить не мешало, расспросить. Константин Константинович просил.

     В это время  на крыльцо вышел Михайло.

   - Милости просим Панове. Кушать подано.

 

       Глава 5

 

 

   За окном была кромешная тьма. И в избе хоть глаз выколи. Но Олег, проснувшись, чувствовал, пора вставать.  За стеной, басовитым голосом, прокричал петух.

   - Совсем как воевода – подумал он. И прислушался.

 В горнице стояла звонкая тишина. За стенами тоже ни звука, словно всё вымерло.  Ветра не было слышно.

   - Должно быть, поутих.  Наверняка все следы замел. Михеич предсказывал большой снегопад. Дай бог, что бы он, не ошибся. Хотя это редко с ним случается. Нам как раз на руку.  Надо было вставать, но Олег медлил. Спал он плохо. Так, скорее всего, находился в полудрёме. Крутился, вертелся, с боку набок, вспоминая прошедший день. Ещё, снилась Италия с её голубым небом, горячим солнцем и лазоревым морем, где он побывал два года назад. Снилась чернобровая Мария, с огромной копной вьющихся волос, разметавшихся на ветру. Она сидела на большом камне у самого берега и призывно улыбалась. Потом вместо неё появилась Белка и так жалобно на него смотрела, что у князя защемило сердце и, захотелось домой, в метель, во вьюгу, в сугробы. Собственно говоря, от этого он и проснулся. Да, надо вставать! Путь предстоял долгий. А, после вчерашнего дела, может быть и трудный. Могла случиться любая неожиданность. Хотя они с Михеечем, предусмотрели, казалось бы, всё. Даже погоду и, приближающиеся рождественские праздники.

     Олег поднялся с лежанки.  И шаря рукой у изголовья, нащупал кремень и трут. Но высечь огонь не успел.  В горницу, прикрывая пламя свечи рукой, вошёл Михеич.

 - Проснулся, батюшка?  А, я уж было, будить собрался, как велели.

 - Да, поднимай мужиков. Дорога дальняя. Да и за темно меньше вероятность на боярских людей наскочить.

 - Лютуют, небось, а ищут в другой стороне – с хитрецой в голос улыбаясь, проговорил Михеич.

 - Дай то бог! Твоими устами да мёд пить! А погодку ты предсказал точно. Ну, чисто колдун. А может и впрямь, колдуешь? А? – с теплотой в голосе и как-то весело проговорил князь.

- Да нет, батюшка. Сам знаешь, жизнь. А она и не тому научит. Ладно, пойду поднимать мужиков.

- Постой. Может, съездишь к боярину, да поразузнаешь что к чему? Поговоришь с людьми, что да как?  В общем, неплохо бы быть в курсе.

 - Хорошо, князюшка, сделаю. Вот, только бы ты не гоношился. Залёг бы на зиму, спокойно до весны переждал. Там и погулять можно. С весны ты в лесу царь. А боярин что? Не убежит, некуда!

  - Ладно, будя тебе, слыхал уже. Я и сейчас у себя дома. Это пусть другие бояться по моей земле ходить. А я тут хозяин – совсем без злобы, промолвил он.  - Это тебе уходить надо. Пока мы боярина не трогали он и на тебя внимания не обращал. Думаешь, он Ивану Большому поверит? Чёрта с два! Ещё нагрянет. И хорошо, если всё обойдётся.

 - Давно уж обдумал, Олегушка. Тебе, до поры до времени сказывать не хотел. Ещё когда боярин земли твоего батюшки прихватил, я собираться начал. Пчёлы и добро, какое ни какое, ещё до снега на «Тёплом Озере» схоронил.  А в последнее время вообще зачастил. Пятая неделя пошла, как я регулярно туда мотаюсь. Коль разрешишь, там осяду. Ан нет, земля большая.

  - О чём говоришь. Ты ж мне не чужой. Живи. Только глухомань там. Да, вот ещё что, будешь на Староселье, не ранее, переговори с Иваном и Нюхом, только как бы от себя. Не поверит им боярин пусть к тебе, на «Тёплое Озеро» перебираются.

  - Так сам им и скажи.

  - Нет, Михеич, они должны у боярина появиться. И потом, пусть, у него, до весны прослужат. Всё ж, как ни как, свой глаз во вражьем стане. - И выходя из горницы,  добавил – выгоняй всех, живее.

   

    Немного погодя, тяжёлые ворота усадьбы отворились и выехавшая из них ватага, разделившись на два отряда, беззвучно исчезла в лесу.  Ночь ещё властвовала. Но бушевавший буран уже утих. Ветра почти не было, а под пологом леса он вообще не чувствовался. Только снег продолжал тихо и густо падать, наращивая и без того высокие сугробы.

 

Глава 4.

 

  Отец Антонио сидел за письменным столом у себя в кабинете, стены которого сплошь были заставлены книжными шкафами, и пристально изучал лежащий перед ним нательный крест. Из-за обилия книг, в кожаных переплётах, с золотыми и серебряными застёжками и без оных, всевозможных  рукописей, свёрнутых в виде свитков и лежащих, всюду поверх книг, на столе и на шкафах, в кабинете стоял своеобразный запах, ладана, пергамента и ещё чего–то.  Крест был необыкновенный: первое, он был сделан, вроде бы, из золота, но по весу, ни как не походил на золотой, уж больно лёгок, второе, весь он был исписан странными письменами не похожими, ни на один из знакомых отцу Антонио языков, а самое привлекательное – это неизвестный овальный камень, вделанный по центру. Камень был большой, серый, с чуть-чуть заметной голубизной, хорошо отшлифованный и плоский, слегка выступавший над поверхностью креста.

  - Так ты говоришь, что камень, когда ты снимал крест с убитого, светился?- обратился он к монаху, смиренно стоящему у камина.

  - Да, ваше преосвященство. Но уже в моих руках, я даже испугался и, от испуга, выронил его, и он упал на тело только что умершего. А как только упал, свечение прекратилось. Но стоило мне вновь взять его в руки, камень опять загорелся голубым светом, как будто внутри у него  зажёгся дьявольский огонь. Только к вечеру он потух и с тех пор ни разу свечения не было.

 Монах, окончив говорить, перекрестился.

 Отец Антонио задумался, отложил крест и взял лист пергамента лежащего перед ним на столе, стал, в который раз, перечитывать его.  Текст был не большим, Антонио уже запомнил его, но продолжал читать, чуть ли не по буквам, пытаясь проникнуть в их тайный смысл.

 

    « Дети! Возраст и здоровье мои, вроде и не располагают к написанию этой духовной грамоты, но я не хочу быть застигнутым врасплох, поэтому составляю её загодя. Думая  о вас и воздавая каждому по способностям и заслугам его.

      На всё божья воля, а коли он, призовёт меня к себе неожиданно,  живите в мире и исполните моё последнее  желание.

      Вотчину, всю, без дележа и земли наши, оставляю старшему сыну Павлу. Кроме охотничьей заимки у тёплого озера. Но во владение ими он может вступить только после кончины матери или ранее, но с её  добровольного согласия и благословления.

      Среднему сыну, Никите, оставляю дом на Москве, пожалованный мне Великим князем. На тех же условиях.

       Дочери, нашей,  Василисе, земель и владений не оставляю. Приданное её, в двух сундуках за моей печатью, на тёплом озере.

       Олегу, младшему из сыновей, пусть отойдёт охотничья заимка у тёплого озера и мой нательный крест.   

      Живите дружно, не забывайте друг друга. А, что бы не было промеж вас зависти али ещё какой пакости, дабы избежать соблазна со стороны кого-то из вас, обхитрить братьев своих, грамоту сию пишу числом три, кроме той, что остаётся при мне. Одна будет храниться у священника нашего. Две другие отошлю людям надёжным.  И в случае, упаси бог, разлада меж вами они найдут вас для восстановления справедливости ».

                                           

Всех, кто будет читать грамоту, сею, хочу предупредить, что всё написанное ниже, тайнописью, ни в коей мере не относится к моему духовному распоряжению. Оно касаемо лишь охотничьей заимки. И предназначено для того кто будет ею владеть.  А дети поймут. Ранее моей смерти текста знать им негоже. 

 

Fd njhj vghjbp dtltybzwt yf,tccvthn bz zdkz tnczgj gjdybrjk fqdkflbvbh jd bx

Dc tvrn jcvj;t nghjxbn fnm’neibah jd re[j xecjj, obnmxnjl fyyfznzqyj gb cmcj cnf

Dk tyfl kznt[r njdplevf tncjdthibn mg kfub fnfb[g htleght;lf .x nj’njy tgjckt

Ly zziba hjdrfb vbyfgbxr fyfdczrybu fb relf, jkttct hmtpysvb xnj,sbp,fd bn

Mc zjni  bahjd jrrjnjhs tgjlndth;l f. Nvjt fdnjhc ndjyfljv yjujtgthtl tk sFnm btckbr jve’njel fcncznj’n j, eltn lheufz rybufbgh bntypbqrn fr jvextkj

Dt rezb vtnmyt ,elenfrx njlthpfqnt

 <e ltnl f;tbyn thtcyjtc kbrnjhfpuf lf tndc tibahj drb

 

 

    Далее шли подпись и печать.                                           

  - Ты пытался выяснить, что-либо о жизни старого князя?

  - Да, но, безрезультатно. Всё его семейство, включая женщин, погибло при нападении. Из дворни мало кто остался, да и, то так, мелочь ни чего про жизнь княжескую толком сказать не сумевшая. В живых остался только младший, но он был в отъезде, говорят, где-то в Польше, где именно, ни кто не знает. И ещё, сам не слышал, но до меня дошли слухи, что он недавно вернулся, кажется в самом начале зимы.

  - Ладно, иди. Да пришли ко мне  брата Новациана.

  Монах вышел, а отец Антонио вновь взял в руки крест и стал задумчиво его разглядывать. Встал, подошёл к окну, чтобы лучше видеть, но, ни чего нового не приметил.

  - «Может быть, дело в надписях?» - крутилось у него в голове. – «Но уж больно он лёгок, пустой, наверное. Но как открыть?»

   В дверь постучались.

  - Да, брат Новациан, входи. Не оборачиваясь, проговорил Антонио.

  Вошедший, огромного роста и широкий в плечах монах, поклонившись, и перекрестившись, тихо застыл у порога. Антонио продолжал рассматривать крест, не обращая на него внимания.

  - Подойди сюда – наконец произнёс он.

  Монах, осторожно пытаясь ни чего не задеть своей огромной фигурой, подошёл к окну.

  - На, посмотри  внимательнее – Антонио протянул ему крест, а сам вернулся к столу и уселся в кресло, развернувшись так, чтобы видеть монаха.

   Тот долго  разглядывал крест, пробовал на зуб, нюхал, слегка стучал им по краю подоконника, и, вернув, сказал:

  - Это не золото, сверху позолота. Сам крест железный и пустой, а сверху покрыт тонким слоем золота.

  - Думаешь, внутри что-то есть? – с надеждой в голосе спросил Антонио.

  - Всё может быть, а может, и нет.

  - Возьми и попробуй открыть, только осторожно, очень осторожно, что бы не повредить того, что там. Это очень важно. Да и сам крест береги, если не сможешь открыть, не испортив, то не трогай.

И немного помолчав, добавил.

  - Иди. С богом. Завтра доложишь.

 И вдогонку, почти прокричал.

  - Крест береги!

 Монах ушёл, Антонио ещё долго неподвижно сидел, уставившись задумчивым взглядом на лист пергамента. Наконец, что-то решив, быстро встал, подошёл к одному из книжных шкафов, стал перебирать книги. Третья или четвёртая привлекли его внимание, и присев на скамеечку, стоявшую около стеллажа, стал  её перелистывать.

- Нет! Не то! – с досадой проговорил он, захлопывая книгу и возвращая её на место, стал вынимать их одну за другой, просматривал, не найдя, по всей видимости, того, что искал, ставил на место.

   - Всё не то! – бормотал он про себя.

 Наконец, бросив бесплодные поиски, вернулся к столу и позвонил в серебряный колокольчик.

  - Голубчик, позови отца Телесфора – сказал он вошедшему секретарю.

  Отец Телесфор, круглый как шар, отдуваясь, ввалился в кабинет и сразу уселся в ближайшее кресло.

  - Звали, ваше преосвященство?

  - Да! Надо посоветоваться. Дело уж больно интересное.

  - Я весь внимание.

  - По моим данным, семь лет назад, один из русских князей послал своего малолетнего сына в Польшу, на учёбу.

  - Странно. Русский царь не жалует тех, кто ездит к нам.

  - В том то и дело! Князь послал сына, по всей видимости, тайком. Знали об этом совсем не многие.

  - А как же стало известно?

  - Всплыло совсем недавно и то случайно. Но дело не в этом. Князь, хоть и очень далёкий родственник русскому царю, по всем внешним признакам беден как церковная мышь. Жил весьма уединённо, как простой крестьянин.  В непролазной глуши. Мало с кем общался. Но от царских повинностей регулярно откупался не малыми суммами.

  - Да, интересная личностью.

  - Так вот, семь лет назад, он послал своего отпрыска, тайком, в Польшу, на учёбу, с дядькой, отвалив им приличную сумму. Не знаю в чём, в деньгах ли, в золоте, или каменьями. Но на эти деньги парень проучился в Польше семь лет, и, даже, ездил в Италию.

  - А почему Вы думаете, что он дал деньги сразу. Одним куском. Может быть, они всё это время поддерживали связь. И князь посылал деньги, время от времени, по мере необходимости? 

  - Об этом я тоже думал. Но, пока для такого суждения, маловато данных. Всё что мне рассказывали про него, говорит о том, что все семь лет связи между ними не было. По крайней мере, в окружении молодого князя не было русских. Да и он тщательно скрывал своё происхождение. Учитывая отношение русского царя к тем, кто ездит на запад – это не мудрено.

  - Возможно, связь всё-таки имелась. Через купцов и необязательно русских, через жидов. Через них и деньги посылать удобно.

  - Да, вполне возможно. Но меня интересует другое. Откуда этот князь брал средства? Я же говорил, живёт, вернее жил, как крестьянин, в глуши, торговлей не занимался.

  - Что значит жил? Представился, что ли?

  - Не так давно, этой осенью, ближе к зиме, на его усадьбу был совёршён налёт, шайкой польских, обедневших шляхтичей.

  - Что они там искали?

  - Налёт устроил его сосед. Позарившись на его болота. Он подкупил головорезов, наговорив им с три короба. Те нагрянули неожиданно, разгромив и разграбив  всё. Население княжеской усадьбы было перебито. Но и князь, должен заметить, оказался настоящим воином.  Из, почти полутора сотен нападавших, осталось в живых, едва ли около трёх десятков. И это, заметьте, при неожиданности нападения. И ещё, воинов у князя не было! Он да два его старших сына! Остальные простые крестьяне с дрекольем. Те, кто выжил, рассказывают просто сказки.

  - Не верится.

  - Среди нападавших был мой человек. Ему я ранее верил, но после того как он рассказал об этом налёте, стал сомневаться в его честности.  Очень уж невероятные вещи он рассказывал.

  - Скорее всего, что бы выгородить себя и принизить противника. Или наоборот, возвысить противника, что бы скрыть свою несостоятельность.

  - И то, и другое не исключено. Тем более, что во всём приходится полагаться только на слова.

  - Ну, и что эти головорезы там нашли?

  - Да собственно ничего. Вот только мой человек смог завладеть неким, весьма странным документом, часть которого содержит тайнопись. По сути это духовная грамота. Но зачем приписка тайнописью?   Я, так думаю.  Предназначена эта приписка  лишь одному из сыновей.

   - Которому?

   - Младшему!  И что в ней, этот младшенький, предположительно, знает.

   - Так, так. Значит надо найти младшенького?

   - Да. Но не это главное. Суть, всё же в том – откуда у этого князя такие средства? И почему, имея их, он жил весьма и весьма скромно, если не сказать более. Мне бы хотелось не просто найти молодого князя, но и узнать о его семье как можно больше.

   - Относительно старого князя и его денег, вполне вероятно, что он занимался обыкновенным разбоем. В тех краях это обычное дело. Не слишком богатые князья, бояре и боярские дети добывают средства к существованию на большой дороге.

   - Тоже не исключаю, но сомневаюсь. Всё, что стало известно моему человеку, говорит против данного предположения.

   - Да….- задумчиво протянул отец Телесфор – Весьма и весьма загадочно.

   - Я хочу попросить Вас заняться этим делом. Всё, что мне известно и, всё что может оказать помощь в расследовании, я изложил в небольшой записке. Специально для Вас. У нас есть немало людей в Московии, задействуйте их. А с молодым князем я не прочь даже встретится. Пока что в дружеской, неофициальной обстановке. Имейте это в виду. На всякий случай.                                             

  Антонио открыл верхний ящик стола, вынул из него лист и протянул отцу Телесфору. Тот с трудом поднялся, взял документ и быстро пробежал его глазами.

   - Дело срочное? Или терпит?

   - Дело важное! Весьма важное! И не терпит спешки. Но, и не затягивайте. Нужны, как можно более достоверные, сведения. Молодого князя, надо найти, дома он или нет,  не важно. Если дома, надо заманить обратно в Польшу. Под любым благовидным предлогом. И ни какого насилия. Пока ни какого. Всё понятно?

   - Да. Ваше преосвященство.

   - Тогда идите. Через два дня доложите о принятых мерах. А в дальнейшем держать меня в курсе.

 Антонио сделал нетерпеливый жест рукой, отпуская отца Телесфора, и вновь взял в руки кусок пергамента. Тот манил его с непреодолимой силой. Вот уже неделя как он у него в руках, и Антонио выучил его наизусть, знал, как написана каждая буковка, каждый завиток, чёрточка, кроме, конечно, приписки тайнописью. Но снова и снова возвращался к нему, пытаясь проникнуть в  его тайну. Пока что без успеха.  Он чувствовал, всем своим существом, чувствовал, что крест и этот кусок пергамента скрывают что-то необыкновенное.

                     Глава 3

 

Дрозд спешил, то и дело, нетерпеливо погоняя лошадь.

   - Успеть бы медвежий брод проскочить - про себя бормотал он – там уж точно, ищи ветра в поле.

 Погода портилась, ветер крепчал, снег всё гуще и гуще валил с небес, затрудняя ориентировку.  Совсем стемнело. Хорошо ещё, что дорога шла по руслу реки – не собьёшься. Начиналась пурга. Держась как можно ближе к правому берегу, он до боли в глазах всматривался в его очертания.

   - Где–то здесь. Ага, вот он, проехали. И погони не видать. Наверное, ребята припозднились, либо поленились сюда скакать. А может быть боярин, сгоряча, и не подумал об этой дороге.

 Проехав ещё с полверсты и, развернувшись, остановился, поджидая отставшего Рыжего.

   - Ну что, вроде бы проскочили?

   - Не скажи гоп, пока не перепрыгнул, что встал?

   - Помнишь, третьего дня мы здесь брёвна в лёд вмораживали?

   - Точно, а я и позабыл. Ну и голова у атамана. Может, поедем? Погони то не видать.

   - Нет, привык я князю верить, надо натягивать. Как он велел. Иди в ту сторону, а я сюда. Да вяжи, как можешь крепче. Что бы не развязалась, от удара.

  - С этими словами Дрозд протянул ему конец тонкой, но прочной сыромятной верёвки и, разматывая моток, направился к берегу.  Нашёл там бревно, которое столбом торчало изо льда.  Немного подождал, пока Рыжий отъез -

жал и завязывал со своей стороны, затем  стал натягивать сыромятину, выше лошадиных ушей. Закончив, вернулся к возку, Там его ждал Рыжий.

   - Давай сядем в возок, там теплее – заныл тот.

   - Не спеши. Не ровен час искупаешься. Князь сказывал, где-то здесь, Михеич  и Желна, через всю реку прорубь вырубили,  пока мы у Поганой лужи засаду мастерили. Считай третья сажень от веревки, и ты в купели.

  - А как же проедем?

  - У самого берега, небольшой проход оставили. Для саней только. Так что давай, минуем и сию ловушку.

  Осторожно, пробуя лёд ногами на прочность, двинулись вперёд. И через несколько шагов тот под ногами Дрозда зашатался, норовя перевернуться.

  - Ах, ты мать честна! - Воскликнул он, отскакивая назад. Потом, встав, на колени, стал руками щупать лёд.

  - Смотри как здорово! Полыньи то не видать. Лёд в ней оставили, только пропилили. Изловчившись и пробежать можно, но это если ведаешь. А лошадь, ну ни в какую, не выдержит. Морозцем слегка, прихватило, снегом припорошило и вроде, так и было.

  Затем, поднявшись, скомандовал.

- Ладно, пошли, поторапливаться надо. Вот минуем Марьин бор, тогда и расслабиться можно. А пока луку не объедем, двигаем, как ранее. Всё! – И, взяв конец верёвки, привязанной за узду коренника, повёл возок через оставленный проход.

  Отъехали совсем не много, когда сквозь завывание ветра с берега донеслось, еле различимое –

   - ЭЙ! Стой! Стой! ЭЙ!  –

   - Нет, всё же у боярина голова тоже не пивной котёл. Видать все дороги перекрыть хочет –   пробормотал Дрозд, пришпоривая лошадь и, оглядываясь туда, откуда доносились крики. Там, насколько он помнил, проходила ещё одна дорога, связывающая усадьбу, ограбленного ими боярина и «Медвежий брод».

   - Но вы, ребятки, опоздали, птичка улетела. И не один из вас свернёт себе шею нас догоняючи - припевал он.

  Берег, в этом месте, хотя не высокий, но обрывистый. С него и летом спуститься, особенно верхом – проблема. А сейчас, через огромные сугробы, пытаться это сделать – только ноги коням переломать. У преследователей один путь – через «Медвежий брод».

  Было их с десяток, не более, так показалось Дрозду. И, пока они доскачут до брода, а затем, только, по-настоящему пришпорят лошадей, в погоне за ними. Пока разберутся с той кучей, что образуется при их столкновении с натянутой поперёк реки верёвкой, и, разберутся ли вообще. Они с Рыжим будет недосягаемы для них.  Темень и густой снег играли им на руку. С этими мыслями он уходил всё дальше и дальше, уводя за собой возок и, скакавшего, с заду Рыжего.

  Ветер крепчал. Снег повалил еще гуще, да так, что у неширокой, вообще то, речки, не стало видно берегов. Дрозд остановился и прислушался. Подъехал Рыжий.

   - Чего опять встали? Они, небось, сейчас во весь опор за нами гонятся.

   - Да тише ты! Вот и хорошо, если во весь опор. Верёвку на кой ляд натягивали? А полынья?

  Постояли прислушиваясь. Было всё тихо. Дрозд, даже соскочил с лошади и, улёгшись на лёд, приложил к нему ухо.

   - Да уж далеко, всё равно ни чего не услышишь, хоть лёд и гулкий.

   - Проверить не лишнее будет. Ладно, вроде действительно тихо. Садись в возок. Я, пока, так, верхи поеду – и, с усмешкой добавил.

   - Уже, наверное, и погони то нет.

   Рыжий тяжело соскочив с лошади и  привязав её за возок, забрался во внутрь. Дрозд бросил ему поводья и полушутя проворчал

   - Правь сам, чай не боярин.

   - А куда?

   - За мной! Какого лешего спрашиваешь?

   - Спрос не грех, отказ не беда. А править далеко ли?

   - Далеко, дай бог к рассвету поспеть. Так что и поспать успеешь. Я, вот ещё чуть-чуть прокачусь, а там, глядишь, и к тебе переберусь. По очереди и поспим.

  Дрозд останавливался ещё два раза. И оба раза, подолгу стоял и прислушивался к ночной тишине. Соскакивал с лошади, разгребал снег. Прикладывался ухом ко льду. Но погони не было. Он весело улыбался, и что-то мурлыкал себе под нос. Рыжий, как сел в возок, намотал вожжи на руку, так и уснул. Упряжка послушно следовала за Дроздом. Да он уже и не торопился, так как вначале. Ветер начал стихать, но снег валил не переставая. И дорога за ними, почти моментально, становилась девственно чистой.

   - Проснись, соня! – Дрозд толкнул храпевшего напарника. – Мой черёд немного поспать.

   - А, что, что случилось. – Рыжий очумело ворочал головой, приходя в себя ото сна.

   - Ушли мы от погони, вот что случилось. А ты и проспал всё. Снег, видишь, как валит, теперь, даже если и захотят следов не найдут. Пургой замело, снегом занесло. Да мы сейчас и назад повернём.

   - Как назад? Зачем?

   - Купятичи знаешь?

   - А как же. То ж совсем в другую сторону. Верст пятнадцать за боярской усадьбой.

   - Вот туда нам и надо.

   - А какого лешего сюда гнали?

   - Эх ты! Голова, два уха! Не сообразил? Мы вроде как приманкой были. Погоню за собой уводили. И очень хорошо, что они нас приметили, и, наверняка  вдогонку пустились. Теперь сюда все и бросятся. Потому то и в возок сразу не сели, охрану из себя строили. С берега, ночью, да при таком снеге не особо видать, что и как. Едет возок, и при нём конные. А князь с ребятами тю-тю, совсем в другую сторону поехали.  

   - Так нам  их нагонять надо?

   - Нет. Велел на рассвете, если от погони уйдём, ждать у Купятичской Пресвятой Богородицы.

   -  А если бы не ушли?

   - Чего об этом толковать? Ушли же. Сейчас деревню объедем, и по тракту правь в Купятичи. А я посплю немного. Коли что не так буди сразу.

 С этими словами Дрозд, привязав и свою лошадь к возку, забрался во внутрь. И закрывшись полостью, уже сонным голосом добавил:

   - Не усни только. Не дай бог, опоздаем. Князь без доли оставит. Перед Купятичами разбудишь.

  - Ванька, спишь, что ли?- Дрозд слегка стеганул, сидящего на облучке тщедушного, больше по­хожего на подростка мужика, нагайкой. Тот даже не пошевелился, и как-то лениво, ответил:

  - Нет! Вот сижу и думаю, а как бы они всё же решились прорываться?

  - Мы бы их перебили. Половину бы князь из лука перестрелял.  Думаю, что не менее. Больно ловок он в стрельбе.

  - Что, правда, то, правда. Он ещё мальцом был, а белке в глаз попадал.

  - Вот я и говорю, половину бы точно положил, а остальных мы бы вилами перекололи, пока бы  через ель лезли.

  - Да не о том я. Среди них Ванька Большой и Нюх были.

  - И что?

  - Так они, вместе со мной и атаманом ещё в ребячестве по этим лесам разбойничали. Только, то больше игра была. Так себе, забава. Ни кого мы не грабили, пугали, разве что.

  - Ванька, а правду бают, что ты с князем вроде как побратимы?

  - Врут, конечно. Какие же мы побратимы. Я смерд, он  княжеских кровей. Дружили, правда. У него и отец таким же простым был. Даром, что князь. Работал не хуже нашего брата. И не обижал ни кого. Справедлив и суров был, но чтоб обидеть – никогда. А вот старшие братья, те гонористее. Да будет земля им пухом. И опять замолчал, вроде как уснул.

    Дорога, огибая болота, шла лесом. Огромные деревья подступали к самой обочине, а местами, так низко накланялись над ней, что всадникам приходилось пригибаться, избегая веток, придерживая их руками. Сама она, пробитая в глубоком снегу, петляла меж деревьев и кустов, а лежащие по бокам сугробы местами были в рост человека. И сойти с неё либо съехать значило увязнуть в снегу выше пояса. Но вот деревья, несколько расступились, разошлись  в стороны, и впереди показалась более укатанная и широкая дорога. Некоторое время обе они шли рядышком, потом, вроде не выдержав разлуки, слились  в одну. Кони пошли веселее. Да и всадники как-то приободрились. И ехали уже не гуськом, а рядом, переговариваясь.

  - Ванька, а почему  ты за Нюха переживаешь?- опять затеял разговор Дрозд. Тот, так же, лениво не поворачивая головы, отвечал:

  - Давно, ведь, дружим потому и жаль. Слышишь, Дрозд, на пасеку здесь сворачивать, только, как мы проедем? Дороги то нет.

  - Правь до реки. Там по льду подъедем поближе.

  - Так ведь и там, всё равно до пасеки лесом по бездорожью, да ещё от реки в гору, возок ну ни как не протянем.

  - Делай, как велю. Там заберёте поклажу и пойдёте о конь.

  - А возок как же?

  - Возок князь велел отогнать подальше, да и бросить.

  - Как бросить? Такое добро и просто так бросить?

  - Князю виднее. Самому жаль, но что поделать он голова.

  - Дрозд,- в разговор встрял, ехавший рядом всадник - можно ж на реке, недалеко от пасеки возок то и разобрать. А затем, мы его быстро на руках перенесём. Жаль такую вещь просто бросить.

  - А головы своей  тебе не жаль.  Наверное, вторая, где припасена? Нам надо бы скорее следы замести, а он о возке думает.

  -Так-то оно так. И всё же возка жаль. Вещь добрая.

  - Вот найдёт боярин у тебя эту вещь, посмотрим, сколько шкур с тебя спустит. Да ладно, не кручинься, мы с Рыжим далее поедем, князь дело поручил, а сказывать не велел.

 За разговорами подъехали к реке. Здесь дорога расходилась на две стороны. Одна шла прямо через реку и вновь ныряла в стоявший стеною лес, вторая сворачивала на реку. Где была менее заметна. Так как гуляющий вдоль реки ветер быстро сметал всё к её высоким берегам. Наваливая около них высоченные сугробы. Свернули на реку и через пару верст остановились, подъехав к более низкому и пологому берегу, как раз на самом повороте. Начинало темнеть, пошёл небольшой снежок.

  - Всё, приехали – проговорил Дрозд, выбираясь из возка – разбирай ребята добычу. 

Ванька соскочил с облучка и, потягиваясь, будто бы и в правду после сна проговорил:

  - Вот и снег на руку. Все следы то и прикроет. Прав был Михеич, к ночи пурга разыграется. Глянь,  ветер поднимается.

  - Да поскорее ребята, Ванька, поторапливайся, действительно мести начинает. Это и с руки, да вам ещё лесом с полверсты и нам путь не близкий - поторапливал Дрозд.

  Разобрали поклажу и, уже почти в сумерках, от реки в лес потянулась цепочка верховых, каждый из которых  вел за собой ещё одну лошадь.  Дрозд с Рыжим поехали дальше. Оба верхом, впереди Дрозд, за ним, на длинной веревке катил возок, запряжённый двумя лошадьми, и замыкал кавалькаду Рыжий.

 

   Зимой ночь наступает быстро, особенно в лесу. Хорошо ещё снег белеет, а так бы хоть глаз выкали ни чего не видать. Ветер с нарастающей силой шумел где-то в верхушках деревьев, а  внизу, под деревьями, было тихо. Отряд медленно, но уверенно, то и дело, проваливаясь в сугробы, уходил всё глубже и глубже в лес. Видно  ехавший впереди  хорошо знал дорогу, раз почти в полной темноте вёл всех за собою.

  Внезапно деревья расступились, стало немного светлее, и взору предстала большая поляна. На противоположном конце которой, ютилось несколько строений, настолько занесённых снегом, что издали походили на большущие сугробы. И только дым из труб выдавал в них человеческое жильё. Ветер набросился на путников, бросая в них заряды снега и пытаясь свалить на землю вместе с конём. Когда подъехали ближе, стало видно, что все постройки обнесены высоким прочным забором из целых, заострённых к верху брёвен, так что забор более походил на крепостную стену. Ехавший впереди всадник постучал нагайкой по огромным, крепким воротам. И они тот час же, будто кто ждал этого стука, тихо, без скрипа отворились, пропуская засыпанных с головы до пят снегом путников вовнутрь.

  - С приездом, ребятушки - приветствовал приезжих хозяин – давно ждём. Ужин на столе, мыльня натоплена.

  - Отец, князь тут?- спросил детина, приведший отряд.

  - Нет, Никитка. А он что не с вами?

  - После дела куда-то ускакал, сказал, что встретимся у тебя.

  - Ну, стало быть, скоро будет. Хотя кто его знает. Глянь, как метёт. Не заплутал бы.

  - Это князь то наш? Да он здешние места не хуже тебя знает - вступил в разговор Ванька - ты Михеич веди в дом. Продрогли жуть. И в мыльне попариться не мешало бы.

  - Коней вот привяжите под навесом, там уж и сено заготовлено, и ступайте в дом. А я, от греха подальше, ворота крепче запру и следом за вами. Никитка проводи дорогих гостей в горницу.

  Привязав лошадей, вся ватага гурьбой ввалилась в сени. Теснясь и толкаясь, они стряхивали друг с друга снег, смеялись в предвкушении блаженного тепла мыльни и сытного ужина.

  - Желна, сядь в сторожке, посторожи князя. А то видишь, как ветер надрывается, коли подъедет из избы и слышно не будет,- распоряжался Михеич, гремя запорами.  И воротившись в избу, обратился к, уже успевшим рассесться по лавкам мужикам:

  - Прошу всех в мыльню, давно уже запарилась. Мыльня она все грехи смоет. Да и косточки продрогшие расправит. Мишутка, слазь на чердак, за вениками. Да возьми, чтоб на всех хватило. Князь подъедет тоже попариться захочет. Крутившийся у всех под ногами мальчуган опрометью бросился в сени.

  - Дарья, тащи квас мужикам. А я за мёдом схожу.

  - Я бы сейчас от ковшика не отказался, - потирая руки, сказал Ванька – Михеич, тебе помощь не нужна? Мы после мыльни не один жбан твоего меду выпьем. Столь один не унесёшь.

  - Лаком гость к меду, да  пить  ему  воду – проворчал  тот – Ладно, пошли.

  - Не серчай, отец, ты ж меня не первый год знаешь. Вместе с Никиткой выросли.

  - То-то и оно, иного я бы отподчивал, а тебя, безотцовщина, с малолетства люблю.

  - Батя, князь приехал! - крикнул, врываясь в горницу, младший сын – Желна ворота отпирает. А с ним ещё двое.

  - Ну вот, а ты говорил: «заплутает». Да князь по здешним местам с закрытыми глазами любой куст найдёт. Не ты ли нас учил? А, Михеич? Ладно, иди, встречай отца нашего. За мёдом мы с Мишуткой слазаем.

  - Возьми малинового – на ходу бросил тот, выбегая во двор.

  - Знаю, чем князю угодить. Пошли, Мишутка.

  Во дворе трое всадников привязывали коней к коновязи. Пасечник, подбежав к ним, и низко кланяясь, стал приглашать их в избу.

  - Милости просим, князь батюшка. Все уж в мыльню пошли. Ужин на столе. И провиант на дорогу собран. Всё как велели.

  - Мы в начале, как и все, попаримся, а затем и к столу пожалуем. Ты, Михеич, много браги не вытаскивай. Времени у нас почти нет. Отдохнём маленько, да и в путь. Выехать ещё за темно надо. Боярские слуги, сейчас, небось, по всей округе рыщут. На пургу не глядя. И к тебе заглянуть могут. Так что нам долго пировать не приходится.

  - Да нет, сюда, пожалуй, никто и не заглянет, пока нас не хватятся – встрял один из приехавших – он нам с Иваном Большим велел к Михеичу заглянуть.

  - Всё равно времени на раскачку нет. Пошли, попаримся, грехи смоем.                                               И не оборачиваясь на спутников, направился в сторону мыльни, которая приютилась в самом дальнем углу просторного, прямоугольного двора. В неё, как и в любое помещение этого, своеобразного поселения, можно было попасть, не выходя на открытый воздух. Все они, соединённые между собой переходами или просто примыкающие друг к дружке составляли единый комплекс, задняя стена, которого и служила забором. В этой маленькой крепости крыши всех строений, в случае обороны, могли служить помостом для её защитников.  С неё же хорошо просматривались все подходы и поляна, на которой летом стояло до двух сотен бортней.

  Баня, как и всё остальное, была построена из толстых брёвен. И с наружи выглядела небольшой и, даже, среди остальных строений, какой-то неприметной. Но внутри могли париться сразу человек десять, хотя и в тесноте, но не в обиде, места хватало всем. Строена она была по белому, то есть печь имела дымоход, а не топилась, как большинство деревенских бань того времени, по черному. Широкие полати вдоль стен и, самая краса этой бани – печь каменка, с огромным, вделанным прямо в неё котлом для горячей воды. Две бочки с холодной водой стояли около дверей.

 Предбанник тоже просторный, отделённый от входной двери сенями выглядел, с первого взгляда, как жилая горница. Почти посередине стоял стол, по стенам лавки. На столе горело несколько свечей, стояли глиняные кружки и большой жбан кваса.

  Князь, и приехавшие с ним Иван Большой и Нюх быстро разделись и вошли в парную. Темень там стояла – хоть глаз выколи.  Но, ни кого это не смущало, мылись в темноте. И не столько мылись, сколько парили продрогшие на ветру кости. Кто-то то и дело плескал воду в каменку и оттуда с шипением вырывался пар. Хотя его и так было столько, что хоть топор вешай. Казалось, что он, упругий, горячий препятствует малейшему движению. Их приход заметили не сразу. Только Афонька, выскочивший проветриться и испить холодного квасу, уже в предбаннике увидал княжескую одежду, позабыв, зачем выходил он с воплем бросился назад.

  - Ребята, а князь то среди нас. И с ним ещё кто-то.

 И, в без того шумной парной, поднялся ужасный гвалт. Все говорил разом, метались в пару и темноте, сверху вниз по полкам, и  из одного конца в другой пока Никитка не прокричал:

  - Да и Иван Большой тут.

 Наконец, кое-как разобрались, Угомонились и все толпой вышли в предбанник. Расселись по лавкам, потянулись за квасом.

  - Ну, рассказывай, как доехали?- первым начал разговор атаман. Все заговорили разом.

 - А что? Нормально добрались.  Всё спокойно. Ни кого не встретили.

 - Пурга началась, как к пасеке подъезжать стали.

- А снег пошёл, когда ещё на реке были.

- Дрозд с Рыжим далее поехали. Сказывали, что по твоему, батюшка, повелению.

- Да, ему особое дело поручил. Скоро встретимся. Пошли, допаримся, ужинать и отдыхать. Нам  всем до свету надо быть на ногах. Дело ещё не сделано.

- Нет, ты оставайся вон Иван Большой веничком тебя погладит, а мы уже напарились. Пора и честь знать.

- Ладно. Идите, ужинайте, нас не ждите. Скажите Михеичу, что я так распорядился. И всем спать!

 Князь, Иван Большой и Нюх воротились в парилку. А остальные стали одеваться.

  - Послушай, Вань, а как Иван большой и Нюх здесь оказались? - натягивая, рубаху, спросил Ульян.

 - Дело не хитрое. Я думаю, князь заехал в деревню и послал кого-то тайком на усадьбу, за ними. А они уж его любят, головы положить готовы. А что боярину служили, так атаман то в отлучке был, годков пять. Жить надо. Вот и служили боярину в дружинниках.

  - Был бы жив старый князь, у него б служили. А так, видишь, как дело обернулось, литовцы имение спалили. Князь и старшие сыновья, защищая вотчину, головы сложили, а боярин земли то и присвоил - добавил Никитка – он гад, я думаю, тех литовцев и навёл. Давно на  отчину нашего князя рот разевал.

  - А что атаман то наш?

  - Когда вернулся, хотел, было земли назад взять. Да куда там, боярин его чуть собаками не потравил.

  - Вот и собирает он нас опять в свою ватагу, как в детстве.

  - Чего ж он боярина в лесу не убил то?

  - Это уж у него спроси. Сам удивляюсь.

  Все оделись, но уходить никто не спешил. Сидели, попивали квасок, говорили о том, о сём. Видать ждали атамана. Наконец и он, напарившись, вышел в предбанник.

  - Чего сидите?

  - Тебя ждём, как мы можем без тебя за стол сесть? Негоже то.

  - Ладно, пошли. За столом потолкуем.

   Все, гурьбой вслед за атаманом направились в горницу. Там их дожидался большой стол весь уставленный разнообразной посудой. Хозяйка и её дочь доставали из печи снедь. Вкусно пахло жареным мясом, гречневой кашей и солёной капустой. Михеич разливал по кубкам брагу.

  Атаман, перекрестившись на образа, которыми был увешен, как иконостас, весь красный угол и часть стены, уселся во главе стола. За ним расселись и остальные. Только хозяин и хозяйка продолжали хлопотать вокруг.

  - Ну что выпьем за успех дела. Начали не плохо. И погодку нам Михеич наколдовал, что надо, поднимая кубок, проговорил он, лукаво глядя на хозяина. – Ты Михеич тоже бери кубок, чай мы у тебя в гостях.

  Все выпили, и трапеза пошла своим чередом, как и положено. Атаман молчал, о чём-то думая. Остальные, не решаясь при нём заговорить первыми, тоже ели молча. Но вот, наконец, наевшись, он прислонился спиной к стене и заговорил.

  - Значит так. Сейчас всем отдыхать. Встаём с первыми петухами и в путь. Иван Большой и Нюх возвращаетесь к боярину. Остальные со мной.

  - А зачем нам к боярину? Нам и с тобой хорошо. Хватит, потрудились для него. 

  - А затем, чтобы он сюда других людей не послал. Доложите, что, мол, были, ни кого не видели, а задержались по причине сильной пурги. Ветер уже затихает, а к утру и вовсе небо очистится. Так я говорю? Михеич?

  - Истинно так, батюшка.

  - И служить ему, как и ранее. Вроде бы ни чего не случилось, А то, не ровен час, догадается, шельма. Когда надо,  Белку пришлю. Она и скажет уходить али, что другое сделать. Ясно?- И уже более тёплым голосом добавил – не тужи ребята, до весны потерпите. Оружие, из того, что взяли, проснёмся, сам распределю, кому что, а что здесь оставить. Михеич, все, что останется спрячь, ещё пригодится. Все, пойду, лягу, вставать уж скоро.

  Князь ушёл. Остальные стали устраиваться прямо у стола. Кто на лавке, кто так на полу, бросив под голову,  свёрнутый зипун, или просто, шапку.

  - Мишутка, подойди-ка сюда - позвал мальчишку Нюх – ты чего с Рыжиком у Поганой лужи делал?

  - Так, то ж мы, когда вы с боярином подъезжать стали, ель и подпалили. Князь так велел.

  - Он, небось, ещё что велел?

  - Да, говорил, чтоб сразу уходили – смутившись, отвечал Мишутка – так, больно интересно было.

  - А если кто другой вас приметил?

  - Нет. Мы за кустами в сугробе лежали.

  - Ваше счастье. Видал, как боярин рассвирепел, особенно когда понял, что перехитрили его. И вместо разбойников, о которых говорил Егорка, куклы ряженные были. Не дай бог, вас бы заприметили.

  Мишутка стоял, опустив голову. Все кто был близко, с интересом прислушивались.

  -Ладно, иди, не скажу ни кому. Но впредь слушайся князя. Да и Рыжику передай, чтоб шапку плотнее на уши натягивал. Кабы не костёр, что вы устроили, его космы за версту и слепой бы приметил.

 

                     Глава 1.

 

    Огромная, вековая ель дрогнула и, осыпая тучи снега, стала медленно падать на дорогу.

Вот она, всё, убыстряясь и убыстряясь в своём падении, наконец, рухнула прямо в русло пробитой в глубоком снегу лесной дороги, завалив её всю своими огромными ветками саженей на двадцать, так что  пройти, а тем более проехать, стало не возможно. А в объезд, по целине, через придорожные кусты и мелколесье, и думать было не чего. Раздался приглушенный сугробами, хлопок от удара могучего тела, и по лесу побежало эхо ломающихся сучьев. Снег, сбитый с веток, перемешавшись со снегом, поднятым в воздух при её ударе оземь, на время закрыл уже угасающее и прячущееся за верхушки деревьев, вечернее солнце. Небольшой отряд всадников, сопровождавших крытый возок, остановился.  Лошади заржали, а первая, даже, поднялась на дыбы, норовя сбросить седока и повернуть вспять. Люди тревожно оглядываясь по сторонам, хватались за оружие и пытались успокоить лошадей.

Но, прошло совсем немного времени, снег обсел, а эхо, перекатываясь, убежало куда-то вглубь леса, небо прояснилось и вновь стало тихо. Ни шороха, только встревоженные кони нет нет всхрапывали,  да позвякивали стремена, гарцующих на месте всадников.   

– Егорка! Чёрт бы тебя побрал! Глянь, что там! – раздался из возка повелительный голос, хозяин которого даже не выглянул.    Ближайший к возку всадник резво соскочил с лошади и опрометью бросился к завалу.

Какое-то время его шапка ещё мелькала среди огромных ветвей. Потом она исчезла. Было тихо.

 Даже лошади успокоились. Люди молчали, с интересом посматривая в сторону исчезнувшего Егорки.

- Что он там? Провалился он, что ли?- из возка вылез высокий старик, одетый в длиннополую, волчью шубу и такую же шапку.   

- Лях, сходи за ним – но не успел второй всадник ещё вытащить ногу из стремени, как из-за завала выскочил Егорка. Подбежав к старику, упал на колени и запричитал:

- Смилуйся боярин! Велено передать……- закончить он не смог. Старик ударил  его ногой и, краснея от гнева, закричал.

- Кто там? Кто велел? Говори толком.

- А..а! Тать, воры, человек с полсотни

- Вооружены?

- Да, только вилами и косами, кистени и луки.

- Ну и что  хотят?

 - Велели передать, чтоб оставили коней, оружие, топоры покидали в возок, а сами пеши, через лес, шли на усадьбу. Тогда не тронут, а коль вздумаем пробиваться, всех перебьют.

Старик зарычал, захлебнувшись от гнева. И, указывая рукой на поваленную ель, закричал:

- Вперед! Перебить, эту сволочь! - продолжить он не успел, в плечо впилась стрела. Но шуба была, по всей видимости, толстая и добротная, стрела не причинила ему, ни какого вреда, напугала только. Старик охнул, выдернул её из плеча и сел на край возка. Его люди в нерешительности остановились.

- Ах, безбожники! Ну, погодите же! – и, обращаясь к своим спутникам, рявкнул:

- Разворачивайся! - но выполнить его команду  не успели.  С той стороны, откуда они недавно приехали, раздался оглушительный треск, и вторая вековая ель легла поперёк дороги,

закрыв путь к отступлению.

- Да! Влипли как кур в ощип!- почёсывая затылок, пробормотал себе под нос Егорка.

Остальные не слова не говоря, сгрудились вокруг возка, готовясь к нападению.

- Кукша! - позвал боярин.

 К нему подъехал здоровенный, чернобородый детина в синем зипуне и рысьей шапке с таким же верхом и, на удивление, легко соскочив на землю, такой же лёгкой, даже изящной походкой подошёл к возку.

- Что делать будем?

- Я, думаю, боярин, надо б подчиниться. Обыграли они нас. Поймали как мышь в мышеловку. Пробиваться будем, половину людей положим, если не более. Куда нашей дюжине супротив полсотни, да сзади не известно сколько. Возок и лошадей через завалы не перетащишь. Надо расчищать. И это под стрелами. Да и дело к ночи. Мороз крепчает, огня не развести.

 Как будто в подтверждении его слов, из-за завалов потянуло дымком.  Боярин сидел, молча, задумавшись и поглядывая то в одну то в другую сторону, на обе упавшие ели.

- Егорка - позвал он – сбегай, поговори. Может, пропустят по дороге, оружие и лошадей, так и

быть, отдадим. Мать их… Егорка быстро, хотя и было видно, что с явным не желанием,

побежал туда, откуда недавно вернулся. Но пропадал не долго, а когда воротился, по его виду было заметно, что переговоры не увенчались успехом.

- И слушать не хотят. Ступайте – говорят, пеши через лес. Если тянуть не будем, то ещё

засветло будем греться на печи.

- Егорка – боярин понизил голос почти до шёпота – выбери момент и тихо в кусты, а там дай бог, живо на усадьбу. Подымай людей. Мы их маленько отвлечём, чтоб не заметили

твоего ухода. А ты уж постарайся, обернись быстрее. Здесь же и в впрямь близко. А коли

свернёшь на реку, то идти будет удобнее, там снега немного. Если вовремя приведёшь помощь – так и быть – Савраска твой.  Ну, с богом. И, обращаясь к Кукше, добавил:

- Переговори с людьми, и начнём. Пусть вынимают топоры. Будто бы готовясь к расчистке завала, да и немного пошуметь, не мешало бы.

 Кукша и Егорка разошлись в разные стороны.

Первый, раздавая по пути указания ратным людям, а второй с явным видом бездельника, захо­тевшим по малой нужде, в поисках укромного местечка.

За елями слышалась возня и негромкие переговоры. Весело трещал костёр.  В воздухе запахло жареным мясом.

 Старый боярин молчал, и ему не давала покоя одна мысль: «Почему разбойники не напа­дают, коль их много? И явно хотят обойтись без пролития крови. Что-то тут не так. Но прав Кукша. Если их даже вдвое меньше, чем привиделось Егорке, то и в этом случае, пробиваясь на свободу, он рискует остаться без охраны. А значит так и так без своего добра. И может сам поплатиться головою».

 Тем временем Кукша обошёл всех, со всеми переговорил, объяснил каждому что делать и все стали шумно обсуждать, как лучше прорубить проезд да выбраться из западни. Всё делалось с явным намерением привлечь внимание разбойников. Егорка же юркнул в придорожные кусты, там, где они нависали над самой дорогой, по пути делая вид, яко бы расстегивает штаны. Ратники шумели, размахивая топорами указывая то на одну то на вторую упавшие ели, но подходить к ним не торопились. Так длилось довольно долго, пока со стороны разбойников не раздался зычный голос:

- Не дури, боярин! – все разом замолкли, прислушиваясь к тому, что хотел сказать разбойник  - Посыльного твоего мы повязали, помощи не жди. Не доводи до греха. Давай обойдёмся без про­лития кровушки. Ни тебе, ни нам это не зачем. Как пойдёте лесом у реки увидите привязанного к берёзе посыльного. Да поторопись, не ровен час, замёрзнет малый, мороз то не шутит.

 Боярин в сердцах плюнул и громко скомандовал:

 - Бросай оружие в возок – и, уже тише, так чтобы его слышали только свои, добавил – Ножи оставить при себе - и уже громче - Вперёд пойдут: Иван Большой, Оглобля и Мелех. За ними Я, Кукша и Наливай-ка, остальные с заду. Последним идёт Нюх. По дороге постарайся каждый выломать дубину потя­желее.

 Сопровождавшие его люди, с явным облегчением, что не надо защищать боярина и в тоже время нехотя, снимали оружие и бросали его в возок. Туда же полетели и топоры. Только кое-кто, прячась за остальными, засовывали их под зипуны. И, уже молча, ступая след в след, проваливаясь в снег почти по пояс один за другим, потянулись в лес. Вскоре на дороги остались непривязанные лошади да возок. Ни кто не торопился ими завладеть.

И лишь когда побеждённые удалились на приличное расстояние и не могли уже ни чего предпри­нять, на дорогу, из-за елей, выбрались семеро мужиков. Со стороны  второй ели послышался стук топора. Там явно расчищали дорогу.

 К возку первым подошёл молодой, русобородый малый, одетый лучше и явно старший среди них. Бросил мимолётный взгляд на его содержимое и молвил:

 - Ванька, разворачивай упряжку. Да садись на облучок. Никитка с Ульяном – помогите

Афанасию прорубить проезд.  Дрозд, повезёшь добычу, действуй, как я  растолковал.  Встре­чаемся на пасеке. Без меня ни чего не трогать. Да завалите это добро сеном, что ли. После чего развернулся и быстро пошёл назад.

 За поваленной елью его ждали двое мальчишек, лет по тринадцать четырнадцать. Один из них удерживал под уздцы серого коня.

- Мишутка, действуйте, как договорились. Всё понял? Учти, от вас сейчас зависит успех всего дела - и, вскочив в седло, поскакал в сторону усадьбы.

 

Надо встать!
И заняться делами!
Ах, как жутко хочется спать
А не шаркать с просоня ногами.
Как бы тихо понежиться в сласть
В тёплой, мягкой, уютной постели.
Захватить бы над временем власть,
На часок, на денёк, на неделю.
Полежать бы на белом песке,
Среди пальм у лазурного моря.
От хлопот и забот вдалеке
И от счастья людского и горя.
Или просто, в таёжной глуши
Побродить с ружьецом на рассвете.
А под вечер, в волшебной тиши
Бросить в воду шелковые сети.
Провести бы денёчек, другой
(Коль позволит судьба – то неделю)
Tet-a-tet, сам с собой.
Но я в счастье такое не верю.
В жизни царствует жёсткий закон:
(Чтоб мечты не остались мечтами)
«Лень надо выкинуть ВОН!
Встать! И заняться делами!»

НИК

- Свежо-то как. – Подумал Никита Петрович, выходя из подъезда. Он был в лёгком тренировочном костюме, в котором всё лето делал зарядку, недалеко от дома, в парке. Но лето кончилось. Шла уж середина сентября. Хотя днём бывало ещё жарко, по утрам воздух, становился всё свежее и прохладнее.
- Привет, пану спортсмену! – поздоровался с ним местный бомж, по кличке Нос. Имени его ни кто не знал, где жил, так же, не смотря на то, что он, почти постоянно, находился в их просторном дворе, зарабатывая на кусок хлеба, и, непременно, на бутылку, мелкими услугами.
- Привет, привет, преданным слугам Бахуса! – Это тоже было частью, неписаного утреннего ритуала. И помахав рукой, Никита потрусил в парк.
Дышалось легко и свободно. Тело так и летело над асфальтом. А когда он кончился и под ногами захрустел мелкий гравий, быстро перешедший в лесную тропинку, душа запела.
Парк был огромный. Большой массив леса, чудом сохранившийся, почти в центре города частично обустроили, превратив в место культурного отдыха. Но отдыхающих, почему то, непременно тянуло подальше от цивилизации. Они, побродив, для приличия, вокруг аттракционов, разбегались по кустам и полянкам. Вот и ему, Никите, приятнее было пробежаться по извилистым тропкам, пересекающим парк во всех направлениях. Приятно было ощущать лёгкие удары веток, брызги росы, даже паутина, попадавшая в лицо, в общем, не раздражала. Коль поперёк тропки паутина, значит, как минимум, два часа по ней ни кто не проходил. Это тоже радовало. Огорчало другое. Иной раз, выбегая на красивую, уютную полянку, натыкался на те же признаки цивилизации, от которых его, и вех остальных, тянуло подальше вглубь, в чащобу. Странное создание, человек, обязательно, либо оставит след, от которого с души воротит, либо благоустроит, тоже до тошноты.
Вот и сейчас, выскочив на маленький пляжик лесного озерка, Никита разочарованно остановился. Он любил это место и часто делал зарядку именно здесь. Огороженный со всех сторон кустами шиповника пляж открывался на восток. Противоположный берег озера зарос молодой порослью акации, так что, почти каждый день, можно было любоваться восходом солнца. А сегодня, как только всё это увидел, настроение упало. Захотелось бежать, бежать отсюда и по дальше. Но что-то остановило. Не поняв что, он растерянно стал осматривать стоянку первобытного человека. И хотя у того не было бутылок, жестяных банок, целлофана, сигарет и бумаги, в целом всё очень похоже. Кострище, сломанные ветки, разбросанные объедки. Одно не вписывалось картину полнейшего разгрома, раскладная скамеечка, на которой лежал, блестя никелированной отделкой, кейс. На металлических частях выступила роса, а сам он потемнел, пропитавшись влагой. От этого выглядел ещё заманчивее. А в подтверждении его причастности к окружающей действительности, сверху красовалась непочатая бутылка коньяка. Её подружки, в огромном количестве, валялись повсюду, но использованные, опустошённые, безобразные.
Никита вздрогнул, подумав: «Сколько же человек здесь пировало? Не менее трёх десятков. Но в таком случае, они должны были стоять, плотно прижавшись, друг к другу, на этом малюсеньком и когда-то уютном пяточке».
Тишина стояла первозданная, даже едва ощутимый ветерок не нарушал её таинства. Кругом, ни души.
Почему-то осторожно, пытаясь не греметь пустой тарой, в изобилии устилавшей вытоптанную траву, Никита приблизился. Скамеечка была малюсенькой и сверху совсем не приметной. Кейс закрывал её полностью. Но что это был за кейс! Его давнишняя и несбыточная мечта. Стоил он столько…!
Медленно, двумя пальцами, он приподнял бутылку и вытащил то, о чем мечтал уже более полугода. И чуть не уронил. Тот оказался, неожиданно тяжёлым. Дух перехватило, а сердце, учащённо забилось. Воображение сразу нарисовало картинку: «Открытый кейс, заполненный пачками долларов». От этого бросило в жар, задрожали руки и на секунду парализовало. Время остановилось, но только на мгновение. Затем, побежало, с утроенной скоростью. Никиту Петровича охватило небывалое возбуждение. Где-то на задворках сознания, мелькнула мысль: «Оставить всё как было и, уйти». Но рука не разжималась, а ноги сами по себе, всё быстрее и быстрее, уносили неизвестно куда, только бы как можно дальше от этой скамеечки и от этих, разбросанных, по заветной полянке, объедков.
Только когда под ногами захрустел гравий, цивилизованной части парка, вернулась способность здраво мыслить. Никита сбавил бег и с удивлением посмотрел на свои руки. Левая, крепко сжимала бутылку дорогого армянского коньяка, правая, до боли в пальцах вцепилась в рукоятку кейса.
- Куда я? – спросил он сам себя. – Здесь же меня поймают! Я вор! Хозяин, наверняка, уже ищет пропажу. А тут я, с его добром. А если там и в самом деле полно денег? Да сейчас и за меньшее убивают.
Внутренний голос, а может, быть совесть, нашёптывал в уши:
- Брось и уходи, брось и уходи.
Но не тут-то было. Никита развернулся и направился вглубь парка, в его необжитую часть. На бегу вспоминая, где в ограде, которая окружала весь лесной массив, имелись проломы. Да не просто проломы. Надо выбрать такой, который находился бы, далек от озерка и, что б вблизи была остановка автобуса. Или трамвая?
- Лучше трамвай! – Почему-то вслух, сам себе, проговорил он.
Жутко мучило любопытство. Хотелось остановиться и, одним глазком, заглянуть во внутрь. Но страх быть пойманным и уличённым в воровстве, гнал его вперед. Возбуждение нарастало, а вместе с ним и страх. Хотя он не первый год бегал по этим тропинкам и знал, что, по крайней мере, до десяти часов утра, они, постоянно, оставались пустынными, стало казаться, что его кто-то видел. А порою мерещилось, будто хрустит кто валежником. Не то случайный прохожий, не то такой же, как и он, любитель утренних пробежек, не то погоня.
Постепенно, от быстрой ходьбы, а может быть и от лесного воздуха, может быть, от того и другого, взятого вместе, голова начинала работать, хотя чувства были, всё ещё взбудораженными, а страх, даже, нарастал.
- Надо уехать, как можно, дальше. И обязательно с несколькими пересадками, что б запутать возможную погоню. Сразу домой нельзя! Надо быть предельно осторожным. И что делать, если там действительно крупная сумма? Нет. Надо непременно успокоиться. Взять себя в руки. И только тогда решать.
Неожиданно он выскочил ещё на одно место культурного отдыха горожан.
Здесь, так же, но в гораздо меньшем количестве, были разбросаны пустые бутылки, вскрытые и опорожнённые консервные банки, недоеденные огурцы и помидоры. Повсюду валялись обрывки газет и целлофановые мешочки, в которых всё это, было доставлено сюда, но ещё в нетронутом виде. Внезапно его осенило. Никита остановился, посмотрел на то, что нёс в руках, и стал подбирать подходящий целлофановый пакет. Почти все они были порваны и ни куда не годились. С большим трудом отыскал один целый, но небольшой, пригодный только для того, чтобы спрятать коньяк. Странно, но эта небольшая задержка его несколько успокоила. И далее он пошёл, уже не спеша, прогулочным шагом. Однако, остановиться и заглянуть во внутрь не мог, мешал страх.
- Надо отойти дальше, в более безопасное место. Где никто не будет искать. И не застанет его за этим неблаговидным занятием.
Выбросить бутылку, то же не решался. В голове, почему-то застряла мысль об отпечатках пальцев.
Наконец он вышел к трамвайной остановке. По широкой улице, непрерывным потоком катились машины. Из пролома, в заборе, она просматривалась далеко, в оба конца. Трамвая не было видно. Идти на остановку и стоять там под взглядами всех, кто ехал мимо на собственных лимузинах, не хватало храбрости. Он страшно боялся как бы среди всех этих, спешащих на работу людей, особенно из тех, кто восседал в автомобилях, не оказался хозяин кейса.
- Что тогда делать? Ах, да! Мне ж тоже на работу надо. Что делать? Что делать? – крутилось в голове. Стоять здесь, в лесу, за оградой и поджидать трамвая не было сил. Всё тот же страх гнал его вон.
Выскочив на улицу, и стараясь идти как можно спокойнее, изображая спешащего на работу, Никита Петрович направился к подземному переходу.
- Так что же делать с работой? – В который раз спросил он сам себя. И, не находил ответа. Конечно, можно было бы прямиком направиться туда. Но нет! С кейсом, ни в коем случае нельзя. Да и в таком виде. Из-за спортивного костюма, который ни как не вязался с элегантным кейсом, ему казалось, что все смотрят только на него. От чего ноги, сами собой ускоряли темп. И было очень трудно собраться, сосредоточиться и следить за своим поведением, чтобы, не дай бог не выдать себя.
Ему повезло. Как только он вышел из перехода к остановке, что находилась рядом, подъезжал автобус. Не останавливаясь, он ринулся к нему. И смешавшись с толпой пассажиров, вошёл во внутрь, вернее его просто внесли туда.
- Так. Денег на проезд нет, хотя в кейсе, вполне возможно, лежит миллион.
Ну да контролеров сейчас не будет. Еду, пока не станет чуть-чуть свободнее. А какой это номер? Да не важно. Лишь бы уехать дальше от парка. И главное решить, что делать.
Кейс он держал обеими руками, крепко прижав к груди. Так было надёжнее. Мешала только бутылка. Окружающие, пару раз, делали замечание, но Никита не обращал внимания, занимало совсем другое. Здесь, в набитом до отказа, и трясущемся, салоне страх затаился, но снедало нетерпение и любопытство. От чего мысли путались, перескакивали, вообще, уходили куда-то в сторону. То он воображал, как открывает крышку и любуется туго набитыми пачками. То, лихорадочно начинал соображать, как сними поступить. Вернее, что делают с деньгами, он знал, но как правильнее распорядится? Не держать же дома, под кроватью, как Карейко. То начинал, вдруг, мечтать, что купит на эти деньги. А как можно было жить, с такими деньгами!
На очередной остановке выходило много народу. Вышел и Никита Петрович. Огляделся.
- Ага, это была семерка.
От парка он, практически не удалился. Всё это время автобус огибал его с трёх сторон. И сейчас предпоследняя остановка, потом метро. Но отсюда к подземке можно пройти через небольшой скверик, что быстрее, поэтому основная масса пассажиров и торопилась.
- Сейчас и здесь. – Никита заметил, что говорит вслух. И направился, вместе со всеми в скверик. Но не по протоптанной, прямо по газону, широкой дорожке, а свернул в сторону, по асфальту, к стоявшим поблизости скамейкам. Уселся, с видом человека поджидающего визави. Кейс положил на колени и стал барабанить по нему пальцами, в ожидании момента, когда схлынет волна пассажиров очередного автобуса. Чтобы можно было открыть своё сокровище, не боясь, что кто нибудь, хоть одним глазком заприметил его содержание. Ждать пришлось не долго. Но, увы! Хранитель, вожделенного, клада открываться не желал. Небольшой кодовый замок, ехидно, улыбался. Ожесточённо покрутив, его Никита Петрович, устало откинулся на спинку и, пригрозил.
- Ладно! Открою тебя вечером, как консервную банку. Потом выкину, а себе куплю новый.
Это, неожиданное, препятствие придало ему силы. Голова прояснилась. Мысли потекли чётко в одном направлении.
- Так! Сейчас на вокзал. Только не на железнодорожный. Лучше на автовокзал. Он дальше и там искать будут в последнюю очередь. Хотя, кто его знает. Чем дольше кручусь, тем больше шансов попасть кому-либо на глаза.
Посмотрев на воображаемые часы, Никита махнул рукой, дескать, «А, ладно, не пришёл, и чёрт с тобой», направился к ближайшему жилому массиву. Оставив на скамейке бутылку дорогого армянского коньяка. Там, на небольшой площади, можно было, на выбор, сесть на любой вид транспорта: трамвай, троллейбус, автобус. Было и метро, и стоянка такси. Но они не подходили. Денег, кроме тех, что лежали в закрытом кейсе, не было.
Сделав несколько пересадок, помотавшись по городу, более часа Никита Петрович, наконец, стоял на автовокзале, у автоматических камер хранения. За всё время езды он окончательно пришёл в себя, даже страх, спрятался где-то в глубине души. Как следует, обдумал что, где и как будет делать. Разработал чёткий план. Оставалось положить кейс в ячейку и начать действовать. Но рука, по-прежнему, не разжималась. Он не решался с ним расстаться. Понимая, что может вызвать подозрение, своей нерешительностью, он сделал огромное усилие и, всё же уложил туда кейс, затолкав его как можно глубже. Как будто от этого что-то зависело.
Остаток дня прошёл как в угаре. Домой возвращался с такими же предосторожностями, даже более. Теперь, с пустыми руками, без денег, с опаской садился в транспорт. Чаще старался передвигаться пешком. Петлял по дворам. Два раза, из конца в конец, прошёлся по базару, заходил во все людные магазины. Вообще избегал пустынных мест. А всё потому, что, вдруг, подумалось: «Искать его могут и с собакой». На работу он, конечно, не пошёл. Но позвонил, что-то наплёл начальнику, отпросившись на два дня. На все эти мытарства ушёл рабочий день. Уже под самый занавес, купив, на последние, оставшиеся до зарплаты, деньги, вместительную хозяйственную сумку, отправился за, свалившимся на него, богатством. А в голове, не зависимо от того что он делал, постоянно крутились мысли. Строил всевозможные планы. То, что уволится и поменяет квартиру, это обсуждению не подлежало. Лучше купить домик за городом и жить спокойной жизнью рантье. То, вдруг осторожность перевешивала и, он решал на пару лет, как говорится, «залечь на дно». А затем…
И вот, в конце концов, все волнения и трудности дня позади. Он дома. На столе лежит строптивый кейс, рядом молоток и консервный нож. Никита Петрович, все же решился привести в исполнение свою угрозу. Но перед тем как взяться за «орудия убийства» решил дать приговорённому последний шанс. Взломать замок, не проблема. Время есть, почему бы не попробовать, подобрать шифр? И после четверти часа возни с ним о чудо!
Замок щелкнул, оповещая о том, что путь открыт.
Никита Петрович, моментально вспотел. Покрылся испариной. Руки стали влажными. Тело обмякло. В горле пересохло. Уши заложило так, что он почти оглох и ни чего, кроме какого-то трезвона не слышал. Медленно, медленно он стал приподнимать крышку и ……проснулся.

Жизнь можно уподобить скакуну.
С горячим нравом с сильными ногами.
Слабинку только дай одну,
И, понесёт с закрытыми глазами!
Но, если крепкою рукой
Держать её в узде
Достойно путь пройдёт земной,
Послушная тебе!

Ник.

Молочные братья.


История эта произошла более полувека тому назад. Кое-что я услыхал от бабушки, кое-что рассказали её соседи, кое-чему был свидетелем сам. В рассказ всё оформилось только недавно, под влиянием статей Пескова, в «Комсомольской правде».
И так, началось всё в далёком, тысяча девятьсот сорокчетвёртом. В то время жил у бабушки врач из немецкого госпиталя, Пауль, с огромной овчаркой, Эльзой. Буквально за день до бегства румынских и немецких частей из оккупированной Одессы, 9апреля, вечером, Эльза принесла пятерых щенят. А поутру бросила их на произвол судьбы, последовав за своим хозяином. И остались, бедные новорождённые на попечении моей бабули. Делать не чего, не бросать же их, как ни как живые существа. И не долго думая, а времена были голодные, подложила она всех, пятерых, недавно окотившейся кошке. Та, резкому приросту своего семейства, ничуть не удивилась. И кормила всех подряд, без разбора, в две смены. Причём очерёдности, ни какой не соблюдалось, кто, когда поспел, тот столько и съел. Котята были немного старше, но по величине, ничуть не больше сводных братьев и сестёр. Так и росли они, котята и щенята. Вместе ели, спали, вместе играли. Постепенно большое семейство Мурки разошлось по соседям и знакомым, остались лишь двое. Котёнок и щенок.
В то время, когда я их помню, котёнок вырос в огромного кота. Причём ростом, если можно так выразиться, он превосходил всех своих соплеменников, раза в полтора. И был абсолютно рыжим. Так его и величали Рыжий. Щенок же стал великолепной, немецкой овчаркой, поначалу носившей плебейское, для собаки, имя – Трезор. Но, благодаря своей внешности, а во многом повадкам и нраву, бал переименован в Лорда. А соседские мальчишки, помня его происхождение, величали фрицем. На что он, с присущим истинному лорду достоинством, не обращал внимания. Хотя, надо признать, понимал, что обращаются к нему и, не любил этой клички. Собакой он был умной и очень красивой, но и только. А вот Рыжий... Это был талант! Причём огромный! Абсолютное большинство, помнящих его признают за ним это качество!
Но, всё по порядку.
Лорд и Рыжий были неразлучны, правда, кот, как и положено «гулял сам по себе», а овчарка, по большей части занималась охраной дома, валяясь где-нибудь поблизости, в тенечке. Однако её спокойствие, благодушие, и даже, казалось бы, лень, были обманчивы. И стоило чужаку войти во двор, всё, он превращался в статую, малейшее движение пресекалось грозным рыком Лорда. Если же с Рыжим случалась беда, то Лорд, толи благодаря своему чутью, толи у него был такой тонкий слух, моментально оказывался рядом. И тогда, горе обидчику. Спали и ели они, по-прежнему вместе, там же где занимались этим с раннего детства, в летней кухоньке, под столом.
Рыжий, после того как вышел из подросткового возраста, стал отличным охотником. И истребил в округе не только мышей, но и крыс. За что местное население было ему весьма признательно.
Отчасти из-за чрезмерного восхваления, а, скорее всего, от резкого сокращения кормовой базы, вскоре, наш кот стал вором. Причём чрезвычайно талантливым вором. Мелкая живность, в соседских дворах, стала исчезать с ещё большей скоростью, чем ранее истреблённые грызуны. А изрядно сократив её поголовье, перешел к другим способам добычи.. Тащил всё, что мог унести и что считал съедобным. Не помогали ни какие запоры. Нет, конечно, он их не взламывал, но лазейки находил к самым, казалось бы недоступным местам. Цепляясь лапами и когтями, перелазил через сетчатые заборы. Научился делать подкопы. И курятники стали для него не проблемой. Рассказывали, что, якобы видели, как он умудрился вытащить курицу, которая варилась в кастрюле. На примусе! Кто помнит это «чудо бытовой техники», легко представит себе картину. Блестящий медью, шипящий так, что вблизи говорить можно было только на повышенных тонах, изрыгающий поток огня «агрегат», и кот, тянущий из горячего бульона недоваренную курицу. Нет! Это, скорее всего, из области легенд. Верится с трудом. Хотя бабушка говаривала, что Рыжий не раз притаскивал домой и варённых, и не варённых, но ощипанных кур. Кстати, это ещё одна грань его таланта. Рыжий ни когда и ни чего, из ворованного, сам не съедал. Всё тащил в дом, и складывал у ног хозяйки. Умудрялся притащить масло, завёрнутое в бумагу, не развернув и не испачкав его, творог в тряпице, из которого ещё не до конца вытекла сыворотка. А один раз заявился с кругом колбасы, висевшем у него на шее. За все свои «подвиги» неоднократно был бит. Каждый день, притащив домой очередную добычу, он получал взбучку и от бабули. Но она, отлупив кота и отругав, на чём свет стоит, тяжело вздыхала и, делила принесённое на двоих. Ему и Лорду. Тот тоже, видно было, не одобрял подобный способ добычи пищи, но ел, косо поглядывая на товарища, и при этом укоризненно ворчал. А как не есть, вкусно же. После пира, оба, в обнимку, ложились отдыхать.
Несколько раз, в начале воровской карьеры, его ловили, но в память о заслугах, в борьбе с грызунами, отдавали на поруки. Ни чего не помогало. Все усилия только оттачивали его воровской талант. В конце концов, общественность была доведена до предела. Жалобы пошли «косяком». И не только устные, высказанные на местном, одесском диалекте, с огромной примесью фольклора, но и письменные, поданные, как полагается, властям, с просьбой принять меры.
И вот однажды, кот исчез. На следующий день пропала и овчарка. Вернулась только через неделю, одна, сильно потрёпанная и с пулевым ранением. Улеглась в летней кухне, под стол. И всё. Ни чего не ела и не пила до тех пор, пока её не вытащили, но уже бездыханную.
Местное предание гласит, что Рыжего застрелил участковый. За что, через пару дней, был загрызен Лордом. Правда это, или нет, и каким образом он его вычислил, как выследил, остаётся тайной. Но то, что вскоре, после смерти собаки на участке появился новый милиционер – факт.
Факт и то, что прежний был большим другом моего деда, и, пожалуй, единственным посторонним человеком, которого Лорд беспрепятственно пропускал во двор и со двора. А, иногда, будучи в хорошем расположении, позволял ему потрепать себя по холке.


25 августа 2009г.

Это для "затравки", так сказать. Плюс одно стихотворените, с этой же целью.

Если кто-то, где-то, как
Что-то делает не так
Не суди его сурово,
А обдумай всё токово.
Может, выхода иного нет!
А может быть другого,
Он приверженец пити?
Обмазгуй, затем суди.
В жизни часто путь иной
Далеко не суть плохой.

Много лет пишу, но только для собственного удоволдьствия. Стихи, рассказы, даже книги.
Писать намного интереснее, чем читать. Тем более, что во всех моих произведениях (кроме стихов) есть секрет. Не имея к нему ключ, открыть невозможно. Это добавляет сложности и интереса при накписании. Ранее ни кому не показывал, а тут, случился такой казус. Вот друзья и уговорили выкинуть, кое-чего в Интернет. Хочу попробовать.